Прощальный поцелуй Греты Гарбо

Анна Князева, 2017

Когда-то актриса Лионелла Баландовская и ее сосед Кирилл были влюблены друг в друга, но их отношения разрушила жена его деда, прославленного режиссера Ефима Ольшанского. Инна Ольшанская, стареющая актриса, ненавидела конкуренток и хитростью избавилась от нее… Спустя много лет Лионелла столкнулась с Кириллом в петербургском отеле при весьма пугающих обстоятельствах – в одном из номеров обнаружили труп мальчика по вызову. В убийстве обвинили Ольшанского: на него указывали все улики. Лионелла решила помочь Кириллу доказать свою невиновность, ведь их до сих пор связывало нечто большее, чем просто воспоминания юности. К их удивлению, следы преступления привели в подмосковный дом Ольшанских, где бесследно исчезли драгоценности его неродной бабки Инны. Остался лишь портрет Греты Гарбо с отпечатком ее губ – когда-то знаменитую актрису связывал с Ефимом Ольшанским страстный роман…

Глава 1

Полуправда

Григорий Шмельцов не находил себе места. Физически он сидел в кресле, но его руки переживали свою, отдельную жизнь. На письменном столе управляющего не осталось ни одного предмета, не побывавшего в руках Шмельцова.

— Незачем вам так волноваться, — сказал толстошеий следователь без возраста, какими бывают крупные мужчины с резкими чертами лица. Особенный, упрямый постав головы придавал ему решительный вид.

— Не трудитесь… — Шмельцов с тоской оглядел кабинет. — Мне хорошо известно: что бы я ни сказал, вы все пересобачите по-своему.

— Как вы сказали? — спросил толстошеий.

— Пересобачите.

— Ну, это как вам будет угодно…

— Что?

— Думайте, говорю, как хотите. — Следователь забрал из рук Шмельцова тяжелое пресс-папье. — Оставьте его в покое. Мы здесь в гостях. Управляющий отеля на время предоставил нам свой кабинет.

— Я все понимаю. Слава богу, не дурак… — обиженно проговорил Шмельцов.

Следователь придвинул к нему заполненный бланк протокола:

— Ознакомьтесь и распишитесь.

— У вас нет очков?

— Нет.

— Черт знает что!

— Это претензия? — следователь недовольно повел головой. — Свои нужно иметь.

— Я не рассчитывал, что этой ночью мне придется подписывать протокол.

— Кто-нибудь! — зычно рявкнул толстошеий. — Очки принесите!

В кабинет заглянул полицейский:

— У криминалистов есть лупа.

— Давайте!

Шмельцову подали лупу, и он стал придирчиво изучать протокол. Прочитав, постучал ногтем по бумаге:

— Вот здесь…

— Что?

— Я сказал, что, вернувшись в номер, сразу прошел в ванную.

— Ну? — склонив голову, следователь исподлобья глядел на Шмельцова.

— А вы написали: «почти сразу».

— По-вашему, это меняет дело?

— В моем положении важна каждая мелочь.

Следователь вычеркнул слово «почти».

— Подписывайте.

— Надеюсь, вы понимаете, что не я убил того человека. Я даже не знал его, боже мой!

— Тогда как он оказался в вашей постели?

— Опять двадцать пять! Я не зна-а-аю! — Шмельцов нервически схватил подставку для ручек, но толстошеий отобрал ее и установил на противоположный край письменного стола.

— Давайте заканчивать.

— Но что будет со мной?

— Пока оставайтесь в отеле.

— В этом же номере? — Шмельцов вскинул руки, как будто ощутил внутренний толчок, готовый превратиться в истерику: — Нет уж, избавьте!

— Можете переехать в другой номер. Я разрешаю. Пишите, — чтобы подтолкнуть допрос к завершению, следователь стал диктовать: — «С моих слов записано верно, мною прочитано…»

Чуть помедлив, Шмельцов начертал стандартную фразу, поставил роспись и устало откинулся в кресле.

— Теперь могу удалиться?

— Можете, — кивнул следователь. — Не забывайте, что вы под подпиской и должны оставаться здесь.

— Не нужно десять раз повторять. — Шмельцов встал и направился к выходу.

Однако когда он приблизился к двери, та распахнулась и на пороге появилась Лионелла.

— За мной прислали полицейского.

