Выхожу тебя искать

Анна Данилова

Желание найти и покарать убийцу любимой сестры приводит московского бизнесмена Олега Шонина в город, где совершено преступление. Вести крайне запутанное дело он поручает следователю частного сыскного агентства Юлии Земцовой. Одна за другой отпадают версии, сменяются догадки о непонятных мотивах столь жестокого убийства. И вот, кажется, Юлии удалось напасть на след, но неожиданно она сама попадает в хитро расставленную ловушку преступников…

Глава 3

Орешины жили на Беговой, в трехэтажном светлом, оштукатуренном доме с лепными симпатичными мордами львов на фасаде. В таком доме не живут простые смертные. Значит, должность директора картонажной фабрики в этом городе чего-нибудь да стоит… Хотя что, кроме театральных декораций, картона и прочей чепухи, может выпускать подобная фабрика? Разве что печатать фальшивые деньги…

Думая бог знает о чем, Юля поднялась на второй этаж и позвонила в дверь. Она услышала шаги в глубине квартиры задолго до того, как дверь распахнулась и она увидела миниатюрную Галину Викторовну в том же самом костюме, в каком видела ее утром. Словно несчастной и перепуганной насмерть женщине и в голову не могло прийти, что стоит переодеться и немного расслабиться хотя бы дома… Могла существовать и еще одна причина, по которой Галина Викторовна так и осталась в своем рабочем костюме: у нее уже были и что-то сказали…

— Это вы? — В голосе Галины Викторовны чувствовалось напряжение. — Проходите, пожалуйста…

И только сейчас Юля поняла, что видит перед собой человека, находящегося на грани истерики. Красные веки и огромные темные круги под глазами, трясущиеся губы, дрожащие руки и затравленный взгляд… Неужели она уже что-то знает?

— Есть новости? — спросила Юля, пытаясь определить, что же произошло здесь за то время, что они не виделись с Орешиной.

— Нашли одну девушку в Затоне… — сиплым, чересчур высоким и каким-то мальчишеским голосом ответила Орешина, странно и глупо улыбаясь. — Меня вызвали в морг…

— В Затоне? В пруду?

— Нет, рядом… Так что мне надо уходить… Вы извините меня…

— Вы хотите сказать, что мне нельзя оставаться здесь? Но в любом случае мне необходимо взглянуть на ее комнату…

— Разумеется, вы меня не так поняли… Вот ключи, они здесь, на телефонном столике… А меня муж внизу ждет…

— Извините, вас вызвали в университетский морг?

— Да…

Хлопнула дверь — в квартире воцарилась гробовая тишина…

Крымов постоянно учил Юлю абстрагироваться, в какой бы сложной ситуации она ни находилась. Вот и теперь она стояла в прихожей чужой квартиры и чувствовала себя здесь ненужной, чужой, навязывающейся — ужасно неприятное чувство…

Но она сумела собраться, спокойно обошла всю квартиру, чтобы составить полное представление о хозяевах, после чего зашла в комнату Тани Орешиной и принялась осматривать ее сантиметр за сантиметром. Обычно подобные осмотры давали много. Разные мелочи, записки, блокноты, духи, книги, письма, подарки, магнитофонные записи — все это могло навести на правильную мысль, дать возможность собрать максимум информации о хозяине жилища. Вот и сейчас, оказавшись в этой полудетской из-за великого множества плюшевых зверушек комнате, Юля уже приблизительно поняла, что представляла собой девушка Таня, восемнадцати лет от роду… Видеокассеты — преимущественно комедийные фильмы. Книги — в основном дежурный набор городского интеллигента плюс женские элитарные и довольно-таки дорогие журналы. На туалетном столике содержались в порядке бутылочки и баночки с кремами и духами, пудрой и жидким мылом… Нигде ни пылинки, все аккуратно расставлено и убрано… На письменном столе разложен огромный альбом — подробнейшая карта Европы и европейских столиц — шикарное французское издание. По-видимому, Таня Орешина — если судить по открытой странице — собиралась посетить или просто изучала Германию. Здесь же лежал разговорник на немецком.

Юля достала свой блокнот и позвонила по первому же телефону, принадлежащему одной из Таниных подружек. Звали ее Варя.

— Варя, вас беспокоят по поводу исчезновения вашей подруги, Тани Орешиной… Меня зовут Юлия Александровна Земцова. Вы не могли бы сейчас подъехать к Тане домой, чтобы побеседовать со мной?

Испуганный тонкий голосок на другом конце провода заикаясь пробормотал:

— Хорошо, я буду у вас через пять минут…

И действительно, уже через несколько минут в дверь позвонили. Юля открыла дверь и увидела перед собой худенькую девушку в джинсах и черной маечке. Никакого грима, щечки бледные, а губы пухлые и почти белые… Огромные голубые глаза, растрепанные светлые волосы и маленький аккуратный носик, розоватый на кончике.

