30 чашек кофе

Анна Евдо, 2020

История, рождённая из кофе и пятнадцати четверостиший.С чего начинаются отношения? Со случайной встречи, загаданного желания или чашки кофе? С порыва или со сдержанности узнавания? У каждой пары своя история. Какую же расскажут Анастасия и Павел…

5. Мебель (19 мая)

Накануне Павел час перерывал интернет в поисках цитаты на утро. Его никто не просил, но самому хотелось до такой степени, что сон не шёл, пока не попалась та фраза, на которой перемкнуло и сразу стало спокойно. Цитаты превратились в их с Настей негласную традицию. Они задавали тему, объединяли и словно подначивали узнать что-то новое. Девушка прямо дала ему понять, что их интерес друг к другу взаимен, но она хочет двигаться постепенно. При всём уважении к её позиции запрет на намёки и подталкивания в желаемом ему направлении наложен не был. Как тут переключиться и не думать о той, кто задаёт такие задачки?! Бездействие было не в его характере, как и напористое давление. Главное — постараться не переборщить ни с первым, ни со вторым, решил он для себя.

— Вчера ты появилась в дожде, а ушла, подарив мне свою рифмованную радугу, — начал он вместо приветствия.

— И? — Она остановилась возле табурета, глядя на Павла в упор.

— И раззадорила меня на подбор какого-нибудь изречения. Они всплывают при каждой нашей встрече. Настя, — он выдержал её взгляд, впервые называя по имени, — мне кажется, афоризмы нас сближают.

— Ты подготовил интеллектуальную ловушку? — она спросила с подозрением, а глаза загорелись.

— В которую угодил сам. Начал искать про единение, наткнулся про мысли о женщинах, подумал о тебе — и непостижимым образом появилась радуга.

Павел нетерпеливо сделал ей знак, прося сесть.

— Имя Дени Дидро⁶ тебе знакомо?

Она кивнула.

— Французский философ. Больше сейчас ничего о нём не скажу.

— Я теперь знаю его чуточку больше и в разы лучше понимаю.

— Не томи! — Настя даже голос повысила.

Павел улыбнулся и произнес по памяти:

— «Когда хочешь писать о женщине, обмакни перо в радугу и стряхни пыль с крыльев бабочки».

— Красиво. — Она помедлила. — Дидро, наверное, был влюблён, когда написал эти слова.

— Художник прозы? — Он провоцировал, проводя словесную параллель с самим собой, ведь так назвала его Настя.

— Однозначно. — Она улыбнулась.

— Влюблённый художник прозы, — растягивая слова, Павел шагнул на границу приятельского и личного.

— Любовь толкает на поступки, влюблённость — на поэзию и остроту восприятия, — Настя ушла на более общую территорию, оглянулась на кассу и спросила как ни в чём не бывало:

— Как думаешь, местные специально придерживают для нас эту стойку?

— Конечно. — Павел наклонился в её сторону. — Я с ними договорился.

Она фыркнула.

— О, всемогущий господин!

— Скажи, вот вроде ты на виду у всех, — он указал на вид из окна, — выше других столиков внутри и как на витрине снаружи, но…

–…но ощущение, что ты в укромном уголке, таком своём-своём, — договорила она за него.

— Абсолютно. — Они опять приблизились к грани личного.

— Только табуреты я бы заменила на стулья. — Не соскользнула с пограничья, отвела взгляд. — Мне очень нравятся детские стульчики для кормления, которые трансформируются, их можно подрегулировать под высоту стола, и ребёнок в комфорте, с широкой спинкой, на уровне и вместе со всеми.

— Такие бывают? — Павел чуть отклонился на своём сиденье.

— Представь себе! Я досконально изучила вопрос, подбирая стульчик для Поли. Для дочки, — уточнила Настя, немного запнувшись на проскочившем имени. — Сама бы в таком посидела. Он широкий, с углублением, не плоский. Обхватывающие края, фиксируемые подлокотники. Мечта, а не стул!

— Дочка оценила?

— Очень на это надеюсь. Во всяком случае, не капризничает и не пытается его покинуть в ту же минуту, как в него попадает. — Постучала по дереву и приняла кофе от Таи.

— Я обожаю гамаки, — поддержал он мебельную тему. — Они подстраиваются под тебя. Можно сидеть, лежать, принять положение наполовину. Завернуться в него, упав в самую середину, или перевалиться на край, используя второй как своеобразную спинку. Люблю в них качаться и думать.

