Магнитогорск – Москва

Анна Макар, 2022

Мы думаем, что всё контролируем. Но однажды каждому предоставляется возможность узнать, как много в жизни зависит от случайностей. Опоздание, встреча с незнакомцем, любая мелочь, даже чашка кофе, может изменить жизнь.

Магнитогорск-Москва

Мы думаем, что всё контролируем. Но однажды

каждому предоставляется возможность узнать,

как много в жизни зависит от случайностей.

Опоздание, встреча с незнакомцем, любая мелочь,

даже чашка кофе, может изменить жизнь.

Воскресенье

Иду по вокзалу. Всюду снуют люди, кто-то раздражённо посматривает на часы, кто-то спешит, расталкивая идущих навстречу. Как всегда, здесь стоит гомон из смеси голосов сотрудников и пассажиров, шума поездов и объявлений по громкой связи. Молодая девушка рыдает на плече парня в форме, две девчушки с косичками бегают вокруг замученных родителей, обвешанных сумками. Возле касс расположилась большая компания туристов с рюкзаками чуть ли не в человеческий рост. Меня всегда вдохновляла эта дорожная романтика, но я не могу себе позволить так беспечно проводить время — у меня работа.

Я неторопливо качу за собой маленький синий чемоданчик. Времени до моего поезда ещё хватает. Взгляд оценивающе пробегается по стенам. Вокзал недавно отреставрирован, о чём трубили по всем местным каналам. Цвет сменили с синего на жёлтый. На мой вкус выбор не самый удачный, но выглядит вполне себе прилично: чистенько и просторно. Наверху большое цифровое табло, каждые несколько минут меняются строчки: убывает или прибывает поезд, сообщают о задержке или объявляют путь. Пассажиры стоят, задрав голову, как голодные птенцы. Эта мысль меня веселит, и я тихонечко хихикаю.

Чтоб убить время разглядываю товары на прилавке местного киоска: всякие безделушки, пресса, дешевые любовные романчики, сувениры с видами Магнитогорска. Лоток напомнил мне, как я убегала от мамы на каком-то из московских вокзалов и разглядывала эти несметные богатства. Мы каждый год ездили к друзьям родителей в Ярославскую область. В Москве была долгая пересадка, ждать своего поезда приходилось несколько часов — в пять лет это кажется вечностью. В тот раз папа поехал по каким-то делам, а мы с мамой остались с чемоданами. Мама задремала, а я убежала снова смотреть на чашки с нарисованными столичными достопримечательностями, крутящиеся брелоки и статуэтки из разноцветного стекла. Засмотревшись, я даже не слышала, как по громкой связи объявляли о потерявшейся девочке с каштановыми косичками, как мама вырвала у дежурного микрофон и, рыдая, звала меня. Когда она нашла меня, то не отшлепала и даже не отругала, а расплакалась и купила мне полупрозрачную балерину на тончайшей стеклянной ножке.

Не очень педагогично, сейчас я это понимаю. Но тогда мама от радости и облегчения готова была на что угодно. Помню, что мне было немного стыдно оттого, что мама плачет. Но стыд затмевала радость от покупки. Двести рублей — немалые деньги, столько же в то время стоил день вседозволенности в парке Горького. До самого поезда мама держала меня за руку, а папе о наших приключениях мы решили не говорить.

Сейчас из стеклянной витрины на меня смотрит та же девчонка, только уже без косичек. Никак не налюбуюсь на новую прическу. На прошлой неделе отстригла волосы чуть ниже плеч, они задорно завиваются на концах. Теперь я, конечно, сама могу позволить расплатиться в вокзальном киоске. Протягивая продавщице сотню, покупаю в дорогу женский журнал, июньский выпуск с Шакирой на обложке. Вряд ли смогу прочитать остальную чушь кроме статьи о ней.

— Сто пятьдесят! — недовольно заявляет продавщица, полноватая женщина лет пятидесяти в синем фартуке, презрительно глядя на мои деньги.

— А! Ну, ладно, просто у вас тут ценник…

— Ценник, ценник! Когда мне его сменить-то?

— Да я не против! — Достаю из рюкзака еще полсотни и протягиваю ей. — Спокойно, что ли, сказать нельзя?

Застегиваю молнию на кармане и беру журнал.

Внезапно кто-то сшибает меня с ног ударом в спину. Я падаю, на витрине с сувенирами оставляю отпечаток ладони, но в другой руке зажат журнал, и приходится выставить вместо ладони локоть, приземляюсь им прямо на стеклянную витрину с прессой. Стекло лопается, и я орошаю газеты своей кровью. Я не чувствую боли, только злость. Смотрю в сторону обидчика и вижу лишь отстойную светло-коричневую кожаную куртку в стиле «привет из девяностых» на широкой мужской спине. «Извините», — кричит он не оборачиваясь. Вот козёл! Зло провожаю его взглядом.

Потом приходит боль, стекло оставляет на локте глубокий порез. Я готовлюсь вступить в спор с продавщицей, отбиваться от нападок и принуждений оплатить испорченный товар, но, подняв взгляд на продавщицу, вижу, что она сама напугана.

— Извините! Я не хотела, — выдавливаю я и чувствую, как трясется подбородок. Чудесное начало единственного отпуска!

— Ничего, ничего, — с вытаращенными глазами продавщица выходит из-за прилавка. Она ласково, но крепко хватает меня за целую руку, берёт мой чемодан и тащит нас обоих в медпункт.

— Алка! Присмотри! — кричит она продавщице с соседнего ларька.

Когда мы добираемся до врача, кровь уже течёт не так сильно, да и боль поутихла. Поэтому страх нелепой и скоропостижной смерти от локтевого кровотечения потихоньку отпускает.

Медпункт представляет собой крошечный кабинетик на втором этаже возле комнаты отдыха. Внутри пара шкафов и облупленный белый стол с железными ножками. Видимо, здесь ремонт сделать забыли. Стены покрашены в отвратительный зелёный цвет метра на полтора, а сверху — побелка. Точно забыли! За стеклянными дверцами шкафа явный дефицит: бинты, вата в огромной бумажной пачке и несколько бутыльков, судя по всему, йод и зелёнка. Всё оказывается не так страшно, кровь унимают перекисью — хорошо, хоть она в наличии, сжимают мне порез пластырем и отпускают. Вы не подумайте, я искренне благодарна женщинам за помощь! Но мои мысли ехидно примечают все недостатки, чтобы после отпуска ткнуть в нос Илье Анатольевичу, который, брызгая слюной, спорил со всеми на работе, что новый мэр, его друг, вложился в капитальный ремонт вокзала по полной. Продавщица, всё ещё вздыхая, провожает меня до зала ожидания и всю дорогу осыпает мужика бранными словами, мне неизвестными, а потом справляется о моём самочувствии.