Они расположились в Таниной комнате.

— С ней что-нибудь случилось? — Варя смотрела куда-то мимо Юли, словно боялась прочесть в ее взгляде что-то такое, что навсегда поселит в ее душе тревогу, нет, ужас…

— Я пока не знаю… Скажите мне, пожалуйста, Варя, какая она, Таня Орешина… Ведь вы же ее самая близкая подруга…

— Таня? — Варя пожала плечами, сжала в нервном порыве маленькие кулачки. — Нормальная девчонка. С ней есть о чем поговорить. Она умная, начитанная, ответственная, даже слишком… Во всяком случае, если с ней договоришься куда-нибудь пойти, то можно уже не волноваться, что она не придет или опоздает… Такого еще ни разу не случалось… Если что-то обещала, значит, это все!

— У нее есть парень?

— Даже не знаю, как и сказать… Она встречалась с одним, но он оказался таким же, как и все, начал к ней приставать прямо в парке… понимаете, о чем я? А Таня не такая, она, конечно, не ханжа, она все понимает и воспитана не так… понимаете… если уж ложишься с парнем в постель, так чтоб непременно жениться… Но все равно… Она хотела, чтобы это с ней произошло по любви… — Варя подняла на Юлю свои уже полные голубой влаги глаза и смахнула предательски выкатившуюся на щеку слезинку. — Я почему вам об этом рассказываю… уж больно не понравился мне ее парень… К тому же он вовсе и не парень, а практически взрослый мужчина, хотя и красивый, ну просто очень красивый… Думаю, Таня и начала с ним встречаться только из-за этой красоты. Она вообще любит все красивое…

— Варя, можно я буду на «ты»?

— Конечно, о чем вы…

— Ты сказала, что тебе этот мужчина не понравился, хотя он, как ты только что сказала, был красивый… Я что-то не поняла…

— Он не понравился мне в смысле характера…

— А ты была с ним знакома, разговаривала с ним или судишь о нем со слов Тани?

— Вообще-то родители мне всегда внушали, что судить о человеке надо только по его поступкам. Поэтому трудно сказать, с Таниных ли слов или еще как, но я сужу по тому, как он себя вел по отношению к ней… и не только к ней…

— Ну например?

— Да вот взять хотя бы свидание. Еще ни разу не было, чтобы он не опоздал. Никогда не приходил с цветами, а когда они ходили в кафе, Таня платила за себя сама… Разве это не показатель? Ненавижу таких типов…

— А что Таня?

— Она расстраивалась, конечно, но все равно продолжала с ним встречаться…

— Между ними, стало быть, не было близких отношений? Это я поняла опять-таки из ваших слов… Он приставал, но Таня…

— Если честно, то не знаю. Она, во всяком случае, говорила мне, что у них ничего не было, потому что она еще не любит его…

— А он ее любит?

— Трудно сказать.

— Ты не знаешь, не было такого, чтобы она, скажем, не ночевала дома или вернулась очень поздно?

— Она не могла не ночевать дома. А если и не ночевала, то, значит, была у меня или у Светки Морозовой и от нас всегда звонила домой, маме…

— А у этого мужчины она дома не бывала?

— Кажется, они заходили к нему как-то раз вместе, но если вы хотите меня спросить, не знаю ли я, где он живет, то отвечу сразу — нет, не знаю… Я даже не знаю, как его зовут. Она называла его просто он. Но его имя можно запросто узнать у моей тетки. Дело в том, что Таня познакомилась с этим мужчиной на дне рождения моей тетки, куда он пришел со своей девушкой… Да-да, не удивляйтесь, он пришел к тете Вале со своей девушкой, а когда увидел Таню… Короче, он уже на следующий же день нашел ее телефон, позвонил ей вот сюда, домой, и назначил встречу… Вот такой это человек…

— А твоя тетя Валя знакома с этой девушкой?

— Конечно, раз пригласила ее к себе на день рождения.

— А мы не можем с ней сейчас связаться?

— В том-то и дело, что нет. Она уехала к родственникам в деревню. Но она должна приехать прямо на днях, и тогда, если это будет нужно, я поговорю с ней, все узнаю и вам перезвоню. Вас это устроит?

— Конечно, устроит.

И тут вдруг Варя, обхватив ладонями лицо, закачала головой:

— Господи… Какой ужас!..

— Ты о чем?

— Я сейчас так спокойно говорила о том, что перезвоню вам в течение нескольких дней, а ведь это о чем говорит? О чем?

