Холодное блюдо

Анна Дашевская, 2022

Июль, река, яхта, круиз по волжским городам… Знаменитые шеф-повара, сомелье, ресторанные критики плывут от одного городка до другого, чтобы посетить фестивали ухи. • Все улыбаются, все хвалят уху золотую, янтарную, опеканную, сборную, чёрную… • Все друг друга сильно не любят. Вопрос только один: у кого первого не выдержат нервы? И кого однажды утром найдут мёртвым?

Глава 1. Калязин, день первый

Красная уха

Ингредиенты: 1 л рыбного бульона; 400 г филе нерки на коже; 2 средние картофелины; 1 средняя луковица; 1 стебель лука-порея; 100 г жемчужного лука; 1 пучок укропа-петрушки; 1 лавровый лист; соль, свежемолотый черный перец

Очистите картофель, нарежьте кубиками. Тонко нарежьте порей, тщательно промыв, и очищенный репчатый лук. Кожу нерки очистите от чешуи, нарежьте рыбу порционными кусками.

В кипящий бульон положите картофель, репчатый и жемчужный лук. Варите на среднем огне почти до готовности. Добавьте рыбу, готовьте, снимая пену, 5 мин. Добавьте лук-порей, лавровый лист и рубленую зелень, варите 1 мин. Снимите с огня и дайте настояться под крышкой 5 мин. Подавайте уху горячей.

Журнал «Гастроном» № 04 (178), 2017

Калязин встретил гостей мелким дождиком.

Эдуард вышел на палубу, глянул на затянутое серыми облаками небо и поморщился: второй день круиза начинался как-то неладно. Конечно, зонты у всех есть, и местные устроители фестиваля обещали поставить тенты в городском парке, над столами возле павильонов. Но всё-таки лучше бы дождь кончился…

Он коротко вздохнул и пошёл завтракать.

Вот теперь собрались все: семь шеф-поваров из известных столичных ресторанов, сомелье, бартендер, специалисты по сыру и, тьма его побери, ресторанные критики. Две штуки. Марина и Ольга, его бывшая любовница и его нынешняя любовница. С некоторым изумлением Пархомов увидел, что дамы сидят за одним столиком и мило о чём-то беседуют. Улыбаются и кивают!

— Тьма, — пробормотал он, ища пути к отступлению.

В этот момент женский голос его окликнул:

— Эдуард Михайлович, садитесь с нами! — повернувшись, Пархомов увидел брата и сестру Казаковых, шеф-поваров из ресторана «Похлёбкин».

— Привет, ребята! — с облегчением вздохнув, он сел спиной к женскому альянсу. — Как спалось?

— Отлично! — улыбнулась Агния.

Её молчаливый брат кивнул, подтверждая.

— Ну и хорошо.

Омлет был пышным, булочки мягкими, джем светился янтарём. Первый глоток кофе вернул Эдуарду хорошее расположение духа, и он спросил:

— Агния, выступишь с речью?

— Да ну что вы…

— А почему нет? Ты единственная женщина среди шефов, ресторан у вас с русской кухней, так что тебе и ухват в руки, — Пархомов коротко хохотнул.

Брат и сестра переглянулись, и Агния ответила:

— Простите, Эдуард Михайлович, но я вынуждена отказаться. Не умею говорить на публику.

— Жаль, жаль… — откинувшись на спинку стула, Пархомов улыбнулся.

Сейчас, после кофе и сытного завтрака, все вокруг казались ему милыми. Даже Агния, худая как щепка и остриженная под короткий ёжик, виделась симпатичной, почти пригодной для ухаживания. А почему бы нет? Если Ольга столковалась с Красовской, значит, придётся менять и любовницу, и ресторанного критика, так почему бы не присмотреться к Агнии? Ну, слегка откормить, конечно…

За этими благодушными размышлениями он прозевал момент, когда ресторан стал пустеть. На его столик легла тень, и женский голос спросил:

— Ты идёшь на фестиваль? Или так наелся, что уха уже в глотку не полезет?

— Иду, дорогая, — ответил Эдуард, вставая из-за стола. — Без меня, знаешь ли, и не начнут. А наелся я или нет, значения не имеет, потому как пробовать будут приглашённые судьи. И ты в том числе, милая.

— Не называй меня так, — пробормотала женщина, отступая к дверям.

— Не буду, — согласился он. — Но ты, Мариночка, пойдёшь сейчас пробовать уху, хвалить местных повелителей поварёшки, а потом поставишь десять баллов тому, кого укажу я. Это понятно?

— Более чем! — развернувшись, Марина Красовская вышла из ресторана, нарочито покачивая бёдрами.

Пархомов тяжело вздохнул и отправился следом.

За время, пока гости завтракали, облака куда-то утянуло. Солнце грело макушки, рассыпалось радужными искрами по мокрой траве и листьям старых лип в городском парке и вовсе уж нестерпимо сверкало на серебристо-серой реке.

— Ну, что? — сказал Пархомов негромко, оглядывая свою небольшую армию взглядом опытного полководца. — Вперёд? Через пятнадцать минут приедет здешний городской голова, господин Казанцев Иван Тимофеевич, полчасика поговорим, а там и уха подоспеет. Кстати, синьор Спелетти!

— Да, я здесь, — вперёд шагнул долговязый брюнет, неуловимо напоминающий серьёзного чёрного ворона.

— Обратите внимание на местных сыроваров. Похвалите за что-нибудь, дайте совет… Ну, что я вам буду рассказывать!

— Попробую, — всё так же серьёзно кивнул специалист по сыру. — Полагаю, для нас с Марией найдётся что-нибудь интересное.

— Отлично! Жан-Марк, со сладостями здесь, насколько я знаю, так себе, разве что пряники… — знаменитый кондитер из Лютеции преувеличенно воздел брови. — Но вот варенье, говорят, у них интересное.

Жан-Марк Брезье вздохнул и проворчал:

— Найду что-нибудь.

— Хорошо… Что ещё? Артём, Лариса, вы — в свободном плавании. Выпивка будет ближе к вечеру.

