Судьба с чужого плеча

Анна Иванова, 2014

Дину обвиняют в убийстве пятилетней падчерицы. Пытаясь доказать свою невиновность, она осознает, что донашивает судьбу, как платье с чужого плеча. Сумеет ли Дина противостоять настоящему убийце и наладить пусть не самую удачную, но свою жизнь?

Глава 3. И от слабостей бывает польза

Значит, это не случайность, и на вокзале кто-то нарочно толкнул меня под поезд! Кому нужно, чтобы я умерла? Неужели Олег решил подстроить несчастный случай, чтобы я не смогла доказать свою невиновность? Но почему тогда он убежал? Ему ничего не стоит остаться и убить меня…

Не успеваю додумать, как сверху летит еще один кирпич. Отскакиваю, но он быстрее — приземляется мне на ногу. Боль отдает в груди. Значит, Олег и не думал убегать, а всего лишь пошел за новым снарядом. Теперь кирпичи летят один за другим, а я, как заяц с раненой лапкой, запрыгиваю под козырек. Здесь кирпичам меня не достать, но что, если муж спустится и добьет меня сам? Ира была права: если бы я уехала в другой город, Олег вряд ли стал бы меня искать. Но ему нужно свалить на кого-то убийство дочери. Скорее всего, он боится, что в полиции я смогу оправдаться или расскажу, как он меня избивал.

На крыше раздаются тяжелые шаги. Слышно, как под ногами шуршит керамзит. Справа от меня из-за козырька медленно выползает тень. Я замираю, боясь даже вздохом выдать себя. Тень убийцы становится короче и одновременно расширяется. Он приседает на корточки и наклоняется, чтобы найти меня. Из-за козырька появляется серый полукруг. Это капюшон. Сейчас он еще немного опустит голову, и я пропала. Вместо того, чтобы сильнее наклониться, он замирает. Макушка на миг зависает и, как будто испугавшись, ускользает обратно. Наверно, он надеялся разглядеть мою тень, но побоялся, что если слишком сильно наклонится, я увижу его лицо. Сомневается, удастся ли меня убить.

Его неуверенность придает мне мужества. Я позволяю себе снова дышать. Вдох получается слишком глубоким и жадным, полным шипящих звуков. На мое счастье как раз в этот момент убийца поднимается с корточек и не замечает шума. Тень снова вырастает и худеет. На крыше раздается негромкий треск. Убийца шагает влево, тень приближается, нависая прямо надо мной. Опираясь рукой о стену, я всем телом изгибаюсь вправо. В эту же секунду сверху летит кирпич, ударяясь о стену в том месте, к которому только что прижималось мое бедро. Зажмурившись от грохота, я стою на одной ноге. Левая ступня прижимается к правой лодыжке, как будто прося защиты у своей более удачливой сестры.

Теперь нужно тихо опустить ногу и сделать шаг влево. Видимо, убийце все-таки удалось разглядеть мою тень, потому что после первого промаха он снова движется в правильном направлении. Еще сильнее вжавшись в кирпичную стену, я плавно отъезжаю в сторону. Локти покрываются ссадинами, но сейчас не время обращать внимание на такие мелочи. На этот раз убийца не спешит бросать кирпич. Может, у него заканчивается запас? Хорошо бы. Так и не отважившись на бросок, он снова идет влево. На улице становится настолько темно, что с каждой минутой все труднее разглядеть перемещение теней. Треск на крыше длится дольше, чем в прошлый раз. Как узнать, шел ли он все время в одном направлении или после первого шага повернул в обратную сторону? Остается только доверять собственному слуху.

Я отступаю вправо. Очередной кирпич приземляется рядом с моим плечом. В панике отпрыгиваю обратно. Следом летит еще один снаряд. Я ошиблась: убийца не бережет патроны, он прислушивается к каждому моему движению. На этот раз медленно и — насколько возможно — бесшумно ползу по стенке к левому краю. Судя по звуку, а точнее, его отсутствию, убийца продолжает стоять на месте, пытаясь различить среди шелеста листьев на деревьях и пения птиц мои шаги.

