Суперинтендант и его заботы

Анна Дашевская, 2021

«Письмо лежало на столе. Его можно было бы назвать обыкновенным, если бы не роскошный конверт из веленевой бумаги с нарисованным гербом – лисьей мордой[1]. Впрочем, и без говорящей картинки госпожа Редфилд отлично знала, чьей рукой будет написан текст… Монсиньор Паоло Гвискарди просит о помощи…»

Часть 2

"S'agita in mezzo all'onde"("Aci, Galatea e Polifemo", George Frideric Handel)

"По воле волн"(из оперы Генделя"Ацис, Галатея и Полифем")

Проснулась Лавиния от запаха кофе и свежевыпеченной сдобы.

Похоже, день начинался неплохо, вчерашняя апатия исчезла без следа, от истребованного у начальства отпуска оставалась ещё неделя, а в оперном театре её ждала хорошая, полноценная загадка. Чего ещё желать немолодой магичке? Разве что солнца за окном.

Открыв глаза, она удостоверилась, что и это пожелание исполнилось: лучи золотили серую стену дома напротив. Окно там было распахнуто настежь, и Лавиния слышала, как женский голос исполняет какую-то невероятно красивую арию под аккомпанемент рояля.

«Хм, в том здании квартируют артисты «Ла Фениче»? — подумала она. — В принципе, это естественно, прямо напротив театра. Впрочем, не моё дело. Спасибо этой даме и её контральто за такое начало дня!»

Марджори уже позавтракала и отбыла в новый поход по магазинам и лавочкам. Отдав должное булочкам, свежему маслу и копчёной рыбе, госпожа Редфилд отправила пару магвестников, надеясь, что внезапный порыв ветра из лагуны не поднимет водяную пыль, и белые птички сумеют долететь до места назначения.

Первым ответил архиепископ.

Засигналил коммуникатор, и монсиньор Гвискарди во всей красе — фиолетовый шёлк, шляпа с кистями, золотое пенсне — отразился на экране.

— У вас есть новости, синьора коммандер?

— Пока скорее вопросы, монсиньор. Хотелось бы встретиться.

— Так же, как и вчера, в три часа пополудни, вас устроит?

— Вполне.

Распрощавшись, Лавиния отложила коммуникатор и задумчиво уставилась в окно.

«Итак, куда меня тянет чутьё? Смешно сказать, но в Медиоланум. Карл Оттоленги встретился в этой истории уже дважды. Такая ли он значительная фигура, чтобы его было видно за каждым фактом? Надо бы с ним поговорить… В конце концов, до Медиоланума один переход порталом. Предположим, час я пробуду там, и до встречи с Гвискарди ещё успею заглянуть в здешний городской архив и разобраться, отчего при фамилии Фальеро моя секретарша начинает нервничать? Тьма, мне нужен Джан-Марко! Неужели магвестник до него не долетел?»

Старательно, словно первокурсница, она заново создала птичку и закусила губу, отправляя её в полёт. То ли на сей раз воды лагуны были благосклоннее, то ли ветерок оказался попутным, но уже через пару минут через открывшееся окно портала в комнату шагнул глава венецианской Службы магбезопасности.

— Звала? Извини, после первого вестника сразу откликнуться не мог, был на допросе. Так что получил сразу оба.

Госпожа Редфилд кивнула: допросные в Службе были разные, в том числе и выложенные орихалком, минералом, поглощающим магию.

— Серьёзное дело? — поинтересовалась она.

В ответ Джан-Марко лишь махнул рукой.

— Очередной монах, поехавший крышей на почве целибата и решивший усмирять плоть магически. Но не свою, а грешников. Вовремя взяли, но двоих он всё-таки успел убить. Ладно, это неважно. Рассказывай.

— Что ты знаешь о Карле Оттоленги?

— О ком? — чуть не поперхнулся Торнабуони.

— Оперный певец.

— А-а, этот. Ну да, у тебя ж оперная история… Да почти ничего, собственно говоря. В поле зрения магбезопасности он никогда не попадал. Знаю, что он из числа тех звёзд, которые мчатся из одной страны в другую ради единственного спектакля, и получают за это суммы, на которые можно было бы купить палаццо.