— Всё хорошо! Правда! Спасибо вам огромное! — смущённо отвечаю я.

— Ну и отлично! — выдыхает она. — Тогда счастливого пути!

Я наконец остаюсь одна. В небольшом зале ожидания на первом этаже вижу пару свободных мест и направляюсь туда. Часы сообщают, что осталось ещё минут тридцать до посадки. Усаживаюсь, аккуратно ставлю чемодан. Локоть болит не так уж сильно, но я представляю, как будет гармонировать пластырь с моим вечерним платьем. Открываю журнал, который так и держу в руке всё это время (хорошо, хоть его кровью не заляпала), но, оказывается, статьи об актрисе нет. Она лишь демонстрирует новую безвкусную коллекцию какого-то модного дома. Цыкаю. Не моя тема, оставляю журнал на соседнем кресле. Кому-нибудь наверняка пригодится.

Откидываюсь на спинку и расслабляюсь, впервые за целый год. В последнее время работы навалилось очень много, и я попадала домой, только чтобы рухнуть на кровать без чувств. Даже в редкие выходные из головы не лезли цифры, планы и отчёты. Не подумайте, что я не люблю свою работу, очень люблю, но отдых необходим даже таким отмороженным трудоголикам, как я.

Моя давняя подруга Лизка спасла моё тело (всё, кроме локтя) от перегрузки, пригласив на свадьбу.

— Когда? — спросила я сегодня утром, опешив от таких новостей.

— В следующую субботу, — повисла неловкая пауза.

— Что?! Когда? Мне послышалось?!

— Нет. Ян, прости. Мы просто до последнего планировали только регистрацию. А Сашка тут вчера меня как обухом по голове: «Я заказал ресторан на сто человек!». Сама в шоке! Честно!

— Представляю… — протянула я. — Не хотела бы я такого сюрприза.

— Да уж. Я вчера уже поревела. Но потом мы полночи составляли список приглашённых. Сотни у нас, конечно, не наберётся, но человек восемьдесят будет. Тебя ждём обязательно. Мы будем очень рады тебя видеть. Можешь с парнем, — она несколько раз прыснула, а потом бесцеремонно заржала в трубку.

— Ха-ха! — Отлично, я становлюсь ходячим анекдотом.

— Ладно, прости. Приходи как хочешь. Но я тебя жду! Никакого дресс-кода, естественно, уже никто не успеет купить платье под цвет. Главное, не чёрное и не джинсы. А вообще… — В трубке повисла тишина. Лиза без необходимости откашлялась и продолжила: — Знаешь, что? Если ты будешь одна, то это даже к лучшему.

— Почему это? Есть симпатичный свидетель?

— Нет, ну то есть да. Не свидетель. Но я не об этом. Денис приехал. — Она помолчала, дожидаясь ответа. Но я, кажется, потеряла дар речи и смогла выдавить только «уу-у». — Один. На следующий день после свадьбы он уедет. Поэтому приезжай пораньше, чтобы вы с ним могли поговорить.

— Нууу… — протянула я, пытаясь придумать, как не выказать волнения при звуке этого имени.

— И поможешь мне с приготовлениями. Самое позднее к четвергу я тебя жду! Будет девичник.

— Я постараюсь. Буду договариваться с Цербером.

Так что у меня, наконец, выходные. Даже не думала, что настолько устала. Я купила первый попавшийся билет на ближайший поезд до Москвы, собрала малюсенький чемоданчик. Не помню, когда последний раз его доставала. Наверное, не трогала с поездки в Турцию два года назад. Он, бедняга, покрылся толстенным слоем пыли. Кинула в него сменное бельё, туфли, выбрала из выходных платьев самое откровенное. Да уж, платье и туфли могли бы быть и получше… Эти, конечно, шикарные, дорогие и сидят на мне идеально, но они куплены для деловых встреч и презентаций, а не для свадьбы. Я взяла рюкзак с вещами для поезда, сунула в него косметичку. Ошарашила своего противного жирного начальника новостью о том, что беру выходные. Надела джинсы, свободную белую футболку, сверху — лёгкую кофточку на пуговицах, зашнуровала давно заждавшиеся удобные кроссовки — всё-таки хочу улучить денёк и бесцельно прошвырнуться по Москве. Может быть, даже с Денисом, если всё пойдет как надо.

И вот уже через семь часов после Лизкиного звонка я здесь, жду свой поезд. Самая большая авантюра в моей жизни! Да что там, единственная!

Из далеких мыслей меня вырывает извечная вокзальная мелодия «ту-ду-ду» и объявление «До окончания посадки на поезд номер 676 Магнитогорск-Москва осталось пять минут…»

Мне всегда нравились эти объявления, есть в них что-то такое душевное. И почему я так редко езжу на поездах? В поездках по работе только самолёт, и то во время недолгого полёта приходится работать. А поехать одной — это само по себе приключение. Один из многих пунктов из моего списка отложенных мечт.

«…повторяю. До окончания посадки на поезд номер 676 Магнитогорск-Москва осталось пять минут».

Что? Москва?! Вот же блин! Да как же так быстро пролетело время?! Видимо, я задремала. Вскакиваю, хватаю чемодан. Смотрю на табло. Мой поезд на третьем пути. Чёрт! Ещё в переход спускаться! Бегу сломя голову к лестнице. Теперь моя очередь расталкивать встречных. Врезаюсь в тётку, которая что-то кричит мне в спину. Даже не оборачиваюсь. Ещё не хватало опоздать. Специально же приехала пораньше. Надеюсь, тётка хотя бы обойдётся без травм.

Спускаюсь с лестницы, каким-то чудом сохранив целые ноги, в два шага преодолеваю тоннель и поднимаюсь на перрон. Поезд длинной вереницей уходит вдаль. Он шипит. Я в панике кидаюсь к ближайшему вагону и сую проводнику документы. Седеющий строгий дядька, смотрит в билет:

— Ваш вагон в другом конце поезда.

— Да я знаю, но я уже не успею! — срывающимся от сбитого дыхания голосом прошу я и строю щенячьи глазки.

Проводник смотрит на время:

— Ладно, поднимайтесь!

— Спасибо, спасибо, спасибо! — на радостях пытаюсь ни то обнять, ни то пожать ему руку.

— Да проходите вы уже! — раздражённо отмахивается проводник.

Заскакиваю в вагон, прижимаюсь к стене тамбура и облокачиваюсь на ручку чемодана, пытаясь отдышаться. Проводник встаёт на подножку и показывает жёлтый свёрнутый флаг. Поезд резко дёргается и медленно трогается. Я облегчённо вздыхаю. Успела!

