Страх перед страхом

Анна Малышева

Любая мать думает, что знает собственного ребенка, но… Однажды наступает вечер – и он не приходит домой. Проходит ночь – а он не звонит. И отныне узнавать о нем правду придется с чужих слов, потому что сам он уже не сможет сказать ничего… Мать погибшей девушки пытается найти виновников ее смерти, шаг за шагом убеждаясь в том, что совсем не знала единственную дочь…

Глава 4

Наутро муж уехал на работу позже обычного и вскоре вернулся, объяснив, что взял отпуск за свой счет — на четыре дня.

— Больше не дали, хоть я и просил, — мрачно добавил он. — Как же они меня достали…

Татьяна тоже взяла отпуск. Это удалось сделать по телефону, переговорив с начальницей. Та, услышав страшную новость, сперва ей не поверила, а потом стала предлагать посильную помощь. Татьяна пригласила всех сотрудниц своего отдела на поминки, хотя изначально думала позвать только близких родственников и друзей. Алексей признался, что и ему пришлось пригласить с работы трех человек — они почему-то сами напрашивались, и отказать было просто невозможно.

— Ну ладно, — обреченно вздохнула она. — Это в конце концов доказывает, что они к тебе внимательны. Чем больше народу, тем лучше. Как-нибудь разместимся…

— Конечно, — задумчиво ответил он. — Не в лишних расходах дело, сама понимаешь… Кстати, ты все-таки решила взять деньги у Леонида?

Она призналась, что взяла их.

— Если бы я отказала, Леня бы обиделся… Это было с его стороны очень порядочно. Вообще, он оказался хорошим парнем, знаешь ли…

— С каких пор ты называешь его «Леней»? — удивился муж.

— Со вчерашнего вечера…

Она запнулась и пристально поглядела на мужа. Понял ли он, что она вчера допоздна где-то отсутствовала? Неужели в самом деле так крепко спал, что не заметил ни ее ухода, ни возвращения?

— Мне и самому всегда казалось, что он неплохой парень, — заметил Алексей.

Татьяна перевела дух — он, конечно, спал… Иначе не мог не спросить, куда она ходила заполночь. Она приняла решение — ничего ему пока не рассказывать. Впрочем, такие решения ей было принимать не впервой — она училась этому уже долгое время. Почему это происходило — Татьяна и сама понимала смутно. Возможно, оттого, что у Алексея просто не было сил и времени, чтобы выслушать ее как следует, когда возникала какая-нибудь проблема. И она предпочитала ждать, пока все утрясется само собой. И потом… Как рассказать о своем вчерашнем визите к Жене? Как объяснить то, чего она и сама не понимала, — эту упорную, чудовищную ложь, это несостыковки, эту агрессию, которая вырвалась из девушки в конце разговора? Та пыталась что-то скрыть, явно чувствуя за собой какую-то вину. Но в чем она могла быть виновна?

Татьяна не решалась сходить к девушке еще раз, чтобы на этот раз поговорить без свидетелей. Не решалась даже позвонить… Хотя нужно же было знать, придет та на похороны или нет? Она решила выждать. Все равно все узнается. Не сегодня — так через несколько дней. И потом, Леонид тоже этого дела так не оставит. Вчера, прощаясь с Татьяной на лестнице, возле ее квартиры, он упрямо повторил, что так или иначе достанет Женю, выведет ее на чистую воду.

— Давай переждем, — устало попросила женщина. — Она сейчас слишком взбудоражена. Может, хоть похороны приведут ее в себя… Все-таки они с Ирой были подругами, если Женя что-то знает — скрывать просто непорядочно…

— Ну нет, зачем ждать? Наоборот, нужно ее достать, пока она не пришла в себя! А то придумает что-нибудь еще, вы же видели, как она выкручивается!

Татьяна согласилась, что видела, но заметила при этом, что врала девушка совсем неубедительно и ее легко сбить с толку.

