Кольца мостов

Анна Драницына, 2023

Считается, что мост является мистическим символом перехода в другой мир. Отражения мостов в Санкт – Петербурге создают замкнутый круг, в котором с виду все одинаково – как внизу, так и наверху… Но те, кто хоть раз тонул, знают – там под водой находится странный и опасный мир.

Чужаки

Нинка относилась к Туське снисходительно, как к деревенской неотесанной родне, но все же любила ее. Друзья детства — это наши родственники, а родственников, как известно не выбирают. Нинка не обращала внимания на слухи, которыми маленькие города, как известно кишат, хотя и отдавала себе отчет в том, что семейка подруги, мягко говоря, странновата. Понимала Нинка и то, как сильно изменилась она сама с момента приезда в северный город. С каждым днем она все больше вязла в том, что Туська называла «городская слизь», но ничего не могла с этим поделать. Новая жизнь диктовала новые правила. Молодая женщина знала, что многие завидуют ей и даже кичилась этим. Девчонки на работе с радостью бы поменялись с ней местами — недавно приехала из деревни, а уже руководила целым отделом. Многие ведь по десять лет такое место высиживали, а некоторые сотрудники ждали своего звездного часа всю жизнь, да так и остались ни с чем. А тут бац, оказалось, что Нинкин муж знает учредителя журнала. Пару рюмок виски в баре неподалеку и — Нинка на следующий день стала их начальницей. Ее дорогой японский джип на стоянке, мозоля всем глаза так, что однажды кто-то не удержался и разбил железной палкой лобовое стекло. Не ради того, чтобы украсть что-либо, а так, для социальной справедливости. Чтобы выскочка-лимита нос высоко не задирала. Коренные петербуржцы всегда готовы принять приезжих с распростертыми объятиями, если те бедствуют. Они готовы жалеть и сочувствовать неудачникам, алкоголиками и даже ворам. Город Достоевского не любит богатых и успешных — среди желтых облупленных стен старых домов, они выглядят безвкусно. Так в деревянном доме смотрится хрустальная люстра с золотыми канделябрами. Здесь понимают пороки, лечат душевные раны, уступают место в метро инвалидам и старикам, но люди не готовы к тому, что кто-то въедет в их жизнь на огромной тачке с движком 4.0 и будет учить уму-разуму. Такой все вокруг воспринимали Нинку, кроме разве что Туськи.

Увы, Нинка не умела, да и не любила жаловаться. В Питере она забыла, что такое разговор по душам. Новая высокая должность мешала ей общаться, будто дорогие и неудобные брекеты, клацающие на зубах. Постепенно она перестала пускать кого-либо в свою жизнь. Сидя по вечерам на мягком дорогом диване, Нинка сама с трудом уже вспоминала, какой была ее жизнь до того, как бабло посыпалось на них из рога изобилия, словно золотой дождь на Данаю. Быстро забылись прошлые печали и потери, и новая сытая жизнь теперь была единственной неизменной реальностью для молодой женщины. Да, раньше всякое бывало. Когда-то жизнь била ее по щекам с таким размахом, что многим и в страшном сне не приснится. Туська может сколь угодно пугать ее питерскими призраками, она и сама знакома с ними не понаслышке. Психолог, которого теперь регулярно посещала Нинка, велел ей срочно все выкинуть из головы. Человек не может жить без мифологии, но не надо путать сказки и быль. После этого Нинка целиком и полностью погрузилась в быль, наглухо захлопнув все нежные органы чувств. И все же, все же. Туськин рассказ про бабку-медиума снова приоткрыл небольшое окошко в склад ее памяти. Что-то екнуло внутри. Как будто на пол заброшенного дома упали ключи — противно-звонко, подняв столб пыли.

Как и все"не местные"они с Семеновым сразу после переезда из славного городка у моря, столкнулись с такой проблемой как съемное жилье. На эту тему можно рассуждать часами, можно написать талмуды книг, потому что каждый переезд на новую квартиру был для их молодой семьи равен отъезду на ПМЖ в другую страну. Все дома в Питере были не похожи друг на друга, в каждом из них обитал свой дух. И хотя связь с духами всегда была прерогативой Туськи, тут даже циничная Нинка поняла — духи в старых дома есть и они, как правило, ненавидят чужаков. Первая съемная квартира была гордостью Семенова. Окна смотрели на самое старое место в городе, на начало всех начал — Петропавловскую крепость. Они-то дураки думали, что ангел на шпиле, будет их охранять. Как бы не так! Понаехали тут — размаха крыльев не хватит, чтобы прикрыть неразумных от всех бед. Да еще попробуй посиди на самом верху в дождь и снег — не то, что оберегать, смотреть по сторонам станет тошно. Да и куда смотреть? Вниз? На вечно бегущих, утопающих по колено в талом снегу, проклинающих жизнь, усталых, серых людишек? Если бы Нинка была городским ангелом, она бы по осени, как только закружат по Каменному острову первые желтые листья клена, срывалась бы с золотой иглы и улетала в теплые края вместе с птицами.