Юля, конечно же, поняла, что Варя имела в виду: значит, в течение этих нескольких дней Тани не будет. Значит, она находится где-то в другом месте, откуда не может позвонить только по одной причине…

— Варечка, спасибо тебе за то, что ты пришла… Сейчас иди домой и постарайся успокоиться и ни о чем не думать… Вот тебе на всякий случай мои номера телефонов, звони, если что вспомнишь…

Варя с любопытством вертела в руках золотистую глянцевую визитку Земцовой.

— Вы из частного детективного агентства? Никогда бы не подумала… Я раньше думала, что там работают в основном мужчины, а вы молодая девушка… Вам не страшно?

— Страшно бывает, конечно…

Варя ушла, и Юля сразу же набрала номер Чайкина. Трубку долго не брали, наконец послышался долгожданный щелчок.

— Слушаю… — услышала она знакомый голос.

— Это Земцова. Ну как там Орешина? — Юля и сама-то разволновалась и затаила дыхание…

— Слушай, Земцова, ты, похоже, знакома со всеми моими клиентами… ты что, видишь на расстоянии? — Он был пьяный, причем основательно, и теперь, балагуря, отравлял цинизмом эфир. Так о его манере говорила Юля.

— Ты мне не ответил… Леша, ту девушку, что тебе привезли с Затона, опознали?

— Опознали. Они только что уехали… Орешины… Это хорошо, что ты мне сегодня привезла пожрать, не представляю, как бы я выпил столько без закуски… — И он икнул в трубку.

— Эта девушка… Таня Орешина?

— Она.

— Леша, что с ней случилось?

— Один удар — и ее нет…

— Удар куда?

— В голову, куда же еще… И еще, правда, несколько ударов по почкам, печени… Я не понимаю, кто это в нашем поганом городишке так гнусно развлекается…

— Ее не изнасиловали?

— Я ее еще не смотрел, но по первичным признакам никакого насилия над ней не совершали… Ее избили. Причем пару дней она пролежала на берегу, ее лицо в некоторых местах попортили раки, будь они неладны… Но в воде она не была. Ее бросили, видать, куда-то в ивовые заросли, ведь в Затоне много ив… Привезли на машине или еще на чем и бросили умирать…

…Она уже давно положила трубку, а в голове еще продолжал звучать голос Чайкина.

Надо было подготовиться к возвращению Орешиных. Поведение людей в подобных, страшных обстоятельствах предугадать бывает невозможно. Но теперь, когда Таню нашли, агентству будет поручено искать ее убийцу…

Когда послышался звук отпираемых замков, Юля вся напряглась, стоя в дверях Таниной комнаты и чувствуя, как подкашиваются ноги.

Первой показалась Галина Викторовна. Она уже не улыбалась, то есть губы ее уже не растягивала нервическая полуистеричная улыбочка. Лицо ее скорее выражало крайнюю степень апатии. Однако тон ее, с которым она обратилась к Юле, был более чем вежливым.

— Вы еще здесь? Извините, а мы про вас забыли, ведь правда, Володя?

Следом в квартиру вошел высокий пожилой мужчина с серым лицом и отсутствующим взглядом. Он, ничего не говоря, скрылся в одной из комнат.

— Ведь вас Юля зовут? — Орешина подошла к Юле и положила ей голову на плечо, как будто та была ей сестрой или подругой. — Танечку убили…

И тут она часто-часто задышала и, сотрясаясь всем телом, беззвучно зарыдала…

* * *

В машине Юля составила себе план действий:

1. Сделать снимки подарков от Веры Оленину — найти магазины, где вероятнее всего делались эти покупки;

2. Найти Лену и Веру, можно и Антона, который исполнял роль посыльного;

3. Найти девушек со слайдов;

4. Переписать даты записок Веры к Оленину и сопоставить их с рейсами на Москву: вычислить Веру. Судя по всему, она занимает неплохую должность и работа ее связана с частыми командировками;

5. Веревка в ванной Оленина — чья это шерсть? Отдать Наде;

6. Срочно связаться с Варей и съездить к «тете Вале», чтобы поговорить с ней о девушке, с которой приходил на день ее рождения мужчина, с которым встречалась Таня Орешина;

7. Информация от Саши (в магазинах 14 июля);

8. Сазонов — «пальчики»;

9. Чайкин — что ели перед смертью Оленин, Орешина…

Она захлопнула блокнот и положила его в сумку. Сидя в машине и глядя на прогуливающихся неторопливо по улицам нарядно одетых людей, она подумала, что ужасно завидует их безмятежности, их праздности, их неведению, которые заполняют их счастливую и спокойную жизнь. Они идут себе, глазея на витрины и покупая на каждом шагу мороженое или горячие булочки, не подозревая о том, что каждый день в городе происходят убийства… Они не сталкиваются каждый день с грязью и смертью, как бедолага Чайкин, постепенно спивающийся в своем морге… А Надя Щукина хандрит, потому что боится признаться даже себе в том, что мужчина, с которым она живет уже почти год, катится в пропасть и что вытащить его оттуда за белесые редкие вихры будет ой как трудно, если вообще возможно…

Ей в голову пришла совершенно дикая мысль. Иноземцев! У него связи в медицинском мире. Пусть он выступит посредником и получит свои проценты…

— Серж Иноземцев? — Она постаралась придать своему голосу неузнаваемый низкий тембр.

