Наваждение Монгола

Анна Гур, 2022

– Первая брачная ночь по праву моя! – У меня свадьба… Что вы себе позволяете?! Я ничего вам не должна! Прищуривается, восточные глаза незнакомого мужчины наполняются дикостью. – Не ты. Твой жених задолжал мне жизнь. Теперь Айдаров ответит за все. – Кто вы?! – наконец, выдавливаю из себя. – Монгол, – он проводит грубым пальцем по моим губам. – Ты не вернешься в дом отца, запомни. По традиции моего народа невеста должна быть девочкой. Вот сейчас и проверим. Снимай платье.

Глава 7

— Дорогая побрякушка, — голос Монгола спокойный, но кажется, что в глазах красные точки зажигаются. Там ненависть живет. Я ее чувствую каждой клеточкой. Это чувство сейчас рикошетом направлено на меня.

— Ты действительно многое значишь для Айдарова, — раздвигает губы в улыбке, — это открытие радует. Думаю, его особенно обрадует мой ответный подарочек…

— Что ты имеешь в виду?

— Раз шакал так уповал на традиции, то я ему сделаю оглушительный презент.

— Я тебя не понимаю!

Каменеет, словно увеличивается в пространстве, заставляет кожей ощутить свою ярость.

— Тебе не нужно ничего понимать. Твоя роль на этот вечер одна.

Поднимает руку и касается моей щеки, проводит мягко, пальцами зарывается в волосы и заставляет приподняться на цыпочки.

— Твой жених получит страшное оскорбление, а затем последует новый удар. Каждый последующий будет сокрушительнее предыдущего, но вначале я заставлю его прочувствовать, каково это, когда у тебя отнимают то, что ты считаешь своим.

Улыбается. Глаза у него начинают чернеть стремительно, а само прикосновение становится болезненным, токсичным, у меня слезы на глазах наворачиваются.

— Я не вещь и не переходящий из рук в руки трофей!

— Ты его собственность и ожерелье на твоей шее говорит мне именно об этом. Айдаров, видимо, свихнулся на старости лет и воспылал страстью к невестушке. Это чудо, Ярослава. Ты для моей цели просто идеальна…

Опять ласка по скуле, а затем большой палец очерчивает линию моих губ. И у меня мурашки бегут, ведь его жестокие слова разнятся с нежностью прикосновения.

— Невеста заклятого врага. В моих руках.

Опускает ладонь на мою талию, заставляет сделать шаг, чтобы буквально утонуть в его ауре, энергетике, мощи.

Запрокидываю голову, чтобы смотреть в лицо своего палача.

— Я тебя понимаю. Ты считаешь меня инструментом для того, чтобы сделать больно врагу, но ведь я живой человек… Это несправедливо…

Вздрагивает от моих слов. Взгляд становится опасным.

— Ты для меня всего лишь его невеста.

И говорит это таким тоном, словно сам себя убеждает, что я и не человек вовсе.

— Так чего ты тогда ждешь?! — рявкаю зло. — Приступай к своей каре. Вот она я стою перед тобой. На какое страдание ты обречешь невиновного, чтобы Айдарову стало мифически больно?!

— Ты не понимаешь.

— О, я понимаю, более чем. Хочешь взять то, что должно было принадлежать моему мужу, чтобы оскорбить?! Только знаешь что?! Ты ошибаешься! Я ничего не значу для своего жениха! Всего лишь прихоть.

Опять смеется, и этот глубокий смех отзывается во мне трепетом и осознанием, что я ничто перед этим мужчиной.

— Глупышка. Наивная.

— Не настолько, чтобы не понять очевидного.

Прищуривается, ему явно неприятно то, что я ему говорю.

— Я не воюю с женщинами, а тебе будет приятно участвовать в моей вендетте.

Опять притягивает к себе уже двумя руками и смотрит в мои глаза. Ведет пальцами по оголенной части плеч, вызывает дрожь, припорошенную гневом.

— Ты ничем его не лучше. И я ненавижу тебя ровно так же!

Повторяю, как мантру, дергаюсь, чтобы отстраниться, чтобы не чувствовать этот дьявольский магнетизм. Я сейчас должна бояться этого мужчину, но то, что я испытываю, кажется невероятным.

— Интересно ты меня сейчас “ненавидишь”, дрожишь совсем не от страха и в глазах блеск вожделения.

Наклоняется и ведет носом по моему лбу, словно принюхиваясь, а я понимаю, что ладонями упираюсь в его торс, проработанный и сильный настолько, что кончики пальцев покалывает от остроты близости.