— Все это очень подозрительно, — сказал Леонид. — Кстати, вы в самом деле думаете, что Ира могла решиться на аборт?

— А зачем же она пряталась три дня у подружки? Может, отлеживалась после операции? — грустно ответила Татьяна.

Парень покачал головой и убежденно заметил:

— Ну знаете, в аборт я не верю. Ира была настроена рожать, и я ее в этом поддерживал. Она понимала, что одна не останется… Нет, вы про аборт даже не думайте.

Татьяна пообещала не думать… Но тем не менее все время размышляла только об этом. И тогда, и сейчас, обсуждая с мужем предстоящие похороны.

— Когда будут известны результаты вскрытия? — спросила она.

Алексей вздрогнул, как будто жена его ударила. Ни слова не отвечая, поднялся и пошел на кухню — звонить. Татьяна поняла, что его шокировал спокойный тон, которым был задан вопрос. «Он, скорее всего, думает, что я не очень-то переживаю. — Она поглубже забилась в кресло и прикрыла глаза. — Пусть думает, что угодно. Если бы он знал, зачем я спрашиваю…»

Алексей сообщил, что медицинское заключение о смерти будет получено завтра. И тогда же его нужно будет обменять на свидетельство о смерти.

— Ты поверила, что она была пьяная? — угрюмо спросил он, садясь рядом на диван и включая телевизор.

— Я хочу только знать — она в самом деле была беременна?

Алексей изумленно поглядел на жену:

— Ты же сама мне сказала!

— А… Это со слов Лени, — отмахнулась Татьяна. — А он все-таки мужчина, да еще молодой, неопытный… Что он мог в этом понимать? Повторял то, что ему Ира сообщила. А я хочу знать точно. — Она повертела в руке пояс от халата, скатала его в трубочку, встряхнула… — Ира и сама могла ошибаться, — грустно заметила Татьяна. — Ей же, в конце концов, не было и восемнадцати…

Алексей вздрогнул, но взгляда от экрана не отвел. Хотя там показывали рекламу стирального порошка, которая его точно не интересовала.

* * *

Ира все-таки была беременна — на следующий день они точно знали это. А также узнали, что в момент смерти в ее организме находилась изрядная доза алкоголя. Им вернули сумку Иры, и Татьяна всю обратную дорогу домой ехала, прижимая ее к груди, будто боясь потерять. Алексей не смотрел на нее, не пытался заговорить. Оба очень устали, высиживая в тоскливых очередях то к одному кабинету, то к другому. В этих очередях люди или молчали, или говорили о смерти, деньгах, похоронах, наследстве… Лица у всех были желтовато-серые — тоже цвета смерти, денег, болезни… И в этом был виноват не только тусклый свет в длинных казенных коридорах.

Дома Татьяна первым делом прошла в бывшую комнату Иры, раскрыла сумку дочери и осторожно вытряхнула все ее содержимое на постель. Чего тут только не было! Истрепанный сборник задач по математике — его следовало как-нибудь вернуть в институтскую библиотеку. Несколько исписанных до половины тетрадей, ручки, которые давно не писали, сломанный карандаш, губная помада разных оттенков — одна даже из собственной Татьяниной косметички. Женщина уже не раз замечала, что дочь без спросу пользуется ее косметикой, но ругать теперь было некого. Тушь для ресниц — от природы они у Иры были рыжеватые, приходилось подкрашивать. Две пачки сигарет — в одной осталось четыре штуки, другая была пуста. Ира, как всегда, не удосужилась выбросить из сумки мусор. Спички. Кошелек с небольшой суммой денег — около пятидесяти рублей, в других отделениях завалялись канцелярские скрепки, телефонная карточка, проездной на метро. Нашелся также большой грецкий орех, судя по весу — пустой. Ключи от дома. И записная книжка.

