Первая жена Иуды

Анна Данилова

По вине подруги Тамары художница Рита Орлова вынужденно проводит весь день под палящим солнцем на необитаемом острове, где создает красивейший пейзаж. Тамара, чувствуя вину, предлагает компенсировать моральный ущерб, купив у нее картину за большие деньги. Однако Орлова считает свое творение неудачным и не понимает, зачем оно ей понадобилось. Другие действия приятельницы тоже вызывают недоумение: приютила женщину, о которой не знает ничего, даже фамилии. А та сбежала в Москву, и вскоре ее труп нашли в канаве. Это уже не странно, а страшно, и Рита по-новому смотрит на давнюю знакомую…

Глава 4

Официант Дима остановился перед дверью владельца ресторана, в котором он работал уже два года (был на хорошем счету, за время работы успел жениться и с помощью своего патрона купил квартиру в кредит), и замер. Он вдруг понял, что так не бывает, что слишком уж гладко все шло в последнее время: хорошая зарплата, щедрые чаевые, ласковая жена, маленький сын, новая квартира… Что, начиная с сегодняшнего дня, возможно, начнется обратный отсчет, и если он не поведет себя правильно, то может потерять разом все.

Он прислушался к доносящейся из банкетного зала музыке — там гуляли свадьбу. Было шумно, весело, богато, людно. Праздник невозможно испортить, как невозможно потерять клиентуру. Зная отлично своего шефа, Виктора Сергеевича, его принципы и методы работы, он уже и сам понял, что может последовать сразу же после того, как он, Дима, расскажет ему о случившемся в его зале. Возможно даже, он сам предложит Диме поступить таким образом, чтобы…

Дима постучал и, услышав голос патрона, вошел. В шикарно обставленном уютном кабинете горела лампа. Виктор Сергеевич работал за столом, обтянутым зеленым сукном. Рядом в золоченой круглой клетке мирно спал крупный красно-желтый попугай.

— Что случилось, Дима? — спросил, не поднимая головы, Виктор Сергеевич.

— Там… за столиком… женщина… Она мертвая.

Попугай открыл глаза, словно мог понимать весь трагизм произнесенной официантом фразы.

— Мертвая? В зале много людей? — Виктор Сергеевич, полноватый, упакованный в новый костюм и белоснежную сорочку мужчина, как-то сразу осунулся, плечи его опустились. А на лице появилось выражение озабоченности и брезгливости. Он вдруг грязно выругался и поднялся со своего удобного кресла. — Ты что, мать твою, оглох? В зале много людей?

— Никого… Она сидит в самом углу, под пальмой. Пила кофе, и вдруг…

— Что за чертовщина? Ты уверен, что она мертвая?

— Я не так уж и много видел в своей жизни покойников, Виктор Сергеевич, но у нее губы синие, и она не дышит. В уголке рта слюна… Чашка с остатками кофе опрокинута, скатерть залита…

— Она была одна?

— Пришла одна, потом к ней подсела еще одна женщина. Не думаю, что они были знакомы, потому что обычно женщины при встрече радуются, обнимаются… А здесь все было не так. Заказали кофе. Но потом женщина, пришедшая последней, встала и ушла, помахав той, что умерла, рукой. И лицо у нее при этом было серьезное. Думаю, это было деловое свидание.

— Хорошо. Пойдем посмотрим.

Женщина в черном костюме сидела за столиком, откинувшись на спинку кресла, обитого голубым бархатом. Глаза ее были приоткрыты, как и рот. В оранжевом свете лампы горела копна огненно-рыжих волос. Белая чашечка с золотым ободком была опрокинута, на блюдце и скатерть вылились остатки кофе.

— Да уж, мертвее не бывает… Значит, так, Дима, — говорил, рыская взглядом по пустому залу, Виктор Сергеевич. — Пока никого нет, давай поднимем ее, словно она пьяная, под руки и выведем… вернее, вынесем через черный ход к кухне, оттуда — во двор. Погрузишь это в багажник своей машины и увезешь куда хочешь. А я в долгу не останусь. Ты — свой человек, поэтому я поручаю именно тебе это дело. Сам понимаешь, если сейчас позвоним в милицию, наедут, как вороны… А у нас свадьба, праздник, и за все, в том числе и за спокойствие и безопасность, заплачено… Кому понравится, если на свадьбе появятся люди в форме, станут задавать вопросы… да у нас все протрезвеют сразу… Нет, этого нельзя допустить.

