Госпожа Кофе

Анна Данилова

Однажды Егор Красин – менеджер фирмы, счастливый муж и отец двоих детей – находит в собственной машине, стоящей в запертом гараже, два трупа – мужской и женский. Он напуган до крайности и не хочет заявлять в милицию, боясь подвергнуть стрессу семью. Обстоятельства приводят его в дом к Маргарите Орловой – известной художнице, чей муж Марк оказывается следователем прокуратуры. Он-то и берется за расследование дела, тем более что оба убитых – его знакомые, которых давно уже хватились друзья и родственники…

4. Валентина

Я встречалась с двумя любовниками. С одним — из-за денег, с другим — по большой любви. Так поступают многие женщины. В том числе и замужние, только тщательно скрывают это. В этом случае никогда не следует рассуждать о морали. Мораль — это выдумка. Однажды я долго беседовала с одним психологом, все расспрашивала его: есть ли общепринятые нормы поведения в тех или иных ситуациях, так сказать, общие правила для всех, грани и барьеры, которые нормальным людям запрещается перешагивать, и психолог ответил мне однозначно: нет. Я была в ужасе от услышанного. Как, пыталась я добиться правды, разве нет норм поведения в обществе, в отношениях между людьми, так же не может быть! И он мне снова ответил: нет таких правил. Я была в бешенстве. Начала приводить какие-то общепринятые (опять же), на мой взгляд, догмы, к примеру: нельзя (или нехорошо) бить своих родителей. Но и тут твердолобый психолог мне с невозмутимым видом ответил: смотря по обстоятельствам. А ведь я произнесла вслух то, что большинство людей считает недопустимым!!! Я считала это аксиомой!

Не хочу сказать, будто бы этот психолог развязал мне руки. Нет. Я сама себе их развязала, когда почувствовала, что не могу жить дальше так, как жила раньше. И что (пусть простят меня неустроенные материально женщины) деньги — не главное. Сережа Минкин купил мне квартиру, машину, позволил мне нигде не работать и ни в чем не нуждаться, но с ним я все равно была несчастлива. Его никогда не было дома, я не чувствовала его любви, зато чувствовала себя совершенно одинокой. Я могла весь день валяться в постели, маясь от безделья. Книги и телевизор стали моими настоящими друзьями. Я прочитала много книг, просмотрела огромное количество фильмов, и мне все больше и больше начинало казаться, что жизнь проходит мимо меня. Словно она, жизнь (я представляла ее себе в образе пышной зрелой женщины с развевающимися рыжими волосами, держащей в руках огромный букет цветов), проходит мимо моей кровати, на которой я лежу в пеньюаре, даже не глядя в мою сторону, и стремится куда-то туда, где меня нет и никогда не будет. Ведь в каждой книге и каждом фильме кипела, бурлила жизнь, там происходило много событий, мелькали какие-то образы, пейзажи, звучали голоса, музыка, крики, там все было живым и двигалось, любило, ненавидело, стреляло, наслаждалось, страдало, словом, жило полной жизнью. И только я, изнемогая от пресыщенности, лени и чувствуя, как заплывают жиром и теплым шоколадом мои мозги и чувства, превращалась в часть моей кровати, постели, становилась вещью.

До встречи с Сережей я работала секретаршей в одной маленькой фирме, получала гроши и чувствовала себя самым мерзким образом, я стыдилась своей бедности, считая, что только человек без мозгов может влачить такое вот нищенское существование. Сидя за своим столом в приемной и раскладывая документы, я мечтала о другой жизни, о том, как у меня когда-нибудь появятся деньги, как откуда ни возьмись свалится мне на голову квартира, красивая мебель, как я куплю себе машину — кабриолет. Идиотские мечты, о которых даже стыдно вспоминать — все как у всех. Я даже не столько мечтала о мужчине, который все это принесет мне на блюдце, сколько о материальных благах. Деньги, деньги — я страстно их желала. И, видит бог, дождалась. Сережа зашел в нашу фирму по каким-то своим делам, увидел меня, наши взгляды встретились. Он этим же вечером пригласил меня в ресторан. А дальше все было, как в хорошей мелодраме — любовь, страсть, путешествие в далекую теплую страну, волшебный отель, вкусная еда, жара, солнце, полные чемоданы новой одежды, самолеты-аэропорты-вокзалы, возвращение в родной город, уютная съемная квартирка, жаренная по-домашнему курочка на ужин, мечты о будущем, аборт, вторая беременность, тревоги, ожидания, покупка новой благоустроенной квартиры, машина, роды, смерть малыша, снова самолеты-аэропорты-вокзалы, Германия, Франция, восстанавливающая терапия, долгие прогулки по ухоженным паркам-садам Европы, дорогие магазины, роскошные рестораны, золото, брильянты, возвращение домой, покой, лень, книги, телевизор, бисквиты с кофе по утрам и ужины в ресторанах перед сном. И все как во сне, как будто бы все это происходило не со мной, а с героиней какого-то сериала. Я разучилась чувствовать. Сережу Минкина я не любила, а просто воспринимала как данность. Я поняла, что начинаю тупеть, что у меня пропадают всяческие желания и что ничего не доставляет мне радость. Безвкусие, бесчувствие.