— Кто это? — отозвались на другом конце провода. — Люсь, это ты?

— Меня зовут Эсмеральда…

— Не понял.

— Иноземцев, послушай, это Земцова… Звоню тебе от своего знакомого ювелира…

— Что-нибудь не то? — Юля почти увидела перепуганное и растерянное круглое лицо Сережки и довольно хмыкнула.

— А ты как думал?

— Но ведь я же проверял… Бриллики настоящие, сапфиры тоже… Ты что, решила вернуть мне кольцо? Предупреждаю сразу — у меня денег уже нет, я расплатился с долгами…

«Скверная какая личность…»

— Послушай, я звоню тебе вовсе не из-за кольца… Ты бы мог мне найти человека, способного вылечить мужчину от алкоголизма, сохранив его имя в тайне? Я тебе заплачу, если будет результат. Понимаешь, у меня мало времени, но очень хочется помочь одному хорошему человеку… Объявлений-то тьма, все сулят всех вылечить от пьянства и табакокурения, но я никому не верю… Сережа, будь другом, найди мне волшебника…

— Земцова, тебя убить мало… так перепугать человека… Я уж и правда поверил, что какие-то проблемы с кольцом… Уф-ф… Считай, что ты такого человека уже нашла. Гарантия — пожизненная. Только это будет довольно дорого стоить.

— Ты особенно-то не зарывайся, все под небом ходим… Ты не боишься, что тебя, жаднюгу такого, кто-нибудь и когда-нибудь обидит и ты приползешь ко мне просить, чтобы я нашла твоего обидчика?.. Или вдруг ограбят? Или ранят? Или просто набьют морду? Ты понимаешь, о чем я? Я не советую тебе наживаться на моих гонорарах…

— Цена в пределах разумного… — смягчился Иноземцев, который, наверно, даже через провода и графитовый порошок телефонной трубки почувствовал запах денег.

— Вот и славно. Координаты, цену, фамилию и адрес…

— Как, разве ты забыла, как меня зовут и где я живу?

Она расхохоталась от души, забыв, что еще совсем недавно в слезах выходила из дома Орешиной.

— Тогда просто: сколько?

— Сто рублей. Новыми.

— Сто?

— Сеанс, разумеется.

— Так, понятно, а сколько сеансов?

— На клиента надо бы посмотреть…

Они договорились встретиться втроем: клиент, Юля и Иноземцев на следующий день, восемнадцатого июля, в восемь вечера в том же самом кафе, где встретились сегодня днем.

— Если я не смогу его привести — я позвоню и предупрежу…

Едва она отключила телефон, как к ней пробился озабоченный Крымов.

— Ты где, партизанка?

— На Беговой. Какие вопросы, Крымов? Соскучился? Как поживает твое насекомое?

— Так же, как и все твои животные…

— Ты мне не хами, говори по делу, а то уволюсь…

— Что с Орешиной?

— Ты еще ничего не знаешь?

— А что я, собственно, должен знать… Ты нашла ее?

— Ее нашли другие люди… в Затоне…

Крымов долго молчал, переваривая новость.

— Утонула?

— Ее избили, как и трех «синюшек»… Пара ударов — ей хватило…

— Что говорит ее мать? Ты виделась с ней после этого?

— Она хочет, разумеется, чтобы мы нашли убийцу…

— Значит, тебя можно поздравить?

— С чем?

— С тем, что удержала клиентку…

— Крымов, тебе никто не говорил, что ты мерзавец и негодяй?.. — Она чуть не задохнулась от ярости.

— Говорили — и прибавляли к этому, что у меня нет сердца и прочих органов… Зато у меня есть самый главный орган…

Юля отключила аппарат и попыталась завести машину. Крымов позвонил снова.

— Не отключай меня, а то хуже будет… распоясалась совсем… Ты куда едешь?

— А откуда ты знаешь, что я еду?

— Слышу, как ты дергаешь ручку передач… Слушай, я разговаривал с Сазоновым… Про Шонина — это правда?

— Я работаю в отличие от некоторых, которые стригут купоны.

— Скажи, это правда?

— Разумеется.

— А почему я узнаю об этом последний?

— Потому что слишком много времени уделяешь насекомым…

— Он для этого и приехал к нам? — ушел от ответа Крымов.

— Я ведь уже все тебе рассказывала… Он приехал, чтобы помянуть сестру, но после разговора со мной решил начать расследование и найти убийцу Инны…

— Он заплатил тебе?

