Во имя любви

Анна Кэмпбелл, 2012

Безупречный джентльмен Кэмден Ротермер, герцог Седжмур, долгие годы посвятил тому, чтобы очистить семейное имя, запятнанное погрязшими в скандалах родителями. Однако встреча со своенравной и необузданной подругой детства Пенелопой Торн нарушает спокойное течение его жизни. Обстоятельства вынуждают их заключить фиктивный брак. Но Кэмден бежит от любви как от огня, в то время как Пенелопа не мыслит жизни без нее. Чем закончится противостояние двух сильных личностей? И осмелится ли Кэмден, давно тайно влюбленный в Пенелопу, признаться в своих чувствах?

Глава 3

Один из недостатков крошечных гостиниц, находящихся на краю света, состоял в том, что в них не возможности уединиться, особенно — во время бушующей за окном пурги.

Уже несколько недель Кэмдену приходилось ночевать во второсортных гостиницах, но этот едва сводивший концы с концами постоялый двор был самым худшим из всех. Ему ужасно не хотелось мешать предававшейся горю Пен, но также не хотелось сидеть снаружи, постепенно превращаясь в ледышку. Не мог он и подняться в свою комнату — из опасения, что негодяи вернутся. Хотя гостиницу уже охраняли местные жители, Кэмден не мог довериться людям, которых не знал.

И вот теперь он расхаживал по коридору точно выброшенный на улицу пес — голодный, замерзший… и ужасно разочарованный поведением Пен. Хотя чему удивляться?.. Какого приема он ожидал?

Когда же Пенелопа, наконец, решила прервать свое уединение, Кэм сидел на кухне, пытаясь сделать хоть глоток невероятно кислого местного вина. Жена хозяина заведения готовила ужин, и разносившиеся по кухне ароматы вызывали урчание в желудке; ведь всем известно, что встреча с опасностью неизменно вызывает зверский аппетит.

— Добрый вечер, Пен, — произнес герцог, поднимаясь со стула. — Хочешь вина?

— Может быть, попозже, — ответила девушка, не переступая порога кухни.

Разорванный лиф платья она заткнула за ворот сорочки, и это еще раз напомнило Кэмдену — хотя напоминания и не требовалось — о том, что она едва не подверглась насилию. А еще это напомнило ему — о, проклятье! — о соблазнительных изгибах тела Пенелопы. Это постоянное ощущение ее близости ужасно раздражало и выматывало. Такой своей реакции Кэмден совсем не ожидал…

— Ты искала меня? — спросил он.

— Мне нужна Мария. Я хочу вымыться и переодеться. — Голос Пенелопы был таким же ледяным и неприветливым, как снежная буря за окном.

— Если ты не пойдешь в бар, я, пожалуй, приглашу наших охранников внутрь. На улице очень холодно.

— Положение обязывает, да, Кэм?

Кэмден постарался не обращать внимания на насмешки. Ведь его с раннего детства приучили заботиться о людях, которые ему служили.

— Да, именно так, — ответил он с невозмутимым видом.

— Poverina, poverina!..^[3] — Жена хозяина оставила плиту и бросилась к Пенелопе, чтобы заключить ее в объятия. Пен обмякла, прижавшись к пышной груди итальянки, и Кэм заметил промелькнувшее в ее глазах выражение растерянности.

Что ж, неудивительно, что она топталась у порога. Пен с огромным трудом скрывала от окружающих свое горе. Но Кэм-то сразу же заметил ее покрасневшие глаза и слипшиеся ресницы. Пока он проклинал неудобства, она горько плакала, печалясь о брате. Какой же он все-таки эгоист…

Восхищаясь стойкостью Пенелопы, Кэм наблюдал, как она, взяв себя в руки, расправила плечи и выпрямилась — и сразу же стала на две головы выше невысокой седовласой итальянки. Женщина же отвела Пен к столу, и уже через минуту перед ней стоял бокал вина, а рядом — тарелка с горячим супом.

— Grazie^[4]. — Голос Пенелопы звучал глухо. И она смотрела на еду так, словно перед ней была отрава.

— Ешь, пока горячий. — Кэм отрезал девушке ломоть хлеба от большой краюшки, лежащей в середине стола.

Пен опустила ложку в суп, — но и только.

— Разве ужин на кухне не претит величественному Кэмдену Ротермеру? — пробурчала она.

— Хватит насмехаться. Иначе у меня будет несварение желудка. — Не обращая внимания на неприкрытую враждебность Пенелопы, Кэм коснулся ее руки. От этого, казалось бы, невинного прикосновения по телу его внезапно пробежала дрожь. — Поешь, Пен. Это поможет.