В первый день в новом городе, разложив кое-как вещи по шкафам, Нинка полезла в душ. Дом был старый, начала 19 века, и ванная чаша, по мнению семьи, была настоящим безумием. У нее были чугунные витые ножки в форме львиных лап. Сама чаша практически сгнила, и внутри нее хозяева разместили белоснежный акриловый вкладыш.

Нинка переключила смеситель крана и с наслаждением подставила под струю усталую, после перетаскивания миллиона пакетов и коробочек, спину. Неожиданно в голове загудело, и женщина как подкошенная рухнула в ванну от сильнейшего удара. Ей показалось, что кто-то выстрелил в нее из лазерного оружия, расщепив тело на миллиард частиц. Нечто сильное и всеразрушающее проползало по ее венам, останавливая на мгновение кровь, и замерло комком в горле. Ни вздохнуть, ни крикнуть. Электрики подтвердили — похоже на то, что из крана вместе с водой проходит ток. Работники ЖЭКа облазили ванну вдоль и поперек, включали и выключали воду. Один мужик даже залез в ванну по колено, чтобы принять удар на себя. Хотя Нинку чуть не вытошнило от смердения его носков, она до последнего надеялась, что проклятый ток обнаружат и изолируют. Попарив как следует ноги в белоснежной, намытой химикатами ванне, электрики заявили, что никакого электричества там нет и быть не может, и обиженные, что им не дали на бутылку, ушли. Когда они ушли, Нинка снова с осторожностью засунула руку под кран. И опять то же чувство удара, только гораздо меньшей силы. Чужой, как ни в чем ни, бывало, сидел в воде и не собирался никуда деваться. В тот момент, когда твое любимое тело вдруг становится проводником неизвестных существ, больше хочется умереть, чем еще хоть на секунду задержаться в львиной ванной. При этом Семенов мог часами там намываться, распевая песни, и с ним ничего не происходило. Нинка вначале с беспокойством, а потом и со злорадством ждала, когда же его наконец тоже долбанет током, но Чужой приходил только к ней.

Туська приехала в Петербург позже и не застала этого кошмара. Но она считала, что. Нинке крупно повезло, что она не чувствительна к близлежащим мирам и не видела того, кто ее атаковал. Возможно, увиденное было бы в тысячу раз страшнее, чем разряды электричества.

— Ты только представь на мгновение, сколько сотен людей тут жили, именно в этих стенах? — говорила Туська. — Это как наклеенные газеты под обоями — ты отрываешь кусок, а там каждый раз новый слой, еще старее предыдущего. И каждый обрывок хочет прошептать тебе свою тайну, передать послание. Сотни людей ходили по тому же полу, что и ты, спали в тех же углах, умирали где-то рядом. Ведь Ленинград пережил блокаду, смерть заглянула в каждый дом, и многие умерли не своей смертью, а от голода и холода. Так что нет ничего удивительного, что их души до сих пор где-то рядом. Бабушка говорила мне, что нынешние люди выбирают совершенно непригодные места для жизни. И что она объездила пол мира, прежде чем нашла свою тихую гавань. К примеру, животные умеют видеть смерть и никогда не будут селиться там, где она ощущается, где погибли другие звери. А мы же продолжаем строить и строить на чужих могилах. Забиваем строительные сваи в черепа предков. А Петербург так и назывался издревле — «город на костях»

После того как Чужой шибанул ее так, что Семенов вызывал скорую, нинкиной семье пришлось срочно подыскивать новое жилье. Все хорошие квартиры приезжие разобрали еще летом, выбора почти не было. В результате, новый дом был еще трухлявее предыдущего — яркий образец старого фонда, в котором на глазах разваливается все, начиная от качающегося в разные стороны, будто флюгер, унитаза и заканчивая осыпающейся, стоит только кашлянуть, штукатуркой. Ванная комната в этой квартире выглядела ужасно — ржавые подтеки по стенам и на потолке, трещины в самой чаше, которую окружал со всех сторон покрытый черной паутиной времени полусгнивший советский кафель.

