Своя чужая жизнь

Анна Мареева, 2023

Как странно устроена жизнь – ещё вчера ты любимая и любящая жена, а сегодня убийца, и не кого-нибудь, а своего собственного мужа. Но как так вышло, если ты за всю свою жизнь и мухи не обидела? Вера Самойлова попадает в колонию за убийство. В ходе самостоятельного «расследования» по слухам знакомой, Вера винит во всём родного ей человека, даже не подозревая, что тюрьма для неё в какой-то степени стала спасением. Сможет ли Вера вернуть свою жизнь? И будет ли в ней место новым людям, новой любви, новой себе? И стоит ли вообще возвращать то, что давно потеряно навсегда?

Глава IV

Прошло несколько лет. «Соседки» одна за одной менялись, кого перевели, кто «откинулся». Настало время для «звонка» на выход Композиторши. Подозвала она Веру к себе, а когда та села, Композиторша начала свой разговор.

— Я вот что хочу тебе сказать, мне через пару дней на воле гулять, землю нашу Матушку топтать, а тебе ещё больше года чалиться. Вот тебе адресочек один. Это не далеко от Москвы. Поедешь туда, если деваться будет некуда. Там тебя примут, скажешь от меня. Я маляву напишу, передашь её, тогда точно без вариантов. Это кореша мои. Может и меня там сыщешь когда-нибудь…

— Воры? Бандиты? — Вера округлила от испуга глаза.

— И то и другое. Честный вор — это профессия такая, — Композиторша посмотрела на непонимающий взгляд Веры. — Да ты, Наива, не пугайся. Почти восемь лет отсидела, сможешь и там. Здесь сложнее, там хоть какая-никакая воля. Считай, что работа твоя такая. Ну, да, не по трудовой книжке, уж извиняйте! Но там связи есть. Этнос главарь. Всё сделает и дочь твою найти попытается. Лет много может понадобиться, но землю всё перероет. А ты делай всё, что скажет, своей среди них станешь, а своих Этнос не бросает. Как ты к нему, так и он к тебе.

— Ты тоже с ними…ну это…работала? — не могла подобрать нужного слова Вера.

— И это и то и жила, и работала. Этнос мне, вроде как, муж.

Вера была удивлена услышанным, но за помощь такого рода была благодарна. За столько лет на зоне она прекрасно понимала, что, кроме как люди из этого круга помочь ей и смогут. На кого надеяться? К кому бежать? Только на себя надейся, а связи нужные имей.

— Спасибо тебе, Татьяна Семёновна! — Вера с благодарностью улыбнулась и обоими руками взяла руку Композиторши. Та была не против, хоть никогда и не любила телячьих нежностей.

— Помнишь ещё имя моё, приятно. Композиторша с грустью натянула улыбку, — а я вот уже сама забывать начала.

От мысли, что теперь у неё появился шанс найти дочь, Вера немного успокоилась. Та боль, с которой она жила всё это время, немного приутихла.

Через два дня Композиторша помахала «зоне» рукой и пошла топтать Землю-Матушку. Она вышла с шуткой, сказав, что оставляет «хозяйкой» хаты Веру.

За эти восемь лет Вера сильно изменилась, от той прежней Веры остался только взгляд синих глаз, но в минуты гнева и злости, которых здесь очень много, и взгляд меняется. Теперь она никому не доверяла и не верила. Жизнь её сделала такой, а Композиторша научила её как выжить в этой жизни. Новые «соседки» знали Веру только такой и, что когда-то она была слабой и наивной, даже не догадывались, а кто бы сказал, не поверили.

Спустя неделю на место Композиторши завесилась Армянка Ануш. Ануш вела себя тихо, в разговоры лезла редко, но как-то странно она начала коситься на Веру. Вера заметила этот взгляд, но посчитала, что женщина просто присматривается к местной жизни, порядкам, соседкам, к ней в том числе.

— Ануш, что значит твоё имя? — спросила как-то Вера, пытаясь разговорить сокамерницу.

— Сладкая! — только и ответила Ануш и замолчала.

— Красиво.

— Ой, тоже мне сладкая! Держите меня семеро, — заржали соседки как на конюшне. — Такая сладкая, что по «стопяточке» чалишься. Кого склеила-то сладкая?

Ануш посмотрела на женщин. Они продолжали ржать и сыпать обидными словами. Вера попыталась заступиться, но у неё ничего не вышло. Ещё раз посмотрев на всех, армянка остановила взгляд на Вере. Она прищурила глаза, постояла, подумала, потом ушла на свою «шконку» и отвернулась к стене.

Этой же ночью Вера проснулась от того, что стало тяжело дышать. Открыв глаза, перед собой увидела жгучий взгляд армянки, та наклонилась над ней и душила. Вера не могла защититься, дышать становилось всё сложнее и сложнее. Она пыталась скинуть с себя руки Ануш, пыталась бить ногами, но всё напрасно. Спустя мгновенье она потеряла сознание. Очнулась уже под утро в «больничке». Рядом никого не было, но после из-за открытой двери показалась врач.

— Где она? — первое, что спросила Вера.

— Кто? Армянка, что ли? — не поняла врач, — в изоляторе. На три дня пока, а там как вести себя будет. А ты чего это не про себя спрашиваешь, а про неё?

— Знать хочу, когда её к спецовке пришить! — совершенно спокойно без эмоций ответила Вера.

— Шутишь — это хорошо. Бабы думали ты уже труп, а с тобой всё обошлось. Жива и почти здорова. Через дней пять назад вернёшься. Здоровье у тебя крепкое, а то бы может и не спасли тебя. Да и дура эта душить тебя пошла, а у самой силёнок не хватило, да и «соседки» твои шум услышали, по башке её дали.

— Слава Богу!

Через пять дней, как и обещала врач, Вера вернулась в «хату». Все сидели по своим углам, лишь одна Ануш рылась в вериных вещах и что-то искала. Увидев это, Вера будто озверела. За пять дней злость в ней приутихла, но теперь вернулась в утроенной мощью.

Она медленно подошла к армянке, которая уже отошла от вещей и ехидно смотрела Вере прямо в глаза, словно гипнотизируя. Но сейчас Вера была не подвластна даже самому сильному гипнозу, она даже собой не управляла, всё делало её тело и подсознание сами, мозг словно на мгновенье выключился. Ничего не понимая, Ануш напряглась. Вера сделала несколько шагов, остановилась возле нее, и чтобы та даже пикнуть не успела, схватила армянку за волосы и потащила к железной двери и отбросила с такой силой, что вся «причёска» армянки чуть ли не осталась у неё в руках. Вера подошла к ней, снова схватила за волосы, подняла её голову вверх и спокойно проговорила: ещё раз на меня хотя бы зыркнешь или ещё хуже подойдёшь, от сюда уже только вынесут! Поняла меня? — а уже повысив голос, — не слышу!

Та бросилась в истерику, упала ей в ноги, закивала головой, потому что сказать хоть слово, была не в состоянии. Вера лишь вытерла об её кофту руки (пока «объясняла суть дела», испачкалась в её крови.)

С тех пор до самого вериного освобождения Януш старалась на неё не смотреть, «хату» содержала в идеальном порядке, когда была дежурной. Есть садилась в дальний угол. Голоса своего тоже «не демонстрировала», пока вопроса, адресованного ей, не следовало. И «соседки» присмирели, Веру уважать стали. Хотя раньше думали, что без защиты Композиторши выжить не сможет. Вот Ануш и проверила её, на свою голову.