— Чему именно? Твоей цели?

В кухне воцарилось тягостное молчание. А жаль… Ведь они с Пен прекрасно ладили. До тех пор, пока он не сделал ей предложение.

— Я очень сожалею, что так случилось с Питером, — тихо произнес Кэм. Он говорил по-английски, чтобы создать хоть какую-то видимость уединения — ведь вокруг сновали служанки, таскавшие в бар подносы с едой и напитками.

— Я тоже, — сказала Пенелопа, не поднимая головы. Но ее голос звучал уже не столь враждебно. — Спасибо, что спас меня.

Кэмдену не нужна была ее благодарность. Хотя… Наверное, только Господь Бог знал, что именно ему нужно.

— Любой мужчина поступил бы точно так же, — ответил он, помолчав.

— Снова «положение обязывает»?

Кэм не ответил. Отрезав себе еще хлеба, от тихо сказал:

— Питер считал, что ты попала в беду. И, судя по тому, что я сегодня увидел, он был прав.

— Ты, вероятно, проклинаешь его за то, что он втянул тебя в это. Поиски непредсказуемой сестры старого друга наверняка не входили в твои планы. К тому же мы с тобой расстались… не слишком хорошо.

Кэм сделал глоток вина и, решив быть предельно откровенным, проговорил:

— Тебе не следовало сбегать из Англии. Я не собирался тебе докучать.

Тут щеки Пенелопы вновь окрасились румянцем, и она немного поела. После чего заявила:

— Я сбежала не от тебя, а от своей матери.

— Она тебе угрожала?

Пен язвительно рассмеялась.

— Ты даже не представляешь, насколько. Она даже велела отцу бить меня до тех пор, пока я не соглашусь стать твоей женой.

«Проклятье!» — мысленно воскликнул Кэм. Конечно же ему следовало сначала поговорить с самой Пен, прежде чем просить ее руки у отца. Но он тогда был настолько самонадеян, что и помыслить не мог об отказе.

— Господи, Пен, неужели он это сделал?

— Конечно, нет. — Она покачала головой. — Разве ты можешь представить, что мой отец поднял бы на меня руку?

Герцог невольно усмехнулся. Покойный лорд Уилмот был слабым человеком, старавшимся избегать своей сварливой жены.

— Он наверняка сбежал в Лондон и спрятался в своем клубе, верно?

— Не совсем. Отец затаился у своей любовницы, и мать была крайне недовольна.

— Не сомневаюсь. — Кэм также не сомневался и в том, что все свое недовольство и гнев леди Уилмот обрушила на голову дочери. — Значит, приглашение твоей тети оказалось как нельзя кстати?

— Да, пожалуй. Мне всегда хотелось отправиться в путешествие. К тому же я страшилась предстоящего сезона.

— Но почему? — удивился Кэмден. — Ведь ты бы наверняка произвела фурор…

— Сомневаюсь. — Пенелопа поджала губы. — Все дамы единодушно решили, что я слишком своевольна… в ущерб собственным интересам. Вряд ли у лондонских женихов сложилось бы иное мнение. — Пен немного помолчала, потом продолжила: — Знаешь, я тогда не представляла, какую глубокую рану нанесла твоему тщеславию.

Кэм пожал плечами и, стараясь придать голосу беззаботность, проговорил:

— Осмелюсь заметить, что этот опыт оказался для меня полезен.

— Мне жаль, Кэм, — тихо сказала Пенелопа.

— Но ты не сожалеешь о том, что ответила отказом, не так ли? — Воспоминания о ее отказе вновь и вновь ранили его гордость.

— Все давно в прошлом, — мягко произнесла Пенелопа, и это было в ней ново. Пен, которую он знал, непременно ответила бы колкостью на едкое замечание.

Вновь склонившись над тарелкой с супом, Пенелопа начала есть с большим аппетитом. Когда же она проглотила последнюю ложку, Кэм спросил:

— Будешь противиться возвращению в Англию?

Пенелопа долго молчала. После чего ответила вопросом на вопрос:

— А ты хочешь, чтобы я противилась?

Кэмден нахмурился и проворчал:

— Как бы ни раздражал тебя мой деспотизм, — я дал Питеру слово, что верну тебя домой.

— Питер не был моим опекуном, — заявила Пен.

А вот он, Кэмден, был уверен, что она очень нуждалась в оном.

— Но Питер любил тебя и хотел, чтобы ты остепенилась.

Горький смех Пенелопы напомнил Кэму тот день, когда он сделал ей предложение.