Тут на ступеньку запрыгивает мужчина. Я ухмыляюсь. Ни одна я такая черепаха.

— Куда? — проводник перегораживает ему путь, не давая подняться.

— Я с ней! — говорит мужик и указывает пальцем на меня.

Проводник оборачивается на меня и отступает, я запоздало мотаю головой и наконец обретаю дар речи:

— Чего? Я его впервые вижу! — вытаращив глаза, смотрю на них обоих. Мужчина молодой и высокий, но моё внимание привлекает кожаная куртка, находящаяся прямо на уровне моего взгляда. Уродская кожаная куртка, светло-коричневая кожаная куртка!

— Я лучше пойду в свой вагон, — бормочу я, хватаю чемодан и ухожу, оставляя проводника разбираться с этим чокнутым.

Это тот самый мужик! Врезать бы ему хорошенько прямо моим окровавленным локтем. Он-то меня, видать, не узнал. Конечно, куда ему! Так торопился, что даже извиниться нормально не мог за то, что сшиб меня. Куда интересно, если сам теперь на поезд опоздал?

— Так, хватит, Яночка! — бормочу я. — У тебя отпуск. Вот ещё из-за всяких козлов его портить.

Я натягиваю улыбку и иду по вагону. Он оказывается купейным, и идти здесь удобно. В следующем тамбуре останавливаюсь. Ненавижу переходить между вагонами, всегда кажется, что именно в этот самый момент они расцепятся и я свалюсь прямо под колеса. Пока я собираюсь с духом, дверь открывается, в тамбур заходит тот ненормальный мужик. Как ни в чём не бывало встает рядом и стоит, словно тут очередь. Я начинаю раздражаться.

— Ничего не хотите сказать?! — говорю я, глядя в стену прямо перед собой.

— В каком смысле?

Он и правда тупой или прикидывается?!

— Зачем Вы сказали проводнику, что со мной?

— Чтобы он меня пустил, — говорит он таким тоном, будто это я глупая и не понимаю элементарных вещей.

— Но вы же не со мной! Почему он вас не высадил?

— Ну… я решил вопрос. Я же не мог бежать за поездом и одновременно договариваться с ним. Вот и сказал первое, что пришло в голову.

Я хмыкаю и отворачиваюсь.

— Почему вы тут стоите? — спрашивает он.

— Хочу и стою! А Вы почему?

Он пожимает плечами, усмехается, будто сам не знает почему, и открывает тамбурную дверь. Сразу становится шумно, поезд уже успел достаточно разогнаться, колеса оглушительно стучат. Я бросаю взгляд на качающуюся платформу между вагонами, на которую надо наступить. Внизу с бешеной скоростью мелькают шпалы, я содрогаюсь. Мужик пересекает эту пропасть в один шаг, я замечаю, что чемодана у него нет, только крошечная спортивная сумка. Он придерживает дверь следующего тамбура и смотрит на меня вопросительно. Вот блин! Что за человек?! Кто его просит? Что ему от меня надо?! Я мотаю головой и отодвигаюсь, тамбурная дверь захлопывается, немного приглушая шум колес. Отхожу в сторону, чтоб не мешаться у двери (по-любому, кто-нибудь начнёт ходить из вагона в вагон, всегда удивлялась, куда идут эти люди). Переставляю чемодан и прислоняюсь к стене. Вздыхаю. До Смеловской всего-то минут сорок. Решаю ехать здесь до следующей станции. Доеду, а за две минуты стоянки я успею добежать по перрону до своего вагона. Становится легче. Смотрю в окно, из центра города мы уже выехали, значит, осталось ещё меньше — минут тридцать. Хорошо, я не додумалась одеть каблуки.

Слышу, что снова открывается и закрывается тамбурная дверь.

— Вы почему не идёте? Это же не Ваш вагон.

Резко поворачиваю голову. Кажется, даже позвонок в шее хрустнул.

Цыкаю, отворачиваюсь. Он встаёт рядом. Вот пиявка!

— Может, Вам помочь с чемоданом?

— Блин, лучше б вы извиняться научились, — не глядя на него, отвечаю я.

— Я извинился.

— Когда это?

— Извините! Вот! Только что.

— Ага… Очень смешно! — Я закатываю глаза.

— Ну, так вам помочь с чемоданом? Будем считать это компенсацией!

За окном городской пейзаж постепенно сменяется бетонными заборами и невзрачными строениями. Я мотаю головой и поворачиваюсь. Он уже взялся за ручку чемодана.

— Отлично! — восклицает он, видимо, принял молчание за согласие. Но не успеваю я и рта открыть, как он поднимает чемодан и исчезает за дверью. Я чуть не рычу и шагаю вслед за ним. Ставлю ногу между вагонами и тут осознаю, что следующий шаг сделать не могу. Пол подо мной ходит из стороны в сторону. Закрываю глаза, мысленно ругаю себя за трусость, но ничего не предпринимаю. Так и стою с закрытыми глазами между вагонами, как дура. Проходит минута, но мне кажется, что час, не меньше. Он хватает меня за локоть (за больной локоть!) и сильно тянет. Наконец, я шагаю.

— Спасибо, — со злостью бурчу я.

— Да не за что! Пойдёмте я Вас доведу. Какой у Вас вагон?

— Я не пойду!

— Да ладно Вам! Пошлите, мне не сложно.

— Нет!

— Не бойтесь, я возьму Вас за руку.

— Спасибо, не надо! — грубо отвечаю я и на всякий случай хватаюсь за свой чемодан. — Я никуда не пойду! Всё! Я пришла! Спасибо… блин! — и тихо добавляю, но он явно слышит: — Вот пристал!

— Ну как хотите! — он пожимает плечами и уходит.

Фух, отвязался! Я оставляю чемодан в тамбуре и прошу проводницу этого вагона, женщину неопределённого возраста, открыть дверь в Смеловской. Объясняю, что опаздывала и вошла не в тот вагон. Она недовольно хмурится. Приходится признаться, что боюсь идти между вагонами. Проводница недоверчиво хмыкает, но соглашается. Остаюсь стоять в тамбуре до самой остановки. Какой-то день адской неловкости!

Пишу Лизе смску: «Цербер отпустил. Села на поезд. Как всегда, с приключениями. Завтра ночью буду у тебя, на девичник успеваю». Подруга не отвечает. Я представляю, ей не до того. Теперь всю неделю вместо безмятежных процедур по наведению красоты, она будет бегать по магазинам, обзванивать гостей и решать вопросы с ведущими и фотографами.