— Мама, мама, иди сюда скорее. Тут мыська, мыська какает, — радостно кричала Сашка из ванной комнаты. Нинка с тапком в руке примчалась на зов. Внутри ванной, около слива сидела крыса и демонстративно гадила. Новые жильцы нисколько ее не смущали, она закончила свои дела и быстро свалила. Все вокруг было ветхим, вонючим и отвратительно старым. Но Нинка радовалась уже тому, что не умрет однажды, корчась под водой от разряда электричества, пока питерские духи радостно делят ее душу. Если крыса и была очередным городским приведением, то, судя по всему, вполне себе безобидным.

Бедная Нинка красила стены, белила потолки и не подозревала, что в новом доме ее ждет испытание посильнее, чем Чужой в ванной.

Их соседом по лестничной площадке был очень старый, благообразный дедушка, на вид — ровесник дореволюционного дома. Когда он поднимался по ступенькам вверх, казалось, будто движется не человек, а тень прошлого. Аркадий Петрович был вежлив и галантен. Он разговаривал таким удивительно красивым русским языком, который Нинка раньше никогда не слышала. Ей нравился звук его голоса. Она слушала старичка, как старинную музыку, часто не вникая в суть сказанного. Иногда они сидели у него на кухне и пили чай с кизиловым вареньем. Приглушенный голос соседа звучал так волшебно, будто за стеной играли на клавесине. И молодая женщина искренне радовалась тому, что впервые с момента их переезда в этот болотный и ветряный город, на ее пути попался человек, который столь искренне и душевно к ней отнесся. После небольшой городка, где все вместе росли и дружили, так странно было заходить в каменный подъезд, напоминающий тронный зал средней руки, и никого там не знать. И почти ни с кем не здороваться. Бегом-бегом домой, в убежище.

Аркадий Петрович подарил Сашке подборку детских книг с красивыми иллюстрациями. Когда-то он работал в гимназии учителем, прекрасно знал мировую литературу, владел помимо английского еще пятью языками. Всю жизнь он обожал и боготворил одну женщину, которая когда-то его бросила. Он не любил об этом говорить, но вскользь упоминал, что его возлюбленная была певица, которая после революции иммигрировала во Францию. Личная жизнь у нее, как и у него, не сложилась, вдобавок она заболела, потеряла голос и, находясь в состоянии глубокой депрессии, покончила с собой.

Ее портрет Нинка видела один раз, когда зашла к соседу попросить перевести небольшой текст. Они делали для журнала подборку о коктейлях и нашли в интернете необычные рецепты на английском языке. Через приоткрытую дверь, ведущую в спальню, она увидела картину, которая стояла на полу. Рядом с женским портретом лежали засохшие цветы, свечи, какие-то письма. Этакий алтарь неразделенной любви. Женщина на картине была похожа на ангела. Увидев ее любопытный взгляд, старичок аккуратно прикрыл дверь и ненавязчиво увел гостью на кухню.

Нинка искренне радовалась их дружбе. Но однажды Нинка поняла, что в их квартире опять творится неладное — каждое утро у нее болит голова, днем подташнивает, а Сашка, известная своим бешенным темпераментом, ходит как сонная муха. Единственный, кто чувствовал себя мало-мальски нормально был Семенов. Скорее всего потому что часто мотался в пригород по работе, периодически оставаясь там ночевать. В тот день его тоже не было.

В тот день должно было произойти что-то особенное. Аркадий Петрович это чувствовал еще с утра. Он убрал квартиру, купил белые лилии, которые она так любила и почистил камин. Трескучий старый проигрыватель играл танго. Аркадий Петрович окончательно решил — сегодня или никогда. Сухие поленья громко затрещали, а на белых керамических плитках камина запрыгали красные блики. «Смотри, будто танец тропических бабочек, — говорила когда-то она»

В этот миг дом преобразился, вновь стал таким, как был раньше. Когда в подъезде сверкали начищенные до блеска зеркала и модерновые витражи, а сам Аркадий был безнадежно влюблен в оперную певицу. Она была замужем, но иногда приезжала к нему. Тогда он затапливал камин, и лежа на полу перед огнем, они пили шампанское и занимались любовью на шкуре оленя. Сегодня его возлюбленная снова пришла к нему. Она была так хороша, что сердце сводила судорога. Тонкие пальцы, накрашенные алым блеском губы и длинное черное платье до пят. Она вошла в дом еле слышно, когда камин уже догорал, сняла перчатки и молча подошла к Аркадию Петровичу. От нее пахло весной и дождем, как тогда, на их первом свидании.

— Милая, прошу тебя. Останься со мной. Будь моей женой, я так устал без тебя.

— Поедем со мной, мой дурачок. Машина ждет внизу.

Она поцеловала старика в закрытые глаза.