— Ладно, — покладисто кивнула Лавиния. — Тогда другой вопрос, даже два: во-первых, не живёт ли в Венеции какая-нибудь бывшая оперная прима, желательно, потерявшая голос и всеми забытая?

— А ключи к сокровищнице дожа ты не хочешь получить?

— Не-а. Ключи к сокровищнице мне совершенно ни к чему. И второй вопрос — помянутый Оттоленги лёг на срочную операцию. Куда и по какому поводу? Мне бы не хотелось разыскивать его в Медиолануме по всем тамошним клиникам.

Джан-Марко саркастически усмехнулся:

— По второму — сообщу через полчаса после того, как ты меня отпустишь. По первому ничего не могу сказать, надо подумать.

— Если б я была в Лютеции, я бы тебе такую старуху нашла мигом, только попроси! Всегда знала, что этот город только прикидывается цивилизованным, — не удержалась Лавиния от шпильки.

— Ну, полагаю, что бывшая оперная певица в Лютеции может знать и венецианские сплетни. Желаешь вернуться? Я открою тебе портал! — не менее язвительно улыбнулся Торнабуони.

— Спасибо, но — нет. У меня сегодня важное светское мероприятие! — тут она выдержала паузу, дождалась, пока брови бывшего ученика поползут вверх, и добавила: — Полдник с монсиньором Гвискарди. А теперь иди, и я жду информацию. Ах, да, ещё меня интересует бывший дож Марино Фальеро и судьба его потомков.

Тут Джан-Марко, уже собравшийся открывать портальное окно, разжал пальцы, потёр ладони и очень вежливо поинтересовался:

— А это тебе зачем?

— Есть подозрения, что наш исчезнувший певец Ф., он же драматический тенор Франко Фальеро принадлежит к этому роду. А значит, нужно исследовать эту ниточку до конца.

— Ну ладно… Но это ж надо перекапывать архив! Слушай, а у тебя был такой помощник с даром архивариуса, как его? Дюпен, Дюкан, Дюкасс — его нельзя вызвать?

— Жак Дюпон, — усмехнулась Лавиния. — Нет, нельзя. Дюпон командирован в Нувель-Орлеан, там в библиотеке магической школы крупная недостача в закрытом отделе. Так что в архив — сами, всё сами. Но обещаю, что это последняя просьба!

— Не очень-то я тебе верю… — пробурчал Джан-Марко, открывая портал. — Сейчас сообщу, в какой клинике Медиоланума надо искать Оттоленги, подожди минуту.

Клиника «Motta di Livenza» стояла в прекрасном парке совсем недалеко от замка герцогов Сфорца. Несмотря на январь, парк был почти зелёным: пинии, кипарисы, рододендроны не собирались сдаваться холодному северному ветру. Поёжившись, госпожа Редфилд рысцой добежала до широких стеклянных дверей главного входа и поскорее нырнула в тепло. «Сколько ни активируй согревающее заклинание, а ветер всё выдует», — подумала она с досадой.

Хорошенькая брюнетка поинтересовалась целью визита и, услышав, что дама желает переговорить с синьором Оттоленги, сразу сурово покачала головой.

— Извините, но он только вчера перенёс операцию. Поэтому любые посещения запрещены.

— Хорошо, — не стала спорить Лавиния. — Тогда проводите меня к вашему главврачу. Профессор Ди Майо, я не ошибаюсь?

— Я… узнаю, — с сомнением покачала головой брюнетка. — А по какому вопросу?

Увидев развёрнутое удостоверение Службы магбезопасности с горящей зелёным магической печатью, она вздохнула, укоризненно глянула на предъявившую документ даму и взяла в руки коммуникатор.

Лавиния отошла, чтобы не смущать девушку ещё больше и пробурчала себе под нос:

— Можно подумать, я ворвалась сюда впереди отряда орков и разнесла вдребезги мраморные колонны! Всего-то захотела поговорить с местным начальством.

— Госпожа Редфилд! — окликнул её голос, звенящий недовольством. — Вас примут, у синьора профессора всего пятнадцать минут, прошу его не задерживать. Вот, Антонио вас проводит.

Антонио возвышался над стриженой макушкой Лавинии на полметра, а шириной плеч напоминал циркового борца-тяжеловеса. Впрочем, всё это её уже мало интересовало, потому что где-то внутри тихо звенело предчувствие удачи. Пусть маленькой, но — удачи.