И вот тогда-то появился Тимур. Он зашел к нам вечером обсудить какой-то вопрос с Сережей. Сережа — хорошо сохранившийся холеный блондин, спокойный, даже меланхоличный, я бы даже сказала, медлительный, заторможенный (что не мешало ему зарабатывать огромные деньги). Тимур — красивый брюнет с печальным умным лицом. Движения порывисты, нервны, кажется, что в нем бушуют ураганы, сверкают молнии, шумят грозы и грохочет гром. Он — комок нервов, сгусток мощной электрической энергии. Тимур — одноклассник Сережи, он пришел к нему просить о помощи, и чувствовалось, как он страдает от того, что ему приходится унижаться. Ребенок заболел, срочно требуются деньги на операцию, на работе — проблемы, кажется, фирму, в которой он тогда работал, закрывали — хозяин пустил дело на самотек и сам, увлекшись путешествиями, растратил все свои деньги. Сережа дал необходимую сумму, Тимур обещал отработать. Я видела, что он уходит от нас с тяжелым сердцем и тяжелым кошельком. Сумма была внушительная, и трудно сказать, где и каким образом он мог бы ее отработать.

А я тогда всю ночь не спала. Думала о Тимуре. Мне не было дела ни до его жены, ни до его больного ребенка. Я хотела, чтобы он пришел еще раз, вновь увидеть его, услышать его голос, запомнить на всю жизнь его мужественное узкое лицо с раскосыми глазами цвета морской волны и бровями вразлет, аккуратно уложенные густые черные с проседью волосы, бледные плотно сжатые губы, пальцы рук, нервные, тонкие, сухо постукивающие по столешнице.

Но он не пришел. Потом я узнала случайно, что в тот вечер, когда он шел от нас, прижимая к груди пачку с деньгами, на него напали и отняли деньги, что он влез в долги, и в его жизни началась черная полоса. Ребенка, однако, удалось спасти, но Тимур словно потерялся. Он бросался в какие-то авантюры, вкладывал занятые деньги в какие-то проекты и снова все терял, снова занимал, перезанимал, брал кредиты.

Все эти крупицы информации я узнавала от Сергея, осторожно выведывая у него все, что могло касаться Тимура.

Однажды, спустя примерно полгода со времени нашего знакомства с Тимуром, вечером, почти ночью, я спустилась в магазин за чаем. Я не хотела чаю, но знала, что он кончился — странное дело, у меня никогда прежде такого не было, чтобы закончились все запасы чая. Возможно, мне тогда просто захотелось выйти из дома. Сергей был в Англии, подписывал какой-то важный контракт.

И вот в супермаркете я увидела Тимура. Он выбирал виски. Я подкатила к нему с тележкой, в которой было пять красивейших жестяных коробок с чаем. Мы поздоровались. Мне хотелось, чтобы все покупатели с продавцами на какое-то время исчезли, чтобы мы остались одни. Быть может, никогда еще мне не хотелось чего-то (вернее, кого-то) так сильно. Словно я проснулась и обнаружила себя живущей совершенно чужой и бессмысленной жизнью, и мне предоставлялась возможность вернуться в жизнь свою, некогда потерянную. И Тимур был моим, я это откуда-то знала. Я даже физически почувствовала себя иначе. Стала как бы легче, и движения мои приобрели какую-то приятную порывистость.

— Как дела? — спросила я, все еще не веря, что мы с ним можем поговорить без свидетелей, без Сергея. — Как ребенок, семья?

— Все нормально.

Он так смотрел на меня, что у меня закружилась голова. И мне хотелось, чтобы она кружилась, мне хотелось всего, что было связано с Тимуром, с моими чувствами к нему.

— Вы очень красивая, Валентина, — вдруг сказал он. — Я думаю о вас вот уже шесть месяцев и пятнадцать дней.

— Я — любовница Минкина, — сказала я, чувствуя, что готова заплакать. — Я — его вещь. Без него я бы стучала на машинке в своей конторе за тысячу рублей в месяц и штопала бы чулки. У нас с ним могли бы быть дети, но я потеряла их. Я не принадлежу себе и не знаю, что мне делать, потому что я тоже думаю о тебе все эти месяцы и дни.

Ту ночь мы провели вместе. В сильных ласковых руках Тимура я чувствовала себя такой счастливой. До спазмов, до судорожных рыданий. Я хотела бы пустить корни в его горячее, сильное тело, стать его частью. Потом было много ночей, украденных у вечно занятого и ничего не замечающего Сергея.

Тимур говорил, что расстанется с женой, но мне было все равно, живет он с ней или нет. Я же жила нашими встречами, я воровала его у его жены и ребенка, а он воровал меня у Сережи. Мы были ворами, но счастливыми ворами. А еще я знала, что его жена ни о чем не догадывается. Тимур с женой стали приходить к нам с Сережей в гости. Мы дружили семьями! И это было и приятно и мучительно одновременно. Мы любили друг друга одними взглядами. Мы обманывали в мыслях сидящих друг напротив друга Сережу и черноглазую красавицу Альмиру. Я завидовала ей в такие минуты, зная, что после ужина они вернутся домой вдвоем, что дома их ждет няня, которую они отпустят, чтобы остаться своей семьей: Тимур, Альмира и их ребенок. Что они лягут в одну постель и что он привычно обнимет ее, забудет на время меня, прижмется к ней и уснет. А может, и не уснет, а займется с ней любовью. По привычке, по семейной привычке. А Сережа Минкин будет любить меня, как свою жену. Хотя я так и не стала его женой. Не успела.

Его убили в июне. В аэропорту, за два часа до рейса, который должен был доставить его в Лондон, в аэропорт Хитроу.