— Баландовская? Из триста двенадцатого? — Следователь сдвинул манжету и взглянул на часы: — Уже три… — Затем поднял глаза и помахал Шмельцову рукой: — А вы ступайте, ступайте…

Лионелла чуть отстранилась, чтобы пропустить Шмельцова, и тот, проходя, тихо заметил:

— Свежа, как утренняя роза…

Но уже через мгновение следователь предъявил ей реальность:

— Садитесь, Баландовская!

Она опустилась в кресло, где только что сидел Шмельцов.

Глядя на Лионеллу, такую невозмутимую и холеную, невозможно было представить, что, собираясь, она долго выбирала подходящий наряд. Остановившись на строгой юбке, надела белую блузку с массивным кружевом «ришелье». Приколола под воротник бриллиантовую брошь, но тут же сняла, решив, что с брошью ее образ не будет соответствовать заявленным обстоятельствам.

Она — свидетель преступления, а значит — ничего лишнего. Волосы заколола в строгий, но элегантный пучок, помаду выбрала бледную, телесного цвета. Что еще?.. Ах да! Тонкие колготки (не идти же к следователю с голыми ногами). Туфли-лодочки — пудрового модного цвета на небольшом каблуке.

Лионелла не терпела дурновкусия и женской несобранности.

Следователь вытащил из папки незаполненный бланк, бросил его на стол и припечатал тяжелой волосатой рукой.

— Приступим… — Он взял ручку и сделал несколько пробных штрихов. — Не пишет!

— Думаю, управляющий отеля не будет в претензии, если вы позаимствуете одну из его ручек, — подсказала Лионелла.

— Так и сделаем, — толстошеий взял хозяйскую ручку. — Ваше полное имя…

— Лионелла Павловна Баландовская.

— О как!

— Вас что-то смутило? — она шевельнула бровью, и следователь почувствовал опасное напряжение.

— Нет, ничего. Что касается меня, все значительно проще: Фирсов Егор Петрович, следователь по особо важным делам Следственного управления по городу Санкт-Петербургу. — Представившись, Фирсов записал ее имя и снова спросил: — Где проживаете?

— В деревне, но прописана в городе. — Лионелла ни на минуту не теряла осанки и, говоря, чуть-чуть наклоняла голову, отдавая должное статусу собеседника.

Тот спросил:

— Адрес?

— Москва, Мансуровский переулок…

Он снова записал и уточнил:

— Фактический адрес проживания, говорите, в деревне?

— Деревня Барвиха, сто тридцать шесть.

— Улица?

— Без улицы. У наших домов — только номера.

— Скупо, но время экономит… Образование?

— Как у всех — высшее.

Фирсов наморщил лоб:

— Не понял. Что значит, как у всех?

— Как у всех нормальных людей.

— Значит, у кого не высшее, тот ненормальный?

— Не нужно утрировать. — Намереваясь поправить прическу, Лионелла вдруг замерла в неловкой, насильственной позе. — Я не это имела в виду.

— Не важно. — Фирсов записал «высшее» и продолжил: — Идем дальше… Кто вы по профессии?

— Я — богатая женщина.

— Хорошая профессия… Пишем — домохозяйка.

— Это — остроумно, — она улыбнулась.

— Теперь расскажите все, что видели этой ночью.

— С какого момента?

— С того, как возвратились в свой номер.

— Была полночь, — начала Лионелла. — Или около того… Лифт был занят, и я поднялась на этаж по лестнице…

— Встретили кого-нибудь?

— Нет, никого.

— Дальше…

— Вошла в номер — и меня охватило странное чувство… — Она исподтишка взглянула на следователя. — Как бы вам объяснить…

— Так-так… — следователь чуть заметно подался вперед. — Причина?

— Запах.

— Странный? Неприятный?.. — он пробовал угадать.

— Несвойственный.

— Для чего?

— Для гостиничного номера такого уровня.

— Не понимаю. Тогда скажите, какие запахи для вас привычны в гостиничных номерах.

— Запах — пылесоса после уборки, дорогих химических средств и дезодорантов. Обычно к ним примешивается парфюм постояльца. Когда я вернулась в свой номер, почувствовала нечто постороннее, не свойственное номеру и уж тем более мне.

— Охарактеризуйте хотя бы примерно.

— Пахло чужим, приторным, возможно, недорогим одеколоном… Немного сигаретным дымом и еще чем-то специфическим. Такой запах приносят в волосах или в складках одежды.

— Да вы — нюхачка.

— Простите, что? — Лионелла прищурилась. — Как вы сказали?

— У вас хорошее обоняние.