В этот момент к звукам природы прибавляется лишний, искусственный рев. Я оглядываюсь и замечаю приближающуюся машину. Фары сначала подсвечивают здание библиотеки слева, а затем свет медленно ползет вправо. Из-под ног на глазах выползает моя тень. Я глубоко вдыхаю и бросаюсь вперед. Что есть сил бегу из ловушки, в которую сама запрыгнула. Каблуки разъезжаются в стороны, скрежеща по плитке металлическими набойками. Вслед летят кирпичи и доски, что-то тяжелое попадает в спину. Вместо того, чтобы упасть, в горячке я еще больше ускоряю темп и сворачиваю на тропинку. Нестройный ряд сосен пытается меня запутать, но я преодолеваю эту полосу препятствий. Прислонившись к самому толстому из стволов, съезжаю на землю и оглядываюсь. Надо убедиться, что убийца не побежал следом. От меня тянется дорожка из битых кирпичей, а за ней, на краю крыши, стоит он. В темноте не разглядеть, кто это, издали виден только расплывчатый силуэт. Я не рискую приближаться, все равно не удастся рассмотреть его лицо. Человек разворачивается и уходит вглубь крыши, откуда не выглядывает даже тень.

Из груди вырывается вздох облегчения, но на душе становится еще тяжелее. Меня хотят убить. Кто? Скорее всего, собственный муж. Зачем? Чтобы я не пошла в полицию и не рассказала правду. Выходит, как бы то ни было, я не виновата в смерти Кати! Убийца дождался, когда я ушла из дома, забрался внутрь и ударил ребенка по голове. Потом выследил меня на вокзале. Наверное, надеялся, что я уеду. Увидел меня на перроне и решил спихнуть на рельсы. Как страшно звучит! Потом он пошел за мной в ларек, оттуда к библиотеке и… Получается готовая версия преступления. Надо пойти в полицию и рассказать, как все произошло. Нет, Ира права, мне никто не поверит. Нужны доказательства.

Как раскрывают дела в детективах? Пишут, что убийца всегда возвращается на место преступления. В моем случае подозреваемый живет на месте преступления. Значит, нужно искать улики. Вряд ли в доме убрали. На свекровь надежды мало, а Олег скорее утонет в грязи, чем возьмется за тряпку. Он умеет только командовать и раздавать подзатыльники, наверняка в глубине души видит себя начальником. Как он обрадовался, когда на работе получил молодого помощника! Почувствовал себя королем, надеялся разом избавиться от всех обязанностей. Парень погиб, не проработав и полугода, поэтому Олег так и не успел насладиться властью.

Раз других вариантов все равно нет, пойду осматривать место преступления. Осторожно выглядываю из-за дерева — никого. Прихрамывая на левую ногу, плетусь по самой темной тропинке к бывшему дому. Когда-то на улице работало пять фонарей, но сейчас все они стоят без светильников, как грибы со срезанными шляпками. Наощупь пробираюсь в соседский двор. Благо у Игоря, того самого блондина, из-за разговора с которым взбесился Олег, вместо забора живая изгородь. Отсюда я без проблем попаду на свой участок. Год назад, пропалывая огород, я обнаружила глубокую яму под забором. В нее сможет пролезть даже взрослый мужчина, не говоря уже обо мне. Я специально не рассказала Олегу о находке, решив на всякий случай оставить путь к отступлению. Думаю, пора воспользоваться ходом.

На цыпочках я иду через весь огород к забору, как вдруг в доме напротив распахивается дверь. Световой тоннель делит пополам спасительную темноту. Я оглядываюсь в поисках убежища, но вокруг пустота, только за спиной — покосившийся сарай. Забегаю за угол и выжидаю.

— Ах ты пьянь! — Доносится из дома напротив. — Приполз! Нажрался и домой?

— Маня, — жалобно стонет второй голос.

— Что Маня? Ты где целый день был?

В ответ тишина.

— Вот туда и ночевать иди.