— Между прочим, бартендер занимается не выпивкой, а общением с клиентом, — обиженно проворчал Артём Газарян, но его уже никто не слушал.

Небольшая толпа двинулась следом за предводителем. Чуть помедлив и пропустив всех вперёд, в кильватере колонны шли две дамы.

— Пока погода приличная, всё это можно терпеть, — меланхолично обронила одна из них.

— Как тебя угораздило вообще в это влипнуть? — спросила другая.

— Да так же примерно, как и тебя… Сколько там лет назад? Пять?

— Семь, почти восемь, — Марина кивнула, её губы скривились в усмешке. — Знаешь, тогда Пархомов был другим. Ну, или казался. Впрочем, он умеет красиво ухаживать, этого не отнимешь. А когда ты попадаешься на эту удочку, оказывается, что сыр-то — в мышеловке!

— Кто сказал слово «сыр»? — Мария Спелетти, специалист по сыру из Ломбардии, отстала от мужа и присоединилась к двум женщинам. — Дамы, расскажите мне, что же нас ждёт? Ваша «уха» — это ведь просто рыбный суп, почему из этого устраивают такое представление?

— Ну, о том, что это не просто рыбный суп, вы сегодня услышите ещё сто раз, — рассмеялась Марина. — Но, в общем, идея хорошая. Волга, — она широким жестом обвела сверкающую речную гладь, — рыба, национальные традиции. Сейчас приедут столичные журналисты, и акция наберёт обороты.

— А почему журналистов не взяли с собой на яхту?

— Потому что кают мало, — ответила на сей раз Ольга. — Кают всего пятнадцать, а журналистов четверо или пятеро, так что Эдуард Михайлович оплатил им портальные переходы.

— Понятно, — улыбнулась ломбардская гостья. — А что, местные сыры и в самом деле интересны?

Разговор перешёл на профессиональные темы, Марина старалась, как могла. Ольга же тем временем шла следом и думала: «Главная причина того, что журналисты не плывут на яхте, кажется, в другом. Нашлось бы место, поселили бы кого-то вдвоём в каюте. Просто Эдик что-то попутно проворачивает, хотелось бы знать, что… А наши акулы пера не только перьями машут, они ещё и смотреть умеют, и выводы делать. Меня он не опасается по понятным причинам. Я, вроде как, своя. А почему он не боится Марину? И надо ли мне держаться с ней настороже?»

От яхт-клуба, где причалил «Люсьен Оливье», до городского парка было метров пятьсот. Ещё оттуда, с берега реки, можно было разглядеть, что народу в парке много. И народ этот ведёт себя активно: бродит между шатрами, стоит группками возле некоторых стендов, что-то обсуждает, размахивая руками.

Пархомов остановился в нескольких шагах от входа:

— Дамы и господа, помимо всего прочего, от нас с вами зависит, станет ли этот фестиваль ежегодным, или так и останется разовой причудой столичных дурачков, — кто-то среди поваров хмыкнул иронически. — Мы с вами не знаем, как нас примут…

— Да они и сами не знают, — прервал его Амир Гулиев, шеф-повар ресторана «Дикая охота». — Нормально всё будет, идёмте. Нас уже заметили.

И они вошли в парк.

Какими бы ни были отношения между пассажирами яхты, как бы ни относились они к Эдуарду Пархомову и организованному им фестивалю, в одном этим поварам отказать бы никто не смог: они были настоящими профессионалами. И, начав работать, делали это хорошо. Дегустация ухи, а равно рыбных супов, рассольников, борща и щей — всё это было для них именно работой. И вот уже загудел где-то справа солидный бас Борисова, рассыпался мелкой дробью смех Мушинского, послышался голос Агнии, на повышенных тонах что-то вычитывавшей незадачливому повару… Эдуард, никем не узнаваемый, переходил в толпе от шатра к шатру и испытывал истинное наслаждение от того, что его идея сработала. Сработала! Никто не верил, что фестиваль получится, а он — вот, кипит! Народу полно, и ещё прибывает, слава всем богам.

По его расчётам для того, чтобы обойти двенадцать шатров, приезжим понадобится часа два. Даже два с половиной, надо учитывать увлечённость любимым делом, заводной характер некоторых и медлительность других… Словом, у него есть два часа свободного времени, и этим следует воспользоваться.

— Володя! — позвал он негромко.

— Здесь, Эдуард Михайлович! — так же тихо откликнулся мужской голос у него за спиной.

К присутствию помощника Эдуард привык, даже стал воспринимать его как часть себя самого, этакую дополнительную руку.

— Хорошо, что ты здесь, — кивнул Пархомов.

— Как велели.

— Журналюг привёз?

— Привёз, разместил, выдал экскурсовода и отправил на прогулку. Здесь будут к часу дня, то есть, через два часа с четвертью. Ну, может, чуть попозже.

— Отлично. Присмотри здесь, я вернусь примерно к этому же времени. Если что… Впрочем, глупости, — перебил Эдуард сам себя. — Пока котлы полны, до меня никому нет дела.

Он вышел из парка, прошёл от реки вверх по улице Макарьевской и растворился где-то в переулочках. Владимир Сошников, личный помощник фабриканта, винодела, владельца яхты и главного редактора журнала «Жизнь гастронома», проводил его взглядом, чему-то улыбнулся и повернулся к толпе.

«Так, — думал он, разглядывая особенно хорошенькую девушку в голубом сарафане. — Два часа — это совсем немного. Надо проверить, как оборудована сцена, согласовать речь с помощником городского головы и выудить кого-то, кто эту речь произнесёт. Шеф, разумеется, не озаботился решением этого вопроса». Он пробежал глазами список: ага, вот эта дама — сомелье Лариса Новикова. Сомелье вполне может произнести речь, если ей дать в руки готовый текст. И если дегустации спиртных напитков не начались прямо с утра. Вот интересно, убрал ли стюард яхты выпивку из кают, как ему было велено? «Тьма, — Сошников раздражённо поморщился. — Всё, что не делаешь сам, будет сделано неправильно! Ладно, придётся сверлить по месту. Журналисты появятся через полтора часа, надо для начала найти Новикову. Женщина-сомелье, это ж курам на смех! Конечно, может статься, она хорошенькая пухленькая блондинка, и кто-то просто помог девочке получить работу мечты? С другой стороны, шеф бы на это не повёлся…».

