Влюбленный Нарцисс

Анна Кафа, 2023

Современный Нарцисс… Какой Он? Что видит Он в зеркале своей души?Роман о преуспевающем бизнесмене со сказочным именем Сим. Он красив, силен, умен, но… В его душе есть опасная трещина, в которую проваливается личная жизнь. После нескольких неудачных браков Сим, наконец, встречает женщину, в которую искренне влюбляется. Но… Может ли любить Нарцисс?

ВЛЮБЛЕННЫЙ НАРЦИСС

любовный роман-метаморфоза

ВКЛЮЧИТЕ СВЕТ

— Мама, мама, — его холодные ручки крепко впились в одеяло, — единственное убежище от кошмарного сна. Тело связала колючая дрожь. Набухшие от страха глаза украдкой вглядывались в немую темноту, которую, как тревожный колокол, нарушал стук маленького сердца. Казалось, оно как взбешенная птица, отчаянно хотело пробить клетку груди и выпрыгнуть вон.

Мальчик надеялся. Мальчик ждал. «Мама» — священное слово. «Мама» — заклинание детского мира. «Мама» — молитва. Мама…

И вот… Знакомый силуэт. ОНА.

Да будет свет! Чья-то божественная рука коснулась выключателя и — СТАЛ СВЕТ.

Мама, — его ручонки силой сбросили одеяло и молитвенно потянулись в сторону прекрасной спасительницы. Из бездонных галактик детских глаз, как звездная пыль, рассыпались слезы… Хрупкое семилетнее тельце затряслось от глубоких вулканических всхлипов.

Мама, — шептал он, и вся его прелестная безгрешная сущность тянулась к Ней.

Она уже сидела на краю кровати: уставшая, сонная, с всклокоченными белокурыми волосами и раздраженными нервами:

— Что опять случилось, Сим? — ее голос был сухим, холодным, совершенно бесцветным, неживым. Она дала себя обнять. Мальчик взобрался на мамины колени, как на спасительную скалу, он жался к ней всем своим тельцем, обнимал, целовал, и не переставал повторять:

— Мама. Мама. Мне страшно. Побудь со мной.

— Это всего лишь сон… Чего ты? Мне завтра на работу рано вставать. Давай, ложись…

— Мама, побудь со мной, — он продолжал ластиться. Ему вдруг становилось страшно: а вдруг обретенная им вселенная вновь исчезнет. Он боялся отпустить маму, боялся рухнуть со скалы в пропасть.

— Давай, клади голову на подушку, я тебя одеялом накрою. Хочешь свет оставлю?

Он вдруг понял, что бессилен, что ему не уговорить ее, не выпросить… Там — Холод. Мама — холодная, она не защитит. Никто, никто не защитит. Он — один. Маленький, хрупкий, беззащитный… Сила в ручках, обвивавших мамину шею, вдруг растаяла, мальчик разжал их, послушно залез под одеяло и положил голову на подушку.

Мама, скорее по традиции, чем от сердца, погладила его по голове. Симу стало еще больнее… Он больше ничего ей не сказал. Свет остался в комнате. С этого дня он начал привыкать к искусственному освещению, от него было больше тепла, чем от человека.

Глаза еще долго оставались открытыми, они сверлили стену, таяли, темнели, и, превратившись в черные дыры, наконец вновь отправились в путешествие по сновидениям.

УМИРАЮЩИЙ ВОЛК

— Симеон Вольфович, сегодня звонили по поводу вашего участия в конференции на счет использования новых технологий в медицине. Просили подтвердить, я сказала, что напишу им, — секретарша мило улыбнулась, она знала, что молода и хороша, и что было бы замечательно, если бы начальник «клюнул» на нее.