— Не просто хорошее. Ассоциативное, — педантично уточнила она. — Меня всегда увлекала связь между словами, звуками и запахами. И, знаете, тот запах, что я уловила, вернувшись в номер, едва не обернулся воспоминанием.

По лицу следователя было заметно, что он не доверяет подобным субстанциям.

— Что же вы вспомнили? — Фирсов спросил насмешливо, но все же по-доброму.

— Ничего.

— Но, позвольте, вы только что сказали…

— Я сказала, что запах едва не обернулся воспоминанием. — Она повторила: — Едва не обернулся.

— Боже мой, как с вами сложно… — следователь тяжело опустил голову. — Теперь давайте по существу. Зачем вы отправились в смежный номер?

— Не думаете же вы, что в поисках приключений? — Лионелла Баландовская расщелкнула сумочку, достала мундштук и портсигар.

— Здесь не курят, — заметил Фирсов, и она в сердцах закинула все назад. Он повторил вопрос: — Зачем вы пошли в смежный номер?

— На ковре я увидела стеклярус от своего нового платья.

— Не улавливаю связь.

— Он был рассыпан у самой двери.

— Теперь понимаю.

— Сначала я проверила шкаф, и когда поняла, что платье исчезло…

— Заподозрили в краже Шмельцова и отправились в его номер.

— Понятия не имела, кто мой сосед!

— Но вы же знакомы?

— Конечно.

— Давно? — следователь на ходу что-то записывал.

— Целую вечность.

— Это не ответ.

— Точнее не припомню.

— Теперь поясните, почему дверь, соединяющая ваши два номера, была открыта?

— Откуда мне знать? — Лионелла равнодушно пожала плечами. — К слову сказать, когда я уходила, дверь была заперта.

— Из чего следует…

— Что ее отомкнули в мое отсутствие.

— Зачем?

— Это я у вас должна об этом спросить. Вы же полицейский?

— Я — следователь.

— Не вижу существенной разницы.

— Послушайте, — Фирсов всерьез завелся, — у меня складывается впечатление, что вы не говорите всей правды.

— Вот глупость!

— Полуправда мне ни к чему. Или давайте начистоту…

— Или? — Забежав вперед, Лионелла Баландовская проявила редкую наглость, которая была сродни провокации.

Теперь один бог знал, чем все это закончится, но Егор Петрович Фирсов сумел отличить вздорность женского характера от преступного умысла.

— Не будем пикироваться, — сказал он. — Вернемся к началу нашего разговора. Вы заметили стеклярус, проверили платье и отправились в номер Григория Шмельцова.

Лионелла оценила благоразумие следователя и продолжила как ни в чем не бывало:

— Григорий был в ванной.

— Как вы узнали?

— Слышала шум воды.

— Ну, предположим.

— Я прошла по следам стекляруса, заглянула в спальню и увидела там мужчину.

— Вы сразу поняли, что он мертв?

— Нет, — ответила Лионелла, и, кажется, ее ответ не устроил Фирсова.

— Странно…

— На нем было мое платье! — воскликнула она. — О чем еще, кроме этого, я должна была думать?

— И что же вы сделали?

— Ничего. В ту самую минуту из ванной вышел Шмельцов и спросил, что я делаю в его номере. Затем появился портье.

— Этот откуда взялся? — озадачился Фирсов.

— Я сама его вызвала, как только поняла, что меня обокрали.

— Кто первым сообразил, что лежавший в спальне мужчина мертв?

— Портье. Он заметил дырку от выстрела в его голове. И мы все увидели кровь на подушке.

— Из чего следует, что убийство произошло в номере Шмельцова.

— Вам лучше знать. — Собравшись с мыслями, Баландовская задала конкретный вопрос: — Как вы думаете, зачем этот человек надел мое платье?

— Не знаю, — ответил ей Фирсов. — Только не говорите, что я следователь и обязан все знать. Все знает только господь бог. А я, как вы понимаете, не он.

— Ясно… — на ее лице появилось разочарование. — Вам нужно очень стараться, иначе все пойдет прахом.

— Что именно? — спросил Фирсов.

— Следствие развалится.

— Об этом не беспокойтесь. С этим мы справимся. Скажите, украденное у вас платье дорого стоит?

— Оно не дешевое.

— Тогда не понимаю, почему так просто отвалился стеклярус.

— Платье было тесно этому человеку. Он — мужчина, а у меня стандартная эмка.

— Размер вашей одежды?