Ди Майо вышел ей навстречу с распростёртыми объятиями. Госпожа Редфилд уворачиваться не стала, было любопытно, к чему это. С профессором они были знакомы не так давно и не так близко, так что всему должны найтись объяснения.

— Лавиния, вы просто предвосхитили мои действия! — сообщил Ди Майо, усадив её в кресло и приказав секретарше подать кофе. — Я как раз собирался вас искать.

— Да? Для чего? У вас в клинике кто-то применил недозволенные магические методы?

— Нет, что вы! Просто у меня для вас информация. Сообщение. Вы, конечно, уже забыли, что пару лет назад во время сложной операции вы присутствовали в качестве наблюдателя. Но я напомню: вы тогда мне помогли, создали и использовали особо тонкие воздушные лезвия. А по окончании операции великодушно поделились их формулой^[7].

— Что-то такое припоминаю… — медленно проговорила Лавиния.

Операцию и всё, что творилось потом, она не забыла. Вот только зачем это сейчас понадобилось Ди Майо?

— Так вот, я оформил патент на использование этой технологии, разумеется, на ваше и моё имя. У меня были сомнения, но… на данный момент эта технология используется уже в ста семнадцати клиниках! Могу сообщить вам, что хорошие хирурги практически полностью отказались от других способов. Ну, а вот здесь… — он раскрыл папку и положил её перед госпожой Редфилд. — Здесь вы можете видеть поступление средств на специальном счёте. Это — ваша половина.

Цифра выглядела очень, очень внушительно. Так внушительно, что оценила даже госпожа Редфилд, денег у которой было более чем достаточно.

— Спасибо, Родерико, — сказала она искренне.

Секретарша вошла с подносом и расставила перед ними тонкие фарфоровые чашечки, серебряный кофейник, под донышком которого тлел синий огонёк магического нагрева, вазочки с печеньем и конфетами, сливочник…

Глянув на часы, Лавиния поняла, что минуты, отпущенные её суровой брюнеткой, практически истекли.

— Слушайте, у вас же следующая встреча, или операция, или консультация? — спросила она. — Меня строго предупредили…

— Ерунда, — махнул рукой Ди Майо. — Совещание с главами отделений, проведёт мой заместитель. Их я встречаю почти ежедневно, а вас не видел уже сколько? Года два?

— Примерно так, да.

Они помолчали, наслаждаясь кофе, потом профессор решительно отставил чашку и спросил:

— Итак, что вас привело в Медиоланум?

— Один из ваших пациентов. Синьор Оттоленги стал так часто упоминаться в моём расследовании, что я почувствовала необходимость с ним встретиться.

— Ах вот оно что… — пробормотал Ди Майо, нахмурясь. — Ну, Карл перенёс операцию. Он ещё слаб…

— Родерико.

— А?

— Не надо. Вы даже сами не верите в то, что сейчас сказали. Напоминаю, что я хоть и слабый, но менталист, а уж при столь откровенном вранье у вас в ауре такая буря начинается!

— Не вышло, да? — огорчённым он не выглядел, посмеивался. — Вот и в детстве мне мама говорила, что когда я пытаюсь врать, у меня уши светятся.

— Так расскажите мне, чем болен синьор Оттоленги, и что его беспокоит.

— Чем болен? Так вот сразу и не ответишь…

— А вы попробуйте! Начните с начала, а дальше как пойдёт.

— В свое время… Давно, ещё в начале карьеры, Карл повредил ногу во время спектакля. Разрыв связок коленного сустава, очень болезненно, и единственный способ восстановить нормальную подвижность — артроскопическая пластика.

Лавиния нахмурилась:

— Пару раз я видела его на сцене, и двигался он нормально, не прихрамывал.

— Да, вы правы. Ему тогда же, сорок лет назад, и сделали эту операцию. А вот сейчас Карл пришёл ко мне с жалобой на то, что колено болит, после каждого спектакля — особенно сильно.

— И?

— И я провёл обследование, — Ди Майо потёр переносицу и вздохнул. — На мой взгляд, там полностью всё восстановилось, и болеть не может. Ну, или это фантомные боли, которым не с чего было сейчас появляться…

— Или синьор Оттоленги попросту обманывает, — закончила госпожа Редфилд.

— Боюсь что так.