Из окна Нинка видела, как странная пара вышла из подъезда и подошла к машине. Красавица в допотопном платье с огромным боа на плечах и элегантный молодой человек с тростью из слоновой кости. Машина тоже была из лавки древностей, с клаксоном наружу.

— Наверное, кино снимают, — подумала Нинка.

Но тут машина начала громко и пронзительно визжать. Зачем-то водитель изо всей силы нажал на клаксон. Нинка заткнула уши и начала было слезать с широкого подоконника, как вдруг увидела, что из подъезда вышла Сашка, ее дочь. Она тоже была как героиня кинофильма. Бархатное красное платье веером расходилось вниз. В волосах алел бант. Женщина с молодым человеком уже села в машину. Сашка подошла к ним, очевидно упрашивая прокатить ее в старинном авто. Нинка видела, как бледная незнакомка открыла окно, погладила Сашку по голове и указала на Нинку, торчащую в окне. Водитель продолжал давить клаксон, в голове у Нинки все шумело и крутилось в ярко-красном вихре под звуки аргентинского танго.

Семенов трезвонил и стучал в дверь, запертую изнутри. Его начинали одолевать нехорошие предчувствия. Была уже поздняя ночь и семья в любом случае не могла никуда уехать. Сам Семенов собирался остаться на ночь за городом, но, к счастью, обнаружил что забыл в коридоре на зеркале водительские права. При выезде из города был пункт ДПС и ему не хотелось рисковать. Семенов звонил долго-долго, но никто ему так и не открыл. К телефону семейство тоже не подходило. И тогда Семенов, притащив из машины монтировку, выломал дверь к чертовой бабушке. То, что он увидел, потрясло до глубины души. Дочка, бледная и холодная как первый снег лежала на кровати, а Нинка с запавшим языком валялась в коридоре в луже рвоты. Хорошо, что Семенов служил в армии, где их научили отличать живых от мертвых. Иначе он от ужаса рухнул бы с ними рядом. Семенов выволок семью из злополучной квартиры, с трудом запихнул в машину и повез в больницу. В тот же день выяснилось, что милый старичок, которым так восхищалась Нинка, давно выжил из ума, расковырял в комнате заложенный кирпичами камин и начал его топить. Задумчиво покачиваясь в кресле-качалке, любуясь ярко-красными языками пламени дедушка время от времени подкидывал дровишки до тех пор, пока сам не заснул вечным сном.

А Нинка с дочкой в это время за стеной медленно угорали. Дым из камина был невидимым и коварным. Он медленно подбирался к своим жертвам, забирался в легкие и уговаривал их немного вздремнуть. Всего лишь пол часика, чтобы освежиться. И, если бы Семенов вернулся хоть на пять минут позже, его жена и дочка оказались бы там, где давным-давно небесные архангелы заждались старичка-соседа. И неужели после таких испытаний, прожив с десяток лет в форменном хлеву, Нинка не заслужила право на спокойное существование и хорошее отношение со стороны окружающих!

Но ее предыдущая жизнь никого не интересовала, а выпирающее из джипа благосостояние мешало коллегам воспринимать ее как обычного человека. Для всех она была богатенькой женой нового русского, которая решила развлечения ради поработать в модном журнале. Богатая сука — именно так называли ее за глаза. Общественное мнение в любом коллективе формируется единожды, раз и навсегда. И пробить эту броню можно было только став такой несчастной, чтобы всем, включая уборщицу тетю Маню, захотелось тебя пожалеть. Чтобы они могли при виде тебя сделать горестное лицо, выпятив губы куриной жопкой, а потом сказать остальным — бедняжка, вот же не повезло. Такой она вскоре и стала, после предательства мужа. Несчастной брошенкой на радость всем.

Это была клиническая смерть длиною в несколько месяцев, в течении которых Нинка двигалась, решала проблемы, проверяла дневник дочери, автоматически правила на работе тексты, но при этом была мертва. Нинка понимала, что многие через это прошли, что надо взять себя в руки, что она все еще молода и хороша собой и т.д. но какие-то клетки в ее организме с момента ухода Семенова стали отмирать, и она боялась, что проснувшись однажды утром, услышит как в ее теле словно в водосточной трубе гулко завывает ветер — так пусто там было. И когда она попыталась убить любовницу Семенова, что-то резко изменилось у Нинки в душе. Где-то там, в далеком космосе произошел взрыв, и теперь черная дыра поглощала белую. Лежа в больничной палате, Нинка неделями смотрела в розетку в стене, пока не почувствовала, как пустота в груди стала с грохотом наполняться. Будто в высохший жестяной бак для сбора воды сунули шланг и открыли вентиль. Жгучей ледяной струей в нее потекла и наполнила до краев ненависть. Никогда в жизни Нинке ничего так не хотелось как истиной справедливости. Чтобы правда восторжествовала, чтобы эта сучка пережила бы такие же танталовы муки, что и она сама. Гореть тебе в аду, тварь! — подумала Нинка, проваливаясь в сон без сновидений.