Он осматривал толпу, ища знакомые лица. И нашёл, конечно: прямо навстречу ему с деловым видом шёл Мушинский, шеф-повар ресторана «На Заречной улице».

— Миша, привет, — окликнул его Сошников. — Ты куда? Уже всё отпробовал?

— Да нет, половину примерно, — Мушинский поморщился. — Вот честно тебе скажу, успел раз пять пожалеть, что согласился. Кое-что неплохо, но ведь непрофессионалы, Володя! Да что говорить, вот неделю назад… Ты слышал, какую мне свинью подложили?

Сошников понимающе закивал и подумал: «А ты, можно подумать, весь из себя профессионал! Ты где учился, Миша? В кулинарном техникуме? И в ресторане твоём тебя су-шеф вывозит, а ты лицом работаешь…».

— Миш, покажи пальцем, где Лариса Новикова? — перебил он Мушинского, настроившегося рассказать о кознях конкурентов. — Она ж с вами, ну, дама-сомелье?

— Лариса? — непонимающе нахмурился тот. — Ах, Лариса! Да вон же она, — и он ткнул пальцем в женщину, на которую Сошников бы ни в жизни не подумал: высокую, поджарую, с неторопливой грацией танцовщицы. — Так вот, я и говорю…

— Прости, Мишань, очень спешу! — Владимир ловко высвободил пуговицу своего блейзера, за которую рассказчик уже уцепился. — Вечером, ладно? Сядем в баре за рюмкой чего-нибудь подходящего, и ты мне всё расскажешь!

— Спешишь? — Мушинский хмыкнул. — Ну-ну, беги, стирай подмётки.

И, отвернувшись, побрёл неторопливо куда-то по аллее.

Но собеседнику было уже не до него: он в несколько шагов догнал женщину и окликнул:

— Лариса?

Через девяносто шесть минут Сошников облегчённо выдохнул и сел прямо там, где стоял, на край сцены. Всё было подготовлено, так сказать, шестерёнки смазаны, оставалось лишь нажать на кнопку. Иначе говоря, нужно было дезактивировать амулет, скрывающий от публики эту самую сцену, столик с призами, табло, на котором пока были выстроены только имена участников в алфавитном порядке. Вот сейчас появятся журналисты, через десять минут приедет городской голова… Где, интересно, Тёмный носит большого босса, господина Пархомова?

— Уволюсь, — прошипел Сошников сквозь зубы. — Вот доберёмся до последнего пункта программы, и уволюсь к свиньям собачьим.

Он увидел приближающегося деловой походкой местного экскурсовода, сопровождаемого небольшой группой людей, неуловимо чем-то между собой схожих, и встал. Работа продолжается.

Журналистов было пятеро, хотя в списке, который Пархомов передал ему несколько дней назад, значились шесть фамилий.

Экскурсовод быстро распрощался с группой — видно было, что надоели они ему ужасно — и ушёл в сторону котлов с ухой, откуда только что ветерком донесло дивный аромат.

— Ещё раз здравствуйте, господа, — сказал Сошников.

— И вам не хворать, — ответил за всех невысокий шатен, чем-то напоминающий боксёра в весе пера, не то движениями, не то настороженностью.

— Вас по-прежнему пятеро, кто-то отстал? По списку вроде бы вас шесть человек.

— Да, ещё девицу одну включили, — махнул рукой всё тот же шатен. — Она как-то сама добиралась. Чужая, новенькая, — пояснил он, и остальные четверо синхронно закивали.

— Ну, хорошо, — с сомнением протянул Владимир. — Надеюсь, она не заблудится. Итак, ваша задача…

— Мы в курсе. Освещение фестивалей ухи в Калязине, Мышкине, Рыбинске, Ярославле, — перебил его лидер группы. — В максимально положительном ключе.

— Очень хорошо. Сейчас выступит городской голова, затем один из участников тура, дальше будет обсуждение представленных блюд и награждение победителей. После всего этого вы можете быть свободны до вечера, в восемь часов — ужин в местном ресторане «Раки и карасики». Без спиртного! — он обвёл журналистов строгим взглядом.

— А вот это было грубо, — заметила невысокая крепко сложенная женщина с очень загорелым лицом.

— Прошу прощения, — присутствующие знали, что это не было извинением. — Если желаете попробовать что-то, представленное на фестивале, выдам вам платёжные амулеты, с которых спишется стоимость.

— Это хорошо, — радостно потёр руки высокий, бритый наголо и очень худой мужчина. — Тут ведь и не только рыба всякая, есть и другое? Ну, я имею в виду — мёд, сыр, сладости там всякие? Настоечки?

— Только рыба, — в голосе Сошникова лязгнуло железо. — За остальное платите сами.

— Ну-у…

— Так, Иванников, хватит, — лидер группы остановил разошедшегося коллегу.

— Напомните мне, кто какое издание представляет?

— Я — Юрий Невельский, газета «Ведомости». Это, — шатен кивнул на бритого любителя сладостей, — Ксенофонт Иванников, журнал «Домашний очаг».

— Тамара Храпцова, «Северная пчела», — чуть поклонилась женщина.

— Лука Вачнадзе, журнал «Огонёк».

— Влад Мозжухин, «Коммерсант».

— Хорошо, — Владимир поставил предпоследнюю галочку в списке. — Благодарю вас, рад знакомству. Господин Невельский, вот амулеты на вас пятерых. Надеюсь, вы получите удовольствие, а я попробую отыскать вашу… потеряшку.

— Если вы обо мне, то искать меня не надо, — раздался звонкий голос у него за спиной. — Я уже некоторое время здесь стою и наблюдаю, как эти господа меня игнорируют!

Повернувшись, Сошников увидел медно-рыжую косу, усыпанный веснушками нос и серые глаза с золотым ободком; совсем молоденькая девушка смотрела на него с вызовом и некоторой настороженностью. А за её спиной…

— Алекс? Ты здесь откуда? — Владимир потряс головой.