Вскоре поезд тормозит в Смеловской. Вагоновожатая открывает дверь. На перроне стоит человек пять, готовые к немедленной посадке. На маленьких станциях всегда так, будто в армии: пока горит спичка, ты должен успеть запрыгнуть в поезд и загрузить десяток набитых вещами тюков. Кстати, это странно, но чем меньше остановка, тем больше у пассажиров вещей. Сколько раз замечала, москвичи ездят с одним чемоданчиком, ещё меньше моего.

— Да подождите вы! — ругается проводница на взъерошенную женщину, уже взгромоздившую клетчатую сумку на нижнюю ступеньку. — У меня ещё выходят.

Я спрыгиваю на низкий перрон и чуть не спотыкаюсь о нагроможденные сумки. Проводница подает мне чемодан.

— Спасибо вам большое! — улыбаюсь я.

— Иди быстрее, не успеешь! — отмахивается она.

Перрон оказывается чуть ли не меньше метра шириной, а народу стоит целая куча. И чего они тут все встали?! Хватаю чемодан за ручку и несусь. Снова! Не знаю, из какого вагона я вылезла, но нумерация у поезда с хвоста, а мой вагон третий, так что вагонов десять пробежать нужно точно. Бежать быстро получается с трудом — люди не смотрят на меня, не видят, что нужно пропустить, поэтому я либо толкаю их, либо громко кричу, когда хватает дыхания. Пробегаю мимо вагонов, где проводники уже держат флажки — готовы к отправке. Я в панике кричу им «подождите меня», но не знаю, слышат они и отреагируют ли. Наконец вижу свой вагон. Пассажир и проводник поднимаются на подножку. Поезд снова шипит. Заскакиваю в вагон в последний момент. Поезд трогается, проводник помогает мне затащить чемодан и закрывает дверь. Ну и адреналин! Трясущимися руками достаю из кармашка чемодана документы и протягиваю проводнику. Снова сгибаюсь пополам, пытаясь отдышаться. Лет пять столько не бегала, ещё и с препятствиями. Он отдает документы:

— Четвёртый отсек, — и уходит.

Я сую паспорт обратно, не удосужившись положить его в холдер к другим документам. Слышу смешок совсем рядом и поднимаю голову.

— Опять вы?! — выдыхаю я. — Вы что меня преследуете?!

— Теперь уж скорее ВЫ меня преследуете, — он ехидно улыбается. Точно козёл!

— Ну и денёк! — говорю я сквозь зубы.

Гордо вскинув голову и тряхнув волосами, везу чемодан и ищу свою полку. Верхняя. Что там проводник сказал? Вроде четвёртый отсек? Ну да, вот она. Складываю ручку у чемодана и поднимаю его над головой, пытаясь засунуть на третью полку. Он не очень тяжёлый, но мне не хватает роста. А на одной из нижних полок уже устелено, ногами не встанешь. Кто-то забирает чемодан у меня из рук и кладёт на полку.

— Спасибо большое! — искренне улыбаюсь и поворачиваюсь, намереваясь отблагодарить спасителя лёгким флиртом. Оказываюсь с ним лицом к лицу, вернее сказать, лицом к груди, потому что он как минимум на голову выше меня. Я снова вижу куртку цвета жидкого стула. Опять этот мужик! Моя улыбка тут же гаснет. Сажусь на пустую нижнюю полку, где пока не застелено — пассажир, наверное, куда-то вышел. Мужик садится рядом.

— Может, Вы уже пойдёте к себе? — преувеличено вежливо спрашиваю я. — Где ваше место? — оглядываюсь по сторонам, как будто жду, что появится мигающий указатель «место для козлов».

Он противно улыбается и разводит руки.

— Что? — не понимаю я. — Здесь?!

Нет, ну такого просто не бывает! Я вскакиваю, ударяюсь о край верхней полки и тихо шиплю, точно как паровоз перед отправкой. Он не сдерживает смешок.

На глазах от боли и гнева наворачиваются слёзы. Но я не буду хвататься за голову и доставлять этому уроду удовольствие, хотя потереть место удара не мешало бы. Завтра выскочит шишка. Я скидываю обувь.

— Вы можете сидеть, — тоном мистера Благородство заявляет он.

Но я не слушаю. Двигаю кроссовки под стол и забираюсь на своё место. Ложусь прямо на голую полку (и почему мне бельё ещё не принесли?) и скрещиваю руки на груди. Отдохнула, блин! Просто анекдот! Везёт же мне на всяких неадекватов!

Он встаёт так, что его голова оказывается на одном уровне со мной, и только открывает рот, намереваюсь что-то сказать, но я отворачиваюсь. Лежу и злюсь. Моё пыхтение было бы слышно на весь вагон, если б не размеренное «чух-чух». Надо было купить билет в купе. А лучше в СВ. Оба билета!

Я засыпаю, накопившаяся усталость плюс сегодняшние приключения — лучшее снотворное. Попробуйте, если вам не спиться!

Просыпаюсь, когда за окном уже темнеет. Рука онемела. Разминаю её, скривив рот от противных ёжиков. Кряхтя поднимаюсь, снова бьюсь головой, теперь о багажную полку. Тихонько ругнувшись, свешиваю ноги и заглядываю на нижнюю полку. Его нет. Ура! Спрыгиваю. Наконец могу осмотреться. На другой нижней полке спит старушка. Из приоткрытого рта доносится тихий забавный храп. Вторая верхняя — свободна. На боковой полке сидит семейная пара лет пятидесяти. Я быстренько достаю рюкзак, вынимаю футболку, переодеваюсь прямо здесь. Вместо нижнего белья на мне спортивный топик, так что ничего страшного. Достаю косметичку, снимаю макияж.

Просыпается старушка и потирает болезненного вида глаза.

— Здравствуйте! — улыбаюсь я.

— Добрый вечер. Дочка, не могла бы ты принести мне кипятка.

— Конечно. Это ваша кружка? — указываю я на единственный предмет на столе. И вряд ли эта чашка с фиалками принадлежит моему кровному врагу.

Она кивает и закашливается.

Я беру чашку и покачиваясь иду по вагону, кручу ручку «Титана» и набираю кипяток. Аккуратно возвращаюсь обратно.

— Чайку? — слышу знакомый голос сзади. Да что за наказание?!

Я не отвечаю, а лишь оборачиваюсь и одаряю его уничижительным взглядом.

Добираюсь до места в целости, не окатив кипятком ни себя, ни других пассажиров.

— Вот, пожалуйста! — ставлю чашку перед старушкой и мило улыбаюсь. Она уже сидит на постели.

— Спасибо! Дай Бог тебе здоровья!