Дверь захлопывается. Я перевожу дыхание и сползаю вниз по стене. Вместо того, чтобы спуститься со мной, подол платья за что-то цепляется и повисает. Пытаясь его освободить, нащупываю крючок. Дверь сарая со скрипом приоткрывается. Настоящий подарок судьбы! Хотя бы не придется мерзнуть на улице и шарахаться от каждого звука в ожидании, пока уснет Олег и я смогу пробраться в дом. В сарае пахнет затхлостью и отсыревшими досками, но запах терпимее, чем в туалете на вокзале. Доски под ногами прогибаются и поскрипывают. Я забираюсь в дальний угол и на всякий случай прикрываюсь мешковиной. Тело ноет от усталости и напряжения. Веки тяжелеют. Закрываю глаза, надеясь задремать, но в голову лезут сомнения. Что, если в доме дежурит полиция? Выходит, это я преступник, вернувшийся на место преступления. И как проскользнуть мимо Олега, если он проснется? Ладно, разберусь на месте…

От громкого скрипа я вздрагиваю и просыпаюсь. Дверь сарая открыта нараспашку, лунный свет оттеняет фигуру мужчины. Его плечи заслоняют весь проход, он глубоко дышит, из груди то и дело вырывается хриплый кашель. Тяжелой поступью мужчина шагает в мою сторону. Доски надрывно стонут под его ногами, предупреждая меня об опасности. Все внутри холодеет, я беззвучно хватаю ртом воздух. Шаг, еще шаг, он останавливается передо мной. Мощное тело медленно опускается на колени. Его голова равняется с моей. Я вжимаюсь в стену с такой силой, что доски впиваются в отбитую кирпичами спину. Мужчина с тяжелым вздохом опускается на руки и растягивается на полу. Сарай наполняется храпом.

Усилием воли я сдерживаю вздох облегчения. Спину ломит от близкого соседства с неровной стеной, но я боюсь отодвинуться даже на миллиметр. Жду, пока мужчина крепче заснет. Храп становится таким громким, что любое мое движение не сможет его заглушить. Я медленно встаю и, по узкой, подсвеченной сквозь щель лунным бликом дорожке иду к выходу. В шаге от распластавшегося тела останавливаюсь и задерживаю дыхание. Кулаки сжимаются, как будто это поможет. Одна нога переступает через неподвижное тело, опускаясь на мысок. Я переношу вес на всю ступню, переставляя другую ногу. Доска под натиском каблука гнется и с треском ломается пополам. Машу руками, цепляясь за воздух, чтобы не завалиться на спящего мужчину. Тот переворачивается на бок, храп становится еще громче.

Кажется, обошлось. На улице свежо, даже зябко. Скоро начнет светать. В такое время больше всего хочется лечь в теплую постель, закутаться в мягкое одеяло и проспать до полудня. Вместо этого, замерзшая и сонная, я отправляюсь на поиски улик. Яма под забором кажется огромной, но, просунув голову, я чувствую, что могу застрять. Влажная трава хлещет по щекам, промерзшая земля царапает голые ноги. Зачем Ира заставила меня надеть платье? В джинсах и свитере было бы в миллион раз удобнее.

Участок Олега расположен выше соседского, поэтому мне приходится карабкаться в гору. Раньше яма под забором казалась мне естественной, но, проскользнув животом по идеально ровному пригорку над ней, я начинаю сомневаться. Интересно, кому могло понадобиться рыть подкоп? Поднимаюсь на ноги. Справа доносится шорох. Проснулся пес. Он сонно щурится, длинный глянцевый нос морщится в приступе зевоты, левое ухо подрагивает и поворачивается. Не услышав посторонних звуков, пес кладет голову между лап и засыпает. На этот раз повезло. Делаю шаг вперед. Собака снова поднимает голову и оборачивается в мою сторону. Я замираю, стоя на одной ноге. Пес обводит меня изучающим взглядом и прикрывает глаза. Не дожидаясь, пока собака кинется мне вслед, я рывком забегаю за угол дома. Вязкий утренний воздух прорезает надсадный, как кашель курильщика, лай, ему вторят хриплые голоса соседских псов.

Я прижимаюсь к стене, скорее чтобы удержаться на ногах, чем для конспирации. Заглядываю в окно. Никого. Прислушиваюсь. В доме тихо. Мне сегодня везет. Аккуратно обхожу дом вокруг, встаю на цыпочки, чтобы дотянуться до крыши козырька. Рука ныряет в водосток, пальцы нащупывают ключ. Я достаю его и наклоняюсь, чтобы вставить в замок. Дверь тихонько открывается. Захожу внутрь и машинально кладу ключ в сумочку. Резким порывом ветра дверь захлопывается, с силой шлепая меня по заду. Телом я приглушаю хлопок, но от неожиданности сама ахаю в тишину. Хватаюсь за ручку двери, чтобы быстро выбежать наружу, если появится Олег. Ничего не происходит. В доме по-прежнему тихо, только ветер гуляет по узкому коридору.