Глядя на спящую на больничной койке подругу, Туська с облегчением заметила, что лицо Нинки просветлело и горькие морщины в уголках рта стали понемногу разглаживаться. Если б она только знала, что ее любимая Нинель большое никогда не будет прежней.

ВТОРНИК Хемера Ареос. Марс. МЕНТА

Ночью в полной тьме Туська почувствовала, как по ее руки ползет змея, или что-то похожее на нее, холодное и чешуйчатое. Оно обвило ее шею и голову. Но, как ни странно, страха или отвращения у девушки в тот момент не возникло. Наоборот, было ощущение тепло и уюта. Как будто кот-мурлыка пришел ее согреть холодной зимней ночью на печи. Потом она услышала шепот бабули — Невея, детка, выходи скорее во двор.

Наощупь Туська попыталась вылезти из гамака, змеиный хвост помог ей зацепиться за край и подтолкнул в сторону выхода. На небе висела гигантская красная луна, отлично освещая все вокруг. Она наконец поняла, откуда весь этот лай. Старики держали целую псарню. Бабуля восседала в центре собак, смиренно спящих у ее ног.

Туська потрепала одну по загривку и села рядом. Бабуля смотрела на нее во все глаза и улыбалась. Под светом луны ее глаза были молоды и блестели золотом.

— Жаль тебя отпускать детка, ты такая добрая. Давно ни от кого я не видела столько тепла и света. Но я не хочу, чтобы ты сгнила в застенках тритонов. Я сама там провела долгое время, поэтому знаю о чем говорю. А теперь слушай меня внимательно, моя названная дочь Невея. Этот мир, уже не такой как раньше. Все теперь перевернулось с ног на голову. Тут все, наоборот. Но я уже плохо соображаю, лучше всех устройство местного порядка тебе объяснит моя племянница Мента. Она девушка молодая, с активной жизненной позицией. Я с ней уже связалась, ее гиппокамп ждет тебя на Первом Мосту. Добраться туда легко для нас, но ты можешь уснуть под шум деревьев, и это тебя погубит. На ближайшем Мосту уже дежурят люди Тритонов, они сразу же схватят тебя. Здесь-то дед держит меня на отшибе, чтобы никто не нашел, но за мостами начинаются чужие владения. Это опасные районы для таких отщепенцев как мы. Поэтому твоя цель — Первый Мост. Я не буду рассказывать тебе про разных персонажей, что могут встретиться по пути. К счастью, ты их не видишь из-за того, что совсем недавно прибыла сюда. А может быть кто-то ведет тебя, я не знаю. Но ты будешь слышать и чувствовать много странного, просто постарайся не обращать на это внимания. Накройся брезентом и не высовывайся лишний раз. Давай, прыгай в лодку, девочка. Только, не спи! Да хранит тебя Посейдон. Скорее, скорее, пока дед не проснулся. Яблоки на, возьми в дорогу!

Туська легла в лодку и поплыла по течению. Это было удивительное путешествие. Кроны деревьев почти смыкались над водой, но в просветах между ними летали яркие птицы, светили звезды и луна. Совсем высоко в небе пролетали самолеты, больше похожие на гигантские светящиеся корабли без крыльев. Потом она услышала, как прекрасный женский хор затянул пронзительно грустную песню. Слезы потекли по лицу, Туська грустила, сама не понимая о чем. Сашка, Сашка, — вертелось в голове. Она поняла одно, что ей нужно найти девочку, чей образ уже почти расплылся в небытии, но все же преследовал ее повсюду. Крики, шум фар, всюду стекла, не хватает воздуха.

Туська проснулась от того, что лодка с грохотом во что-то врезалась.

— Первый, первый! Проверь что там справа. Кажется у нас гости, — услышала она зычный мужской голос и вжалась в лодку. Бабуля предупреждала ее, что спать по пути — чрезвычайно опасно. Кто-то схватил ее за руку когтистой рукой. Сердце Туськи ухнуло в пропасть.

— Быстрее, сюда! Я Мента, твоя сестра, будем знакомы.

Девушка с маникюром в четверть метра, выдернула ее из лодки и посадила на коня.

— Давай, Карасик, вывози родимый!

Они полетели по ночному лесу. Вдали остались крики солдат, выстрелы, ржание лошадей.