Он расстегнул пуговицы сдавливающего пиджака, дотронулся указательным пальцем до дужки очков и сосредоточенно посмотрел сквозь затянутую в черное платье фигурку. Девушка продолжала кокетливо улыбаться, расценивая его молчаливый взгляд, как положительный знак. А в это время он думал: вот, еще одна, красивая, глупая и самонадеянная. Думает, что я не устою перед ее «прелестями»… Да, хороша Ксюша, но таких, как она, пруд пруди… Он знал, что у него с ней «ничего не будет», но его занимало наблюдать, как она лезет из кожи вон, чтобы обольстить своего начальника.

Он снял очки и положил их на стол:

— Скажите, что буду. Ксения, принесите мне воды. И… Я сейчас уеду. По всем вопросам сегодня к Сергею Викторовичу.

Ксюша ожидала чего-то большего, и, видимо, несколько расстроилась, что все так прозаично, что не было ни намека, ни улыбки, ни… Она вышла за дверь с упавшим настроением, бросила на стол ежедневник и уперлась злым взглядом в экран компьютера.

— Ксения, Симеон Вольфович у себя? — проговорил мягким голосом пожилой мужчина с аккуратно стриженой острой бородкой.

— Да, — неожиданно сухо ответила Ксюша, ей хотелось сделать свой голос более вежливым и добрым, но, она не успела, замначальника появился как-то некстати.

— С вам все хорошо? Вы не заболели? — заботливо продолжал он.

Сергей Викторович отличался не только мудростью, но также какой-то светлой добротой и внимательностью к окружающим. Все в клинике его любили и уважали.

— Нет, все в порядке, — Ксюша, наконец, вновь приклеила улыбку.

Он ободряюще кивнул и направился в кабинет своего друга, который сейчас сидел в кресле главврача крупной частной клиники. Сергей Викторович дотронулся до дверной ручки и вдруг вспомнил, как десять лет назад, будучи инженером по медицинскому оборудованию, он столкнулся дверях с Симеоном Вольфовичем. С тех пор их судьбы настолько тесно переплелись, что сейчас, он уже с трудом мог различать, где заканчивается его линия и начинается линия Сима.

— Привет дорогой, — Сергей всегда очень нежно, по отечески (он был почти на десять лет старше) здоровался со своим другом, — как дела? Что-то у нас нынче Ксения Владимировна не в духе, — он не закончил фразу.

Сим всегда был рад своему, как он выражался, «единственному другу на свете», и сейчас приветствовал его мимолетной, но несколько усталой улыбкой:

— Да, наша Ксюша очень хочет, чтобы я ей под юбку залез, а я, видишь ли, не пытаюсь…

— Так может как-то деликатно дать ей понять?

— Деликатно? Да надоело мне уже. Я просто игнорирую, или иногда от нечего делать играю на ее самовлюбленности, это меня хоть как-то развлекает. Почему я должен со всякими «деликатничать»? Почему нельзя сказать дуре, что она дура? — он сделал паузу.

— Сергей, скучно мне… Ты же знаешь, сколько к моим сорока с лишним годам таких Ксюш мимо меня прошло. И все один и тот же сценарий… Она перед тобой крутит бедрами, стреляет глазами, потом вы в постели, после этого она начинает строить на тебя планы, и когда оказывается, что ее в твоих планах нет, вдруг превращается из нимфы в фурию, и ты становишься для нее враг номер один. Теперь она дышит огнем и живет местью или глупыми сплетнями. Или, еще есть другой вариант: она смотрит на тебя глазами несчастной жертвы, пишет дурацкие смс, сердечки и рассказывает, как она по тебе скучает. Надоело… И, вообще… Знаешь, чем больше я узнаю людей, тем больше мне нравятся вещи.

Он открыл серебряный портсигар, и, помяв сигарету в своих длинных красивых пальцах, не спеша прикурил.

— По правде говоря, если бы не Ксюшина деликатность и мягкость в обращении с клиентами, я бы давно ее уволил… Но, она хорошо ладит с людьми. Ну, хватит о ней, — он махнул рукой и начал блуждать взглядом по стенам комнаты.