Иду в сторону детской, протягиваю руку к двери… Массивная ладонь опускается мне на горло. Дыхание перехватывает, в глазах темнеет и вспыхивают синие звезды. Я пытаюсь обернуться, но крепкие пальцы не дают пошевелиться. Из горла вырывается стон.

— Заткни пасть, тварь! — хрипит мне в ухо Олег. — Ты это заслужила.

Кулак со всей силы врезается в левый бок. Я молча терплю боль, чтобы еще пуще не раззадорить стонами Олега. В голову приходят тысячи оправданий, но сквозь зажатое горло больше не вырывается ни звука. Одной рукой он поднимает меня за шею и несет на кухню. В нос ударяет запах спирта. На столе стоит пустая бутылка и два стакана: в одном — водка, в другом — молоко. Слезы наворачиваются на глаза, но я стараюсь сдерживать их, чтобы не сломаться окончательно.

Олег хватает меня за волосы и тащит по полу. Сознание будто вырывает из головы вместе с прядями. Словно со стороны наблюдаю, как мое тело летит в угол. Затылок ударяется о стену, и я снова смотрю на мир с привычной точки зрения. Олег отворачивается, но я не в силах даже пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы убежать. Он вынимает из полки под раковиной бечевку и возвращается ко мне.

— Думала, я все тебе спущу?!

— Нет… — только и удается простонать мне.

— Убила мою девочку и хочешь спокойно жить дальше?

— Это не я…

— Да? Тогда кто? Я? Отвечай, тварь! Может, это я размозжил голову собственному ребенку?!

— Не знаю…

Олег с размаху бьет меня ногой в живот. Болью, будто цементом, схватывает внутренности. Я сгибаюсь пополам, ощущая во рту знакомый металлический привкус.

— Мерзкая безрукая сука! Испортила жизнь мне и решила сломать ее Кате? Ты заслужила все, что тебя ждет!

Он распутывает бечевку и тащит меня за руки к батарее. Узел, другой, третий. Капрон врезается в запястья, оставляя белый след на коже. Мысли путаются, как бечевка в руках у Олега.

— Это не я, клянусь! Пожалуйста, не убивай меня…

Он на мгновение замирает и смотрит на меня исподлобья.

— Думаешь, я готов сесть из-за тебя в тюрягу? Что ты о себе возомнила?! Ничтожная букашка, вонючий клоп. Лучше скинуть, чем давить. Пусть с тобой менты разбираются. Они не пожалеют такое насекомое, как ты.

Я не ослышалась? Выходит, Олег не собирается меня убивать. Зачем тогда он толкнул меня под поезд? Или это сделал кто-то другой? Кто кидал камни с крыши библиотеки? Если мужу незачем от меня избавляться, то кому это могло понадобиться? Убийце ребенка, вот кому. Конечно, Олег не убивал Катю. Но кто, кроме него, мог это сделать? Вряд ли я узнаю правду, если попаду в полицию. Хоть бы у Олега не оказалось под рукой мобильного. Я смогу освободиться, нужно только остаться в комнате одной.

Олег хлопает себя по карманам, бурчит что-то под нос и выходит в коридор. Слава Богу! Не дожидаясь, пока отдалятся шаги, я стискиваю зубы и приступаю к неприятной процедуре. Покалеченная в детстве ладонь складывается вдвое, от боли на глаза наворачиваются слезы, в носу свербит. Правая рука выскальзывает из петли, освобождает левую. Оказывается, и от слабостей бывает польза. Я прохожу по кухне на цыпочках, а в коридоре со всех ног несусь к выходу. На миг замираю. Взгляд цепляется за лежащую на полу сумку. Сворачиваю с курса и поднимаю ее. Сзади раздается топот. Распахиваю дверь и вылетаю на улицу. Олег выбегает следом. Меня заносит на повороте, собака разрывается от лая, Олег спотыкается о пса и кричит мне вслед матерные слова. Я приближаюсь к забору и, нырнув в яму, оказываюсь на соседнем участке.

Колени дрожат, сердце подпрыгивает к горлу. Не успеваю я перевести дух, как замечаю новую угрозу. Две черных дыры, как два глаза, смотрят на меня из дула ружья. Под ними с ноги на ногу переминаются потертые джинсы. Я поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с озабоченным лицом соседа-блондина.