Татьяна сперва раскрыла ее на букве «П», потом пролистала насквозь, вчитываясь в каждую запись. Она не верила своим глазам — имя Петр ни разу не упоминалось… Значит, дочь специально не записывала его телефон, чтобы не обнаружила мать? Телефон Леонида был тут как тут — аккуратные большие цифры, полное имя и даже фамилия парня — Коростелев.

«Может, она помнила телефон Петра наизусть, — сказала себе Татьяна, пролистывая книжку по второму разу. — Так, вот тут у нас Женя… Школьные подружки, это старые записи. Наши с отцом рабочие телефоны. Какие-то дамы — Евгения Федоровна, Маргарита Владимировна… Наверное, преподавательницы? А это что? Врач? Какой еще врач?»

На страничке под литерой «В» так и было написано — «Врач». И значился московский телефон. Татьяна призадумалась, потом принесла семейную записную книжку, сверила номер. Такого врача среди их знакомых не было. Вся семья, включая Иру, лечила зубы у частника, но у него был совсем другой телефон. У мужа был личный врач — мануальный терапевт — года полтора назад у него внезапно начались проблемы со спиной и шеей. Сама Татьяна иногда ходила к косметологу — когда позволяло время и она считала, что может истратить некоторую сумму денег на свое лицо… Но телефоны у них были совсем другие.

Она припомнила, что телефонные номера их районной поликлиники начинались совсем на другую цифру. Нет, этого врача дочка явно где-то откопала сама.

«Ну, если это гинеколог, да еще подпольный… — Татьяне сделалось нехорошо. — Одно, во всяком случае, точно известно — она так и не решилась на этот шаг». И все-таки телефон врача не давал ей покоя. «Ну что может быть проще? Возьму да позвоню! — убеждала она себя. — Скажу, что… А в самом деле, что я ему скажу? Или ей — врачом может оказаться женщина…» Отсутствие каких-либо указаний на специализацию этого врача только усиливало ее подозрения. Будь это стоматолог, невропатолог — можно было так и написать, чтобы не путаться. Тут отсутствовало имя. И адрес. Ничего — только телефон.

В комнату заглянул Алексей:

— Что ты здесь делаешь?

Она резко обернулась, захлопнув книжку, как будто ее поймали на чем-то недозволенном. Муж явно тоже так посчитал и нахмурился:

— Что-то нашла?

— Ничего. Разбираю сумку…

Он секунду посмотрел на рассыпанные по одеялу книги, тюбики с помадой, и лицо у него исказилось. Татьяна видела, как по его щеке пробежала мелкая судорога. Потом еще одна. Алексей молча прикрыл дверь, и она услышала, как он прошел на кухню.

«Нужно пойти за ним и поговорить. — Она все еще стояла с записной книжкой в руках. — Ему ужасно плохо, он едва держится… Мы сейчас должны помогать друг другу, он ведь ждет этого!» Но тут же другой, сварливый и недовольный голос возразил: «А мне? Мне что — лучше? Почему он первый не начинает меня утешать? Только потому, что я держусь лучше, не рву на себе волосы, не плачу?!»

Внезапно на кухне раздался глухой, сильный удар, зазвенели осколки разбившейся посуды. Татьяна бросилась туда. Алексей, красный от гнева, с неузнаваемо искаженным лицом, повернулся к ней:

— Ну что, ты будешь звать людей на похороны, или я и этим должен заниматься?!

Она заметила на полу осколки… Нет, не чашки. Добро бы чашки. Это было ее обожаемое блюдо, полученное по наследству от бабушки, — фарфор начала века, расписанный по зеленому полю стрекозами и мотыльками. Конечно, блюдо стоило не бог весть каких денег, исторической ценности не имело… Но оно было по-настоящему красивым, и Татьяна привыкла к нему, оно стало частью ее жизни. Она задохнулась:

— Ты, ты его разбил?!

— Оно само упало! — рявкнул Алексей.

— Как оно упало само, если стояло на шкафу!

— Я пнул шкаф, и оно свалилось! — все так же агрессивно, без тени смущения, отвечал муж.