От злобы на себя за такую реакцию кусаю губы и слезы начинают течь ручьем.

— Колье на твоей шее дань старым поверьям. Подарок перед свадьбой несет достаток в семью, а золото символизирует плодородие. Айдаров хочет от тебя детей, Ярослава. Ты значишь для Мурата куда больше, чем думаешь…

Смех сквозь слезы накрывает стремительно.

— Я пыталась снять эту удавку, но это невозможно!

Сводит широкие брови на переносице, хмурится.

— На мне не колье, а ошейник, Монгол!

— Что ты говоришь такое?!

— То, что как я ни пыталась снять с себя эту фиговину, она не поддается!

— Не может этого быть.

— Мой жених меня не спрашивал, когда надевал свой подарок на шею, как и ты не видишь, что я ни в чем не виновата! И ты сейчас действуешь так же! Не даешь выбора, продавливаешь свое.

Всхлипываю, когда стирает мои слезы, но внутри меня уже поднялось цунами, дикая буря и желание воевать до последнего. Пусть я заведомо слаба, но я буду отстаивать себя до последнего!

Толкаю мужчину изо всех сил, бью наотмашь, пожалуй, мне удается задеть варвара только из-за того, что он не ожидал подобной истерики.

— Знаешь что, Монгол?! Я тебе не дамся! Айдаров имел на меня рычаги давления, он мог заставить меня быть покорной, а ты нет! Поэтому мой ответ будет единственным для тебя — никогда ты не получишь меня! Ошейник на мою шею надел другой и покорности от меня ждать не стоит! Лучше Айдаров, чем ты! Он-то хоть не претендует на звание героя, спасшего невинную деву в беде. Мурат изначально показал, какой именно он беспринципный человек, без прикрас, и в этом он честнее тебя!

Замолкаю, ужасаясь тому, что выпалила, ведомая чувствами. Леденею, когда замечаю, как лицо Монгола бледнеет, чудится, что капилляры в глазах лопаются. Вот именно сейчас я понимаю, что перешла тонкую грань дозволенного. До этих слов Монгол просто играл со мной, приценивался, может, но сейчас его черты заостряются, губы сжимаются в тонкую линию.

И я понимаю, что мужчина в бешенстве…

Разворачивается резко, тащит меня вглубь комнаты, одной рукой откидывает покрывало, оголяя белоснежную простынь, наклоняет ко мне голову и произносит с рыком раненого зверя:

— Говоришь, женишок твой лучше меня?!

Закрываю глаза и выдыхаю с шумом:

— Я не отдамся тебе. Делай что хочешь, но не говори, что ты не такой, как он. Мой жених загнал в угол мою семью, а перед свадьбой повесил ошейник на мою шею. Да, золотой и ценный — сути это не меняет. Айдаров зверь, но он не надевает личин. Он делает то, что от него ожидают, не претендует на иную роль, а ты говоришь мне о мести через постель. Так кто же из вас двоих больший зверь?!

— Глаза открой, Алаайя.

Отворачиваюсь, но он ловит меня за подбородок, заставляет столкнуться с янтарным взглядом.

Не понимаю, почему Монгол даже сейчас для меня безумно привлекателен. Вот именно такой злой, с полыхающим взглядом, от которого живот сводит судорогой. Он может причинить мне боль, способен уничтожить, разбить вдребезги все, что есть во мне, но все же его рука не причиняет вреда, он просто держит меня. Медлит.

Опять касается мозолистыми пальцами моей поцарапанной щеки.

— Ты… это наваждение… помутнение…

Проговаривает хриплым голосом, рассматривает.

— Не бывает такого. Не могло произойти…

Рубленые фразы и он наклоняет ко мне голову, упирается пылающим лбом в мои волосы.

— У жизни больное чувство юмора, извращенное…

Отстраняется и на дне глаз на толику секунды я читаю еще одну эмоцию, спрятанную, загнанную в самую глубину, но она там есть и это чувство очень сильно напоминает боль…

— Все равно у тебя нет шансов.

Не успеваю даже вскрикнуть, когда мои губы берут в плен, запечатывая пламенным поцелуем, голодным, выбивающим дыхание и кружащим голову. У него губы жадные, напористые и поцелуй становится тяжелым, страстным, окрыляющим и убивающим одновременно.