Сажусь на пустую полку напротив, потом бросаю взгляд на НЕГО и встаю. Мужик просто светится, непринужденно облокотившись на две верхние полки, а потом опускается на своё место. Собираюсь уже подняться наверх, но для этого нужно протиснуться мимо его коленей. Со стола залазить не вариант, всё-таки бабулька пьет чай, да и демонстрировать ему свой шпагат тоже нет никакого желания. Поэтому я несколько секунд бессмысленно топчусь на месте и всё же делаю попытку ни то перешагнуть, ни то обойти его. Выходит неловко, он двигает свои дурацкие ноги в сторону, я спотыкаюсь и хватаюсь за верхнюю полку. Плевать, как позорно я выгляжу со стороны. Зато я наконец-то могу уйти к себе и больше не спускаться до самой Москвы. И в туалет не пойду, потерплю. И зубы чистить не буду! В отличном же состоянии я завтра приеду к Лизе. И к Денису… Первая встреча за столько лет, а я буду неумыта, ненакрашена и с одеревенелыми конечностями после суток без движения.

— Ну подождите. Садитесь! — Он хлопает по полке, обтянутой коричневым дермантином. — Мы поместимся.

Я медлю. Не смогу же и в самом деле ещё больше суток провести на верхней полке.

— Спасибо! — Сажусь на самый краешек.

Он усмехается. Чувствую на себе его оценивающий взгляд. Чего он уставился?! Не знаю, куда себя деть. Почему я не взяла тот дурацкий журнал? И эта бабка как назло отставила чашку и молча отвернулась к стенке. Хоть бы кто болтливый попался, чтоб не сидеть вот так, будто наедине. Поворачиваюсь и смотрю на него вызывающе:

— Что?!

— Да ничего. Просто вы интересная женщина, — он говорит без издевки, будто бы серьёзно.

Я удивлённо поднимаю брови. Потом театрально закатываю глаза и отворачиваюсь, чтоб румянец не выдал меня. Комплименты слушать всегда приятно, даже от придурка. Смотрю в другое окно, чтоб он не видел ничего, кроме моего затылка. А мысли предательски вопрошают, уверена ли я, что мой затылок выглядит прилично после нескольких часов сна.

Заглядывает проводник и кладет на полку два комплекта белья в прозрачных пакетах. Подъезжаем к какой-то станции. Я достаю телефон и, пока ловит связь, пишу Лизе сообщение в вайбере: «Со мной в плацкарте едет такой придурок!».

Тут же прилетают два сообщения подряд: «Ура! Я рада, что ты приедешь!» и «Хоть симпатичный?»

«Нет», — одним пальцем набираю я.

— И чего это я несимпатичный?

Я поспешно блокирую телефон.

— Нет, вы вообще нормальный?! — взрываюсь я. — Скажите мне!

Он улыбается.

— Вы почему заглядываете в мой телефон?

— Я случайно.

— Ну да, сначала, случайно сбиваете меня, потом случайно врёте проводнику, потом случайно оказываетесь со мной в одном плацкарте, а теперь случайно читаете мои сообщения! — я уже почти кричу. — И всё случайно! Вот это, — я задираю локоть, всё ещё стиснутый пластырем, — ваша работа, между прочим.

Женщина с боковой полки недовольно смотрит в нашу сторону. Я продолжаю чуть тише:

— Мне неприятно, что вы меня достаете. Мне неприятно, что приходится ехать вместе с вами! И мне неприятны Вы! — шиплю я. — Но давайте оставшееся время вы не будете меня трогать, помогать, когда вас не просят, заговаривать со мной, а лучше вообще даже смотреть в мою сторону.

Он пожимает плечами и кивает. Я отворачиваюсь.

— Но, честное слово, я и правда случайно.

Я снова закатываю глаза. Уже в сотый раз за сегодня.

— Надо было мне промолчать, — добавляет он. Я не спрашиваю, о чём конкретно он говорит.

Он куда-то уходит. От нечего делать, я играю в тупую игру на телефоне — лопаю воздушные шарики. Деградация идёт полным ходом. Статьи о современных трендах точно были бы полезнее. Тем более что я совсем не в теме. На мне сейчас единственная свободная одежда в моём гардеробе, не считая пижамы — футболка и джинсы. Кроссовки я когда-то купила, чтоб ходить в спортзал и красиво вилять задом на беговой дорожке, но так и не нашла времени использовать абонемент. Всё остальное: сплошные платья-футляры, строгие костюмы и туфли-лодочки. Вечернее платье в чемодане, и то такого же кроя, разве что декольте поглубже. В джинсах даже непривычно, хоть и, несомненно, удобно.

Снова небольшая остановка. Я даже не замечаю, какой населенный пункт мы проезжаем. Стоим минут пять. С улицы слышны невнятные переговоры по громкой связи. И снова трогаемся. Я мимолётом успеваю понадеяться, что сосед отстал от поезда, но он возвращается и суёт мне под нос стаканчик кофе.

— Ещё раз извините меня!

Пахнет он восхитительно (кофе, не сосед), как свежесваренный, и я не могу отказаться. Беру стаканчик, убираю телефон в рюкзак. Делаю глоток и прикрываю глаза. Тёплый напиток согревает не только физически, но и душевно. Сама собой появляется улыбка. Изумительный кофе!

— Ммм… Спасибо! — искренне благодарю я.

Он кивает и прячет улыбку. Наслаждаюсь напитком, прикрыв глаза, и наконец ощущаю, что завтра мне не надо на работу. Вслушиваюсь в ритмичный стук колес. Кофе болтается в пустом желудке, омывая его стенки приятной теплотой. Завтра я обниму Лизу, мы поболтаем обо всём на свете, будто и не было стольких лет дружбы на расстоянии, потом пойдём по магазинам и съедим пирожное в фудкорте, если, конечно, Лизе позволит размер свадебного платья.

Мой навязчивый сосед усмехается, наверняка самодовольно, и вырывает меня из грёз. Впервые по-настоящему смотрю на него. Молчание точно ему к лицу. Он довольно высокий и хорошо сложён. Это я заметила сразу. Но теперь вижу, что и на лицо он вполне ничего. Не безупречный красавец, как Денис, но и не урод. Тёмные волосы, широкий подбородок. Лёгкая щетина. На вид ненамного старше меня. Свою отстойную кожаную куртку он снял и теперь в простой чёрной футболке выглядит гораздо приятнее.

Он поднимает взгляд, я быстро отворачиваюсь и, не зная, куда деть глаза, разглядываю рисунок на стаканчике. Рисунок о-о-очень занимательный, просто синие круги. Хоть бы написали что-нибудь, что за люди?!