— Ах, ты пнул шкаф…

Больше она ничего сказать не смогла. У него было такое страшное лицо, что Татьяна по-настоящему испугалась. «Это истерика, только без слез. — Она не сводила с него глаз, опасаясь, что в следующий момент муж может пнуть ее саму. — Истерика, он сходит с ума, а выплеснуть это наружу никак не может… А я? Когда начнется истерика у меня? Я что — ненормальная какая-то?»

— Выпей воды, — с трудом вымолвила она. — Хочешь, налью?

Он ткнул пальцем в телефон:

— Садись и звони всем! Завтра уже будет поздно приглашать! Я этого делать не буду!

— Хорошо-хорошо, — немедленно согласилась она. Татьяна сама себя не узнавала — откуда в ней взялась эта кротость, покорность? Если муж когда-либо пробовал на нее давить (чего почти не бывало), она немедленно шла в атаку.

— Вот садись и звони!

И он выскочил с кухни — она едва успела отшатнуться. С грохотом захлопнулась дверь в комнату, бряцнуло стекло в створке. Но не вылетело. Татьяна прислушивалась. Все было тихо — во всяком случае, мебель муж не ломает, не крушит посуду в серванте… «Если бы он пил — неплохо было бы его напоить, — подумала она, глядя на полупустую бутылку водки, так и стоявшую на столе с того памятного вечера. — Ну ничего, сам выпьет, если захочет. Господи, я никогда не думала, что он так любит Иру… Когда она пропала, он был такой спокойный. А теперь вдруг начал сходить с ума, и от меня хочет того же».

Она замела осколки в совок — у нее екнуло сердце, когда нежно-зеленый фарфор был высыпан в помойное ведро. Мелькнула мысль, что можно было попытаться склеить блюдо. И тут же другая — не стоит пытаться, все уж одно к одному… Татьяна присела к столу, сняла трубку. Раскрыла записную книжку дочери и набрала номер врача. Татьяна решила во что бы то ни стало выяснить, каким образом этот человек затесался в жизнь ее дочери. А приглашать людей на похороны она будет потом. Только вот придет в себя…

— Алло? — лениво ответил молодой женский голос.

Татьяна перевела дух — это было не очень похоже на поликлинику.

— Здравствуйте, ваш телефон мне дала подруга, — быстро сказала она. И запнулась — теперь все зависело от того, что ей ответят. Если это какая-то частная клиника абортов, такое начало разговора вполне их устроит…

— Что? — удивилась абонентка. — Какая подруга?

— Она посоветовала обратиться к вам, — так же напористо продолжала Татьяна. — Сказала, что вы можете помочь…

«Ну, — заклинала она про себя, — спроси, что меня беспокоит!»

— Это кто? — тревожно спросила женщина. — Я не понимаю, какая подруга? Кто говорит?

— Ее зовут Ирина Новикова. — Скрепя сердце, Татьяна назвала имя дочери. Ей вовсе не хотелось вдаваться в такие детали.

— О боже, так бы сразу и сказали, — бросила женщина. — Что ей нужно?

У Татьяны похолодело сердце. Чем бы не занимался этот врач (докторша, точнее говоря), она знала Иру…

— Ей ничего не нужно, она посоветовала обратиться мне… — произнесла Татьяна, всеми силами желая, чтобы собеседница сама уточнила, какого рода деятельностью занимается.

— По-со-ветовала? — раздельно, по слогам произнесла та. В ее голосе ясно слышалась ирония… И как ни странно — злорадство. — Не понимаю… Знаете, что я вам скажу? Пусть она сама позвонит! А подруг подсылать нечего, это все равно бесполезно. И просто глупо!

И повесила трубку. Татьяна снова набрала номер, но там было занято. Еще одна попытка… Бесполезно — разговор на том конце провода затянулся. Она закрыла записную книжку.

