Во имя любви

Анна Кэмпбелл, 2012

Безупречный джентльмен Кэмден Ротермер, герцог Седжмур, долгие годы посвятил тому, чтобы очистить семейное имя, запятнанное погрязшими в скандалах родителями. Однако встреча со своенравной и необузданной подругой детства Пенелопой Торн нарушает спокойное течение его жизни. Обстоятельства вынуждают их заключить фиктивный брак. Но Кэмден бежит от любви как от огня, в то время как Пенелопа не мыслит жизни без нее. Чем закончится противостояние двух сильных личностей? И осмелится ли Кэмден, давно тайно влюбленный в Пенелопу, признаться в своих чувствах?

Глава 8

Гайд-Парк, Лондон, февраль 1828 года

После волшебной встречи в кладовке дома лорда Четуэлла Гарри был слишком взволнован, чтобы уснуть. Слишком взволнован… и слишком счастлив. Возможно, Софи пока еще его не полюбила, но она явно им заинтересовалась. Заинтересовалась до такой степени, что готова была ослушаться своего грозного и могущественного брата.

Гарри возвращался домой после бала точно в тумане. При воспоминаниях о поцелуях Софи его кровь начинала бурлить. Ее голос звучал у него в ушах подобно сладостной музыке, и ему казалось, что он по-прежнему вдыхал исходивший от нее аромат.

Гарри потерял голову от любви, а до остального ему не было дела.

Предвкушение новой встречи заставило его встать до рассвета, самому оседлать коня — он был не настолько эгоистичен, чтобы будить слугу, — и поехать в Гайд-парк.

Гарри остановил коня у дерева, откуда прекрасно просматривалась аллея для верховой езды Роттен-Роу. Было какое-то особое удовольствие в том, чтобы стоять здесь туманным февральским утром и ждать появления любимой. Солнце только-только начало подниматься из-за горизонта, пропуская сквозь голые ветви деревьев длинные золотистые лучи.

И вот в этом волшебном свечении наконец-то появилась его Софи, легким движением рук направлявшая великолепную серую кобылу, неспешно скакавшую по аллее. На Софи была темно-синяя амазонка, а залихватски сдвинутая набок шляпка делала девушку еще прекраснее.

Губы молодого человека непроизвольно растянулись в улыбке, а сердце принялось отплясывать джигу.

Софи улыбнулась ему в ответ.

— Мистер Торн, какая неожиданная встреча, — произнесла девушка слишком уж «светским» тоном, дабы усыпить бдительность ехавшего позади нее слуги.

Подавив смешок, Гарри снял шляпу и отвесил столь же «светский» поклон.

— Леди Софи, какая приятная неожиданность!

— В парке так тихо. — Софи лукаво взглянула на молодого человека из-под длинных ресниц. — Вы здесь один?

— Да, один. Может быть, проедемся немного?

— Миледи, я не уверен… — начал было слуга, но его прервал весьма неубедительный смех девушки.

— Мы с мистером Торном — старые друзья, Джонс, — заявила Софи. — Только вчера вечером мы с ним танцевали на балу.

— Хорошо, миледи. — Он поудобнее устроился в седле, не сводя взгляда со своей хозяйки. Было очевидно, что Лит нанял очень бдительного стража.

А ведь Гарри надеялся сорвать еще несколько поцелуев. Да и какой мужчина не питал бы надежды? Однако с первого взгляда ему стало понятно: надеяться можно лишь на короткую благопристойную беседу.

— Вчера был чудесный бал, не правда ли? — Гарри развернул коня, чтобы присоединиться к Софи. В парке могли прогуливаться и другие люди, но Гарри казалось, что они с возлюбленной совершенно одни.

— Мне ужасно понравилось, — ответила девушка, украдкой бросая выразительный взгляд на молодого человека. — Весьма запоминающееся событие…

Гарри невольно улыбнулся, вновь удостоверившись в том, что эта Софи — большая плутовка. Именно поэтому она нравилась ему все больше. При мысли о том, что она будет отдана в жены такому сухарю, как Десборо, к горлу Гарри подкатывала тошнота.

— Мисс Софи, это ваш первый визит в Лондон?

— Нет. Мой брат регулярно приезжает сюда для заседаний в Парламенте, и последние несколько лет он брал меня с собой.

Говорили, что Лита прочили на место премьер-министра, вернее — так было до тех пор, пока финансовые махинации его дяди не запятнали семейное имя. Маркиз, должно быть, кипел от возмущения из-за этих сплетен. И все это случилось благодаря Седжмуру…

Лит наверняка причислил его, Гарри, к сторонникам герцога. Ведь всему Лондону было известно, что Ротермеры и Торны — очень дружны. Несколько лет назад даже поговаривали о браке Кэма и Пенелопы. Только брак этот обернулся бы настоящей катастрофой. Ведь Пенелопа не признавала светских условностей и была чрезвычайно упряма. Кэмден же, напротив, считался образцом сдержанности и благоразумия.