— Из Москвы, — хмыкнул Верещагин. — Сопровождаю даму в недальнем путешествии. Познакомься, Елизавета Бартенева, корреспондент «Магического вестника» и моя девушка.

— Очень приятно, — Сошников попытался щёлкнуть каблуками, но вовремя вспомнил, что на нём кроссовки. — То есть, вы и есть шестая персона в моём списке приглашённых журналистов? Отлично! — Тут он увидел, что толпа раздалась, и в их сторону неторопливо шествует высокий осанистый господин в тёмном костюме и с голубой розеткой в петлице. — Так, дорогие мои, я пошёл встречать местную власть. На ближайший час я для всех умер, потом увидимся.

И Сошников дезактивировал амулет, скрывающий от всех сцену. Публика негромко ахнула, гордый обладатель голубой орденской розетки увидел цель и двинулся к ней.

Калязинский городской голова откашлялся и начал речь. Лиза слушала внимательно, записывала на кристалл и делала какие-то пометки в блокнотике. Верещагин тоже попытался слушать, но быстро заскучал от общих фраз и стал осматриваться.

Парк как парк, старый, вон липы какие толстые. Ухоженный. Клумбы пусть и простенькие, но подобраны со вкусом… «Можно подумать, ты хоть одну клумбу в своей жизни вырастил! — одёрнул себя Алекс. — Нечего тут свысока смотреть! Хороший маленький город, чистый и аккуратный, двухэтажный, для спокойной жизни построен».

В этот момент Лиза фыркнула, сбив его с философского настроя.

— Что тебя веселит? — спросил он тихонько.

— На сцене сейчас представитель гостей, посмотри и послушай.

Алекс прислушался к тому, что говорила высокая подтянутая женщина средних лет с короткой стрижкой, и невольно улыбнулся: её речь была практически зеркальным повторением выступления городского головы, только фразы переставлены.

— Ничего не поделаешь, положено сказать, что уха — не то же самое, что рыбный суп, и что Волга способна прокормить всё население царства Русь, вот они и говорят, — пожал он плечами.

— А почему у здешнего главы розетка?

— Орден Почёта, — пояснил Верещагин. — Тридцать лет беспорочной службы. Ещё десять лет, и пенсия этого господина будет удвоена.

— Понятно. А почему?..

Лизу интересовало всё: возраст деревьев в парке, когда был построен Калязин, какой высоты вон та белая колокольня, почему всё-таки уха считается особым блюдом, какая рыба на неё идёт… Наконец выступления закончились, и возле столика с призами как-то неожиданно появился крепкий, даже чуть приземистый мужчина, коротко стриженый, в белой тенниске, на которой блестел золотом какой-то значок. Даже издалека Алекс разглядел, что стоящий около сцены Сошников с облегчение выдохнул, и нахмуренное лицо его разгладилось.

— Ну что же, — произнёс тем временем мужчина в тенниске, — подошло время награждения лучших. Прошу пройти на сцену гостей… — один за другим поднялись по ступенькам те, кто приплыл на яхте. — Разрешите представить вам знаменитых шеф-поваров, прибывших из Москвы ради того, чтобы попробовать ваши работы. Итак, господа, вам слово!

Тут Лиза снова сдвинула брови, стала чрезвычайно серьёзной и активировала записывающий кристалл. Наблюдая за ней, Алекс тихонько посмеивался и немного умилялся. Вот ведь! Второй месяц работает в газете «Магический вестник» — важной, центральной, столичной газете, которую каждый маг читает утром за завтраком. Казалось бы, что этому серьёзному изданию репортаж о таком малозначительном событии, как фестиваль ухи в нескольких небольших волжских городках? А ведь несколько репортёров претендовали на то, чтобы поехать, и Лиза с блеском выиграла этот спор…

Тем временем табло заполнялось оценками, повара в белых колпаках и длинных фартуках выстраивались на сцене, и у всех были такие серьёзные лица!..

Вот высветилась последняя строка, и, повинуясь лёгкому кивку всё того же господина в белой тенниске, городской голова объявил:

— Итак, господа, вы можете видеть, как оценили эксперты, шеф-повара московских ресторанов, работу наших с вами горожан.

Плавный жест его руки указал на список, когда ощущение важности момента было расколото вдребезги.

— А я совершенно не согласна с выводами ваших экспертов!

Голос был такой звонкий, что, казалось, отразился от стволов старых лип и ясеней и вернулся к зрителям, умножившись многократно. Бритоголовый Иванников встрепенулся, повёл носом и стал проталкиваться вперёд. Собратья по перу привычно выстроились за его спиной гномьим хирдом^[1] и двинулись следом. На сцене же набирал силу и разворачивался полноценный скандал.

Молоденькая девушка в таких же белых колпаке и куртке, как и прочие участники шоу, говорила, гневно глядя поочерёдно на городского голову и на организатора фестиваля.

— Или ваши эксперты никакие не повара, или они, простите, куплены! Потому что дать первое место красной ухе из «Большой кастрюли» — даже не смешно! Условие конкурса было: готовить из местной рыбы, выловленной сегодня утром и предоставленной организаторами. Было? — тут она круто развернулась к мужчине в тенниске. — Было, господин Пархомов?

— Было, — посмеиваясь, признал Эдуард.

— Ну вот! А красная уха, как известно любому поварёнку, готовится из лососевых рыб, которые здесь у нас не ловятся! Права я, господин Пархомов?

Владелец заводов и прочая развёл руками; глаза его по-прежнему смеялись.

— Николай! — окликнул он одного из пассажиров яхты. — Вот, господа, представлю вам ещё раз: Николай Борисов, владелец и шеф-повар ресторана «Рыбная неделя», — Борисов неохотно кивнул. — Так что скажешь, Коля?

— Что тут скажешь… Права барышня, не поспоришь, — пожал тот плечами.

— И что делать будем?

— Заново пробовать? — предложил Фозил Ким.

— Ага, конечно, — фыркнула девушка. — Всё съедено, уже и котлы помыли!