— Разумеется.

— А почему же ты мне не отдала деньги?

— Не успела.

— Я готов тебя просто убить… Сколько?

— Его условия следующие: расследование веду я, и все расчеты он будет производить со мной. Иначе его не устроит.

— Сколько?

Она назвала сумму, вдвое меньше той, которую получила утром от Шонина.

— Продешевила. Могла бы взять и побольше. Но и это неплохие деньги. Сдашь под расписку Щукиной, а я ее предупрежу…

— А себе рубль, вернее, два рубля на мороженое можно взять?

— Возьмешь столько, сколько сочтешь нужным для работы, а потом отчитаешься… Жду тебя сегодня у себя в шесть. Шампанское уже в холодильнике, я заказал в ресторане цыплят в сухарях… Все, пока.

Стало тихо. Если не считать коротких гудков из телефона.

* * *

Два часа Земцова потратила на техническую и не очень творческую работу: съездила домой, взяла фотоаппарат, вернулась на квартиру Оленина, «распечатала» ее, сделала необходимые снимки записок Веры, ее писем, явных подарков, драгоценностей, прихватила слайды (и все это без ведома Сазонова), снова опечатала квартиру и привезла ключи от нее Сазонову.

— Что-то ты долго возилась там… Нарыла что-нибудь? — У Сазонова уже весело блестели глаза. Дело шло к вечеру, старший инспектор уголовного розыска решил немного расслабиться и выпить.

— Нарыла. Он встречался с некой Верой, женщиной явно старше себя… не могу это пока объяснить, сужу по ее письмам и тому отношению к Оленину, которое чувствуется во всем, начиная с тона этих самых записок и кончая дорогими подарками… Сейчас молодые девушки не умеют зарабатывать себе на жизнь реальной серьезной работой, какой, как мне представляется, занимается Вера… Она сильно любила Захара, заботилась о нем… Я вот тут сделала выписку дат с записок… Взгляните… — она протянула Сазонову листок из блокнота, где она записала: «15 июня, 28 июня — Москва. Вера». — Мне думается: если поднять регистрационные журналы, то по спискам пассажиров, вылетевших в эти дни рейсами до Москвы, нетрудно будет установить всех Вер… Вера — нынче не очень распространенное имя. К тому же, как мне кажется, эта женщина довольно часто летает в Москву… Вы поможете мне?

— Какая ты шустрая… Где ж мне столько людей взять…

— Поймите, найдем эту женщину, легче будет подобраться к убийце Оленина…

— А что, если это она и убила? Узнала, что у него куча баб, — да и зарубила на хрен…

Юля поспешила уйти. Разговаривать с человеком в таком состоянии не имело никакого смысла. Проспится, тогда она — через Крымова ли, напрямую ли — снова попросит у него нужную ей информацию.

Алкоголь — без него не решается ни одно дело… Во всяком случае, так говорят мужчины.

В агентство она приехала около шести. День прошел, оставив за собой черный шлейф трагедий…

— Помнишь, как-то я говорила тебе, что мне импонируют контрасты, — она вошла в приемную, где Щукина работала за компьютером, и плюхнулась в кресло, — всякое удовольствие, подруга, основывается на контрасте: ты воблу соленую ешь и запиваешь холодным пивом — утоляешь жажду, ты жаришься на пляже, а потом бросаешься в прохладную упругую воду, насыщая каждую пору влагой…

— А что, теперь разве не так? Теперь тебе после воблы хочется соленой селедки, а после жаркого пляжа тянет попариться в баньке? — улыбнулась Надя, поворачиваясь к ней всем корпусом на вертящемся стуле и пытаясь выдавить из себя улыбку. — У тебя что сегодня — трудный день?

— Ты попала в самую точку. Контраст убил меня. После отпуска оказаться в нашем мрачном городе, наводненном призраками мертвых избитых женщин… Как это все ужасно. И твой Чайкин… Мне его жаль, безумно жаль…

— Хочешь чего-нибудь? У меня есть одно шоколадное пирожное, специально для тебя купила, а еще холодная говядина из ресторана… Представляешь, Крымов повадился ходить в «Европу», в ресторан… Понравилось ему обедать там, видите ли… Он и мне принес оттуда вот это — говядину, фаршированную грибами… Делать ему нечего, честное слово…

— А что ты имеешь против ресторана? — спросила Юля, отказываясь принимать из ее рук блюдо с мясом. — Я тебе обещала приятный вечер, так? Обещала повести в одно чудесное место?

— Уж не хочешь ли ты сказать…

— Да-да, именно это я и собираюсь тебе не только сказать, но и предложить… Мы сегодня с тобой идем в ресторан. Я приглашаю. Ты не подумай, что я уж такая альтруистка или ненормальная, сорящая деньгами… Там все шикарно и дорого, но я преследую свои цели, и что плохого в том, что они немного совпадут и с твоими?