— Игорь, это ты? — раздается за забором голос Олега. — Не видел мою жену?

— Видел.

Я вкладываю во взгляд всю мольбу, на которую способна, но Игорь не обращает на меня внимания и продолжает:

— Она перелезла через забор и побежала в сторону магазина.

— Если увидишь ее снова, позови меня, ладно?

— Без проблем.

Шаги Олега затихают, Игорь опускает ружье и протягивает мне руку.

— Благодарю, — еле слышно говорю я, поднимаясь и поправляя свободной рукой подол платья. Движения напоминают реверанс.

— Всегда к вашим услугам, — опускает голову он. — Ничего не сломали? На вид вы хрупкая, как соломинка. С таким телосложением лучше не лазать под забором. Прошу в дом.

— Не хочу вам мешать. — Отступаю, чуть ли не раскланиваясь. Сама задала великосветский тон. «Благодарю». Идиотка, нашла, что сказать! — Пожалуй, я лучше пойду…

— Мне вы не помешаете, — ухмыляется Игорь, не выпуская мою ладонь. — Только не лезьте больше в сарай, дайте Петру Васильевичу проспаться.

— Петру Васильевичу?

— Пожилому господину из дома напротив.

— Пьянице?

— Почему сразу «пьяница»? Хороший мужик, работящий, — наигранная улыбка на лице Игоря сменяется выражением искреннего негодования. — Просто иногда любит принять на грудь. По выходным так надирается, что жена на порог его не пускает. Так он потихоньку забирается ко мне в сарай и отсыпается до утра. А сегодня, представляете, стучится среди ночи в дом и говорит: «Хозяин, у тебя на участке баба какая-то бегает! Ты б пошел, разобрался».

Игорь так искусно имитирует говор Петра Васильевича, что губы, несмотря на мое ужасное положение, растягиваются в улыбке. Взгляд скользит между распахнутыми полами рубашки по мускулистой груди и напряженному прессу. Я отвожу глаза в сторону и снова пытаюсь высвободить ладонь из крепкого рукопожатия, но Игорь уже тянет меня к дому.

— Проходите, Дина, — открывает дверь и указывает вперед он.

— Спасибо…

Внутри полумрак. В воздухе висит дымовая завеса. Игорь подталкивает меня вперед и включает свет. Его длинные пальцы с чистыми, подпиленными и, скорее всего, отполированными ногтями перебирают связку ключей. Только услышав щелчок замка, я понимаю, какую ошибку совершила. Как колобок, который и от бабки ушел, и от деда ушел, а к лисе сам в рот запрыгнул. Сейчас блондин вызовет полицию, и меня арестуют.

— Освежитесь, вам пойдет на пользу, — он открывает дверь в ванную. — Сейчас принесу чистое полотенце и халат.

А заодно прихватишь телефон, чтобы сдать соседку в полицию и прославиться как герой. Может, еще и вознаграждение получишь.

— Извините, но женской одежды у меня нет, — кричит Игорь уже из другой комнаты.

Он возвращается и протягивает мне халат.

— Спасибо.

— Не за что, на все ваши будущие спасибо тоже, и закроем тему. Договорились, Соломинка?

— Договорились…

— Мыло и шампунь в шкафу, возле ванны. Расслабьтесь и чувствуйте себя как дома.

— Спасибо, — зажмуриваюсь от собственной глупости и захожу в ванную.

Надо попробовать выбраться через окно. Обвожу взглядом плитку персикового цвета. Естественно, никакого окна в ванной нет, я же не в американском блокбастере. Русские люди не смотрят в окно, когда моются. Как сбежать от сердобольного соседа? Что он вообще ко мне прицепился? Сначала расспрашивал, откуда у меня синяки, теперь затащил в дом. Может, он не собирается меня сдавать, а, наоборот, хочет помочь? Что, если он на моей стороне? Остается только надеяться. Выйти из дома все равно не получится — Игорь забрал ключи от входной двери с собой. Будь что будет! В худшем случае поеду в тюрьму чистой.