— Хорошо. Чем великий певец болен, вы мне рассказали. А что его беспокоит?

— Не знаю. Он не выходит из своей отдельной палаты, даже в наш парк. Он не принимает посетителей, не активирует коммуникатор, отсылает букеты и сладости, отказался встречаться со своим агентом и с аккомпаниатором. Правда, регулярно получает магвестники, это отслеживается системой охраны клиники, но тут, сами понимаете, можно лишь отметить факт.

— Понятно, — кивнула Лавиния. — Ну что же, ведите.

— Куда?

— В ту самую отдельную палату, Родерико!

— Но, Лавиния, я же сказал, он отказывается принимать посетителей!

— Мой дорогой профессор, это расследование незаконного применения магии. Синьор Оттоленги может отказываться от чего угодно, но мне нужно с ним поговорить. Для него же будет лучше, чтобы это не превратилось в необходимость его допросить. Я понятно формулирую?

— Вполне, — буркнул Ди Майо.

— Как я поняла, встреча не нанесёт непоправимого вреда его здоровью или драгоценному голосу, застрахованному на двести тысяч дукатов? Не нанесёт. Всё остальное — к психотерапевтам.

В приёмной профессор бросил свирепый взгляд на разлетевшуюся с вопросами секретаршу и велел все встречи на этот день отменить. Потом посмотрел на госпожу Редфилд и расплылся в улыбке:

— Маддалена, подайте синьоре коммандеру свежий халат! — полюбовался получившейся картинкой. — Ну вот, отлично… Вам очень идёт, синьора коммандер.

Халат похрустывал. Лавиния одёрнула его и спросила:

— Я похожа на мясника?

— Ну что вы, на самого лучшего патологоанатома!

И оба расхохотались.

Отдельная палата располагалась на верхнем, шестом этаже здания, и доставлял туда особый лифт. Ди Майо приложил ладонь к сканеру и вполголоса проговорил несколько слов на квенья. Госпожа Редфилд стоически удержалась от смеха.

Впрочем, дежурный на шестом этаже — кажется, брат-близнец шкафоподобного Антонио — дремал, устроившись в удобном кресле. Пустой коридор тонул в полумраке, выходившие в него двери были закрыты.

— Здесь вообще кто-то есть, кроме… искомого пациента? — спросила Лавиния.

Она постаралась говорить тихо, но, даже приглушённый, голос её заметался эхом по углам. Дежурный вскочил и ошалело заозирался.

— Спите, Пьетро, спите, — ласково проговорил профессор. — Мы на минуточку.

Знаменитый бас лежал на кровати, закинув руки за голову, и в сторону хлопнувшей двери едва глянул. Впрочем, увидев, что главный врач клиники явился к нему не один, Оттоленги встал и сложил руки на груди.

— Я не давал согласия на встречу, — произнёс он.

Лавинии показалось, что от низких нот его голоса у неё волосы на затылке поднялись дыбом.

— Боюсь, синьор Оттоленги, что у профессора Ди Майо не было возможности со мною поспорить, — сказала она сухо. — Но я обещаю не задержать вас надолго…

Тихонько хмыкнув, певец жестом предложил Лавинии стул, сам же уселся на кровать.

— Итак, синьора?..

— Коммандер Редфилд, Служба магической безопасности, — отрекомендовалась она. — Я работаю над делом о незаконном магическом воздействии, и хотела бы задать вам несколько вопросов.

— Прошу вас.

— Вы разорвали контракт с театром «Ла Фениче» и выплатили ему значительную неустойку. Почему?

— Это моё личное дело.

— И всё же я прошу вас ответить.

— Повторяю: это моё личное дело. Предположим, тамошняя влажность плохо влияет на мои голосовые связки. Или мне не понравился цвет сидений в зрительном зале, он меня раздражал. Если я правильно помню свои права, вы не можете заставить меня отвечать на такие вопросы.

— Не могу, — согласилась госпожа Редфилд. — Зато могу повторять их снова и снова, формулируя иначе. Ещё могу задержать вас на сорок восемь часов ввиду высокой общественной опасности расследуемого преступления. Хотите?

Разумеется, она блефовала: пока что никакого официально заведённого дела не существовало, так что о степени его опасности и речь не могла идти. Но Лавиния всей кожей чувствовала, что наткнулась на крупную гадость, такую крупную, что, если её не нейтрализовать, это аукнется далеко за границами Венеции.