— Что-то я совсем запуталась… — Надя взъерошила свои рыжие пушистые волосы и с любопытством уставилась на Юлю. — Давай по порядку… Зачем тебе в ресторан? Хочешь напиться, а не с кем?

— Я расскажу тебе все в машине, поехали, запирай контору, тебе еще нужно переодеться… Я подожду тебя, а потом мы заедем ко мне, я тоже наряжусь…

Спустя полтора часа Юля и Надя входили в ресторан «Европа». В машине им поговорить так и не удалось, поэтому сразу после того, как их усадили за столик, Надя, раскрасневшаяся от волнения и от сознания того, что на ней ее новое, еще ни разу не надеванное вечернее платье, синее в блестках, была очень оживлена и засыпала Юлю вопросами. А Земцова, в полупрозрачном черном платье, открытом «до неприличия», как сказал бы Крымов, вела себя так, словно она и не слышала Надю. И лишь спустя несколько минут, привыкнув к атмосфере сверкающего огнями люстр, наполненного музыкой и ропотом приглушенных голосов ресторана, Юля словно очнулась и, тряхнув головой, ответила на первый и самый главный вопрос Щукиной:

— Мы здесь потому, что мне нравится во-он тот музыкант… Пианист, видишь? Дальше. Сегодня я приглашена к Крымову на ужин с шампанским и цыплятами в сухарях…

— Понятно, ты решила съесть этих цыплят еще тепленькими, прямо здесь?

— Совершенно верно. Но и это еще не все причины… У меня к тебе серьезный разговор…

— О Леше? — Лицо Нади моментально приняло серьезное и сразу погрустневшее выражение.

— И это не все… Взгляни… — Юля протянула Наде руку и показала сверкающее при свете хрустального бра кольцо с переливающимися радужным пламенем бриллиантами и синими сапфирами. — Вот, надела, чтобы все видели… Надоело, знаешь, искать радости жизни в постели с Крымовым… Я решила больше с ним не встречаться… Жаль, что он мой шеф, трудно строить после разрыва нормальные деловые отношения… Он постоянно задирается, мешает, путает мне все планы, нагло вторгается даже в мои мысли… Надо положить этому конец, ты не находишь?

— Да я тебе давно об этом говорила, но ты тогда, после истории с Ломовым, находилась в таком состоянии, что, если бы не Крымов, неизвестно, как бы ты все это перенесла… Он хоть и свинья порядочная…

— Ты не так выразилась — непорядочная…

— Ну, хорошо, свинья непорядочная, а все равно морально поддержал тебя…

— Ты не так выразилась: физически, а не морально. Он занимался моим телом, а свои мысли и душу я приводила в порядок сама, можешь мне поверить…

— Тебе видней… — согласилась Надя и замолчала, когда к ним подошел официант.

Юля сделала заказ и снова как завороженная посмотрела на играющего на рояле молодого человека.

— Надя, ты посмотри только, как он элегантен и изящен… И откуда он только взялся?

— Ты даешь мне задание? Могу узнать в течение суток, — усмехнулась не без иронии Щукина, привыкшая добывать для Юли служебную информацию.

— Не опошляй мои эстетические чувства… Ты видела, какие шикарные на нем очки? А какая шевелюра? Интересно, каким шампунем он моет свои волосы? Знаешь что, Щукина, были бы у меня деньги, много денег, я бы все вечера проводила здесь, в этом злачном и порочном месте, среди таких вот бездельников, и слушала бы, слушала, как он играет…

— Ты влюбилась?

— Ну, если можно влюбиться в красивую вещь, в картину, например, то считай, что влюбилась… Несомненно, мне бы хотелось его приобрести. В вечное пользование. Вот сейчас напьюсь и попрошу директора ресторана завернуть мне его, запаковать в непременно красивую коробку с шелковой бумагой, перевязать золотой тесьмой и отвезти домой…

— Прямо в постель?

— Послушай, кто тебя научил таким пошлостям?

— Крымов.

— Он что, снова начал приставать?

— Хуже, он каждый день говорит мне гадости относительно «моей связи (это его выражение) с местным патологоанатомом».

— Он вообще спит с каким-то насекомым… Извращенец.

Между тем пианист встал, промокнул лоб большим белым носовым платком и вышел.

— Его сейчас накормят, напоят… — прокомментировала Надя, — и ублажат по всем статьям… Ты только посмотри, какие вышколенные и длинноногие здесь официантки, и заметь, обслуживают они преимущественно мужчин, в то время как нам с тобой принес икру мальчик-официант… И тоже, кстати, недурственный…

Пианист вернулся, сел на свое место и только поднял руки над клавиатурой, как к нему подошла дама в черном платье с разрезом — даже издали Юля заметила полкило косметики на ее одутловатом испитом лице и блеск нахальных глаз — и, протянув ему бумажку, очевидно деньги, о чем-то попросила. Он кивнул.