Его кабинет был похож на маленький музей, в нем было множество раритетных вещичек: фарфоровых статуэток, старинных книг, картин… Одно из полотен — огромный умирающий волк… Вокруг него снег с каплями крови. Картина сильная и мрачная. Сергей не любил ее. Сейчас он почему-то на нее уставился:

— Может ты просто не узнаешь их до конца, а останавливаешься где-то посередине, именно в том месте, где все одинаковые? Кто знает, может если пойти дальше, там будет что-то интересное?

— Угу, — Сим иронично ухмыльнулся, — уже не однажды ходил, не однажды женился. Каждый раз думал: вот она — моя «прекрасная леди», а она все чего-то о меня хотела, чего-то ждала, обижалась… Как я намучился. Лучше уж одному.

— Что ж, милый, вещи так вещи… Только так ведь и самому можно в вещь превратиться, или вон… В волка твоего полумертвого.

— Это ты меня учить решил? — он сверкнул взглядом, — тебе что, старому, заняться нечем? — его взгляд вновь приобрел спокойный мягкий блеск.

— Ладно, прости… Я ухожу сейчас. Надоело все. Завтра еще эта конференция. Все на тебя здесь оставлю.

— Ну, Бог с тобой, может когда-нибудь найдешь ту, что будет тебе интересна…

— Спасибо, друг, лучше пожелай мне найти сто долларов, от этого будет больше толку. Женщина — всегда в минус, а доллар — всегда в плюс, — он рассмеялся и, поднявшись с кресла, застегнул тяжелый кожаный портфель, надел очки и направился к выходу.

Сергей Викторович внимательно наблюдал за его движениями и, когда Сим оказался уже у двери, добавил:

— Надолго тебя замещать?

— Ах, да… Завтра конференция, а потом я хочу напиться. Думаю, дня на четыре.

Он повернулся и, с нотой признательности в голосе, проговорил:

— Спасибо.

Ксюша все еще находилось в границах меланхолии, она не заметила, как «Царь» (это прозвище Сима ходило среди персонала) оказался совсем рядом. Она чуть не подпрыгнула:

— Ксения Владимировна, — нарочно официально обратился он, — а где же обещанная вода?

— Ах, да, — виновато спохватилась она, — простите, я забыла, сейчас…

— Нет, уже не нужно, я ухожу. Вы вдруг стали очень забывчивой, про отчет, видимо, тоже забыли, — он сам не понимал, почему вдруг разозлился. Симу хотелось как-то уколоть девушку, его голос был сухой и жесткий. Ксюша совсем не ожидала такого поворота событий, она как раз фантазировала, как он приглашает ее зайти к себе и закрывает кабинет на ключ, но… Ее греза быстро рассыпалась, такого она не могла предвидеть. Еще и отчет, который она не сделала… По правде говоря, она думала, что он ей простит задержку, именно ей. Но, какой же он… Ее язык вдруг растаял, мысли испарились, остались только широко распахнутые глаза.

Симу всегда нравилось производить на людей немного шокирующее впечатление и вгонять их в ступор, он был доволен реакцией жертвы, и теперь уже несколько мягче добавил:

— Жду отчет в следующий понедельник и, делайте себе пометки, чтобы не забывать, если у вас вдруг обнаружилась такая проблема, до свидания.

Она не успела ничего ответить, как он скрылся из виду. В глазах Ксюши остался край серого плаща, а в сердце — обида.