— Я болен, — возразил Оттоленги. — Вы не можете так обращаться с больным человеком.

— Вы здоровы, — пожала она плечами. — Но чего-то очень боитесь. Так дайте мне, Тьма вас побери, избавить вас от причины этого страха! И отправляйтесь себе… где там у вас следующий спектакль? В Монакуме? Вот туда.

— Не смейте меня осуждать!

— И не думала даже. Ответьте на мои вопросы, и я немедленно освобожу вас от своего присутствия.

Встав, знаменитый певец прошёлся по палате, остановился у окна, постучал пальцами по подоконнику и, наконец, резко развернулся к незваной гостье.

— Вы так уверены в том, что сумеете… справиться с проблемой?

Лавиния вновь пожала плечами.

— Доселе справлялась. Вряд ли в «Ла Фениче» засело что-то страшнее созревшего гуля или прошедшей полный круг тёмной ведьмы. Да и потом — я ведь не одинокий ковбой, за моей спиной {Служба}.

— Хорошо… Хорошо. Слушайте… — Оттоленги снова уселся на кровать, переплёл пальцы и глубоко вздохнул. — Вы были правы, я разорвал контракт и уехал из Венеции, потому что испугался. Поймите меня, я не маг! У меня есть слабая магия воздуха, но этим обладают практически все оперные певцы. Моего резерва хватало всю жизнь на то, чтобы петь… Ну, ещё могу фонарик зажечь, — в доказательство он щёлкнул пальцами, заставив загореться тусклый синеватый огонёк. — Я пришёл на первую репетицию в «Ла Фениче», начал работать, и не сразу обратил внимание на то, что с моими глазами происходит что-то странное.

— Не главный для вас рабочий орган, — понимающе кивнула Лавиния.

— Вот именно.

— И что же происходило? Ухудшилось зрение?

— Нет, вовсе нет! Я бы сказал даже, что оно слегка улучшилось, раньше мне приходилось активировать артефакт для того, чтобы смотреть в партитуру… — тут он слегка смутился. — Ну, вы понимаете, очки бы не вписывались в образ.

— Конечно.

— Так вот, я обнаружил, что вижу странные размытые пятна вокруг человеческих фигур.

— Только человеческих?

Тут Оттоленги на минуту задумался.

— А Тьма его знает! — изрёк он наконец. — Не попались мне ни эльфы, ни гномы в этом театре.

— То есть, вы стали видеть ауры?

— Получается, так.

— А сейчас видите? — Лавиния незаметно сжала в кармане записывающий кристалл, чтобы активировать его.

— Нет. Это происходило только на территории «Ла Фениче».

— Во всех его помещениях?

— Во всех, где я бывал. В костюмерный цех или к декораторам я не заходил.

— Понятно. И что же вас смутило? Ауры видят многие, практически все маги, у кого резерв выше двенадцати единиц и кто умеет переходить на магическое зрение.

— Разумеется! Только мой резерв выше восьми никогда не был. И кроме того, дело не в ауре. Это бы меня не испугало. Дело в том, что я… как бы это объяснить… я понял, что могу по ауре прочитать, что человек скоро умрёт. И вот это оказалось страшно.

Тут госпожа Редфилд подобралась: способности «вестника смерти» не встречались уже лет триста. Ну, или маги, обладавшие такими способностями, их старались не афишировать, что, в общем, можно понять — мало кому понравится общаться с приятелем, точно знающим дату твоей кончины…

— Очень интересно, синьор Оттоленги, — сказала она мягко. — Опишите, пожалуйста, что именно видели?

— Пятна в ауре. Такое неприятное коричнево-чёрное, будто жирное, скользкое пятно. Как я понял, чем ближе оно к физическому телу, тем ближе дата смерти. В первый раз я заметил это у одного из рабочих сцены, мы столкнулись в кулисах. А на следующий день он упал замертво, сообщили, что оторвался тромб. В общей сложности, я видел такое пять раз, со второго случая стал понимать, в чём дело. А на пятом сбежал.

— И все пятеро мертвы?

Певец помотал головой; он был бледен и тяжело дышал, и выглядел, словно из него вытащили позвоночник.