«Подсылать подруг? Бесполезно? Что она имела в виду? — У нее стучало в висках, в горле — везде обнаружились маленькие тревожные пульсы. — Подсылать подруг? Она говорит не как врач… Разве к врачам подсылают подруг? Нет, тут что-то не то… Но черт возьми, я так ничего и не выяснила… Может, она хотела сделать там аборт, а ей отказали? Она же ничего не сделала, это точно. Но откуда она выкопала этот телефон, этого врача? И почему врач говорит в таком тоне, как будто они близко знакомы?! Врач…»

И внезапно она вспомнила отца Жени — плотного, высокого мужчину с окладистой каштановой бородой. Окулиста в районной поликлинике. Если у подруги отец — врач… «Да, Ира вполне могла обратиться к Жене с просьбой найти надежного доктора… И та через отца нашла такого. И может, потому девчонка так упорно врет, скрывает все, что может… Не хочет быть ни в чем замешанной? Но в чем замешанной? Ведь Ира не сделала аборта!»

После того как Татьяна обзвонила всех родственников и близких знакомых, она чувствовала себя совершенно выжатой. Известие о смерти ее дочери производило на всех одинаковое впечатление — ей не желали верить, восклицали: «Да как это может быть?!», «Неужели?!», «Что случилось?!»… И ей приходилось все подробно рассказывать. Она хорошо понимала мужа — тот бы просто не выдержал подобных объяснений. Напоследок она набрала номер врача — на этот раз там никто не ответил.

* * *

Поминки устроили дома — заняли у соседей стулья и табуретки, разложили все столы, какие нашлись в доме. На некоторые вместо скатертей пришлось положить чистые льняные простыни — из Ириного «приданого». Приданого в его настоящем понимании дочери не собирали, но кое-какие домашние запасы в шутку так и называли. Чайный сервиз, например, новые комплекты белья… Сегодня все это пошло в дело, и Татьяна надеялась только, что до Алексея этот факт не дойдет — он всегда был невнимателен к бытовым деталям.

Сама она, как во сне, наблюдала за подачей блюд, за тем, чтобы гостям хватило водки, чтобы никто не был забыт… Все, что говорили о ее дочери, она воспринимала, как нечто постороннее — иначе она бы просто не выдержала. Алексей сидел, как каменный, и женщина была даже рада этому — в последние дни он вовсе не говорил с ней, держался странно, и она все боялась повторения недавней истерики. Но никаких истерик не было — он просто молчал.

Леонид на похороны и поминки просто не явился. У нее и в мыслях не было звонить ему накануне, напоминать — она никак не думала, что парень этим пренебрежет. Его десять тысяч так и остались нетронутыми — они лежали в конверте, в ящике письменного стола Ирины. Стол, как и все остальные, был использован для поминок, и у нее несколько раз появлялась мысль, что деньги надо было оттуда вытащить… Но сейчас рыться по ящикам и беспокоить сидящих за столом гостей было неуместно.

Женя тоже не явилась. Однако пришли школьные подружки Иры. С одной из них — Мариной — Татьяна поговорила перед тем, как сесть за стол. Девушка подошла к ней сама и со слезами на глазах призналась, что просто поверить не могла в то, что случилось. «Все говорят одно и то же», — машинально отметила Татьяна.

— Когда Женя позвонила и сказала… — вздыхала девушка. — Я думала, она ошиблась.

— Звонила все-таки Женя? — Татьяна невнимательно слушала ее, оглядывая накрытые столы и мысленно прикидывая, как рассядутся гости.

Марина всхлипнула — она все время плакала на кладбище и даже теперь не переставала утирать слезы:

— Да, она всем нам звонила…

— А почему же сама не пришла?

— Не знаю… А разве она не пришла? — Марина скомкала носовой платок и пошла искать ванную комнату.

Когда поминки подходили к концу и многие гости уже ушли, Татьяна незаметно пробралась к телефону. Набрала номер Леонида — ей никто не ответил. Потом позвонила Жене — теперь она знала, что ей, скорее всего, ответят родители девушки. В самом деле трубку взяла ее мать.

