125 RUS

Анна Ефименко

Человек с мифическим именем и запечатанными устами уходит в неизвестность. Мистика Приморья просачивается в него через А – аэропорт и чужой голос из диктофона, Б – цветы багульника и бухты с древними китайскими названиями, В – Владивосток, окружённый океаном город, где подчас можно потеряться на грани реальности и вымысла, словно в неверном отражении морской воды… Поймем ли мы, что из этого было на самом деле? Осмелимся ли добраться до буквы Я?

Глава 1

«А» — Аэропорт

«Владивосток» — международный аэропорт, расположен на удалении 44 км от города Владивостока, с которым связан автомобильным и пассажирским железнодорожным сообщением до станции «Аэропорт» в 6 км от аэропорта. Обеспечивается ряд прямых международных рейсов — на Сеул, Пекин, Далянь, Харбин, Осаку, Ниигату, Тояму, а также несколько сезонных международных чартерных рейсов, главным образом в Китай, Японию, Корею и Вьетнам. Внутри страны осуществляет ежедневные рейсы на Москву, Хабаровск, Петропавловск-Камчатский, Южно-Сахалинск, имеются рейсы на Санкт-Петербург, Иркутск, Новосибирск, Екатеринбург и другие города России. В аэропорту имеются два пассажирских и один грузовой терминалы. Имеется также два аэродрома: «Кневичи» (для самолетов местных и дальних авиалиний) и «Озерные ключи» (для самолетов местных авиалиний).

(источник: ru.wikipedia.org)

Я прибыл в Приморский край в четыре часа после полудня, самолет мой приземлился в аэропорту «Кневичи», что, как ни странно, обозначает воздушные ворота главного города края (хотя на самом здании терминала огромные буквы гласят: «Аэропорт Владивосток»). Неподалеку отсюда, на расстоянии пяти километров, находится городок под названием Артем. Раньше в нем жили шахтеры, и своим появлением населенный пункт обязан добыче угля, даже на гербе изображены три тележки с углем, освещаемые сверху жизнерадостным солнышком. По мере развития двух основных градообразующих предприятий основное население Артема стали составлять авиаторы и энергетики.

Пока летел, читал книгу, подаренную Генрихом, моим дедушкой, отцу — «Гражданская авиация Приморья. Из века в век». В ней были перечислены интересные названия пунктов назначения, или, если выразиться благозвучнее, «авиазвенья»: Сидатун, Лаулю, Терней… Большинство из них — китайские названия. В политически сложные годы они получили более прозаичные русские имена, например, село Мельничное. Однако Терней, как память о французском следе в истории Приморского края, сохранил свое красивое и гордое имя.

«Пассажирские рейсы по линии Москва—Владивосток с 1948 года выполняются на самолете Ил-12».² Моего куцего воображения не хватает, чтобы представить, каково это — на таком крохотном для нас, людей современности, лайнере преодолевать столь значительные расстояния. Но и оборотная сторона зеркала присутствует — им, людям послевоенной эпохи, невозможно было преодолевать столь значительные расстояния на таком огромном самолете, как тот, что только что доставил меня в Приморье.

Искрутив шею в попытках разглядеть сквозь слепоту иллюминатора особенности местного ландшафта, я увидел сизую горную цепь, простирающуюся вдоль горизонта настолько, насколько хватало взгляда после того, как я покинул воздушное судно и вышел на белый свет. «Наверное, это и есть Сихотэ-Алинь³», — преисполнился я детским розовощеким энтузиазмом и продолжил всматриваться в гряду сопок, напоминавших о Волшебной Стране Гудвина и Изумрудном Городе. Да, сопки — это нечто среднее между острыми горами и покатыми холмами. Само же определение «сопки» является чем-то вроде пароля для дальневосточной диаспоры на Западе.

Получив багаж, я оказался на площади аэровокзала и решил поинтересоваться у окружающих, как бы мне попасть в этот самый Артем, что неподалеку. На парковке множество скучающих таксистов моментально выразило свое желание доставить меня хоть на край света за соответствующую плату, однако их волна тут же отхлынула от моих жестов, означавших: «Артем, что близко и для вас невыгодно». Однако все же нашелся человек, понявший мои манипуляции с картой и собственными пальцами. Сначала он посоветовал дождаться автобуса номер семь (Семерка, ну, или «топорик»), однако у меня вовсе не было желания изучать местный колорит в общественном транспорте, потому я сел в такси и наскоро нацарапал в блокноте: «Хотелось бы осмотреть Артем и послушать ваш рассказ о нем». Таксист, немного подрастерявшись, кивнул.

Буквально через пять минут, после недолгой поездки по шоссе, вдоль которого тянулись усталые поля в бескровных объятиях все тех же сопок, мы оказались в городке.