— Сейчас придется тебя спрятать, тут всюду тритоны. Мента подняла свой огромный шлейф ярко зеленого блестящего платья и накинула на Туську. Пахло тиной и жухлой листвой, все вокруг стало настолько пронзительно ярким и зеленым, что Туська закрыла глаза и почувствовала себя невидимкой. Они заехали во двор, Туська спешилась и, пока Мента запирала гигантский кованный забор, она с изумлением огляделась по сторонам. Здесь, в отличие от домика стариков, все было залито солнечным светом. Небольшой желтый особняк с белыми колоннами тоже стоял вверх ногами, но заходить было в него очень удобно. Наступив на аккуратный портик с гипсовым орнаментом, Туська вслед за зеленой девушкой попала вовнутрь. Огромная люстра торчала прямо из пола в середине большого зала. Она была стилизована под фонтан, вокруг самого светильника был разбит небольшой бассейн с золотыми рыбками. В целом же остальной интерьер в доме был обычный, не считая того, что сам дом перевернут наоборот.

— Скажите, это такая мода в вашем городе, что дома стоят на крыше?

— А у вас, нет? — удивилась Мента, подошла к окну, которое росло из пола и задернула шторы. — И как вы заходите в дом?

— По лестнице, через дверь.

— Это очень опасно при наводнении, может ведь затопить. А тут места топкие. У вас, видать, посуше. Чай будешь из ламинарий? Свежайший, только вчера привезли. Дедуля передал гостинцев.

Туська попробовала вспомнить свой дом, но не смогла. Возможно, во всем виновата травма головы, поэтому все вокруг кажется ей таким странным.

— Дело в том, что у меня амнезия. Я ничего не помню из прошлой жизни. Иногда какие-то картины встают перед глазами, но тут же исчезают как туман. Вроде была авария… Но я не теряю надежды все вспомнить. Сегодня мне гораздо лучше, чем несколько дней назад.

— Скажи спасибо бабуле Сцилле, что отправила тебя сюда. Они с дедом дикарем на границе живут, в местах, с точки зрения экологии, не совсем хороших. Забирают силы. А у нас тут и вода чище и воздух. Жаль, что старикам сюда нельзя. Но я к ним регулярно заезжаю, рассказываю свежие новости, продукты подкидываю.

— Почему им сюда нельзя? Из-за собак?

— Собак? Ах, елки-палки, ты же не видишь ничего. Да, да. Из-за собак главным образом. Змеи тоже — помеха в большом городе. Змей бабулиных видала?

— Нет. Она еще и змей дома держит? Кошмар какой!

Мента не выдержала и расхохоталась так, что ее рыжие длинные локоны взлетели и на миг повисли в воздухе как в невесомости.

— Прикольно, наверное, видеть мир после контузии. А меня как ты видишь?

— Ты очень красивая.

— Такая как ты?

— Намного красивее. У тебя ноги от ушей, как у нас говорят.

— Ноги? От ушей?

Мента еще долго не могла остановить свой звонкий заливистый смех. Испуганные рыбки вокруг них взлетали от каждой новой вспышки хохота как небольшой разноцветный фейерверк.

Она каталась от смеха по траве пока не прибежала испуганная прислуга с чашкой воды. Видимо, для них это было привычным делом. Слуги посадили Менту на скамейку, похлопали по спине. Она откашлялась, попыталась принять серьезный вид, но ей будто снова попала в рот смешинка. Рыжеволосая красавица начала икать и пить воду из рук женщины в длинном платье и прозрачной широкополой шляпе в форме гигантской капли.

— Спасибо, дорогая. Ох насмешила. Ноги…Все, молчу, молчу. Ты тоже красивая. Но правда слишком старомодная. Нет, ты ничего не подумай такого, я не критикую. У каждого свой стиль, я с полным уважением твоему имиджу. Но он может нас выдать. На днях займемся твоим внешним видом. Нужно сделать тебя целиком и полностью одной из нас.

Место, где жила Мента, казалось куда более невесомым с точки зрения гравитации, чем дача сторожа и его бабули. Туська со временем стала замечать, что для того, чтобы подняться на второй этаж, ей почти не нужно делать лишних усилий. Достаточно было слегка прикоснуться рукой к перилам, и девушка как пушинка взлетала вверх по лестнице. В тот же вечер Мента ей рассказала драматическую историю стариков. Оказывается, баба Сцилла заболела однажды редкой и неизлечимой болезнью.