Теплая вода медленно заполняет приличных размеров ванну. Я стаскиваю пыльное платье и погружаюсь в воду. Влажной рукой глажу побитое тело. Ласковые волны успокаивают, нежный запах шампуня развеивает дурные мысли. Закрываю глаза и на несколько секунд забываюсь. Снаружи доносятся мягкие шаги. Раздается еле слышное поскрипывание. Я снова напрягаюсь всем телом и, прикрывшись руками, наблюдаю, как дверь медленно приоткрывается. Расслабьтесь, значит? Чувствуйте себя как дома? Какой гостеприимный хозяин! Ну нет! За последние сутки меня дважды хотели убить. Изнасиловать себя я не позволю.

С минуту не слышно никакого движения. Вдруг, из-за стиральной машины, разделяющей ванну и дверь, показывается рыжий кошачий хвост. Я нервно смеюсь и окунаюсь с головой в воду. Кот, заинтересовавшись всплеском, выходит из укрытия. Протягиваю к нему руку. Он с хитрым прищуром меня осматривает и обнюхивает поцарапанным носом ладонь.

— Отвернись-ка, дружок! — подмигиваю коту и получаю тот же знак в ответ.

Вылезаю из ванны, заворачиваясь в огромный махровый халат. Пояс оказывается на бедрах. Вынимаю его из петель и подвязываю на талии. Игорь гремит посудой на кухне. Ноги сами идут на звук льющейся воды и запах колбасы.

— Повар из меня не удался, — улыбается он. — Поэтому на поздний ужин — или ранний завтрак — у нас сосиски и помидоры.

— Я познакомилась с котом.

— Он тебе не помешал? Ничего, что я на «ты»? На «вы» получается слишком помпезно.

— Давай на «ты», — киваю я, поглядывая в сторону плавающих в кипящей воде сосисок.

Сажусь за стол и наблюдаю, как Игорь неуклюже вылавливает сосиски, то и дело хватаясь за мочку уха ошпаренными пальцами. Минуту спустя передо мной оказываются стакан и два блюда: с сосисками и с помидорами. Игорь по пояс погружается в холодильник и вылезает с бутылкой водки в руках.

— Ну, теперь рассказывай, — он садится рядом и водружает бутылку на стол.

— Что рассказывать?

— Что у тебя с мужем стряслось? — наливает прозрачную жидкость в стакан. — Почему ты от него убегаешь в полчетвертого утра?

— Разве ты ни о чем не слышал?

— Меня весь день не было дома. А что случилось? Кто умер? — в шутку спрашивает он. — Выпей, полегчает!

— Катя, — отвечаю я серьезно.

Одним глотком опрокидываю стакан и тут же начинаю об этом жалеть. Горло горит, на глаза наворачиваются слезы.

— Закуси, — протягивает мне помидор Игорь.

Я впиваюсь зубами в помидор и нанизываю на вилку сосиску. Откусываю дымящийся, сочный кусок колбасы. Тепло от водки и горячей еды разливается по телу.

— Какая Ка… Ни хрена себе! От чего? И при чем здесь ты?

— От меня. То есть не от меня, — поправляюсь я, водка на пустой желудок путает мысли. — По моей вине.

— Ты ей что, мышьяка в ведро с пельменями подсыпала?

— Нет, оставила одну. Кто-то забрался в дом и ударил ее по голове.

Лицо Игоря перекашивается от отвращения.

— А потом ее сварили и съели?

— Нет, с чего ты взял?

— Если не съели, — подливает он водки в стакан, — то для чего им понадобилось ее убивать?

— Понятия не имею. А почему ты решил, будто убили они, а не он или она?

— Да в одиночку с Катькой хрен кто справится. Что об этом думает Олег?

— Обвиняет меня. Обещает сдать полиции.

— Так, может, это он ее, того-этого? — Игорь проводит ногтем большого пальца по шее.

— Нет, он ее любил. Все для нее делал: подарками ее осыпал по поводу и без, заказывал одежду в самом дорогом ателье, отдал три зарплаты, чтобы устроить ее на подготовительные курсы в гимназию. Олег ни разу руки на Катю не поднял.

— А на тебя? — заглядывает мне в глаза Игорь.

— На меня… — говорю хмельным голосом. — Она его дочь, родная кровь, а я кто?

— Жена, — снова наполняет стакан Игорь. — Семья.