СИМ-СИМ, ОТКРОЙСЯ

Настроение Сима было очень капризным: оно могло легко расцвести от маленькой светлой мысли, и точно также завянуть от малейшей тени. Его изящный ум одновременно был для него и спасением, и наказанием: как много он всего передумал, с каким искренним рвением пытался все понять, но… Всегда что-то ускользало. И… Люди всегда удивляли его. Да, по правде говоря, он чувствовал какую-то непреодолимую пропасть между собой и другими, которую его душа хотела бы преодолеть, но ум бы никогда не позволил. От этой двойственности Сим одновременно испытывал и томящее одиночество, и величественную гордость. Его сердце и ум всегда друг с другом спорили, и в этой болезненной схватке всегда побеждал разум, а сердцу только и оставалось, что зализывать раны… Сим много раз спрашивал себя: чью сторону лучше занять? Может, однажды нужно последовать велению сердца? Но… Ведь это значит проявить слабость? А слабость ли это? Может в сердце заключена большая сила, ведь его движения более опасны и непредсказуемы, чем требования ума? Эта мысль всегда точила его сознание, но не находила ответа и он продолжал действовать по уму… Ему неоднократно вменяли в вину холодность и бесчеловечность. Нет, он этому не верил, они просто не знали, какой он внутри, они просто не видели его плачущее сердце. «Мужчины не плачут», — он хорошо запомнил эту фразу, которую повторяла мама, каждый раз, когда его глаза застилали слезы. Ему становилось стыдно, он слизывал соленые капли, закрывал лицо и убегал в темное одиночество, чтобы никто не стал свидетелем его позора. Он не помнит, чтобы его приласкали, утешили, приняли. А так хотелось, честно, ведь, хотелось. Ведь он, на самом деле, был всего лишь очень ранимым мальчиком. И даже сейчас, уже будучи состоявшимся мужчиной, бизнес-гигантом, по-прежнему хочется. Хочется побыть слабым. А что, если в умении разрешить себе слабость заключена еще большая сила? Нет… Все, что связано с сердцем опасно и глупо, это все дамские ходы. Да, к женщинам он испытывал чувство глобального неуважения. Женщина — опасность. Ее нужно держать в узде, это просто недочеловек, прислуга, дело которой — молчать, благодарить и восхищаться. Никакая женщина не сможет завоевать его сердце, потому что оно… Потому что когда-то одна женщина, самая близкая, самая родная, женщина по имени «Мать» его иссушила. Теперь есть только блестящий, изысканный холодный интеллект, обаятельная улыбка и расправленные плечи. Кто отважиться сделать ему вызов? Сим знал, что он прекрасен, и также знал, что он несчастен. Его доверие к миру, людям и женщинам трещало по швам. Его единственный союзник в этой схватке — его собственный ум и таланты, все остальное — мишура. А он обязательно должен победить… Никто не сможет свернуть его с курса.

За плечами Сима осталось уже несколько печальных браков и печальных женщин. Любил ли он их? Любили ли они его? А может ли быть любовь в прошедшем времени? Ведь говорится же, что любовь «не проходит», «не перестает», даже если исчезает человек, она по-прежнему длится. Есть ли среди них та, которая пожив с ним какое-то время (нет, не любовницы и влюбленные дамы) и узнав его в жизни, в быту, в действиях, в семье, в работе, после расставания по-прежнему его любит? По-прежнему беспокоится о нем? Думает? Может, даже молится? Вспоминает не со злобой, а с умилением в сердце? Есть? Кто она..? Есть ли та, кто обрадуется, узнав, что у него все в порядке? Или больше тех, кто обрадуется обратному? Есть? Кто она?

А он сам радуется за них? Сим, — спрашивает он себя, — чего ты желаешь этим женщинам? Есть ли в этом любовь?

Страсти. Сколько их было… Как часто он думал: Вот — Она… А оказывалось, нет… Как же понять? Может только время все показывает, может, и правда, «большое видится на расстояньи», и в момент страстей, «когда кипит морская гладь», невозможно подлинно увидеть ни своего сердца, ни сердца другого человека. И вот по прошествии нескольких лет думаешь: «И что я в ней нашел?» Ну, да, не дурна, не глупа, не… Но дело не в «не».

А может я просто не способен любить? Сим думал, почему всегда один и тот же сценарий: вначале он ею восхищается, после обесценивает, теряет уважение, доверие, и… утилизирует. Замкнутый круг. Может что-то со мной не так? Я хотел, чтобы меня понимали. Понимал ли я их? Я хотел, чтобы меня уважали. Уважал ли я их? Я хотел, чтобы мне оказывали внимание… Я хотел, чтобы мной восхищались. Я восхищался, но никогда об этом не проговаривался, наоборот, выражал только критику, подмечал недостатки. Зачем? Чтобы не испортились. К тому же, в момент, когда критикуешь другого, всегда возвышаешь себя, и чем выше объект для критики, тем на большую ступень себя можно вознести. Да, критика — очень хорошее средство для поднятия самооценки.