— Говорят, они в то время были еще молодые. Я тогда и не родилась еще. Жили счастливо, но потом кризис каких-то там тысячи лет, то да се, решили разойтись. Короче, что-то там не поделили, дед ушел к другой. Но заново жениться не спешил, все надеялся, что Сцилла его обратно позовет. Видя такое дело, разлучница навела на нашу бабулю, жену Главка, порчу, и та заболела. Вначале не сильно болезнь проявляясь, а потом все хуже и хуже. Бедняжка стала целиком и полностью терять разум, бросаться на окружающих, однажды перерезала, а потом еще и утопила экипаж большого судна, что проходило рядом. Нарушила древнейшую конвенцию мостов, слила к чертям собачим все политические договорённости. Скандал был дикий! И тогда на совете было принято решение ее усыпить.

— Бабушку? Они хотели усыпить бабулю как собаку?

— Видишь ли, у нас это считается вполне себе гуманной казнью. Но слушай дальше.

Тогда дед, а он был в те времена тут самым главным руководителем, даже выше Главного Тритона, предложил обмен. Снял с себя все полномочия и свое высокое положение в обществе в обмен на жену. Он забрал несчастную Сциллу из тюрьмы, увез в лес, и с тех пор они живут совсем изолированно и одиноко. Главк теперь собирает мусор на песке, приглядывает за бабулей и ее зверинцем. В целом нормальная жизнь. Я вот думаю, что он ее по-настоящему любит, раз так поступил. Редко сейчас встретишь настоящую любовь.

Смешливое лицо Менты будто закрыло облачком. Но тут же развеяло. Рыжеволосая красотка не умела долго грустить. Смех был неотъемлемой ее частью.

Старики мои оба очень смешные, — продолжила Мента. — Не успела бабуля прийти в себя, как тут же, назло ему решила переправить тебя к нам. Дед там, говорят, в бешенстве, но сделать ничего не может. Ему и в голову не приходит, что мы тебя спрятали в самом сердце города, под носом у правительства. Короче, с моей родней не заскучаешь! Но ты мне нравишься, я думаю мы подружимся. Я ведь из верхних раньше никого не встречала. Знаю, что для них построили какие-то то ли казармы, то ли гостиницы под Третьим Мостом, но сама там ни разу не бывала. Жаль ты ничего не помнишь, но может оно и к лучшему — меньше будешь болтать. Мы ведь женщины такие во всех мирах — нет, нет, да и сболтнем лишнего. Мента подмигнула Туське. — Завтра пойдем со мной к стилисту, увидишь — будет весело. В таком виде тут разгуливать нельзя, тритоны мигом просекут, что ты не местная.

Мента и Туська-Невея сидели в зарослях гигантской ивы, пока карлик-парикмахер колдовал с их волосами. Туську решено было выкрасить в салатовый, чтобы точно никто не заподозрил в ней пришлую. Ярко-зеленый был трендом сезона, поэтому девушка сидела и терпела пока стилист подержит достаточное количество времени ее голову в чане с водорослями. Мента пояснила, что они в городе придерживаются исключительно натуральных красителей. Сама Мента была та еще модница и обожала огромные пристяжные ногти-худжи. Они надевались на пальцы по особым праздникам, были длиной не менее 30 сантиметров и выглядели как гигантские золотые когти, инкрустированные драгоценными камнями. По рассказу Менты, они достались ей от одного известного высокопоставленного лица, чье имя лучше не называть.

— Его жена прознала про нашу связь, которая была совсем не долгой, незачем было так нервничать, никуда бы он от нее не делся.

— Ты любила его?

— Эйда? Не знаю, была очарована, скажем так. Не могла спать по ночам, мечтала только о нем. Дура была молодая и наглая. Это меня и погубило, иначе сидела бы сейчас во дворце, а не на Седьмом мосту. Но мне повезло.

Дедуля, когда был еще у власти, подарил мне небольшой садик с домом.

— Садик? Как это? Тут же везде вода.