— Наверное, именно это объясняет вашу уверенность в себе. А ведь почти все молодые леди, впервые выходящие в свет, смотрят на все широко раскрытыми глазами…

Софи радостно захихикала.

— Могу сказать, что я теперь стала весьма искушенной. Ведь совсем недавно я увидела даже цирк господина Астлея и зверинец в Тауэре.

На щеках девушки вспыхнул очаровательный румянец, и Гарри почувствовал жгучее желание обнять ее и поцеловать.

Молодой человек бросил взгляд на Джонса, ехавшего позади. Затем, наклонившись к девушке, тихо произнес:

— Мне хочется хотя бы прикоснуться к вам.

Софи вздохнула:

— Я не могу выезжать на прогулку без сопровождения.

— Да, действительно не стоит. В Лондоне великое множество всяких негодяев.

— Включая вас?

— Да, включая меня, — буркнул Гарри. И тут же — специально для Джонса, подъехавшего ближе, — громко произнес: — А остальную часть года вы живете за городом?

— Школу я посещала в Бате. А теперь живу с матерью в Эллоуэй-Чейзе в Йоркшире.

— Ваша матушка не приезжает в Лондон?

— Она не очень хорошо себя чувствует. — Софи взглянула на траурную повязку на рукаве Гарри. — Печально, что вы недавно потеряли кого-то из близких.

— В январе умер мой брат. Странно, что вы не слышали об этом. — Уж если Лит предостерегал сестру против него, то он должен был упомянуть и о финансовых затруднениях Питера; его неумелое управление и без того находившимися в плачевном состоянии делами Торнов грозило семье разорением.

Снова вздохнув, девушка пробормотала:

— Как жаль… Я очень вам сочувствую.

— Благодарю вас. — Гарри взглянул в полные сострадания голубые глаза Софи, и его любовь, уже прочно обосновавшаяся в сердце, стала еще крепче. — Мой брат был замечательным человеком, и он всегда мог пожертвовать собой ради тех, кого любил.

— Наверное, он был чудесным…

— Так и есть. — Внезапно Гарри сказал то, чего никому еще не говорил после смерти Питера. — Из-за его кончины я утратил вкус к удовольствиям, и весь мир стал для меня серым и безрадостным. — «Кроме тех моментов, когда рядом Софи», — добавил он мысленно.

— Я чувствовала то же самое, когда умер отец, — проговорила девушка.

Старый маркиз скончался четыре года назад, и тогда вся Англия скорбела об утрате выдающегося политика, которому, как и теперь его сыну, прочили пост премьер-министра. Гарри же в то время только окончил Оксфорд и предавался развлечениям, добавляя все новые пятна на репутацию своей семьи.

Пытаясь утешить Софи, Гарри протянул к ней руку, но тут же послышалось многозначительное покашливание Джонса. И было ясно, что освободить возлюбленную от зорко следивших за нею драконов будет не так-то просто.

И тут впервые в своей беспутной жизни Гарри захотелось принять вызов судьбы. Осмотревшись, он понял, что день уже вступил в свои права — в парке появились гуляющие. И теперь, чтобы оградить Софи от пересудов, он должен был уехать.

Улыбнувшись, Гарри проговорил:

— Было очень приятно вас повидать.

Девушка наклонила голову с грацией и достоинством знающей себе цену великосветской дамы, коей она рано или поздно должна была стать. Из-под полей ее отороченной бобровым мехом модной шляпки блеснул исполненный томления взгляд, и она тихо сказала:

— Сегодня вечером я отправляюсь на бал к леди Карсон.

— Возможно, я увижу вас там, — ответил Гарри, уже точно зная, что будет на этом балу.

Молодой человек поклонился, прочитав во взгляде Джонса предостережение — стало совершенно ясно: поцеловав Софи руку, он зайдет слишком далеко.

— Приятного вам утра, мисс Софи, — сказал Гарри на прощание.

Горы близ Генуи, начало марта 1828 года

Стоя на террасе гостиницы, Пен смотрела на протянувшуюся внизу линию берега. Ночь выдалась ясная, и девушка отчетливо различала в некотором отдалении очертания Генуи. В гостинице же повсюду стояли горшки с весенними цветами, и после льда и снега это казалось настоящим чудом.