Дима почувствовал тошноту, словно ему предложили съесть что-то непотребное. Он воспринимал сидящую перед ним мертвую женщину не просто как труп, но как нечто нереальное, противоестественное. И надо же было такому случиться именно в его смену и в его зале? Почему эта женщина не оказалась среди гостей на свадьбе, ведь тогда все было бы куда проще… И уж конечно, без милиции бы не обошлось: слишком много свидетелей… Кроме того, она была бы уже не безымянным трупом, а чьей-то женой, подругой, родственницей. И не вызвать милицию было бы просто невозможно. Как невозможно было бы Виктору Сергеевичу обратиться с просьбой избавиться от трупа к кому-то из официантов. Все носило бы официальный, трагический характер. Все было бы по-настоящему.

— Нам просто повезло, что в ресторане, в смысле, в твоем зале, сейчас никого нет… — вернул его к действительности патрон. Он тоже нервничал, и чувствовалось, что он желает только одного — как можно скорее избавиться от трупа. — Дима, поторопись…

Виктор Сергеевич приблизился к женщине и попробовал подхватить ее под мышки.

— Заходи с другой стороны, не стой как болван! — прошипел он. — Ну же! Поторопись! И старайся не думать о том, что именно ты повезешь в багажнике. Просто груз. Абстрагируйся.

И он абстрагировался. Они вынесли труп из зала, как-то очень быстро донесли до машины и сложили ее, как куклу, в просторный багажник «Ауди». Дима вспомнил, как в воскресенье они с женой Мариной устраивали там корзину для пикника…

— Куда везти? — онемевшими от страха губами проговорил он, стараясь не смотреть в глаза своего шефа.

— Куда-нибудь, чтобы тебя никто не видел, но труп поскорее бы нашли… Дамочка яркая, смотри, какие у нее волосы оранжевые, даже в кустах ее быстро обнаружат…

— И все равно — куда?

— Дима, с тобой все в порядке? Ты сможешь вести машину? — В директоре вдруг проснулась забота. — Что-то ты, парень, совсем белый стал. Мне не хотелось бы, чтобы ты вписался с этой особой в столб… Тогда быстро вычислят, кто ты и откуда, заявятся сюда…

Он думал лишь о своем ресторане, о себе.

— Я повезу ее в сторону Ботанического сада и там постараюсь избавиться… — нашел в себе силы Дмитрий.

— Вот и отлично. Как все сделаешь — возвращайся, расскажешь, как все прошло. Женщина она миниатюрная, не надорвешься…

— Виктор Сергеевич, а где ее сумка?

— Понятия не имею… Я ее, во всяком случае, не брал, — нервно хохотнул директор. — Но вопрос действительно интересный… Сбегай посмотри, может, на соседнем стуле или на полу…

Но сумки нигде не оказалось.

— Я хоть и не криминалист и тем более не следователь, — говорил задумчиво Виктор Сергеевич, — но мне кажется, что мадам отравили и сумку сперли… Вот так. Видимо, не простая дамочка, при деньгах. Или что-нибудь другое ценное в сумочке было… Драгоценности, документы…

— А я так думаю, что сумку взяли, чтобы подольше невозможно было установить личность. В сумке наверняка были какие-то документы — паспорт, водительское удостоверение… Времени на то, чтобы обследовать сумку, у преступника не было, вот он и взял ее.

— Соображаешь, — отчего-то довольно заметил Виктор Сергеевич. — Ну все, Дима, поезжай. Если все провернешь как надо — с меня причитается.