— Нельзя ли поговорить с Женей? — спросила Татьяна.

Та заявила, что дочь на работе. По расчетам Татьяны, даже самый длинный рабочий день должен был к этому времени закончиться — на часах было почти десять.

— В таком случае, не могли бы вы дать номер ее жениха? — спросила Татьяна.

И в ответ услыхала, что у дочери никакого жениха нет, и вообще — кто это говорит? Татьяна, несколько ошеломленная, представилась. Та воскликнула:

— Ах вот что! Я слышала, какое несчастье с вашей дочкой! Мои соболезнования!

— Да, спасибо, — машинально откликнулась женщина. — Но как же так, я сама видела этого человека… Он живет в вашем доме, только на третьем этаже, а вы на четвертом… Разве нет?

Мать Жени сдержанно ответила, что у нее неверные сведения. Они в самом деле живут на четвертом этаже. Но никакого «жениха на третьем» у ее дочери нет, не было и быть не могло. Поскольку там проживают только одинокие старики-пенсионеры — как на подбор. В заключение она с прежним пафосом выразила свои соболезнования, и Татьяне осталось только поблагодарить за сочувствие и повесить трубку.

— Кажется, все прошло благополучно, — сказала она мужу, когда последние родственники разошлись. Многие из них предлагали остаться на ночь, чтобы оказать моральную поддержку, но Татьяна вежливо отклонила эти предложения.

— Что ты называешь благополучным? — отрешенно спросил Алексей.

— Все в общем.

Он сидел во главе стола, вертя в руках вилку. Потом поднял на жену глаза — взгляд был пустым, ничего не выражающим.

— Странно, — произнес он. — Иры вроде бы уже нет, а я все думаю, что она вернется.

Татьяна, собиравшая со стола рюмки, остановилась, глядя на него. Потом отведя взгляд, продолжала уборку.

— Леонида не было, — сказал Алексей, продолжая вертеть вилку.

— Не было, — подтвердила она. — Я ему звонила, но никого не застала.

— Как-то странно. Почему он не явился?

Она пожала плечами:

— Не знаю. Может, с работы не отпустили.

— Значит, и он уже забыл Иру, — равнодушно произнес Алексей.

Она бросила на стол скомканную салфетку:

— Ты на что намекаешь? Что я ее забыла?! Да я, если желаешь знать, только о ней и думаю! И пытаюсь что-то выяснить! Ты же… Ты… Только хнычешь!

Она убежала на кухню и сорвала телефонную трубку. Набрала номер Жени:

— Алло! Это опять Татьяна Николаевна!

— А, вы, — откликнулась мать девушки. — Нет, она еще не пришла.

— Как только придет — пусть позвонит мне.

— Хорошо, — покладисто согласилась та.

— Кстати, — Татьяна перевела дух, — она не собиралась прийти на похороны?

— О, я ничего не знаю, — вежливо ответила мать Жени. — Она так редко что-то рассказывает.

— Скажите, у нее в самом деле нет никакого жениха?

Собеседница, казалось, обиделась:

— Да почему вы все говорите о каком-то женихе? Я первый раз слышу! Откуда вы взяли? Кто это сказал?

— Дело в том, что я его видела.

Женщина настороженно отнеслась к этой новости и попросила Татьяну описать внешность мужчины. Потом призадумалась на минуту и в конце концов ответила:

— Я что-то не припоминаю никого, кто был бы похож на него. Да еще среди соседей? На третьем этаже живет, вы говорите? А номер квартиры?

Татьяна с трудом припомнила номер, уточнила и весь адрес в целом. У нее появилась абсурдная мысль — что то ночное путешествие ей просто приснилось, иначе как объяснить происходящее? Женщина воскликнула:

— Удивительно, но все сходится! Мы живем по этому адресу… Вы, значит, у нас побывали? Только сдается мне, что та квартира на третьем этаже пустая, там никто не живет.