— Значит, надо сначала заново варить. А что, в чём проблема? — взгляд Кима стал неприятно цепким, упёрся поочерёдно в каждого из его коллег-шефов, а потом остановился на Пархомове. — Нехорошо с такого путешествие начинать, Эдуард Михайлович, сами знаете. Дороги не будет. Всё равно же завтра собирались загорать и купаться, ну, вот вместо этого и будем пробовать всё по новой, и оценивать уже по-честному. Эти оценки мы сейчас сохраним, — в его руках сверкнул гранями фиксирующий кристалл. — Сравним их завтра с новыми результатами, и все увидят, что судили мы по правде. Вас, барышня, как зовут?

— Мария Шехонская, — ответила та неохотно.

Пархомов нашёл взглядом своего помощника и показал на девушку; Сошников кивнул.

Толпа стала расходиться, обсуждая неожиданное представление. Журналисты поразмахивали руками и куда-то дружно направились; впрочем, Лиза Бартенева осталась рядом с Алексом. Подошедший к ним Владимир спросил:

— А вы с ними не пойдёте?

— Меня никто не звал, — фыркнула она. — Да и зачем? Они отправились писать статьи и передавать их в свои редакции.

— Но у вас же тоже редакционное задание?

— Задание, да. Только другое. Никто не станет выделять в «Магическом вестнике» место на описание мелкого скандальчика в провинциальном городе. Мне нужно написать большую итоговую статью по результатам вашего… как бы это назвать? Плавания!

— Круиза, — предложил Верещагин.

— Навигации, — не остался в долгу Сошников.

— Рейда, — кивнула Лиза. — Так вот, я буду писать, когда вернусь в Москву, а пока просто набираю впечатлений. И, кстати, немаловажная вещь: я хочу подчеркнуть те моменты, когда повара используют магию в кулинарии. Вдруг из этого получится целый цикл?

И она сладко зажмурилась, представляя себе первую страницу газеты со словами «Продолжение цикла статей Елизаветы Бартеневой — в следующем номере!».

— Тогда тебе нужно ещё будет взять интервью у Эдуарда Михайловича, — предложил Сошников внезапно. — Зря морщишь носик, он, вообще говоря, большой молодец. Всё вот это, фестиваль, яхту с поварами — всё это он сам придумал, осуществил и… ну, именно это называется «пробил». Понимаешь?

— Вполне. Я подумаю, ладно? Надо ж вопросы сформулировать!

— Формулируй, — разрешил он. — И я бы начал с главного вопроса этого фестиваля.

— Какого?

— Почему уха и рыбный суп — это не одно и то же?

— Ну и почему?

— Ты ведь не у меня интервью будешь брать, а у Пархомова, он и объяснит, — усмехнулся Владимир с некоторой зловредностью.

Не рассказывать же было девчонке, что лично для него всё вот это совершенно одинаково пахнет рыбой (фу!), и даже пробовать не хочется. Не складываются у него отношения с речными и морскими жителями, с самого детства не складываются…

— Да пожалуйста, я и сама узнаю.

Лизе очень хотелось показать ему язык, но могучим усилием воли она от этого удержалась. Как оказалось, и правильно сделала, поскольку к ним уже подошёл сам Пархомов.

— Володя, рыбу на завтра надо заказать, — произнёс он устало. — Не рассчитывал я на дополнительный день фестиваля, ну да деваться некуда.

— Сейчас займусь, — кивнул Сошников.

— Девица эта… Откуда она взялась?

— Эдуард Михайлович, вы ж фамилию слышали? Шехонская она, младшая дочь князя Николая.

— Ах, вон оно что! В батюшку характером удалась, — хмыкнул Пархомов, хорошо знакомый с самым крупным местным землевладельцем. — Я думал, однофамилица.

— Нет, княжна. В пику родителям пошла учиться в ярославский университет на маготделение и стала поваром.

— То есть, получается, она использует магию в процессе готовки? — вмешалась забытая собеседниками Лиза.

— Ну, и об этом лучше спрашивать не меня, а саму Машу Шехонскую, — засмеялся Владимир. — Кстати, Эдуард Михайлович, разрешите представить вам журналистку из самого влиятельного издания магического сообщества Царства Русь.

— Неужели «Вестник» прислал-таки? — вскинул брови Пархомов. — Ну что же, рад встрече, госпожа?..

— Елизавета Бартенева, — представилась она. — А это… Ой, Володя, а куда Алекс делся?

— Увидел знакомого, — махнул рукой тот. — Далеко не уйдёт, городок маленький.

Верещагин и в самом деле раскланялся со знакомцами из группки московских шеф-поваров. Потом остановился и покрутил головой, размышляя, чем бы заняться.

Лиза вцепилась в Пархомова.

Володя Сошников что-то втолковывал собеседнику в коммуникаторе.

Смотреть на кривляющегося на небольшой сцене местного конферансье было физически неприятно, хотелось поёжиться от неловкости и не слышать глупых шуточек.

Поддавая ботинком камушек, Алекс неторопливо побрёл к набережной. В конце концов, не зря же говорят, что на текущую воду можно смотреть бесконечно?

Река сверкала в солнечных лучах. Опершись локтями на гранитный парапет, Верещагин уставился на противоположный берег, не скованный камнем. Берёзы, спускающиеся почти к кромке воды, клумбы каких-то ярких цветов, белые скамейки… «Вот закончат мальчишки школу и уедут учиться в Лютецию, — задумался он. — Тогда брошу я разыскивать всяких негодяев, куплю здесь дом, хотя бы вот тот, голубой с резными наличниками. Летом буду разводить розы и капусту, а зимой топить печку…».

— Пока он молчит, — раздался женский голос за его спиной. — То ли не заметил, то ли таинственность разводит, не знаю. Но меня в его каюте никто не видел, так что можно быть спокойной, я ни при чём.

Шея у Верещагина закаменела. В том, что говорила по коммуникатору эта женщина, явно слышалось неправильное, незаконное, нечестное. Была и вторая неприятность: голос этот был ему хорошо известен. Оставалось лишь замереть, прикинуться гранитным столбом, деталью пейзажа, только бы не быть узнанным.