— Не нужна ему семья. Он из тех, кто прекрасно обходится в одиночку. Для него не существует близких людей, с их желаниями и потребностями. Катя — другое дело. Она частичка его самого. Была частичкой…

— Так на фига ты вышла за такого мудака?

— Тогда он был Греем, — выпиваю очередную порцию водки.

— Каким еще Греем?

— На алых парусах, каким же еще?

— Хорошо, тогда он был Греем, — кивает Игорь и глотает остатки из моего стакана. — Фух, без ста грамм не разберешься!

Игорь приподнимается на стуле, выуживает из кармана сигареты и позолоченную зажигалку. Привычным движением откидывает крышку и щелкает зажигалкой возле лица. Я инстинктивно морщусь в ожидании отвратительного запаха, но дым от сигарет Игоря пахнет гораздо приятнее Олеговой «Балканки». Сосед не только любит красивые вещи и ухаживает за собой, но даже курит дорогие сигареты. Неудивительно, что муж считает его голубым. Для Олега тот, кто моется чаще одного раза в неделю, уже не мужик.

— А потом почему не развелась?

— Когда потом?

— Ну, тогда… — Игорь протягивает руку к моему лицу и большим пальцем поглаживает синяк на щеке.

— Мне некуда было идти. К тому моменту я уволилась с работы, собственного жилья у меня не было. У меня даже родителей нет! Куда идти?

— Бедная сиротка! А теперь что, дом, работа и родители появились?

— Откуда? — хлопаю ресницами в ответ.

— Тебе лучше знать. Раз теперь, два года спустя, ты решила от него сбежать, наверно, откуда-то появились.

— Если бы. Мне и сейчас некуда идти. Ни дома, ни денег, ни близких, — уже всхлипываю я. — Как выжить? Одна я не справлюсь…

Игорь присаживается возле меня на корточки. Руки сами тянутся к его шее. Втыкаюсь носом ему в плечо и реву, как маленькая девочка, у которой сломалась любимая кукла. Вот только Катя не кукла, ее уже не починить.

— Не плачь, Соломинка, — приговаривает он, поглаживая меня по голове. — Все хорошо. Будут у тебя еще и дом, и семья.

— Да, камера и надзиратели.

— Брось! Кто поверит, что ты Катьку убила?

— Я верю.

Игорь напрягается, а я отстраняюсь от его плеча и отворачиваюсь к окну.

— Вот так сюрприз! Что значит «я верю»?

— Я ее ударила, — слезы собираются в уголках глаз. — Дала пощечину, Катя упала и заплакала, а я сбежала. Что, если она ударилась головой и истекла кровью?

— Дин, ну что ты как маленькая? Если бы все произошло так, никого бы не стали подозревать, а закрыли дело как несчастный случай. Раз менты ищут убийцу, значит, Катьке, как минимум, проломили череп.

Перед глазами встает Катино лицо, искаженное болью, ее голова, обезображенная рукой маньяка. К горлу подступает ком. Кровь стучит в висках. Я подскакиваю и еле успеваю добежать до ванной.

— Убийца хренова, — летит вдогонку.

Я полощу рот водой, когда в зеркале появляется отражение Игоря.

— Одного не могу понять, — опирается о дверной косяк он. — Почему вы так любите подонков?

— Кто мы?

— Женщины. Почему бросаете хороших парней ради отморозков, живете с садистами, и, даже когда уходите, продолжаете им подчиняться?

— Никому я не подчиняюсь.

— Да, а почему тогда возвращаешься к нему среди ночи?

— Ни к кому я не возвращалась! — поворачиваюсь к Игорю и по привычке встряхиваю руками. Брызги каплями оседают на его джинсах. — Я пришла, чтобы найти улики.

— Какие улики? — снимает со змеевика полотенце и прикладывает к мокрым пятнам он. — Ты что, новоиспеченный Шерлок Холмс?!

— Нет, я Дина Паукова. А ты, вместо того чтобы кричать на меня, лучше бы помог!

— С какой это стати?

— С той же, с которой спросил, откуда у меня синяки, насильно притащил к себе в дом, впихнул в ванную и напоил. Сто раз уже мог бы позвонить в полицию или просто пройти мимо.

— Я только пытался вдолбить в твою голову, что за садист Олег!

— Думаешь, я этого еще не поняла? — поворачиваюсь к Игорю разбитым глазом. — Не учи меня жить, лучше помоги материально.