— Послушай, он принимает заказы… — заволновалась Юля, чуть ли не вставая со своего места. — Как же это я раньше не догадалась?! Вот сейчас он будет играть для этой наштукатуренной, а потом к нему подойду я и попрошу сыграть что-нибудь из Гершвина…

Между тем музыкант, откинув каштановые, блестящие при свете ламп волосы назад, выпрямился на стуле и взял сначала несколько аккордов, словно настраивая публику на что-то определенное, грустное и медленное, после чего заиграл мелодию из «Крестного отца»…

— Идиот, не мог сыграть что-нибудь более интересное… — вырвалось у Юли, и она вдруг поймала себя на том, что уже выпила залпом целых два бокала шампанского. — Надя, прошу тебя, следи за мной, как бы я не натворила глупостей… Знаешь, со мной что-то происходит… Я каждый час совершаю эти самые глупости… Вот сегодня, например, купила у Сержа Иноземцева это кольцо, отдала ему кучу денег… Приняла у Олега Шонина деньги, тебе Крымов еще не говорил?..

— Сказал, чтобы я приняла у тебя…

— Примешь. Завтра. Если сегодня не умру от любви к этому мальчику… Так вот. Это еще не все. Я накормила твоего Чайкина, тем самым спровоцировав его на выпивку… — Она резко и довольно низко опустила голову и, подняв правой рукой волну своих светлых волос, обнажила шею: — Можешь меня убивать…

— Да брось ты… — Щукина подняла ее голову так, словно это был какой-то хрупкий предмет. — Ты же покормила его, а не напоила… Я звонила ему… Так о чем ты хотела со мной поговорить?

— О нем, о Чайкине… Давай мы его вылечим? Все расходы беру на себя. Мне все равно деньги не нужны… пока, во всяком случае, а вам это необходимо… Я знаю одного человека, который вылечит его, и твой Лешка даже запаха спиртного не будет переносить…

— Фу-ты, господи, а я-то думала, что у него какие-нибудь неприятности…

— Они будут, поверь мне, эти неприятности, если его не полечить… Этого не надо стыдиться. Ты можешь доверить его мне?

— Да пожалуйста… — Надя махнула рукой и как-то вяло зацепила вилкой кусочек рыбы. — Только мне не больно-то в это верится…

— Ты его, главное, подготовь, поговори с ним обстоятельно. Завтра в восемь вечера я уже назначила встречу.

— Уже завтра?

— А чего зря время тянуть? Тссс… — Юля вдруг сорвалась с места: Надя за разговором и не заметила, как закончилась музыка и молодой человек в черном фраке и белой рубашке, плотно облегающей его стройную шею, удерживающую на себе красивую, породистую голову, волнообразным движением опустил руки вниз и слегка потряс ими. Юля уже подходила к нему, и Надя увидела, как та волнуется, заказывая ему Гершвина. Какие-то деньги исчезли в кармане пианиста, а сам музыкант, слегка улыбнувшись, поклонился и снова взял несколько настраивающих аккордов.

Юля вернулась, глаза ее сияли. Нетвердой походкой обойдя столик, она склонилась к Наде и жарко зашептала ей на ухо:

— Он улыбнулся мне, ты видела? Нет, ты видела?

Он играл что-то быстрое, бесшабашное, легкое, ироничное, хохочущее, издевательски-насмешливое и одновременно грустное до боли, до слез, до смерти… После такой музыки уже ничего не хочется… Это как сладкий яд, после которого трудно оправиться…

— Что такое ты ему заказала?

— И сама не знаю… Я попросила его сыграть что-нибудь на его вкус, чтобы до мурашек, до дрожи во всем теле, чтобы… вместо вина… Думаю, что это Гленн Миллер, но переделанный на свой манер… и, как мне кажется, в миноре… Как в горьком горчичном соусе с… беленой или мухоморами…

— Да что с тобой? Успокойся… разве можно так нервничать из-за какого-то мальчишки?

— Я из-за насекомых…

Юля набросилась на еду, словно именно в этом сейчас заключалось ее избавление от наваждения. А наваждение оказалось третьим столиком справа, за которым сидела девушка с белым «конским» хвостом, перехваченным черной бархатной лентой. Она сидела на этом месте уже довольно долго, Наде не было видно ее спутника. Когда же она его увидела, ей стало ясно все.

— Смотри не сверни себе шею… — услышала Надя насмешливый голос Юли, поедающей с завидным аппетитом хрустящих цыплят.

— И давно он здесь?