Он дождался, пока простучат за спиной каблучки, удаляясь куда-то в сторону центра города, покосился в спину прошедшей женщине: ну точно, Ольга. «Сам дурак, — сказал себе. — Почему было не посмотреть заранее, кто участвует в круизе? Нет, махнул рукой, расслабился, решил отдохнуть. Вот и получи! И думай теперь, как спиной к ней не повернуться»…

Ну да, был у них роман, почти завершившийся браком. С тех пор прошло… Верещагин прикинул — много прошло, лет семь уже, мальчишки тогда как раз во второй класс пошли. Ольга была молоденькой, очень хорошенькой школьной учительницей истории, оказалась впутана в дело, которое Алекс расследовал, и почти обвинена в доведении до самоубийства нескольких почтенных граждан. Почти — потому, что настоящего манипулятора он всё-таки нашёл и сдал Службе магбезопасности. А с девушкой решил познакомиться поближе…

Но с браком так ничего и не получилось. Сыновья возненавидели Ольгу мгновенно и сразу. Алекс пометался какое-то время, пытаясь примирить воду и масло, но, в конце концов, сел и стал думать: а в чём, собственно дело? Ведь не просто так Стаса и Сержа аж трясти начинает, когда отцова подруга в дом входит… Срабатывает у них просыпающаяся магия, интуиция, или это просто ревность и надежда на возвращение родной матери?

Что бы там ни срабатывало, а дороже детей для Верещагина не было никого, поэтому с Ольгой он расстался, постаравшись сделать это максимально безболезненно. Вышло, по-видимому, не очень: девушка обиделась, и всерьёз…

И что школьная учительница истории делает в круизе шеф-поваров?

Круто развернувшись, Алекс зашагал обратно в парк. Надо собраться, включить мозги и для начала просмотреть список участников фестиваля, как пассажиров яхты, так и тех, кто будет их ждать в каждом следующем городе.

На высказанную просьбу Сошников покачал головой:

— Не могу. Нету у меня никаких списков по городам. Кто на яхте плывёт я, конечно, знаю, и тебе перечислю, но вот участников фестиваля подбирал и согласовывал с местными властями Эдуард Михайлович. Сам лично. А что, собственно, тебя беспокоит, кроме того, что Ольга стащила нечто из каюты босса? Не возит он с собой бриллиантов или артефактов.

— Столкнуться вот так, в маленьком чужом городке, со своей бывшей…

— Да полно! — развеселился приятель. — С бывшей можно даже в пустыне столкнуться: ты, она и два верблюда! А тут какой-никакой, но город.

— И что школьная учительница делает на фестивале ухи?

— Слушай, прошло семь лет! За это время у человека полностью обновляются все клетки, а она всего-навсего сменила работу. Сам подумай, было ей тогда двадцать два…

— Двадцать три, — мрачно поправил Алекс.

— Ну вот! Получается, сейчас уже тридцать. Другой характер, другие взгляды на жизнь, всё поменялось. Уверен, сердиться на тебя она давно перестала.

— Володь, да я всё это знаю, — поморщился Верещагин. — Но вот свербит что-то внутри, неспокойно мне.

— Сыщицкая интуиция? Вот только этого не надо, фестиваль — дело важное лично для меня! Если проект пройдёт без осечек, меня ждёт немалая премия.

— Я хочу поговорить с твоим боссом.

— Без проблем, — пожал плечами Сошников. — Твоя подружка будет его интервьюировать, вот и поприсутствуешь, и спросишь что-нибудь. А там видно будет… Только ты имей в виду: прежняя наша ресторанная критикесса, если можно так выразиться…

— Не люблю феминитивы, — буркнул его приятель.

— Кстати, зовут её Марина, — продолжал Владимир, словно и не заметив, что ему возразили. — И она тоже плывёт с нами на яхте. Так вот, Марина была по совместительству любовницей Пархомова. А теперь обе должности, если можно так выразиться, заняла Ольга.

— И все они дружной компанией отправились в круиз…

— Именно. Сам понимаешь, Эдуард Михайлович — калач тёртый, и про своих дам всё сам знает. Если на что-то не обратил внимания, значит, или время не пришло, или это вообще неважно.

— Ладно, ладно! — Алекс поднял ладони в защитном жесте. — Не надо — и не надо, мне спокойнее. Вечером Лиза возьмёт у него интервью, а завтра мы отправимся в следующий город, и будем ждать вас там, ну, или как-то так. Что дальше по плану?

— Мышкин, — ответил Сошников.

Ресторан «Раки и карасики», располагавшийся в тихом переулочке совсем рядом с главной улицей города, вечером закрылся на спецобслуживание. Иначе говоря, господин Пархомов оплатил полностью время с шести вечера до часу ночи. Оплатил бы и на подольше, хоть бы и до утра, но распоряжением градоначальника вот уже много лет в Калязине все заведения должны были закрываться не позднее, чем через час после полуночи…

В данный момент с кухни доносился стук ножей, официанты и бармен протирали бокалы, а босс и его личный помощник спорили о рассадке гостей.

— Володя, мы с тобой это уже обсуждали!

— Да уже не первую неделю воду в ступе толчём, — буркнул себе под нос Сошников, потом продолжил уже громче. — Эдуард Михайлович, я бы не стал сажать журналистов с градоначальником за один стол! Да и местных шефов с нашими нужно смешивать осторожно. Я вот посмотрел сегодня, кто с кем нормально говорил, и набросал…

Пархомов фыркнул.

— Ладно, согласен. Тогда как? Один стол для местного руководства и два длинных для приезжих и местных шефов?

— Можно так, а можно, например, поставить отдельные круглые столы человек на десять, и за каждым оставить одно свободное место.

— Зачем?

— Чтобы вы могли подсесть и поговорить. Или тот же градоначальник, если ему захочется. Или даже кто-то из журналистов, они же должны собирать материал.

— Ладно, — Пархомов махнул рукой. — Делай так, согласен. Схему рассадки ты подготовил?