— И чтобы обзавелась мужем и детьми, не так ли?

— А что в этом плохого? — буркнул Кэм.

— Мне это не подходит. Я никогда не выйду замуж.

Пен говорила слишком уж уверенно. Да и почему бы ей не быть уверенной? Ведь она жила так, как ей нравилось, и делала все, что хотела. Кэмден едва не зааплодировал ее дерзости. Только вот дерзость эта по какой-то необъяснимой причине злила его до такой степени, что хотелось кого-нибудь ударить, желательно — одного из ее проклятых любовников.

Пен бросила на него оценивающий взгляд и добавила:

— Я давно не обращаю внимания на мнение большинства. Поскольку же у меня нет ни мужа, ни отца, я вольна поступать так, как сама захочу.

— Но я намерен выполнить обещание, данное твоему брату, — проговорил герцог как можно спокойнее.

— Ударив меня по голове и связав по рукам и ногам? — с вызовом в голосе осведомилась Пенелопа.

— Если придется, — с раздражением ответил Кэм. Впрочем, одному только Богу было известно, что он предпримет в случае ее отказа.

Но тут Пенелопа вдруг потупилась и со вздохом сказала:

— Нет, не придется.

Кэмден вздрогнул от неожиданности. С удивлением глядя на собеседницу, он спросил:

— Пен, ты о чем? Какого черта?..

На губах Пенелопы — на этих невероятно соблазнительных губах — заиграла насмешливая улыбка.

— Раньше тебя было гораздо сложнее раздразнить, Кэм.

— Да, но…

Пен отодвинула от стола шаткий стул и встала. Несмотря на игравшую на губах улыбку, в ее глазах была печаль.

— Мы с Питером должны были встретиться в Париже, чтобы обсудить последнюю волю тети Изабель. Он собирался стать моим официальным представителем в Лондоне. И вот теперь мне придется разбираться с делами самостоятельно. Так что я вернусь домой. Даю слово. Но если мы с тобой будем путешествовать вместе, поползут слухи…

Еще до встречи Кэм все обдумал, поэтому тотчас сообщил:

— Мы будем избегать крупных городов до тех пор, пока не доберемся до моей яхты, пришвартованной в Генуе.

— В Генуе? Но ведь это означает, что мы отправимся той же дорогой, которой я ехала сюда…

— Будь я проклят, если решусь перевалить через Альпы в феврале, — проворчал герцог. — Да, мы отправимся на юг.

— Я могла бы поехать на юг самостоятельно.

Ему очень хотелось согласиться — хотя бы для того, чтобы освободиться от своего сумасбродного влечения к Пенелопе. Однако внутренний голос продолжал возмущенно восклицать: «Это же малышка Пен! Девчонка с растрепанными волосами и торчащими из-под грязного платья костлявыми коленками! Как ты можешь потерять голову от Пенелопы Торн?»

— Ты непременно попадешь в беду, если будешь настолько беззаботна, что возьмешь в качестве сопровождающего лишь этого ни на что не годного кучера, — проговорил герцог.

Глаза его собеседницы превратились в черные льдинки.

— Я не должна перед тобой извиняться или что-то объяснять. — Пен развернулась, собираясь уйти. — Приятного вечера, ваша светлость.

Кэм вскочил на ноги.

— Нет, подожди!

Он схватил Пенелопу за руку. В юности он прикасался к ней сотни раз, но сейчас… Исходившее от Пен тепло дрожью прокатилось по его телу, и Кэм тотчас же понял, что это была настоящая катастрофа. Он попытался представить себе лицо леди Марианны, но вместо ее холодной красоты увидел лишь черные как у цыганки волосы и горящие дерзостью глаза.

— Отпусти меня, Кэм, — тихо сказала Пенелопа.

— Даешь слово, что не сбежишь? — Герцог пристально взглянул на нее.

— Снег завалил дороги к северу отсюда, и я не удивлюсь, если дороги и в южном направлении тоже занесены.

— Стало быть, мы заперты в этом Богом забытом заведении, не так ли, Пен?

Она взглянула на него, прищурившись.

— Совершенно верно, ваша светлость. — Накинув на себя плащ — с таким видом, словно он был подбит мехом горностая, — Пенелопа Торн вышла из кухни. Спину же при этом держала прямо и покачивала бедрами с такой чувственной дерзостью, что сердце Кэмдена едва не выскочило из груди.

Черт бы ее побрал!

Примечания

3

Poverina (итал.) — бедняжка.

4

Grazie (итал.) — спасибо.