Артем был задуман как город на равнинной территории, что обеспечивало пригодные условия для строительства аэропорта, в частности взлетно-посадочной полосы. До моря отсюда было километров двадцать — по здешним меркам далеко, учитывая, что в том же Владивостоке море окружает город практически со всех сторон.

Мой новоиспеченный гид не интересовался, впервые ли я здесь: похоже, ответ был очевиден. С водительского кресла мужчина показал мне две главных достопримечательности городка: установленный на постаменте символ труда шахтеров — шахтовый проходческий комбайн, памятник подвигу летчиков — самолет Як-38 на вечной стоянке в Парке Авиаторов. Подавляющее большинство жилых массивов составляли пятиэтажки — под землей недалеко от города находились шахты, поэтому пять этажей были максимально допустимым стандартом для дома.

В городке был и автовокзал, за которым сразу начинались ряды припыленно-зеленых частных домов, постепенно переходящих в небольшие деревеньки с милыми названиями типа «Кролевцы» и уже упомянутые «Кневичи». На небе ни облачка, грелка-солнце набирала обороты. Таксист, высадив меня у автовокзала, подытожил цель моего путешествия словами: «Жажда новых впечатлений, смена обстановки».

Желал ли я новых впечатлений? Конечно, если бы они хоть на миг заглушили и застелили собой ту бессобытийную и убогую пустоту, от которой я бежал на другой конец света. О Приморье, будь моей живой водой, стань тем целебным снадобьем, что излечивает любые недуги.

Помнится мне, была итальянская сказка под названием «Рубашка счастливого человека». Фабула: сын короля с головой погружается в черную меланхолию, и спасти его может только такая рубашка. Финал открытый: найдя, наконец, в глухом лесу абсолютно счастливого человека, король и его слуги, желавшие во что бы то ни стало спасти принца, жестоко разочаровываются — на счастливце нет рубашки. Но давайте представим, что король получил искомое и принц выздоровел. Что это означает? Достойного преемника трона, процветающее государство. Принц озаботится делами своей страны, а чтобы как-то снять напряжение, будет развлекаться, как и полагается монаршим особам: балы, охота, прогулки верхом. Никаких болезненных размышлений в одиночестве, все вокруг довольны. Вопрос — а нужно ли это? Будь он более честолюбив, то делал бы вид, что мирские дела заботят его так же, как и августейших его прародителей. Будь он смелее, построил бы себе хижину в лесу и вел отшельничью жизнь. Принц же вполне комфортно чувствовал себя в дворцовых апартаментах, скорбно уставившись в распахнутое окно и никого к себе не подпуская. Иных желаний у него, как это видится из сказки, не было. Буддийский постулат о том, что любое желание вызывает страдание и что, избавившись от желаний, мы прямо пропорционально избавимся и от страданий, всегда казался мне спорным. Что делать, если желаний нет, а страдания тем не менее присутствуют (см. историю бедолаги-принца)?

У меня нет жажды приключений, впечатлений. Я просто не выдерживаю однообразного продолжения. Слишком спешно, как могло показаться, оставив прежнее рутинное бытие свое, я более всего надеялся (и не перестаю надеяться) исправиться сам. Потому что за последние десять лет не могу припомнить ни одного дня, когда все было бы по-настоящему хорошо. Безоблачно. Кто там рыдал, глядя на облака? Кажется, это было у Вирджинии Вулф — отличный эпизод, очень близкий.

Если бы словосочетание «выворачивает наизнанку» можно было применять не только для обозначения тошноты, я сказал бы так об облаках. Меня же всего корежит и передергивает при виде снующих туда-сюда людей, их мелочных забот и этого вечного доброго неба, исполинским куполом укрывающего нас от злой черноты, от космических бездн. Нет, не нужна мне ни живая приморская вода, ни счастливая рубашка, если после этого я перестану думать о благородном небе, пойду путем накопления мещанского Zufriedenheit⁴. Написал по-немецки, потому что прилагательное «мещанский» у меня всегда ищет своего брата-близнеца — прилагательное «бюргерский». Так, за «Миссис Даллоуэй» Вулф сразу припомнился и «Степной волк». Привет, Гессе.

Вот-вот должен подойти автобус, который доставит меня в столицу Приморского края, где удастся прилечь на удобную гостиничную кровать, а также наконец-то выяснить, какой степени окисления и гниения подверглось содержимое моего чемодана, после чего планирую тут же выяснить адрес ближайшей химчистки.

Примечания

2

Гражданская авиация Приморья. Из века в век. Юбилейное издание.

3

Сихотэ-Алинь — ряд гор вулканического происхождения на Дальнем Востоке России. Является водоразделом для реки Амур, а также для Японского моря и Татарского пролива.

4

«Довольство, удовлетворение» (нем.).