Их с Кэмом утомительное путешествие подходило к концу, и завтра им предстояло отправляться домой. Впрочем, последняя неделя была легче предыдущих. Погода, наконец, смилостивилась над путниками, а дороги в более населенной местности стали гораздо шире и ровнее, чем прежние горные тропы. И даже гостиницы стали более удобными и чистыми, что избавляло Пен от необходимости делить комнату со своим спутником. Но она все еще помнила, как лежала без сна, терзаемая глупой ревностью. А он, растянувшись рядом с ней, тоже не смыкал глаз.

Что же касается женитьбы Кэма, то Пенелопа, конечно, всегда знала, что он рано или поздно женится. И вот теперь, когда его невеста обрела реальные очертания, ей, Пен, следовало бы избавиться, наконец, от своей болезненной страсти. Но, увы, вместо этого ей становилось все тяжелее… А сегодня боль стала совершенно невыносимой, и Пенелопа, едва закончив ужин, бросилась к себе в комнату, чтобы поскорее сбежать от Кэмдена.

И вот сейчас, упершись дрожащими руками в каменную балюстраду, она смотрела в ночь ничего не видящими глазами. В этот вечер на ней было ее любимое платье из шелка цвета морской волны — платье, купленное в прошлом году во Флоренции. Попросив Марию отыскать его среди других нарядов, Пенелопа поняла, чем именно руководствовалась, и выглядело это весьма жалко. Она пыталась выставить себя напоказ, пыталась раздразнить Кэма. Но зачем ей это? Ведь он все равно не будет принадлежать ей, как бы сильно она того ни хотела…

Да, она действительно выглядела жалко.

— Беседа со мной пробудила у тебя желание броситься со скалы? — раздался у нее за спиной тихий голос.

Пен медленно развернулась. Конечно же ей следовало догадаться, что Кэм отправится за ней. Освещавшие террасу лампы давали достаточно света, чтобы она могла разглядеть его в тени возле дверей. Кэм тоже постарался одеться нарядно — словно понимал, что эта ночь станет своеобразным прощанием.

Пенелопе ужасно не хотелось путешествовать вместе с ним, и теперь сожаления о том, что их путешествие заканчивается, казались абсурдными.

— Ты говорил не так уж много, чтобы довести меня до самоубийства, — ответила она, пожимая плечами.

Герцог подошел к ней поближе, — и сердце Пенелопы забилось быстрее. «Ох, я и впрямь ненормальная!» — промелькнуло у нее. Кэмден же передал ей один из бокалов с красным вином, что принес с собой, и проговорил:

— Хочу поднять тост за старую дружбу.

И в тот же миг вся колючая враждебность куда-то исчезла, и Кэмден превратился в того добросердечного юношу, которого Пенелопа когда-то знала.

Взглянув на свой бокал, Пенелопа сказала:

— Что ж, за дружбу.

— Наше путешествие подходит к концу, — в задумчивости продолжал Кэмден.

— Но впереди — путь до Англии.

— На «Пустельге» ты защищена от скандала. Я плачу членам команды, чтобы они держали язык за зубами.

Как он, должно быть, хотел брака с леди Марианной… При этой мысли сердце Пенелопы болезненно сжалось. И ей вдруг захотелось вырвать все волосы из прически своей соперницы, без сомнения идеально уложенной. Увы, Пен теперь постоянно думала о выборе Кэмдена. Хотя и без всяких раздумий было ясно, что его невеста красива, благоразумна… и с безупречной репутацией.

— Да-да, за дружбу, — повторила Пенелопа, пытаясь изобразить радостную улыбку, но у нее это не очень-то хорошо получилось.

Слава Богу, Кэм, кажется, не заметил, в каком она была настроении. Отхлебнув из своего бокала, он перевел взгляд на море и вновь заговорил:

— К счастью, мы с тобой все-таки не убили друг друга.

— Но были к этому близки, — заметила Пенелопа.

Кэм внимательно посмотрел на нее и тихо сказал:

— Я желаю тебе добра, Пен. Я всегда желал тебе лишь добра.

Что ж, она это знала. Знала и о том, что ее отказ выйти за него замуж весьма уязвил Кэма и, возможно, даже разгневал. И все же узы прежней дружбы оказались крепче. Слава Богу!

— А я желаю добра тебе, Кэм.

— Что собираешься делать, когда вернешься домой?

— Улажу дела тетки.

— А потом?

Пенелопа пожала плечами.

— Наверное, вернусь в Италию. У меня здесь друзья и много мест, где хотелось бы побывать.

— Значит, ты не останешься в Англии?

Остаться — чтобы видеть его семейное счастье?.. Ни за что на свете!

— Нет, не останусь.