Дедуля тогда был когда-то очень богат и смог выкупить для меня клочок земли, недалеко от Олимпа. Я разводила там цветы — розы, маки и мяту. Эти растения очень высоко ценятся в нашей медицине, мало кому удается в нашем сыром климате их выращивать. Мне пришлось для этого наладить целую биосистему. Растения находятся в небольших колбах, для полива требуется вода особой фильтрации. Ох уж эти экзоты. Намучалась я с ними. Они только у вас нормально растут. В наших краях, они очень капризные, но поверь мне, игра стоит свеч. К примеру, мята, по своим качествам считается фактически волшебной. Лечит все, что угодно. Последний год был неурожай. Сильно штормило, и я не всегда могла пробраться на остров, чтобы добавить удобрения моим любимцам. Но немного все же взошло. Смотри, я привезла тебе мятного чая, чтобы освежить память. Она всегда помогает пришлым собраться с мыслями и понять на каком они теперь свете. Мне когда-то очень хотелось быть полезной миру, это я сейчас стала полной бездельницей, а раньше я мечтала врачевать раны. Особенно хорошо помогали пион и мята, я раздавала настойки пришлым бесплатно, потому что они никогда не смогли бы себе позволить такую роскошь. Ну, а богачам я продавала настойки за большие деньги, чтобы была возможность помогать бедным. И вот однажды мой милый Эйд заявился ко мне в сад на прекрасной колеснице из чистого золота, запряженной тройкой породистых гиппокампов. Я дала ему небольшой букет для супруги, несколько настоек от мигрени и зубной порошок. Неплохо заработала, и закрыла ворота на засов. Но он был так красив, Невея, так фантастически прекрасен, что я не устояла. Когда он приехал в следующий раз, мы занялись любовью прямо на моих мятных цветочках. И потом он приезжал ко мне весьма регулярно, пока его не ранили.

— Жена?

— Нет, Фона тогда еще ничего не знала про нас. В тот злополучный день на Олимпе (это у нас так называется центральный район Первого моста, где обитает вся знать, самое мажорное место в городе) его ранил какой-то сумасшедший. Самое обидное, что Эйд там практически не живет, приезжает иногда по делам. Но в тот злополучный день он оказался там. А его киллер прошел каким-то образом кордон охраны, застрелил сторожевую собаку и, как назло, мой любовник в тот момент вышел из дворца посмотреть, что за ерунда там творится перед его крыльцом. Увидев, как пришелец пытается отрезать голову его любимой псине по кличке Цербер, он схватил было свой меч, но тот парень оказался проворнее и стрельнул в него из арбалета. Милый мой свалился замертво и откинул бы ласты, если бы не мой дедуля. Я рыдала как сумасшедшая, чуть все глаза не выплакала, хотела уже с собой покончить, но Главк мне помог. Хотя бабуля его отговаривала. Она терпеть не могла Эйда за то, что он женатый человек, а морочит голову молоденькой девочке. Дед позвал на помощь одного доктора, из перевертышей. Тот оказался хитрым чертякой и сказал, что может вылечить моего возлюбленного, если Главк отпустит его обратно наверх. А если нет, то прошу пардону, идите лесом со своими проблемами. И мне удалось умолить дедушку, согласится на сделку и отправить докторишку потом по центральному мосту наверх. Это стоило Главку потере всех званий и вечной ссылки.

— Почему? Я так поняла, что Эйд один из главных функционеров у вас?

— Формально да. Но есть «серые кардиналы» из тритонов. Так вот они под страхом смертной казни запрещают пришлым уходить наверх. Конечно, можно было из этой ситуации как-то вырулить. Но, как говорят у вас наверху, беда не приходит одна, тяжело заболела баба Сцилла. Ну я тебе рассказывала про ее закидоны с кораблями. Единственная моя радость была в том, что возлюбленный и правда выздоровел, докторишка не обманул. Перед тем как отчалить в верхний мир, лекарь подарил мне ценный экземпляр цветка пиона. Я уже подумывала открыть подпольную клинику для пришлых, но на меня донесли. Сообщили жене Эйда про нашу связь, и на этом моя карьера лекаря закончилась. Фона была в ярости, велела меня сослать на галеры, но Эйд отказался. Аргументировал тем, что я спасла ему жизнь. Тогда под угрозой того, что навсегда уедет к маме (а ее семья, кстати, из верхних, полгода Фона проводит на земле) ревнивица заставила Эйда выписать распоряжение, согласно которому я не могу покидать город в районе 10 мостов. Я регулярно его нарушаю, когда езжу на переправу, рискуя своей шкурой, но не могу же я бросить своих стариков одних на произвол судьбы.

— Получается Эйд предал тебя после того, как ты его спасла?

Глаза Менты на минуту затуманила легкая дымка, и даже ярко рыжие волосы, казалось, побледнели от грусти. Но она лихо передернула плечами, словно сбрасывая с себя неприятные воспоминания и продолжила рассказ.

— Я не осуждаю его. Скорее даже понимаю и до сих пор люблю. Он ведь из очень непростой семьи, из тех, кто ниже этажом.

— Ниже? Есть этаж под землей?

— Черт! — захохотала Мента и стаи то ли рыбок, то ли птиц бросились от них врассыпную. — Почему же я все время забываю, что ты не местная. Надо будет мяты хряпнуть с тобой за компанию, когда созреет. Чтобы общаться на одной волне.