Если бы они знали, сколько всего в его душе, но… Он не может отдавать сокровище тому, кто не способен отличить бриллианта от стекляшки.

ЧЕЛОВЕК — ПРИЗРАК

Город задыхался, небо готовилось к дождю и угрюмо смотрело на мир темными глазницами туч. Сим чувствовал раздражение, ему не хотелось сегодня работать, а осталось еще столько незавершенных дел. Да, у него была привычка все доводить до конца, и делать через «не могу», но не сегодня… Он включил как можно громче «Роллинг Стоун», прибавил скорость и дернул в сторону дома. В стекла начали биться мелкие капли дождя, и совсем скоро хлынул ливень. Сим свернул налево и остановился.

Он вдруг вспомнил, как еще школьником назначил свидание одной девочке. Он так тщательно к нему готовился, что даже достал из копилки деньги и приобрел себе новые ботинки. Он считал дни, и вот… Когда настал этот долгожданный час пошел сильный ливень. Сим долго ждал свою леди на скамейке, весь вымок, его новые ботинки испачкались в глине, и на пиджаке не осталось сухого места. На следующий день он сказал ей, что ждал, а она рассмеялась ему в лицо… Потом весь класс потешался над его геройским поступком, он чувствовал бесконечный стыд и злость. С тех пор он перестал назначать свидания и всегда опаздывал на любые встречи.

Он будто вновь ощутил это состояние унижения, его челюсти сжались от жалости и злости. Симеон вспомнил свое чистое доброе чувство, свою наивность, радость от предвкушения встречи… Даже если бы на пути к этой злосчастной скамейке его ждал динозавр, он бы не отступился. А его ботинки! Господи, как он был счастлив, что смог их приобрести, как долго он их рассматривал. И вот… Искренность и чистый порыв привели к стыду. Он понял, что нельзя обнажать сердце, нельзя быть собой. Сим подавил в себе крик и заболел ангиной.

Как можно доверять? — думал он, глядя в заплаканные стекла автомобиля. Каждый день учит тебя обратному: будь один, никому не доверяй, прячь себя.

Сим понял, что началась очередная атака невеселых мыслей и решил, что нужно быстрее на что-то отвлечься, пока они не связали его ум приступом меланхолии.

Он передумал ехать домой, там было красиво, но пусто. Никого, кроме собаки и безмолвных рыб. А ему, он сейчас понял, хотелось чтобы кто-то был, просто был… Не для того, чтобы поговорить, а просто… Человек. Пусть даже немой, но человек. Чтобы можно было, войдя в дом встретиться с кем-то взглядом. Чтобы кто-то ждал.

Но, увы… Он вдруг вспомнил свою мать, с которой общался очень редко (она уже более года находилось в клинике для душевнобольных, куда он периодически, не из желания, а из чувства долга наведывался). Но именно сейчас у него вдруг возникло желание повидаться с ней. Сим сам себе удивился. Он не мог сказать, что любит ее. А если и любит, то какой-то обвинительной любовью-ненавистью. При встрече с ней он всегда чувствовал свою незащищенность, бессилие, ему становилось бесконечно всех жаль, и себя, и мать, и хотелось бросится со слезами вон… Вон из жизни.

Он нажал на газ и направился в клинику.

Вот — ОНА. Худая, расцарапанная временем, согнутая, со слабым дыханием, она все еще стояла на ногах.

— Привет, — он взял ее под руку, и помог сесть.

Она не ответила, — только длинно посмотрела на сына, казалось, равнодушным взглядом.