И Дима провернул. Долго ехал вдоль ограды Ботанического сада, все искал удобное место для того, чтобы остановиться. Потом еще дольше сидел в машине в ожидании момента, когда дорога опустеет. Но как только случалась такая минута и он собирался выйти, из-за поворота возникала какая-нибудь машина. Наконец, понимая, что дольше тянуть нельзя, он все же вышел, открыл багажник и оглянулся. Никого. Быстро достал тело (маленькое, но удивительно тяжелое) и бросил в кусты. Отряхнулся, как если бы он был в пыли, достал пластиковую бутылку с водой и вымыл трясущиеся руки. Он вдруг представил себе, что это он отравил эту женщину… Надо было скорее покинуть это страшное место. Дима, не оглядываясь, тронулся с места… Весь оставшийся путь до ресторана он спрашивал себя: рассказывать о случившемся Марине или нет? Еще он подумал о том, что ни Виктор Сергеевич, ни он сам, Дима, ни разу не допустили мысли о том, что это труп женщины и что ее сегодня кто-то будет ждать домой. Что у нее, возможно, есть муж и дети и что неизвестно еще, когда они получат страшное известие о ее смерти. Кто обнаружит труп? Когда в милиции станет известно о его существовании? А что, если ее тело пролежит возле ограды Ботанического сада долго, на жаре… Как быстро установят личность погибшей?

Он понимал, что совершил проступок, как понимал и то, что, не соверши он его, у него были бы крупные неприятности на работе. Вплоть до увольнения. А этого он допустить никак не мог. Слишком уж хорошо все складывалось в последние месяцы. И Виктор Сергеевич был им доволен. Вот и получалось, что поступить иначе Дима не мог. Этой женщине уже все равно невозможно было помочь, и ей было совершенно все равно, где лежать. Надо было думать о живых — о Марине, о Кирюше. В сущности, что такого особенного он совершил? Какое преступление? Просто вывез труп из ресторана. На это тоже были свои, и весьма серьезные, причины. Единственно, кому он сделал плохо, это тем людям, которым будет поручено найти убийцу этой женщины. Одно дело, когда тело обнаруживают на месте совершения преступления, где есть возможность найти отпечатки пальцев и прочие следы убийцы, кроме того, могли бы найтись и свидетели, которые видели, скажем, человека, подсыпавшего яд в чашку с кофе этой рыжеволосой женщины. Но в ресторане практически никого не было. Дима думал о том, что он смог бы сделать, чтобы женщину нашли как можно быстрее, пока она не разложилась… Позвонить и сказать. Это он может. Без проблем. Что еще? Он мог бы отправить в милицию чашки из-под кофе со следами пальцев и погибшей, и убийцы… Но чашки-то не простые, на каждой золотом выведено название ресторана «Коломба». Значит, с чашками ничего не выйдет. Да и вообще, какие чашки, когда Виктор Сергеевич уже наверняка позаботился о том, чтобы они были вымыты. За столиком сейчас, возможно, сидят другие посетители — живые и здоровые, и уминают за милую душу утку с черносливом или борщ. И им нет никакого дела до того, кто сидел за этим столиком до них, что ел, что пил. Жизнь идет вперед, все движется, перемещается в пространстве, и к этому движению следует относиться философски. То есть выбросить все из головы и даже не звонить в милицию, чтобы сказать о трупе. Его все равно обнаружат. Трупы, как правило, если они не зарыты, находят быстро. Значит, забыть? И Марине он тоже ничего не скажет. Зачем ее пугать этой мертвой посетительницей? У нее и так полно забот. В кухне идет ремонт, и она должна не только контролировать работу мастеров, но и нянчиться с шестимесячным Кирюшей, готовить обед, стирать… Нет, он никому и ничего не скажет. Ничего не было. И в ресторан никто не приходил — ни жертва, ни убийца. К тому же это всего лишь его собственные домыслы. Женщина могла скончаться от сердечного приступа. И с чего он взял, что ее отравили?

И вдруг его бросило в пот. Дурнота нахлынула вместе с чувством необычайной легкости, как у человека, только что осознавшего, какой беды он избежал: если эта рыжая была отравлена, да еще и в их ресторане, то подозревать могли бы и самого Диму! Он официант, это он принес кофе, следовательно, у него была возможность подсыпать туда яд… Чаевые официанта не настолько велики, чтобы исключать возможность подкупа… Что же это, выходит, Виктор Сергеевич спас его от унизительных допросов, подозрения, а потом, уже как следствие, и увольнения?! Чувство огромной благодарности захлестнуло его, и в ресторан он вошел уже совершенно другим человеком. Постучался в кабинет директора уже не как провинившийся официант, в чью смену умерла за столиком посетительница, а как человек, готовый всю оставшуюся жизнь служить патрону, спасшему его от позора и, возможно, имея в виду «принципы» правосудия, даже от тюрьмы…