То, что происходит — это неправильно, так не должно быть, но в моей груди только трепет и теплые волны, как если бы меня целовал любимый…

Последняя мысль опять заставляет вернуться в реальность, и я кусаю Монгола, мужчина отстраняется от меня. У него глаза подернуты дымкой сладострастия, широкие веки чуть прикрыты, я свое отражение в его расширенных зрачках вижу.

— Не шути с огнем, Алаайа, не разжигай и не отталкивай.

Голос низкий, заставляющий пальчики на ногах поджиматься.

В шоке обнаруживаю, что моя ладонь лежит на его лице, и бородка чуть щекочет. Оторваться не могу от красивого жестокого лица. Рассматриваю высокие резкие скулы, прямой нос, опускаю взгляд к умелым полным губам и опять смотрю в глаза палача, которые меня прожигают.

Кончики пальцев сами начинают вести линию по щеке к виску, где чернеет страшный орнамент. На ощупь ощущается так, словно татуировка холоднее. Сумасшествие. Не может такого быть, но тем не менее. Этот символ колет пальцы, как если бы я дотронулась до льда.

Голову кружит аромат шафрана и восточных специй, который примешивается к тягучему мускусному аромату мужчины.

— Я всего лишь пытаюсь достучаться…

— Попытка удалась. Вместо действий лясы точим.

Жестокий он. Застываю в безвременье, вот так смотрю в глаза незнакомца, пока одна рука лежит на его щеке, в вторая сжимает полотенце.

Понимаю, что из меня фиговый переговорщик. Мужчина непоколебим. От осознания своего фиаско сердце сжимается. Глупо было надеяться, что палач, пришедший исполнять свой приговор, помилует меня…

В глазах рождаются слезы, и я говорю без раздумья все, что думаю, четко понимая, что вряд ли может быть еще хуже:

— Не прощу… Я тебе этого никогда не прощу. Ты невиновного заставляешь стать орудием мести. Я надеюсь, что у тебя нет сестры или любимой, с которой однажды кто-то поступит ровно так же, чтобы отомстить тебе…

Почему я говорю эту фразу, а сама подаюсь вперед и накрываю губы Монгола робким поцелуем — не знаю. Действую на инстинктах, на противоречии, но варвар не отвечает на поцелуй. Отстраняюсь и смотрю на него, а у самой сердце застывает, пропускает удары, рваные, болезненные.

Монгол смотрит на меня молча, полыхающим взглядом, скользит по моим чертам, рассматривает ровно так же, как и я его, но затем опускает взгляд к ожерелью.

Прищуривается. Высокий, мощный, атлетически сложенный. Со стальными канатами мышц. Одно его решение, приговор, который вынесет, и я сорвусь вниз, разломаюсь на тысячи осколков и больше никогда не буду прежней.

А еще в вдогонку летит идиотская мысль, что возненавижу этого мужчину, больше не смогу испытывать те чувства, которые начинают зарождаться во мне.

— Хорошо, Алаайа…

Тянет ко мне руку, а я застываю, затихаю, просто смотрю во все глаза в лицо мужчины с надеждой, той самой последней толикой, которая не желает умирать, которая верит в лучшее, но Монгол лишь ведет пальцами по моему плечу к ключицам, пока у меня по телу рассыпаются искорки.

— Будь по-твоему, Ярослава… — проговаривает совсем глухо и я жмурюсь, не хочу видеть ничего больше, кажется, что где-то вдали слышно, как подобно стеклу бьются все мои надежды, все мечты.

Слеза скатывается по щеке из-под прикрытых век, делаю последний вдох, прежде чем меня погребет под тягучим саваном бушующего океана. Дышать становится трудно, я задыхаюсь, как если бы действительно тонула и шла на дно к черным беспросветным глубинам с привязанным к шее булыжником.

— Алаайа…

Короткий выдох совсем близко и сильные руки будто смыкаются на моей шее.

Ну вот и все. Проскальзывает в голове мысль, и я замираю, ожидаю всего, что только можно, но совсем не того, что происходит далее…

Мужские пальцы ощупывают несуществующую застежку, которую невозможно открыть, затем проскальзывают под колье, обхватывают его с двух сторон, отдаляя украшение от моей кожи.

Чувствую, как костяшки мужских кулаков царапают кожу, а затем удавка на моей шее натягивается.

Распахиваю глаза, прикладываю ладонь к ключицам, но там, где секундой ранее тяжким бременем ощущалось колье, сейчас пустота.

Смотрю в шоке на Монгола и вижу в его руках два золотых куска, зажатых в широких ладонях.

Он снял ошейник…

Он освободил меня…

Конец ознакомительного фрагмента.