— Меня зовут Андрей, — он протягивает руку.

Хотела ответить какой-нибудь колкостью, но говорю просто:

— Яна, — перехватываю стаканчик и протягиваю ладонь в ответ.

Он держит мою руку дольше, чем нужно. Хотя, признаться, и я не вырываю свою. Рукопожатие выходит долгим, но приятным. Его ладонь сухая и жёсткая, но не грубая. Ещё с минуту мы молчим. А потом, сама от себя не ожидая, задаю вопрос:

— Куда Вы едете? До самой Москвы?

— Да.

— По делам?

— Нет.

Видимо, он не очень хочет разговаривать, и я замолкаю.

— Простите. Я сам не знаю, зачем еду. Просто купил билет на ближайший поезд.

Вопросительно смотрю на него. Бабулька уже похрапывает. Семейная пара на боковушках тоже укладывается спать. Мужчина снимает матрасы сверху и просит разрешения положить их на полку. Приходится подвинуться. Я оказываюсь совсем близко к Андрею. Благодарна ему, что он никак это не комментирует.

— Так почему вдруг Вы едете неизвестно куда?

— Всё как-то так в жизни сложилось. Решил устроить себе отпуск.

Я хмыкаю:

— И после этого Вы мне говорите, что я интересная женщина…

— А Вы куда?

— У меня всё банально. Я еду на выходные к подруге на свадьбу.

— Ну да, ничего необычного.

Мы смеёмся, будто это шутка, понятная только нам двоим. Но, наверное, таким образом пытаемся снять напряжение, я-то уж точно.

— Я бы никогда на такое не решилась! Вот так уехать непонятно куда. Я люблю, когда всё по плану. А где Вы работаете? — спрашиваю я.

— Сейчас… нигде.

— О! — ухмыляюсь я. — Тунеядствуете?

— Да нет, почему же? Просто так вышло, опять же. А Вы?

— А я работаю в страховой компании.

— Понятно.

Я чувствую себя словно на свидании, хотя за столько лет уже и забыла, как это. Прикидываю, сколько прошло лет с последнего свидания. Пять?! Какой ужас! Все эти пять лет я была замужем за своей работой. Успела достичь многого в карьере, меня дважды повысили. Но только сейчас, когда я начала рассказывать о своей работе постороннему человеку, понимаю, что больше-то мне рассказать не о чем.

— Если честно, я слишком много работаю. Это мои первые настоящие выходные за последние несколько лет.

— Печально. Вот и у меня было тоже так. Пятнадцать лет работы без отпусков. Поэтому теперь я решил отдохнуть.

— Давайте блиц-опрос! — предлагаю я, ставлю опустевший стаканчик на стол и слегка поворачиваюсь, чтобы смотреть Андрею в глаза.

— Ну, давайте, — усмехается он моему внезапному энтузиазму.

— Сколько вам лет?

— Тридцать пять.

— Армия? Институт?

— Армия два года. Институт заочно.

— Семья? Дети?

— Ни того, ни другого.

Андрей тоже допивает кофе, пока я придумываю следующий вопрос, и ставит стаканчик рядом с моим, крутит его так, чтобы рисунок оказался в том же положении, что и на моём. Я прыскаю. Мы коротко переглядываемся, и почему-то отводим глаза.

— Ну а животные хотя бы?

— Никого.

— Хобби? — у меня закачивается фантазия.

— Чтение считается?

— Конечно. А что, по-вашему, важнее: друзья или работа?

— Друзья.

— Деньги или здоровье?

— Здоровье.

— Деньги или семья?

— Семья.

— Деньги или… эээ.

— Всё важнее денег. Можете не придумывать.

— Я тогда не понимаю, почему вы столько лет провели на своей работе.

— Раньше мне казалось, что очень важно заработать побольше, построить дом, карьеру, а уже потом можно думать об отдыхе и семье. Но не всегда мудрые мысли приходят в голову сразу. Человек взрослеет и умнеет. Совсем не стыдно признавать, что когда-то заблуждался.

— И почему вас так осенило? Что случилось?

— Буквально месяц назад я подошёл к зеркалу, посмотрел на себя. Не то чтоб я ужаснулся, я неплохо выгляжу. — Он заигрывающе дёргает бровями, явно надеясь меня рассмешить. И у него получается. — Мне тридцать пять, а кроме работы и пары друзей, таких же чокнутых трудоголиков, у меня ничего и нет.

Я понимающе киваю. Сколько дней за последние годы я провела не в офисе, можно посчитать на пальцах.

Мы ещё немного болтаем о работе. Когда беседа сходит на нет, мне даже немного досадно. Если никто из нас не злится, не язвит и не ведёт себя как душевнобольной, общение выходит довольно приятным.

Андрей смотрит в окно: на улице уже стемнело, и, кроме чёрных силуэтов деревьев, глазу зацепиться не за что. Молчание затягивается, и я сама начинаю разговор:

— Вот вы сказали, что поступиться принципами не стыдно.

Он разворачивается, как мне кажется, с удовольствием и кивает:

— Ну, допустим. Хотя я не совсем так сказал.

— Мне кажется, что человек уже в восемнадцать должен знать, как ему жить, что в жизни главное, поставить цели и придерживаться чёткого жизненного плана.

— Как у вас всё просто! — Он хмыкает, после небольшой паузы добавляет: — Вот я, например, в детстве ненавидел Америку, всеми фибрами…

Я открываю рот, пытаясь сказать, что детство — это не восемнадцать, но он поднимает ладонь, останавливая меня.

— Нет, не в глубоком детстве, а в сознательном. В шестнадцать уж точно, может, и в восемнадцать, не помню. Невелика разница. Так вот я плевался на американский флаг, что не мешало мне пить кока-колу и смотреть голливудские фильмы. Орал громче всех «ну и валите» тем, кто уезжал в США, даже в отпуск, повторял за Задорновым «ну америкосы тупые» и всё в этом роде…

Я хихикаю, хотя не понимаю, к чему он клонит.

— Зато, когда играл наш гимн, вставал, брался за сердце и орал во всю глотку. До сих пор знаю его наизусть…

— И разве это плохо?

— Нет-нет, патриотизм, конечно, здорово. Но здравый. Петь гимн — отлично, но за неуважение к звёздно-полосатому я собой не горжусь. Вообще, я не об этом. Теперь я вырос и хочу посетить и США тоже, там много красивых мест. Что ж мне теперь отказаться от своего желания, только чтобы никто не ткнул меня носом в эти самые принципы? Мне не стыдно, что я поменял их. Во-первых, я был ещё глуп, чтоб вообще иметь какие-то жёсткие установки. Во-вторых, по-моему, не бояться поменять принципы — это намного более достойно и смело, чем тупо их придерживаться, даже если в душе уже не веришь в них. Теперь мой принцип, что все мы люди, неважно, какой мы национальности и гражданства. Даже не принцип, а просто я так думаю. Не люблю я больше это слово — «принцип», оно какое-то совсем неподвижное, обязывающее.