Узнала она меня? — думал Сим, вглядываясь в знакомые черты. А ему так хотелось, чтобы она его узнала, чтобы сказала «привет, сынок», или хотя бы «привет, Сим».

Да, — думал он, — тебя не было со мною в детстве, и даже в старости тебя тоже нет.

— Мам, — произнес он, — почему ты всегда близко но не рядом… Почему тебя никогда нет?

Сим думал, что она не понимает его слов, старушка все так же безразлично смотрела то на него, то по сторонам.

— Вот, ты представляешь, мне больше сорока лет, я пришел к тебе сегодня потому что не к кому идти… Я пришел, чтобы что-то сказать, и вот, говорю, а меня не слышат. Мне, знаешь, порой кажется, что надо мной просто насмехаются сверху.

Мать полезла в карман, достала из него маленькие часики без ремешка, посмотрела на них, странно улыбнулась, и аккуратно убрала обратно.

Симу захотелось рыдать, ему было так больно. Как ей сказать, что он все-равно ее любит, что бесконечно несчастен, что он так сожалеет… Он понял, что нужно уходить, поднялся со стула и, в том момент, когда он нагнулся, чтобы взять оставленную рядом кепку, Сим вдруг почувствовал легкое прикосновение. Она будто украдкой посмотрела на него и полушепотом произнесла:

— Привет, Сим, — он вздрогнул, ему не послышалось, глаза старушки блеснули каким-то виноватым оттенком и через мгновение вновь канули в безучастную пустоту.

В его сердце поднялся шторм, сотни чувств вдруг вынырнули на поверхность, Сим почувствовал тошноту и выбежал на улицу. Он стоял, облокотившись на капот машины, глубоко дышал, на лбу блестели капли пота.

Как мне сесть за руль? — думал он, силы, казалось, куда-то исчезли, на него наступала паника. Он всегда боялся и презирал слабость, любую: физическую, душевную. Его внутренний хищник не имел права на слабость, он всегда должен быть в форме, всегда наготове, всегда готов к войне. Состояние слабости для него было чем-то родственным состоянию смерти. Сим избегал его всеми способами, и когда он нечаянно срывался, и соскальзывал вниз, после таких поражений очень сильно стыдился и презирал себя. Он — Другой, он выше всех этих пресмыкающихся, он — всемогущ и прекрасен. И сейчас был именно тот момент, который поколебал его пьедестал.

Опять она, — подумал он, и недавняя жалость к матери вдруг сменилась на ненависть. Как бы ему хотелось стереть ее из своей памяти, она все портила, она обитала именно там, где гнездились вина и стыд. В присутствии матери он с самого детства чувствовал себя уязвленным, маленьким. Вся его мощь, все его достоинства рядом с ней вдруг рассыпались, и зрелый мужчина вновь превращался в какого-то испуганного мальчишку. За это он так не любил встречи с ней, и за это, временами, где-то в закоулках души просыпалась заглохшая детская ненависть.

Но одним из замечательных качеств Сима была его способность к подавлению эмоций и мобилизации рациональных ресурсов: он выбросил весь этот гадкий комок чувств обратно в корзину, самое темное место своего Я, куда он не любил заглядывать. Будь его воля, если бы знал как, то одним нажатием кнопки удалил бы весь этот жизненный хлам.

Сим всегда во всем любил порядок. Но, увы…

Он приехал домой уставший, с больной головой и единственным желанием — спать…

ЯВЛЕНИЕ ЛИКИ

Он как всегда почти опоздал на конференцию и одним из последних проходил регистрацию. Сим не выспался, не успел повторить доклад и, по правде говоря, сожалел, что не отказался от участия. Предстоящие несколько часов казались ему мукой, и он уже решил, что сразу после выступления отправится домой.

Зал был наполнен слушателями, ему хотелось быть подальше от всех, поэтому он инстинктивно выбрал свободный от людей последний ряд. Симеон Вольфович, наконец, уселся, положил свой кожаный портфель на соседнее кресло, вытянул длинные ноги, как вдруг: рядом с ним оказалась девушка. Она появилась как-то очень легко и незаметно, будто из эфира.