— Элиас и Гарри будут рады твоему возвращению, — заметил Кэмден.

— У них своя жизнь. К тому же они уже привыкли жить без меня.

— Теперь им придется жить и без тебя, и без Питера. — Кэмден вздохнул и добавил: — Прости, мне не следовало это говорить.

Пен с удивлением посмотрела на него.

— Господи, Кэм, ты передо мной извиняешься? Я думала, ты утратил такую способность.

Кэмден поджал губы, однако, оставался спокойным. А жаль… Ей было бы легче бороться со своим влечением к нему, если бы он разозлился. Увы, сейчас на его лице не было ни намека на неприязнь.

— Во время нашего путешествия я был груб по отношению к тебе, — проговорил он со вздохом сожаления.

Пенелопа невесело рассмеялась.

— И теперь, Кэм, ты признаешься в этом?

Выражение его лица не изменилось.

— Ты знаешь, почему так выходило.

— Да, ты говорил.

Развивать эту тему Кэмден, к счастью, не стал. Ох, как же мучительно было сознавать, что Кэм ее хотел, но не мог отдаться на волю чувств.

— Я надеялся, что честность разрядит ситуацию, — добавил он все-таки.

— Увы, этого не случилось, — со вздохом пробормотала Пен.

«Интересно, поцелует ли он меня на прощание?» — подумала она неожиданно. Ведь ей требовалось совсем немного. Всего один поцелуй, который она могла бы запомнить на всю жизнь. Хотя ей и так уже было, что вспомнить.

— Не случилось потому, что ты меня не хочешь? — спросил Кэмден. — Или потому, что хочешь?

Пенелопа вздрогнула и отпрянула, пролив немного вина.

— Кэм, я…

— Господь свидетель, это было бы неправильно. Ведь я ухаживаю за другой женщиной. А ты — сестра моего друга. Мы вместе выросли. — Голос герцога дрогнул, когда он добавил: — Но признайся, что ты меня хочешь. Ибо неизвестность сводит с ума.

Пенелопе ужасно не хотелось все это слышать. Не хотелось отчасти потому, что она, безнравственная, сейчас горела желанием броситься в объятия Кэмдена и умолять его проделать с ней… множество совершенно запретных вещей. Пен отошла к балюстраде, чувствуя, как гулко колотится ее сердце. Ох, она едва не раскрыла Кэмдену свою тайну, хотя и поклялась, что он никогда не узнает о ее любви. А его жалость… она была бы страшнее смерти.

— Кэм, зачем тебе мои признания? Ведь в этом нет никакого смысла…

Он забрал у нее бокал и поставил его на балюстраду рядом со своим.

— Мне нужно знать, вот и все.

— Нет, не нужно, — возразила Пен — и вдруг тихо застонала. Стоявший на продуваемой легким бризом террасе, с непривычно взъерошенными волосами и горящими страстью глазами, Кэмден казался ей сейчас самым красивым из мужчин.

И тут он схватил ее за руку:

— Если бы ты меня не хотела, то так бы и сказала, верно?

Пенелопа прекрасно понимала, что если Кэмден будет продолжать к ней прикасаться, то этой ночью она окажется в его постели.

— Кто-нибудь может увидеть нас, Кэм.

— Мне все равно. Скажи правду, Пен.

— Но какой в этом прок? — спросила она в отчаянии и попыталась отстраниться. — Ты ведь женишься на леди Марианне… — Взгляд Кэма сосредоточился на ее губах, и их закололо так, словно он уже запечатлел на них поцелуй.

— Когда-то я хотел жениться на тебе, Пен.

Сердце Пенелопы наполнилось горечью, и она со вздохом проговорила:

— Хотел, когда считал, что сможешь вылепить из меня все, что тебе угодно. Причем это было до того, как Питер, разорившись, окончательно запятнал и без того небезупречное имя нашей семьи, — разве не так?

Пенелопа затаила дыхание в ожидании ответа; ей ужасно хотелось, чтобы Кэм опроверг это ее утверждение. Однако он конечно же этого не сделал. Он ни за что не стал бы ей лгать, и она одновременно и уважала, и ненавидела его за это.

— Из леди Марианны получится безупречная герцогиня, — сказал он, немного помолчав.

Сердце Пенелопы болезненно сжалось при мысли о том, что Кэм никогда не смог бы сказать того же самого о ней — даже до того, как она начала вести богемный образ жизни.

— Ты ее любишь?

Кэм наконец-то выпустил руку Пенелопы и неодобрительно поджал губы — так случалось всегда, когда кто-то начинал рассуждать о любви.

— Пен, ты ошибаешься, считая любовь залогом счастливого брака.