— Нет. Пятый… Я заметил эту метку у Бруно, ну, у суперинтенданта Кавальери. Далеко. На самом краю видимой части ауры, если можно так выразиться. Если бы я понимал, что будет причиной смерти, я бы предупредил, конечно! А просто так сказать хорошему знакомому — мол, ты, дорогой мой, через пару недель отправишься в мир иной, если таковой существует… Я так не могу.

— И вы уехали.

— И я уехал.

Оба помолчали, потом госпожа Редфилд спросила:

— Когда это было?

— Две недели назад. Если совсем точно — пятнадцать дней.

— Двадцать шестого декабря, — посчитала Лавиния. — Вчера вечером господин суперинтендант был весьма бодр и деятелен.

Оттоленги лишь пожал плечами.

— Мы закончили на этом?

— Последний вопрос. Почему вы посчитали нужным сообщить в Гильдию Эвтерпы о том, что Фальер использовал амулет?

— Потому что это запрещено, и, между прочим — не по пустой прихоти. Потому что такой амулет даёт своему владельцу звук, широту диапазона, силу голоса, но это ведь не берётся из пустоты, вы согласны? Да, в своё время Соня Мингард вынужденно использовала амулет Ллойда после болезни, это было. Но, во-первых, она выступала только в сольных концертах, а во-вторых, сообщила об этом во всеуслышание.

— Понимаю, — вынуждена была согласиться госпожа Редфилд.

— Ну, и не последняя причина — использование этого амулета вызывает привыкание. Та же Соня жаловалась мне, что после отказа от него ей полгода казалось, что голос звучит не так: тускло, слабо, вообще кишками поёт… Достаточно этих причин?

— Вполне, благодарю вас.

Но разволновавшийся Оттоленги никак не мог успокоиться. Вскочил с кровати, заходил по палате, рубя воздух ладонью.

— О, я знаю, любой порядочный человек с презрением относится к доносчикам! Я и сам такой, поверьте. Но очень трудно определить, где заканчивается подлое доносительство и начинается… ну, назовём это помощью. В том числе и самому Фальеру! Где он теперь, кстати? — резко остановился певец.

— Неизвестно.

— Насколько я помню, у него было приглашение в оперный театр в Палермо, он мне показывал ещё до… Ну, вы понимаете. Возможно, всё-таки поехал туда?

Поблагодарив ещё раз. Лавиния откланялась.

Она и сама не знала, зачем задавала последний вопрос — в конце концов, какая ей была разница, по какой причине великий бас счёл нужным донести на начинающего тенора? Но отчего-то это показалось важным, и госпожа коммандер, поморщившись, сложила данный факт на полочку.

Пригодится.

Ровно в три часа она поднялась по мраморной лестнице Ка’Тре Фонтани. Знакомый уже сухощавый немолодой секретарь провёл её всё в ту же малую столовую, где над уставленным яствами столом возвышалась пышная фигура в фиолетовом шёлке. Архиепископ потёр пухлые ладони со словами:

— Госпожа коммандер, рад видеть вас! Прошу, садитесь и составьте мне компанию!

После двух портальных переходов практически подряд, с разницей в два часа, Лавинию слегка подташнивало, поэтому она ухватила ломтик солёной и острой горгонзолы, обмакнула в мёд и сунула в рот.

— Полегчало? — ухмыльнулся Гвискарди. — Что же, а теперь приступим.

Трапеза проходила в молчании.

О чём думал визави, Лавиния не знала, он вообще был человеком неожиданным. Её же мысли крутились вокруг подаренной Карлу Оттоленги способности вестника смерти. Или лучше сказать не «подаренной», а «навязанной». В общем-то, и вправду в такой способности большой радости нет… Неужели сказанное им правдиво, и симпатичного синьора суперинтенданта ждёт смерть в ближайшее время? Можно ли его спасти? А как? Если бы знать, что с ним случится… Но в том и ужас этого дара, что вестник знает лишь событие и сроки, но не причины.

— Итак, госпожа коммандер, — провозгласил архиепископ, отодвигая от себя мисочку, в которой была ранняя клубника. — Удалось ли вам что-то узнать?