— А как же!

По щелчку пальцев Сошникова в воздухе развернулась цветная картинка: прямоугольный зал, белые кружки столов, возле каждого светится снимок и фамилия персонажа.

— Ага, ага… — бормотал Эдуард, разглядывая схему. — Девочку эту, Шехонскую, посади вот сюда, с Кимом. Точнее, между Кимом и Мушинским, — Владимир поднял глаза на босса, ожидая пояснений. — Эти двое давно в контрах, лет десять уже сцепляются по каждому поводу. А при ней…

— Думаете, постесняются? — хмыкнул Сошников.

— Это вряд ли, не тот народ. Но девочка станет говорить о кулинарии, и они вынуждены будут поддержать.

— Ладно, — пробормотал помощник, перетаскивая значки. — А Марину куда? И Ольгу — рядом с вами?

— Да ну их обеих к Тёмному! Посади как-нибудь в разных концах зала. Марину, пожалуй, рядом с Газаряном, бартендер^[2] — тот же психотерапевт, только спектр лекарств шире…

Старший официант поймал кивок Владимира, и по мановению его руки десяток мальчиков и девочек в белых рубашках и длинных фартуках рассыпались по залу, расставляя столы и застилая их разноцветными скатертями с изображениями развесёлых раков и широко улыбающихся карасей.

Эдуард ещё раз осмотрел схему, потом уставился на один из белых кружков и ткнул пальцем в снимок:

— А это кто? Какой-то Верещагин…

— Это спутник журналистки из «Магического вестника». Я его хорошо знаю, мой давний приятель.

— И что, тоже из этих… борзописцев?

— Нет, Эдуард Михайлович. Вообще-то он частный детектив, но сейчас просто отдыхает. Вы возражаете?

— Да нет, пусть будет. Может, и хорошо… — Тряхнув головой, босс оглядел зал. — Цветы заказал?

— Да, ребята расставят, когда закончат сервировку.

— Ну, отлично, меню согласовано, программа вечера расписана… — тут Пархомов широко зевнул и смущённо качнул головой. — Извини, спал плохо последние дни.

— А вы пойдите и прилягте на часок, тут в кабинете директора очень удобный диван.

— Да? Ну, пожалуй, так и сделаю…

Он ещё раз зевнул, потёр ладонью загривок и поплёлся следом за помощником.

Вернувшись в зал через пару минут, Сошников повёл плечами, словно сбросил с них неимоверную тяжесть, хлопнул в ладоши и сказал громко:

— Значит, так, друзья мои! Слушайте внимательно, и не говорите, что не слышали. Во-первых, изучите схему рассадки, вот каждому копия, — из его ладони вылетела стайка листов бумаги и, повинуясь жесту, приземлилась в руки каждому официанту. — Обратите внимание на пометки. Кружками помечена аллергия, цветом обозначено, на что именно, расшифровка на обороте. Квадратиками — склонность к излишней выпивке. Галочками — возможная агрессивность. В случае нештатных ситуаций можно обращаться ко мне, и вот к этим двоим, — на большой схеме особенно ярко загорелись снимки Верещагина и Фозила Кима. — Во-вторых…

Он говорил, и лица официантов светлели — этот человек максимально облегчил им работу. Всё-таки не каждый день в их ресторане случаются такие мероприятия, и все, даже опытный метрдотель, изрядно волновались.

Договорив, Сошников вышел во двор, сел на скамеечку рядом с клумбой цветущих бархатцев и устало вытянул ноги. Можно было отдохнуть целых… Он взглянул на часы и удовлетворённо улыбнулся: целых полчаса.

Алекс осматривал зал ресторана уже безо всякого интереса, всё было понятно и так. Стол больших боссов — Пархомов, городской голова с женой, ещё пара местных шишек; «генералитет» выступил с короткими речами и теперь расслаблялся.

Московские шефы были рассажены с местными, и оно как-то удачно вышло: споры вспыхивали то тут, то там, и нешуточные, но, пока спор идёт о способе приготовления карамели, охрана может не сильно волноваться.

Маша Шехонская, на которую поначалу организаторы поглядывали с напряжением, ожидая подвоха, таяла под речи Кима, и совершенно явно не собиралась портить вечер. Да и зачем? Своего она добилась, завтра будет вторая сессия конкурса, и уж тут каждый станет ревностно следить, чтобы никакого жульничества не случилось.

Пятерка столичных журналистов действовала слаженно: сперва они пробовали всё поданное, переглядывались и делали заметки в блокнотах, потом доедали блюдо до последней крошки.

Кухня в «Раках и карасиках» была, нетрудно догадаться, рыбная. Речная. Эту деталь местный шеф-повар, Василий Ломакин, подчеркнул особо, когда представлял меню своего ресторана.

— Раки — твари нежные, — гудел он, одной рукой держа за талию краснопанцирного зверя размером чуть не с локоть. — Им все эти майонезы и прочие соусы не нужны, довольно лаврового листа и чёрного перца. Главное — варить в хорошей, правильной воде!..

Далее Василий прошёлся по ухе (гостям подавали рыбацкую, с судаком и налимом^[3], карасям в сметане и прочим нехитрым и хитрым радостям речной кулинарии.

Верещагин покосился на Лизу: блестит глазами, смеётся вовремя, что-то черкает в блокноте, а уж кристалл для записи работает беспрерывно.

— Ты что, и правда умеешь готовить? — спросил он, склонившись к её уху.

— Ну, пока не очень, — хихикнула девушка. — Но научусь!

Гости уже расслабились, ожидая подачи десерта — суфле шоколадного из сметаны^[4] — когда в глубине зала возник какой-то шум. Алекс насторожился и посмотрел на стоящего возле двери Сошникова. Тот кивнул и направился было в сторону непонятного шума, но босс поднял ладонь, и все остановились в ожидании.

— Ты думаешь, ты великий повар? — раздался громкий женский голос. — Да ты даже манную кашу без комочков сварить не сможешь!

— А я люблю кашу с комочками, — задумчиво проговорила Лиза. — Вот её никто нарочно варить не умеет, и очень жаль.