Мне нравится ход его мыслей. Я слушаю его, открыв рот, и улыбаюсь. Его речь заставила меня задуматься о своих принципах. Сколько раз они мешали мне делать то, что хочется? Да даже взять хотя бы эти джинсы. Почему они у меня только одни, тогда как строгих юбок не меньше десяти? Потому что я серьёзная женщина из серьёзной компании и должна носить костюмы… хм, смешно, что задуматься об этом меня заставил посторонний человек.

Мы молчим до следующей станции. Я наблюдаю за людьми, нетвёрдой походкой проходящими мимо, и размышляю, а он, кажется, доволен произведённым впечатлением. Все наши соседи уже давно спят, бабулька время от времени тихонько похрапывает. Поезд тормозит, резко дёргается и останавливается. Пустые стаканы на столике скатываются в одну сторону.

— И насколько у вас отпуск? А потом вернётесь на свою работу?

— Хоть навсегда. И на эту работу я больше не вернусь, — в его голосе слышна какая-то грусть. Мне даже кажется, он вздохнул. Но он смотрит в окно, и мне не видно лица. В отражении двойного стекла лишь размытая физиономия без эмоций.

— Почему?

— Давайте не будет об этом.

Интересно, что он не хочет рассказывать. Конфликт с шефом? Коллега — бывшая жена? Поезд тронулся, а я тормознула свою фантазию, которая могла ускакать в такие степи, что ни одним арканом не поймаешь. Непонятно, зачем мне вообще знать что-то о случайном встречном, но есть в этом что-то забавное — вот так просто общаться с человеком и не пытаться произвести на него впечатление. Завтра мы разойдёмся каждый в свою сторону и больше никогда не увидимся. Да и пообщаться с противоположным полом перед встречей с Денисом тоже не помешает. Может, не буду так краснеть и заикаться.

— Так куда вы поедете потом? В США?

— А почему бы и нет? — Андрей отвернулся от окна и натянул легкомысленную улыбку. — Нью-Йорк, Калифорния, Бразилия… А Вы куда бы хотели попасть?

— Когда-нибудь я бы хотела побывать везде, сделать что-то такое… такое… Но для начала неплохо было бы доехать до подруги. Мы столько раз пытались встретиться, но то у меня работа, то у неё. И вот теперь у неё вместо работы жених и свадьба, а она даже платье без меня покупала. Что я за подруга? Когда-то ведь мы клялись, что будем друг у друга свидетельницами. Она мне о свадьбе сообщила за неделю! Я не обижаюсь, нет. Но как-то печально, что двадцатилетняя дружба трансформируется в нечто такое… — Я вздыхаю. — А у Вас много друзей?

— Так когда говорите свадьба? — То ли не услышал, то ли не хочет отвечать.

— В субботу.

Андрей как-то отсутствующе улыбнулся и снова отвернулся к окну. Мы молчим. Я решила больше не приставать с расспросами. Тем более что наш разговор, казалось, погрузил его в какие-то не очень хорошие воспоминания.

Меня заворожил вид из окна. Лесополоса закончилась, и только чернело поле, а далеко на тёмно-синем небе сияло яркое световое пятно, будто солнце провалилось за горизонт, но всё ещё освещало кусочек небо. Мы ехали и ехали, а пятно всё не уходило. Это было так странно и красиво. Наверное, там прячется какой-то завод или даже город. Не знаю, сколько мы так просидели в молчании, уставившись вдаль. Наконец в окне снова появились деревья, и поезд стал замедлять ход. Вместо «чу-чучух, чу-чучух» теперь звучало «чух-чух, чух-чух». Андрей прочистил горло, посмотрел на часы и сказал:

— Сейчас станция. Стоянка двадцать минут, — говорит Андрей. — Может, ещё кофе?

— Не помешало бы, — улыбаюсь я.

— Пошлите сходим вместе, — предлагает он и протягивает мне ладонь.

Я смотрю на его руку, как на диковинного зверя, с минуту думаю и кладу свою ладонь на его.

— А почему бы и нет?

Теперь он улыбается по-настоящему.

Он помогает мне подняться. Я накидываю кофту и беру рюкзак. Андрей достаёт из своей сумки кошелек и, не надев куртку, к моей радости, идёт прямо в футболке. Я аккуратно забираю у Андрея свою ладонь, идти по раскачивающемуся вагону удобнее, если держаться двумя руками. Тем более, что в любой момент поезд затормозит. В тамбуре уже стоят проводник и один мужчина с большой спортивной сумкой, видимо, его станция.

Поезд тормозит несколькими резкими движениями. Проводник открывает дверь, тянет подножку и спускается.

Мы выходим из вагона вслед за ним. Андрей помогает мужчине с сумкой, потом подает руку мне. Перрон такой низкий, что с нижней ступеньки поезда приходится спрыгивать. Я вдыхаю, но тут же кашляю. Вместо свежего ночного воздуха набираю полную грудь табачного дыма.

— Не выносите табачный дым? — осведомляется Андрей.

— Нет! Кажется, у меня аллергия, я сразу задыхаюсь. А вы курите?

— Нет.

Я никак это не комментирую, но мысленно ставлю жирную галочку в колонке его плюсов. Там уже стоят «обаяние» и «ум» в противовес «наглости» и «навязчивости», да и, что греха таить, он симпатичный, особенно, когда улыбается. Идём к вокзалу прямо через железнодорожные пути. Перрон на всех платформах такой же низкий. До настила идти ещё метров сто, а у нас мало времени.

— Там замечательная кофейня с кофе навынос.

— Откуда Вы знаете?

— Бывал здесь.

— По работе?

— Типа того.

Мы заходим в маленький одноэтажный вокзал. Здание старое и выглядит соответствующе, что снаружи, что изнутри. Обшарпанная штукатурка на фасаде видна даже в темноте, что не лишает вокзал странного очарования. Внутри — небольшой светлый зал ожидания, две кассы и кофейня с известным названием. Всё такое старое, будто ещё советское. Хотя откуда мне знать, я и девяностые-то толком не помню.

— Кофейня и правда хорошая. Возле работы я беру кофе в такой же. — Меня удивляет, что известная кафешка открыла тут филиал. Ещё более странно, что у них получилось вписаться в этот ретростиль вокзала. Стойка осталась наверняка ещё от древнего вокзального кафетерия. На ум приходят фильм «Вокзал для двоих» и Гурченко в переднике с воланами.