— Тебе нужны деньги? — вздыхает он и присаживается на край ванны.

— Нет, — сажусь рядом. — Деньги я взяла взаймы у лучшей подруги. Мне нужно укрытие.

— Так отсидись у подруги. В чем проблема?

— Не могу. К ней уже приходили полицейские. Если я вернусь, меня схватят.

— Вот и хорошо. Расскажешь ментам, как все было.

— Кто мне поверит? Я сама не знаю наверняка, какое отношение имею к убийству.

— А если спрячешься в моем доме, узнаешь?

— Сделаю все, чтобы узнать. Пожалуйста, — я соединяю ладони в молитвенном жесте, — дай мне шанс разобраться, виновата я в Катиной смерти или нет. Если сейчас меня поймают и посадят в тюрьму, я всю жизнь буду считать себя убийцей.

— Вот что, — отводит глаза он, — утро вечера мудренее. Сегодня можешь переночевать у меня, а завтра решим, как быть дальше.

Игорь стелет мне на диванчике в комнате, задуманной, как столовая. Судя по слою пыли на обеденном столе, им уже давно никто не пользуется. Спинки стульев, похоже, заменяют коту когтеточку. Не снимая халата, я ложусь под одеяло. Игорь щелкает выключателем и, выйдя из комнаты, оставляет дверь приоткрытой. Так всегда делала мама, чтобы в комнату пробивался свет, и я не боялась спать одна. В мягком полумраке на душе становится тепло. Веки сами собой опускаются. Дыхание становится медленным и глубоким.

Из дремоты меня вырывают скрип двери и звук шагов. Я вздрагиваю и открываю глаза. Проникающий из распахнутой двери свет очерчивает силуэт входящего. В низенькой округлой фигурке я безошибочно узнаю падчерицу. Катя неторопливыми шагами приближается к кровати. Из-за бьющего в глаза света мне не удается различить ее лица, но я не сомневаюсь, что передо мной мертвый ребенок. Катя совсем близко, от ее ледяного дыхания по коже пробегают мурашки. Привычным движением она разворачивается на каблучках и садится ко мне на колени. Ручки обхватывают плечи и Катя, жалобно хныча, как будто у нее разболелся животик, начинает покачиваться. Стараясь не шевелить ногами, я поднимаюсь на локтях и тянусь к малышке. Мне хочется прижать ее к себе, пожалеть, но стоит Кате повернуться ко мне лицом, как руки сами собой отдергиваются, и я в ужасе откидываюсь на подушку. Из огромной дыры в центре Катиного лба вытекают кровавые сгустки. Я зажмуриваюсь, а Катя продолжает покачиваться у меня на ногах. Тело немеет, не удается пошевелить даже пальцем. В груди холодеет от мысли, что мне уже никогда не сдвинуться с места. Холод разливается по животу, перетекает в руки и ноги, поднимается по шее. В ужасе я открываю глаза.

В комнате светло. У меня на коленях вылизывается кот. Я медленно выдыхаю и осматриваюсь. Из-за спинки дальнего стула высовывается затылок с каштановыми завитками волос. Такими же, как на фотографиях с последнего Катиного Дня рождения. Когда-то тетя Женя, библиотечный сторож, объяснила мне, что говорить «последний День рождения» — плохая примета, надо называть его «крайний». На этот раз я не ошиблась. Пятилетие — последний День рождения в Катиной жизни, а значит, ребенка, сидящего на стуле, не существует.

Наверно, я все еще не проснулась. Кошмар продолжается, и мне придется досмотреть его до конца. Я отодвигаю одеяло вместе с котом и поднимаюсь. Спину ломит после ночи на неудобном диване. Стоп! Это же сон, я не должна чувствовать боль. Щипаю себя за предплечье и ойкаю от неожиданной остроты ощущений. Больно и кожа покраснела. Перевожу взгляд обратно на кресло в надежде, что наваждение уже рассеялось. Ребенок по-прежнему сидит за столом. Сердце подпрыгивает к самому горлу, дышать становится все тяжелее. Будь что будет. Я хочу узнать правду раньше, чем потеряю сознание. Шагаю вперед и хватаюсь за спинку стула. Девочка, повернувшись вместе с сидением, сморит на меня стеклянными глазами.

Конец ознакомительного фрагмента.