— Да, эквивалентный сорок шестому. Что касается платья, могу подсказать…

— Избавьте меня от ваших подсказок! Ответ по существу заданного вопроса — вот что мне нужно.

Однако Лионелла, словно бронебойная самоходка, шла напролом:

— Я долго слушала вас. Теперь послушайте вы. Платье было надето в моем номере, и только потом этот мужчина попал в спальню Шмельцова.

— Получается, вам все было известно? — Фирсов подозрительно сузил глаза.

— Не говорите глупости! — одернула его Лионелла. — Стеклярус начал осыпаться сразу, как только ткань растянулась.

— Ах, вот оно что. — Следователь замолчал и в течение нескольких минут заполнял протокол. Затем сказал: — Вернемся к Шмельцову. Вас что-то связывает?

— На что вы намекаете? — Лионелла небрежно бросила на стол свою сумочку. — Я — замужем.

— Прошу объяснить характер ваших взаимоотношений.

— Можете записать: с помощью Григория Шмельцова я убиваю время.

— Боюсь, что это никак не прояснит ситуацию.

— Григорий — известный светский персонаж. Кажется, заслуженный деятель каких-то искусств, кажется, когда-то снимал кино или имел к нему отношение. Несколько лет назад у Шмельцова появилась новая фишка — он придумал собирать богатых людей для участия в интеллектуальной игре, которую назвал «Зарядка для ума». Как видите, ему удалось воплотить в жизнь эту идею.

— Почему игра проходила у нас в Питере? Насколько я знаю, вы с ним москвичи.

— Не только мы с Шмельцовым, — ответила Лионелла. — Все, кто участвовал во вчерашней игре, приехали из Москвы.

— Зачем?

— Новая игра — новое место. В прошлый раз мы были на «Роза Хуторе».

— В Сочи?

— На лыжном курорте недалеко от него.

— Тогда объясните. — Фирсов старательно расправил завернувшийся уголок протокола. — Что с составом участников?

— Их примерно пятьдесят человек.

— В общей сложности?

— Да. Но в каждой игре — не больше пятнадцати. Пять столиков по три человека.

— И все же не понимаю. — Следователь почесал нос кончиком ручки. — Что это за игра? В чем она заключается?

— Один столик — одна команда. Шмельцов задает вопрос, на который невозможно сразу ответить, после чего начинает давать подсказки. Так, путем правильных вопросов и подсказок, находится верный ответ.

— Это как-то оплачивается?

— За участие в игре все мы платим Шмельцову.

— Много? — Затронув этот вопрос, Фирсов поразился тому, как переменилось лицо Баландовской, и понял, что прошелся по краю.

— Этого я вам не скажу, — ответила она сдержанно. — Вопрос денег не обсуждается.

— Ну, хорошо. Сколько вас было на вчерашней игре?

— Немного. Всего — одиннадцать человек.

— Одиннадцать… — повторил следователь и наморщил лоб. — Но позвольте… Вы сказали: один столик — три человека.

— Один столик — одна команда, — уточнила она.

— И все-таки одиннадцать на три не делится.

— Ах, это! Один человек не пришел.

— Кто? — Фирсов был собран, упруг и спокоен. — Имя этого человека?

— Кира Ольшанский. — Лионелла Баландовская поправила волосы, но вдруг осеклась: — Да нет… Не думаете же вы, что Ольшанский мог убить человека?

— Вернемся к игре…

— Нет, вы скажите. Киру в чем-то подозревают?

— Оставим эту тему. Вопрос следственных действий не обсуждается.

— Что ж, — сказала она. — Счет один — один. Можно сказать — ничья.

— Как вы сказали? — Фирсов оторвался от протокола и поднял глаза. — Баландовская… Баландовская… Не та ли это Баландовская?.. Вы не артистка?

— Все в прошлом, — сдержанно ответила Лионелла.

— Я видел ваш фильм. Там была фраза: «счет один — один, можно сказать — ничья». Надо же! Баландовская! Да, вы были звездой.

— Я больше не снимаюсь. Теперь, как вы справедливо заметили, я — домохозяйка.

В кабинет снова заглянул полицейский:

— Разрешите?

— Что еще? — спросил Фирсов.

— Ольшанского привели.

— Что значит — привели? — обеспокоенно вскинулась Лионелла.

— Подписывайте, — следователь ткнул пальцем в конец протокола. — Читайте и подписывайте: «С моих слов записано верно, мною прочитано…»