— Вам какой? — Андрей слегка трогает меня за локоть, вырывая из раздумий.

— Я сама возьму.

— Я угощаю. Это же я вас позвал.

— Хорошо, тогда Капучино.

— Один Капучино, один Эспрессо, пожалуйста. С собой. И шоколадку с орехами, — он показывает на витрину.

Хамоватого вида продавщица (раз в пять объёмнее Гурченко) недовольно откладывает книгу с кентавром и полуголой девицей на обложке, чешет живот. Мы переглядываемся и усмехаемся. Начальники сети кофеен, организуя здесь своё заведение, явно забыли сменить буфетчицу на бариста. Она подходит к стойке и нажимает кнопки на кофемашине. Аппарат чихает и громко жужжит, прежде чем приготовить напитки. С уличных громкоговорителей доносится голос диспетчера, сообщающий: «Поешпт понробушты двадшть мну». Всегда было интересно, они специально набирают людей, имеющих проблемы с дикцией, или это какие-то кодовые слова. Продавщица отдаёт Андрею два стакана без крышки, достаёт шоколадку и с силой грохает ей о прилавок. Он кладёт на стойку три сотни, мы отходим и, уже не сдерживаясь, смеёмся в голос. Я делаю глоток.

— Вот у кого неудачный день, а вы что-то про свой говорите, — усмехается Андрей.

Я даже толком не могу проглотить напиток. Ещё немного, и он польется из носа. Будет шикарное завершение дня.

— Может, её тоже какой-нибудь мужик с ног сбил, — наконец я совладала с собой.

Мы продолжаем смеяться, когда выходим из вокзала.

И тут я вижу такое, что отбивает всё желание смеяться, резко замолкаю и останавливаюсь. Андрей никак не может успокоиться, держится за живот. Я толкаю его здоровым локтем и киваю на железную дорогу. На первом пути, перегораживая нам проход, стоит товарный поезд, конца не видно ни с одной стороны, ни с другой.

— О… Ого. Ничего страшного, — говорит он. В его голосе ни капли волнения. — Пролезем под ним.

— Вы издеваетесь?! Я не полезу! Я в обход.

Кручу головой, иду налево и тут же торможу.

— Блииин!

Разворачиваюсь и решаю обходить справа. Делаю пару шагов, иду быстрее и вот я уже бегу. Конца поезда так и не видать. Нарастает паника. Сразу в голове проносится стадо мыслей: «Где паспорт? В чемодане. Вот идиотка! Деньги с собой, а карточка нет… Это всё неважно, я успею!» Бегу изо всех сил. В горле жжёт от сбившегося дыхания.

— Я с тобой, — догоняет меня Андрей.

Где-то на задворках сознания слегка режет слух обращение на «ты», но в данной ситуации это меньшее, что меня волнует. Кажется, вот последний вагон. Перрон здесь плавно сходит на нет, и начинается галька. Как только приближаемся к нему, видим, что рельсы немного заворачивают, а там за поворотом… ещё куча вагонов, в темноте не видно конца поезда. Я останавливаюсь, чуть не плача, не могу дышать.

— Давай, скорее, пролезем, — он присаживается на корточки и тянет мою руку.

— Я не могу! — прижимаю ладони к лицу. — Не пойду! Я успею! — Делаю шаг бежать дальше, но Андрей держит меня за руку, хватает за плечи, разворачивает к себе, встряхивает и заглядывает в глаза.

— Можешь! Я с тобой!

Он ныряет под поезд и протягивает мне руку:

— Давай, это быстро. Раз и там! По-другому не успеем.

Ещё немного поколебавшись, я беру его за руку и ныряю под поезд. Адреналин стучит в ушах. Поезд внезапно шипит — моё сердце падает в пятки. Я крепче сжимаю мужскую руку. Через секунду мы оказываемся с другой стороны. Перрона там тоже нет.

Наш поезд стоит в сотне метров отсюда, неужели мы столько пробежали?! Мы снова пускаемся бегом, уже больно вдыхать. Я поскальзываюсь на камнях. Андрей бежит быстрее, постоянно оборачивается, что-то кричит. Потом хватает меня за руку и тянет. Так бежать легче, но ноги не успевают, и я вот-вот упаду. Начинается перрон. Ещё немного. Поезд гудит.

— Подождите! — кричу я неизвестно кому, возможно, машинисту.

Но мы не успеваем добраться даже до последнего вагона, как состав трогается, быстро набирая скорость. И уезжает. Без нас…

Я не могу отдышаться. Андрей смотрит на меня, тоже тяжело дыша, теперь и у него ошарашенное выражение лица. Без сил сажусь на перрон. Понимаю, что до сих пор держу в руках стаканчик кофе, расплескавшийся и помятый, со злостью бросаю его на рельсы. Закрываю лицо ладонями, сажусь на корточки и рыдаю. Андрей терпеливо ждёт и молчит.

Первый отпуск за столько лет, и такая лажа. Теперь придется возвращаться домой?! Плевать! Забываю обо всём и просто наслаждаюсь слезами, выливая всю злость и адреналин, накопленные за этот бесконечный день. Не хватает только родной подушки, чтобы уткнуться в неё и обнять.

Через несколько минут я успокаиваюсь, вытираю рукавами лицо, поднимаю голову. Андрей всё так же стоит рядом, уже расслабленный и безмятежный.

— И что теперь делать?! — спрашиваю я.

— Что-нибудь придумаем.

Он улыбается, наверно, пытаясь меня ободрить, но меня это бесит. Я вскакиваю.

— Стоянка двадцать мину-у-ут! Хочешь ко-о-офе?! — передразниваю я. — Блин! Зачем я вообще с тобой попёрлась?!

Он молчит, я продолжаю орать:

— Видела же, что придурок! Сразу же видно было! Кто ещё носит такие куртки?! Только придурки! — Хожу из стороны в сторону и машу руками. — Нет, блин, разговаривала ещё! Ну я и идиотка!

Гневно пыхчу.

— Нет, это ты идиот! — выпаливаю я.

С минуту он молчит, даже бровью не ведёт. А я понимаю, что переборщила, что совсем его не знаю и что мы на тёмном перроне, а вокруг никого. Перестаю дышать. Как он может отреагировать на мои оскорбления? Вдруг он меня ударит?!

— Всё сказала? — спокойно спрашивает он.

Я уже немного прихожу в себя, и мне становится стыдно за те слова и за свои предположения.

Конец ознакомительного фрагмента.