Они сидели рядом и время от времени переглядывались друг с другом, когда же наступил перерыв, она первая повернулась к нему и подала руку:

— Я — Лика…

— Какое радостное имя, — проговорил он, с улыбкой отвечая на рукопожатие, когда тебя зовут Лика, намного легче жить.

— А вы, как-то не очень радостны, — заметила она.

— Я — Сим, — в его глазах мелькнул интерес.

Она прищурила глаза и, закинув голову назад, рассмеялась переливающимся смехом. Ее волосы отдавали жемчужным перламутром, она вся казалось очень светлой и радужной.

Сим был удивлен, он давно не встречал такой простоты и легкости, ему казалось, что это существо неземное с какой-то другой планеты. Он давно не чувствовал себя так свободно и весело.

— У вас такое волшебное имя, что мне захотелось сбежать вместе с вам на поиски сокровищ.

— У меня здесь доклад, — в его глазах мелькнула озорная искра, — не в моих правилах не делать то, ради чего я пришел, тем не менее, сегодня я изменю себе… Так что, — он сделал паузу и поднялся со стула, — бежим.

— Это просто обворожительно! — она вложила свою руку в его протянутую ладонь.

Они спрятались в маленькой кафешке. Их столик у окна заливал мягкий осенний свет, отчего чашки, блюдца и все вокруг казалось каким-то сказочным.

Сим был поражен, он рассматривал девушку, и никак не мог отделаться от впечатления, что все это фантазия, сон… Или может он съел волшебное яблоко и попал в странный мир.

— А ты откуда?

— Оттуда, — и она указала пальцем на верх… Это правда, потому что чувствую себя здесь, будто упала с Луны на Землю. Конференция такая скучная, и я ничего не понимаю в том, что говорят.

Он рассмеялся.

— Знаешь, если бы сейчас ты превратилась в лягушку, я бы не удивился… — он сказал это как-то нечаянно.

Лика кокетливо вскинула брови:

— Как ты догадался… Я всегда превращаюсь в лягушку и исчезаю, когда кто-то начинает длительное время делать неправильные вещи, — она сделала глоток кофе и с закрытыми глазами откусила эклер:

— Ммммм… Обожаю эклеры. А ты?

Сим любовался ее несколько детскими гримасами:

— Нет, я обожаю вино, — он рассмеялся, — хочешь, я куплю тебе все эклеры, которые есть в этом кафе? — он продолжал смеяться, — представляешь, как все удивятся?

–Дааа… — подумают, надо же какая «дерзкая чревоугодница» (так одна моя подруга выражается).

Их разговор перетекал из шуток в биографии, в ценности, в жизнь…

— Чем ты занимаешься, Лика. Что здесь делаешь?

Она пожала плечами:

— На конференцию меня привел, как это ни странно, «несчастный случай». Я работаю рекламным агентом в одной фирме, занимающейся продажей медицинского оборудования. На конференцию должна была приехать моя коллега, но она сломала руку, и вместо нее отправили меня. Чему я была очень рада, так как всегда готова на все, только бы уйти из офиса и развеять душу. Более того, признаюсь, я даже не собиралась присутствовать на всех докладах, думала, что побуду до кофе-брейка, перекушу, а потом куплю себе мороженое и прогуляюсь по набережной, — она заглянула в его внимательные серые глаза, — да-да, это нехорошо, знаю. Но, я ведь и не говорила, что я хорошая. Так, лгу понемножку.

— Я бы не взял тебя на работу, — игриво проронил Сим.

— А что ты делаешь?

— У меня частная клиника, я ее директор.

— А я бы к тебе и не пошла. Не люблю ауру больницы и больных людей.

— И чем же тебе так несимпатичны больные люди? — удивился он.