— А ты ошибаешься, полагая, что это не так.

— Мои родители были влюблены друг в друга, но очень недолго.

— Твои родители навсегда остались детьми, — возразила Пенелопа.

Гневно посмотрев на нее, герцог тихо сказал:

— Ты заговорила на опасную тему…

— Почему же? — Пен пожала плечами. — Ты ведь говоришь со мной откровенно. — Немного помолчав, она продолжала: — Кэм, мне это знакомо… Влечение сулит неприятности, но в этом нет ничего удивительного. Мы с тобой — здоровые взрослые люди и находились бок о бок сутки напролет. Было бы странно, если бы мы не проявили друг к другу интереса.

Губы Кэмдена изогнулись в горькой улыбке.

— Какое простое объяснение…

На какое-то мгновение их взгляды встретились, и Пенелопа вдруг поняла, что Кэм вспоминал, как она стояла перед ним совершенно нагая.

Но потом его лицо вновь стало непроницаемым, и Пенелопа почувствовала себя так, словно Кэм поманил ее к себе, — а затем захлопнул дверь прямо у нее перед носом. И все же она была благодарна ему за то, что он умерил свой пыл. Было бы сущим мучением слышать его признания в том, что он якобы безумно ее желал.

Словно сговорившись, они оба повернулись к морю, которое завтра станет их дорогой домой. Где-то там, внизу, стояла на якоре яхта Кэмдена. И если подует попутный ветер, то они причалят к берегам Англии уже через несколько недель.

Надолго воцарилось молчание. Сначала оно было тягостным и напряженным от едва сдерживаемой страсти, но потом превратилось в нечто более спокойное и милосердное. И таким же спокойным и милосердным стал голос Кэмдена, когда он снова заговорил:

— Пен, почему ты так стремишься отправиться в изгнание? От чего ты бежишь?

«От тебя», — ответила она мысленно. Да, все последние девять лет она пряталась от мужчины, которого любила. Пряталась от того, кто не мог ответить ей взаимностью. Так что следовало признать: несмотря на свою любовь к приключениям, несмотря на роль богемной интеллектуалки, которую ей приходилось играть, она, Пенелопа, ни к чему не стремилась. Такое вот горестное признание…

— Я вовсе не бегу, просто мне нравится такая жизнь, — заявила Пен, пожимая плечами.

Кэмден пристально взглянул на нее.

— Думаю, тебе понравится и в Лондоне.

— Ох, сомневаюсь… — Она покачала головой. — Люди там более консервативны, чем здесь. Английское общество вряд ли примет меня с распростертыми объятиями.

— Я приму.

Не удержавшись, Пенелопа рассмеялась. Только смех этот больше походил на рыдания. Но если она расплачется, то Кэмден сразу все поймет…

— Нет, Кэм, я не брошусь в твои объятия ни при каких обстоятельствах, — сказала она, изобразив улыбку.

Однако Кэм не улыбнулся. Напротив, он казался взволнованным и даже разгневанным. Атмосфера вновь стала тягостной и напряженной, и Пенелопа со вздохом подумала, что так во время их общения будет всегда.

— Пен, я изо всех сил пытаюсь не забывать о том, что я — человек чести, — заявил Кэмден.

Пенелопа молча пожала плечами. Ох, как же ей хотелось — пусть даже и ненадолго — заполучить этого мужчину. И конечно же она могла бы сейчас шагнуть к нему и прижаться губами к его губам. Если она знала мужчин — а в свои двадцать восемь лет она неплохо их изучила, — этот поцелуй сломил бы волю Кэмдена.

— Да, к сожалению, пытаешься не забывать, — прошептала Пенелопа, глядя прямо ему в глаза.

Воздух вокруг них сгустился до такой степени, что, казалось, наполнился гулом, заглушавшим все остальные звуки.

А потом Кэмден вдруг сделал шаг назад и, отвесив поклон, заговорил все с той же прохладной вежливостью, к которой Пенелопа уже успела привыкнуть за время их долгого путешествия.

— Пен, я не стану уподобляться грубиянам и также не стану делать глупости, ведь на кону — репутация моей семьи. Уложив тебя в постель, я докажу, что все мои попытки очистить семейное имя от грязи были напрасны.

Пен прекрасно это знала, но все же его слова причинили боль. Она опустила глаза, чтобы он не заметил, какую глубокую рану нанес.

Тут на террасу вышла еще одна пара, и в голосе женщины послышалась радость — как если бы она увидела хорошую знакомую. Причем говорила она как представительница высших слоев английского общества.

— Мисс Торн, какая приятная и неожиданная встреча…