— Подождал меня, видать, с полчасика, а потом позвонил своей бабочке или гусенице, уж не знаю, как он называет ее в постели, и привез сюда…

— А здесь ты… Ты действительно не знала, что он приедет сюда? Или ты специально привезла меня, чтобы быть не одной и увидеть собственными глазами соперницу?

— Говорю же тебе, он приглашал меня сегодня к себе на ужин в шесть… Мы с тобой, пока переодевались, пока красили губы и обливались духами, потеряли уйму времени…

— Ты хочешь сказать, что, когда мы с тобой пришли сюда, Крымов был уже здесь?

— Конечно…

— Значит, твоя нетвердая походка и трясущиеся руки — это не шампанское?

— Не знаю, может, меня от акульих плавников трясет?

От цыпленка осталась горка тонких сиреневых косточек. Юля достала из сумочки платок, привела в порядок свои губы, промокнув их и освежив темно-розовой помадой.

— Как бы я хотела быть мужчиной… — мечтательно проговорила она и запрокинула голову, словно над ними разверзся потолок и над рестораном засияли прохладные, серебряные на синем шелке ночного неба звезды…

— Я могу пригласить вас на танец?

Она вздрогнула и чуть не зажмурилась, увидев прямо рядом со своим лицом склоненное к ней лицо Крымова. От него пахло чем-то сладким, не то ванилью, не то корицей.

— Вы что-то сказали? — процедила она сквозь зубы и повернула голову в противоположную от него сторону.

— Я пригласил тебя на танец. Ты не против?

— В принципе, я поела, теперь у меня появились силы… — Она встала и, сама не зная, зачем она это делает, пошла за ним, да еще и взявшись за его руку. Ее тело, словно помимо воли его хозяйки, помня аромат и то наслаждение, которые исходили от этого мужчины, устремилось за своим старым властелином, отринув такие ставшие вдруг смешными и пустыми принципы.

Крымов танцевал с ней медленный танец, нежно поддерживая ее спину, и Юля, ощущая кожей сквозь тончайшую газовую ткань его прикосновения, испытывала самые противоречивые чувства. Она и любила и ненавидела этого мужчину одновременно. И теперь, находясь в его объятиях, сваливала все на силу инерции, против которой у нее, как оказалось, не хватило сил бороться… А в это время глаза искали черный силуэт пианиста. Она хотела слишком многого, слишком…

— Есть новости, — нарушил первым молчание Крымов, — тебе будет интересно…

Он не видел, как опустились уголки ее губ, а глаза увлажнились…

— Какие? — прошептала она, глотая невидимые слезы, душившие ее. Она умирала от ревности и не понимала, как в эту минуту можно говорить о делах.

— В квартире Оленина найдены любопытные следы… Там была женщина… вроде тебя…

— Что? — Она отстранилась от него и вцепилась острыми коготками в лацканы его пиджака. Глаза ее смотрели на него с ненавистью, однако мозг был готов воспринять абсолютно все, что бы он ей сейчас ни сказал. — Как это вроде меня?

— Ты же носишь шпильки? Такие туфельки на тоненьких каблучках?

— Конечно, а что?

— Следы таких вот изящных туфелек и обнаружили в квартире Оленина… Причем размер маленький, где-то тридцать четвертый… Золушка, короче…

— Ничего интересного… — Она хмыкнула и снова вывернула шею, чтобы убедиться в том, что ее пианист на месте, реально существует, а не результат ее расстроенной психики… — У него, как выразился твой пьяница Сазонов, «куча баб»… Вполне возможно, что у одной из них такая маленькая ножка… Надо просто проверить…

— А любопытно в этой истории то, что сегодня, приблизительно четыре часа тому назад, как раз тогда, когда я ждал тебя у себя дома, остужая шампанское и, наоборот, подогревая цыпленка, нашли труп еще одной молодой женщины… Ее зовут, вернее, звали Наташа, и работала она в теплице, за городом, в совхозе цветочно-декоративных культур, розы выращивала… Ее застрелили. В упор. Прямо на территории теплицы. Труп нашли между розовыми кустами…

— Послушай, зачем ты мне все это рассказываешь? У меня и так полно дел, с этими бы управиться… Или ты хочешь сказать, что тебе позвонил ее муж и выложил десять тысяч баксов?..

— Нет, никто мне не звонил и ничего не предлагал… разве что Корнилов, небезызвестный тебе Виктор Львович, старший следователь прокуратуры…

–…Короче! — не выдержала Юля. Танец кончился, а они стояли, как и многие другие парочки, в ожидании следующей мелодии.

— Там земля влажная… Следы все — как на ладошке. Так вот, рядом с телом Наташи эксперты обнаружили точно такие же следы женских туфель на шпильке. И размер тот же. Все совпадает. А теперь… спокойной ночи…