— Не то чтобы не симпатичны… Просто, когда человек болен, он слаб.. А когда он слаб, он, чаще всего зол… А когда много больных в одном месте, то много и злобы вокруг. Злость, как мне кажется, свойство слабости. Мы злимся всегда, когда вдруг обнаруживаем в чем-то свою слабость. На меня в детстве часто кричала мама, я всегда думала почему. А потом поняла, потому что она чувствовала свою слабость перед мной, она не могла никак повлиять на меня, и от этого злилась.

— Что ж, я видимо или слабак или зверь. Я часто бываю зол.

Она звонко рассмеялась, в ее зеленых глазах мелькало какая-то юная задорность, они будто приглашали к приключению.

— А у тебя большая клиника? — Лика откинула назад с плеч свои пшеничные волосы, и теперь ее полупрозрачная блузка предательски выдавала даже самые легкие движения груди.

— Пойдем покажу, хочешь? Она здесь рядом, буквально в десяти минутах ходьбы.

Девушка растерянно пожала плечами и, приставив указательный палец к нижней губе, задумчиво проговорила, растягивая слова:

–Мммм, ну-у.. Давай. Если хочешь. Я не против.

ПРИНЦЕССА НА ИЛЛЮЗИЯХ

Этот день для Ксюши был потерян, босс ушел, цель не была достигнута и работа совсем не клеилась, а он (и как он мог так поступить!) еще сказал сделать Ей отчет. Ей! Поведение директора плохо поддавалось анализу ее одноэтажного мышления. Как так? — возмущалась про себя Ксюша. Все мужчины в ее системе делились на тех, кто ее хочет, и открыто демонстрирует свое желание, и на тех, кто ее хочет, но молчит. Третьей категории просто не существовало. Как можно ее не желать? Она же красавица? Таких не бывает. Она была уверена, что Симеон Вольфович, конечно же, хочет, но, возможно, не знает, как продемонстрировать свою симпатию. Она думала, что стоит ей намекнуть ему, что «она не против», как все пойдет, как по маслу. Но… Вот уже более трех месяцев ничего не происходило. А сегодняшний инцидент вывел Ксению из колеи, и ей срочно требовалась версия, оправдывающая его поведение и подтверждающая ее неотразимость. Сейчас у нее как раз был перерыв, она взяла мобильный телефон и набрала свою школьную подружку, которая выучилась на психолога:

— Вика, ало.. Можешь говорить?

— Да, Ксюша, что-то случилось?

— Мне нужна твоя помощь. Это касается Его, ну, ты поняла о ком речь, — Ксюша многозначительно промолчала.

— Ааа. О боссе.

— Угу

— Слушаю.

— Представляешь, я сегодня зашла к нему в кабинет. Я специально надела облегающее платье, улыбалась, приняла красивую позу, играла взглядом… То есть, была во всеоружии. Думала, что сегодня он точно клюнет. Он долго смотрел на меня. Потом сказал, что уйдет скоро и попросил воды. Я забыла принести воду. Ой, — она будто спохватилась… Подожди может это был намек? Сейчас объясню.

Потом он вышел из кабинета, сделать замечание, что я не принесла воды, сказал, что я очень часто стала все забывать, и чтобы я ему как можно быстрее сделала отчет, который, видимо, тоже забыла. Меня это так обидело. Как думаешь, мне сейчас пришла мысль, может он так себя повел, потому что я не принесла воды? Может он специально отправил меня за ней, чтобы когда я зашла, что-то мне сказать? А я не вернулась, он разозлился. Да, ведь нельзя же так просто разозлиться из-за того, что тебе не принесли воды. Точно, он что-то хотел от меня… А?

— Не знаю. А с чего ты решила, что ты ему небезразлична?

— Как это с чего? Он, во-первых, часто зовет меня, подолгу на меня смотрит, шутит иногда.

— И что в этом необычного? Он делал какие-то намеки может?

— Намеки? Думаю, он стесняется. Есть такая категория мужчин, которые первыми не идут на контакт, всегда ждут действий от девушки. Мне кажется он такой. А то, что я ему симпатична, так я в этом не сомневаюсь.

Конец ознакомительного фрагмента.