Скандал же продолжал разворачиваться.

Марина стояла над одним из московских шеф-поваров, Алексеем Власовым, тыкала его в плечо острым твёрдым пальцем и говорила:

— Ты нашёл удачное название, «Печь и котелок», и думал, этого довольно? Да твои повара петрушку от пастернака не отличат, если им не сказать, что есть что! К твоим бы ценам, да ещё и умение готовить… — Она махнула рукой и повернулась к соседнему столику. — О, сладкая парочка, брат с сестрой Казаковы! А вы точно брат и сестра, а? Ходят слухи, знаете ли!.. — покрутив в воздухе рукой, она оперлась ею на спинку стула и продолжила. — Похлёбкин, в честь которого вы свой ресторан обозвали, готовить не умел вообще! Писать умел, да и то врал половину! А вы упёрлись в его книги как в святое писание, и думаете, публика это оценит. Публика — дура, ей надо погорячее, а у вас всё пресное, вываренное… Изы-ысканное!

— Алекс, она ж пьяна вусмерть, — проговорила Лиза, глядя на госпожу Красовскую с неожиданным сочувствием. — Почему никто не уведёт её отсюда проспаться?

— Босс не велел, — с непроницаемым лицом ответил Верещагин. — Ему надо, чтобы дама себя скомпрометировала, и она успешно это делает. Теперь ей не то, что программу на первом канале не дадут, её не возьмут в газету «Пахарь Черноземья» писать отчёты об удое пчёл.

— Какая гадость, — отодвинул от себя тарелку с нетронутым суфле, простонала девушка, и закрыла лицо ладонями.

Красовская же продолжала гастроль. Атмосфера в зале сгустилась, общее молчание нависло над всеми и уже начинало потрескивать разрядами. Пархомов нашёл взглядом помощника и еле заметно ему кивнул; Владимир вышел и вернулся через несколько минут с пожилым господином в золотом пенсне, с седой бородкой клинышком, с кожаным пухлым чемоданчиком в руках. Тот глянул на нарушительницу равновесия, пробормотал: «Ага», подошёл к Марине и положил ладонь на её предплечье. Женщина развернулась, дико глянув на него, хотела что-то сказать, но вдруг глаза её закатились, она обмякла и почти рухнула, подхваченная с обеих сторон доктором и Сошниковым.

Через мгновение в обеденном зале стало тихо, ничто больше не нарушало благолепие.

Впрочем, дышать отравленной атмосферой не хотелось никому, а выступление Марины изрядно её подпортило. Первым откланялся господин градоначальник, затем общий исход принял массовый характер. Не прошло и четверти часа, как в «Раках и карасиках» оставались лишь Пархомов с помощником, вернувшийся в зал маг-медик, Алекс с Лизой и отчего-то Фозил Ким с Машей.

— Что с ней? — мрачно поинтересовался Эдуард у мага-медика.

— Ничего серьёзного, — пожал тот плечами. — Сильное перевозбуждение плюс немалая доза алкоголя плюс что-то, что послужило спусковым крючком. Не знаю, какое-то известие или что-то ещё.

— И что дальше?

— Проспит до завтра, проснётся примерно к полудню очень голодная и в большой слабости. От спиртного лучше пару дней воздерживаться, а так — никаких последствий быть не должно.

Когда маг-медик ушёл, получив своё — и немалое — вознаграждение, Лиза сказала негромко:

— Я видела, она читала магвестник.

— Когда? — повернулся к ней Алекс.

— Перед ужином. Я пошла помыть руки, она была там, в дамской комнате. Сидела на пуфике, читала записку и тихо хихикала. Выглядело это жутковато… — она поёжилась.

— И что было в записке? — спросил Пархомов нетерпеливо.

Повернувшись, Лиза посмотрела на него в упор.

— Я должна была спросить? Или вырвать записку у нее из рук и прочитать?

— Прошу прощения, — опомнился хозяин заводов и пароходов. — Увлёкся.

Примечания

1

Хирд — монолитный боевой порядок гномов в виде тупоконечного клина.

2

Бартендер — бармен с расширенными полномочиями. Для бартендера общение с клиентом — это «полномасштабная операция, цель которой окружить посетителя бара заботой и вниманием, дать ему положительные эмоции, приготовить не обыкновенный напиток, а произведение искусства». Настоящий бартендер должен уметь определить настроение гостя, угадать его вкусовые пристрастия, найти общий язык и знать все секреты приготовления коктейлей.

3

Уха рыбацкая (на 1 порцию)

Рыба — мелочь (ерши, плотва, окуньки и др.) 100, судак 63, налим (речной и озерный) 61, картофель 150, лук репчатый 25, петрушка 5, масло сливочное 8, перец горошком 0,05, лавровый лист 0,02, зелень петрушки или укропа 2, вода 550.

Мелкую рыбу потрошат, тщательно промывают, заливают холодной водой, солят и варят. Готовый бульон процеживают. Судак разделывают на порционные куски — филе с кожей и костями, налим — филе без кожи с реберными костями. В процеженный кипящий бульон кладут очищенный картофель целыми клубнями (небольшого размера), очищенный лук целыми головками, корень петрушки, нарезанный тонкими кружочками, и варят. За 15 мин до готовности картофеля кладут подготовленные порционные куски рыбы. По окончании варки в уху кладут сливочное масло.

(Л.А.Старостина, Р. В. Добросовестная «Рыбные блюда», «Экономика», М., 1983)

4

Суфле шоколадное из сметаны.

1/2 стакана муки, 2 стакан сметаны, 1/8 фунта тертаго шоколада, немного толченаго кардамона и корицы вскипятить, мешая до гладкости, остудить, положить 6 желтков, добела растертых с 1/3 стакана сахара, 6 взбитых белков, размешать, переложить в серебряную кастрюлю или фаянсовое глубокое блюдо. вставить в печь на 1/2 или 3/4 часа; к нему подаются сливки. (Елена Молоховец, «Подарок молодым хозяйкам или средство к уменьшению расходов в домашнем хозяйстве», 1901, СПб, Типография Н.Н. Клобукова)