— Удалось, — кивнула Лавиния. — Ничего хорошего сказать не могу. Да, в «Ла Фениче» действует некое непонятное мне пока проклятие. Пока, — подчеркнула она. — Сейчас я вернусь туда, и буду продолжать изучение его. Если ничего не найду, то завтра вызову коллег, и расследование из частного станет официальным. Девочка ваша…

— Лаура.

— Да, Лаура… Если у неё есть другие предложения, о которых стоит говорить — пусть их рассмотрит. Если нет, пусть репетирует. В конце концов, сколько ей лет?

— Двадцать два.

— Вполне можно потерпеть с великим дебютом.

Гвискарди покорно склонил голову.

— Может быть, нужна какая-то помощь?

— Ну-у… — задумалась госпожа Редфилд. — В архив я не попала, скажите мне вот что: о чём напоминает вам фамилия Фальер.

— Фальер? — Гвискарди был всерьёз озадачен.

— Да, или Фальеро, как желаете.

— Ну, прежде всего, это дож, казнённый за предательство интересов Серениссимы, Марино Фальер. Других ассоциаций, пожалуй, так сходу и не приходит.

— Вот как. И в каком году это было?

— Не помню. Вы же понимаете, среди дожей не было людей без магических способностей, и жили они все долго.

— Кроме упомянутого Марино Фальера, — уточнила Лавиния.

— Ну, к моменту казни ему тоже было лет двести. С хорошим хвостиком. Так что Марино вовсе не был таким уж юным.

— И всё же хотелось бы знать дату, может быть, ваш секретарь может уточнить?

Секретарь, разумеется, мог, на то он и существовал. И через несколько минут госпожа коммандер была озадачена: отстранение от должности произошло в середине тысяча семьсот шестьдесят третьего года, и преемником стал Альвизе Мочениго. Казнили Фальера двумя годами позже.

«Семьсот шестьдесят третий! — крутилось у неё в голове. — И первый пожар на месте театра был тогда же. И что, эти события связаны, или это просто совпадение? Да ладно, где это виданы такие совпадения?»

— Благодарю вас, монсиньор, — она решительно поднялась. — Я сообщу вам о результатах сегодняшней работы завтра утром. И, если хотите, в случае начала официальной работы по делу я не буду упоминать о том, что именно вы меня пригласили.

— Что уж теперь, — Гвискарди махнул рукой. — Половина города уже в курсе этого, а вторая узнает завтра.

Личная лодка монсиньора довезла госпожу Редфилд до причала на Рио делла Весте, и она на минуту остановилась в задумчивости. Идти прямиком в театр, или вначале заглянуть в квартиру? Марджори может оказаться на месте, надо выдать ей пару поручений. А иначе какой смысл возить с собой секретаршу? И она свернула к Ка’Тезено.

— Я нашла для тебя отличные ботинки! — встретила её Марджори радостным восклицанием.

— Зачем мне ботинки? — рассеянно удивилась Лавиния, копаясь в вытащенной из пространственного кармана шкатулке с амулетами. — Я ж недавно покупала…

— Это было почти десять лет назад, — поджала губы женщина. — И ты их уже дважды соглашалась выкинуть. А потом отбирала у Бакстона и снова приказывала ремонтировать.

— Но они удобные!

Найдя, наконец, то, что искала — бледный голубоватый камень в оправе из трёх металлов разного цвета — она сунула его в карман куртки и убрала шкатулку.

— Значит, так, — повернулась госпожа Редфилд к секретарше. — Покупки меня не интересуют. Если ботинки, шляпки или ещё какие-то предметы тебе нравятся, ты можешь их купить, для себя или для меня, мои размеры ты знаешь. Я не буду тратить на это время и место в мозгах. Это понятно? — Марджори молча кивнула. — Далее: найди мне в Лютеции какую-нибудь вышедшую в тираж оперную певицу, готовую поговорить и посплетничать. Важно, чтобы она выступала когда-то здесь, в «Ла Фениче». Если найдёшь не одну, получишь премию.

— Только в Лютеции?

— Где угодно, но в радиусе одного, максимум двух портальных переходов.

— Понятно, — Марджори сделала пометку в невесть откуда появившемся блокноте. — Ещё что-то?

— Меня интересует казнённый дож Марино Фальер.

— Ага! — перебила секретарша. — Не зря я всера о нём вспомнила, был такой!

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

7

Эта история рассказывается в романе «Лицо под маской»