— Но ваша дочь живет именно там! — в отчаянии возразила Татьяна. — По крайней мере, бывает там по ночам.

И тут мать Жени окончательно поразила ее, вполне равнодушно заявив, что где ее дочь обретается в ночное время — она не знает и знать не желает. Если на третьем этаже в их же доме — странно, что она ничего об этом не знает. Татьяна слушала ее, и у нее создавалось впечатление, что женщина не вполне доверяет ее рассудку. Наскоро попрощавшись, Татьяна положила трубку и позвонила Леониду. На этот раз ей ответили. Она задала один вопрос и, выслушав короткий ответ, от неожиданности повесила трубку. Потом перезвонила, и на этот раз беседа продлилась чуть дольше. Закончив разговор, встала. Оглядела стены. Вернулась в комнату.

Алексей все так же сидел за столом. Судя по всему, он не заметил, что поминки окончены. Татьяна остановилась прямо перед ним, и только тогда он обратил на нее внимание, поднял глаза. Она подчеркнуто спокойно спросила:

— Тебе хотелось знать, почему не явился Леонид?

— И почему?

— Он умер.

Алексей продолжал смотреть на жену, по-видимому, ожидая какого-то продолжения. Татьяна нервно вздернула плечи:

— Звоню и спрашиваю, можно ли с ним поговорить, а его мать заявлет, что его убили прошлым вечером. Как тебе это?

— Что? — произнес он с прежним выражением — будто смысл услышанного до него так и не дошел.

Женщина не вытерпела и взорвалась:

— Какого черта ты твердишь одно и то же! Парня убили, говорю тебе! Убили! Дошло до тебя или нет?!

Алексей поднялся, сильно толкнув стол. Пронзительно зазвенели стоявшие рядом рюмки, качнулось масло в салатнике.

— Убили? Кто?

— Откуда я знаю? — бросила она. — Мне его мать сказала — вчера вечером он пришел домой, лег на диван и через пятнадцать минут умер.

— Умер? Так как же ты говоришь, что его убили?!

— Она сказала — избили, возможно — разрыв селезенки. Но больше я ничего не знаю! — Татьяна почти провизжала последние слова, и сама прикрыла ладонями уши — у нее раскалывалась от боли голова. — Все! Остальное выясняй сам, с меня хватит!

Она убежала в комнату дочери и упала на постель, зарывшись лицом в подушку. Сколько она так пролежала — женщина определить не могла. Ей казалось, что очень долго, почти час. Несколько раз она слышала, как мимо прикрытой двери проходит муж, но он так и не заглянул к ней. С каждым разом она злилась на него все больше. «Даже не посмотрит, что со мной! Думает только о себе, о своих деликатных чувствах! Черт, он же совсем как чужой! Он давно уже чужой, я сто лет не говорила с ним по душам! Ну почему он не заглянет, почему не сядет рядом! Неужели я совсем его не волную? Неужели он не понимает, как мне плохо!»

Муж все-таки заглянул к ней, когда она разозлилась настолько, что дала себе слово — ни на что не реагировать. В двери появилась светлая щель, она увидела там его тень:

— Таня, ты спишь?

Она промолчала, продолжая подсматривать сквозь смеженные ресницы. Алексей просунулся в комнату:

— Слушай, ты не трогала денег, которые он нам дал?

Татьяна не выдержала и открыла глаза:

— Нет, а что?

— Думаю, их нужно вернуть. Теперь они им самим понадобятся, а мы обошлись и без этого…

— Ты только это и хотел сказать? — раздраженно бросила она. — Разумеется, вернем. Ты вернешь, ты же завтра тоже не работаешь! Созвонишься с его мамой, встретишься и вернешь!

— Но…

— Тебе нужно — ты и занимайся этим.

— Денег пожалела? — с каким-то странным выражением произнес он.

Татьяна не ответила и повернулась лицом к стене. «Скотина, — ругалась она про себя, слушая его удаляющиеся шаги. — Просто бесчувственная скотина. Денег пожалела! Когда я их жалела! Ясно же, что мне не нужны его деньги, я их взяла только, чтобы парень не обиделся! Нет, это все ужасно… Он меня совсем не понимает!»