— Как проникновенно ты описываешь! — Она задорно на него посмотрела. — Легко можно заочно стать поклонником этой подвесной лежанки.

— Хочешь сказать, что никогда не качалась в гамаке? — Павел недоверчиво покосился на неё.

— Как-то не пришлось. — Настя пожала плечами. — Два столкновения с ним нас совсем не сдружили.

— Столкновения — звучит устрашающе. Кто на кого напал? — Он еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. — Или выпал?

— Смейся-смейся, укротитель гамаков!

Павел фигурально застегнул молнию на губах, дразня её искрами в глазах.

— Первый раз, ещё в детстве, я взялась помогать папе разложить сетчатый гамак на полу. В итоге запуталась, как рыба в неводе.

Он расхохотался, живо представляя себе её недовольство от беспомощности, только в верёвочных силках в его воображении Настя была совсем не маленькой возмущённой девочкой, а такой, как сейчас сидела перед ним, требующей прекратить заражать её издевательским весельем.

— А второй случай? — Павел ждал продолжения.

— Теперь точно лопнешь со смеху! — Она ткнула в него пальцем. — Другой гамак был плотным, без дыр и ячеек, я душевно плюхнулась, его крутануло, как фантик конфеты, и я также душевно плашмя шлёпнулась на землю.

Он подавился смехом, она сверкнула глазами и тоже засмеялась.

— Я даже не выпала из него — он меня нагло выплюнул.

Павел похлопал себя по бедру, пытаясь отдышаться.

— У меня даже в квартире есть гамак.

Настя удивлённо выпучила глаза.

— Шутишь?!

— На балконе. Как-нибудь покажу. — Он снова потянул их за грань.

— Поверю на слово, — и снова не поддержала она.

— А у тебя есть укромный или просто любимый уголок дома? — Павел наблюдал за ней поверх поднятой чашки.

— Я люблю писать или читать на кухонном подоконнике, или просто смотреть, как солнце садится. Обязательно с большой кружкой чая рядом…

Настя рассказывала и обводила указательным пальцем ручку кофейной кружки, по изгибу вниз, погладив основание, снова вверх, туда-сюда по самой верхушке и на очередной виток. Движение тонкого женского пальца с удлинённым овальным ногтем завораживало его. Он не заметил, как начал представлять, что этот пальчик так же обводит его ухо. От неожиданности дёрнулся, смаргивая явственное ощущение её прикосновения, и звякнул ложечкой о блюдце, ставя на него свою чашку. Настя замолчала, отвлекаясь на его движение.

— Ты живёшь на верхнем этаже? — Павел задал первый пришедший на ум вопрос, пытаясь восстановить самоконтроль.

— На седьмом. Твой гамак, полагаю, тоже не на балконе первого этажа. — Она отодвинула чашку.

— На десятом, с видом на парк. — Он улыбнулся.

— Высоко сидим — далеко глядим. — Настя поправила сбившийся кулончик на коротком шнурке, вернув его в ямку в основании шеи, непреднамеренно удваивая его старания поймать прежний непринуждённый настрой.

— По рассказам моей бабушки, в старину считали, что душа человека помещается в углублении между ключицами. — Павел указал взглядом на её украшение, пряча руки под столешницей. — В ямочке на шее. Примерно здесь же, на груди, по обычаю, хранили деньги. Если человек был беден, то про него говорили, что у него «за душой ничего нет».

Она внимательно слушала.

— Как интересно меняется или добавляется значение слов со временем, — Настя озвучила его мысли. — Не знала, что душа живет именно в этом месте. — Потрогала свой кулон. — Так вот где оставляют поцелуй в душу! — воодушевлённо посмотрела на Павла и осеклась под пронзительным взглядом.

Он медленно вернул руки на стол.

— Ты не перестаёшь меня удивлять. — Расслабил плечи, покачал головой. — Я ей про нищих, она мне про поцелуй в душу.

Она неуловимо улыбнулась.

— Завтра твоя очередь. — Павел разрядил повисшее молчание.

Настя снова смотрела на него, немного настороженно. Он усмехнулся.

— Выбирай: или готовишь цитату, или…

Она засмеялась.

— Прочитаю новое четверостишие.

Примечания

6

Дени Дидро (1713-1784) — французский писатель и драматург, философ-просветитель