Она решила спать здесь — не было ни сил, ни желания вставать, идти в спальню, продолжать объясняться с мужем. Татьяна кое-как разделась, натянула на себя плед, поправила подушку. Полежала, глядя в темноту, прислушиваясь к ночной тишине. Муж так больше и не заглянул, даже не спросил, почему она легла отдельно. «Вот как! Ну ладно…» Она закрыла глаза и поджала ноги — кровать была коротковата, в сущности, она была рассчитана на подростка. Мебель в комнате давно не меняли, никто и не заметил, когда успела вырасти дочь. Впрочем, Ирина так и не стала высокой…

«Леня умер… Избили… Кто, за что? Надо все же самой встретиться с его мамой, это и меня касается. Интересно, она-то считала Иру его невестой? Были они знакомы или нет?»

Об этом Татьяна ничего не знала — Леонид в качестве жениха так мало ее интересовал, что ей и в голову не приходило спросить у дочки, была ли та представлена его родителям. Кто его родители, чем они занимаются, где живет Леонид — она не знала ничего. Только имя, фамилию, номер телефона.

Ей вспомнился упрямый взгляд Леонида, когда они прощались на лестнице. Парень был в ярости и твердо решил разобраться с Женей в ближайшие дни, не дожидаясь похорон. Разобрался он или нет?

«Во всяком случае, ему я верю больше всех, — сказала она себе. — Верю, что он был у Жени в гостях — та и сама в конце концов созналась, что знакома с ним. Верю, что он любил Иру… Иначе, стал бы он давать деньги на похороны и таскаться со мной среди ночи бог весть куда и зачем… А если верить ему во всем, верить, что он был с Ирой именно в той квартире, куда меня привел, — значит, лжет либо Женя, либо ее мать. Женя утверждает, что квартира — ее жениха. И этого официального, представленного ее родителям жениха я тоже видела. Предположим, она врет. Если не во всем, то в чем-то — точно. А ее мать? Лжет, что понятия не имеет об этом парне? Или искренне не знает, что ее дочь проводит ночи этажом ниже, говорит, что квартира стоит пустая? Но ведь это в принципе невозможно! Если допустить, что девушка встречается с этим парнем не первый месяц, да еще постоянно там ночует — это должны были заметить соседи! У них должны были возникнуть какие-то вопросы к ее родителям. У самих родителей тоже должны были появиться подозрения, наконец! Я‑то считала их такими суровыми, а им, выходит, все равно, где ночует дочка?! А что говорила Ира? Та утверждала, что квартира принадлежит самой Жене, и ни о каком женихе — ни слова! Господи, что за головоломка! Хоть в чем-то должны быть совпадения, неужели врут все подряд?! Но с той квартирой явно что-то завязано — возле этого дома Ира впервые попрощалась с Леонидом, соврав, что тут живет. Скажем, это было полуправдой — не живет, а бывает… Это же вполне естественно — привести парня к дому подруги и спрятаться у нее, пока тот не уйдет. Именно возле этого дома с ней и случилось несчастье… Нет, это уже не случайность».

Она приняла решение — завтра, во что бы то ни стало, прояснить ситуацию с квартирой. В конце концов, выяснить, кому принадлежит жилье не так уж сложно. Существуют соседи, паспортный стол, наконец. По крайней мере, в одном вопросе можно будет легко навести ясность. Что же касается остального… Татьяна уже поняла, что наседать на Женю и требовать правды — занятие неблагодарное. Тем более что теперь она осталась без поддержки Леонида. Ее мысли снова вернулись к этому парню. «Нет, завтра прежде всего я поеду к его маме и поговорю с ней. Господи, пусть окажется неправдой то, о чем я думаю… Но мне кажется, что его смерть — тоже не случайность. Слишком много совпадений».