Его Уязвимость

Анна Гур

Глава 9

У слова “Stop” на английском значений много, но я понимаю это именно как приказ и замираю на месте.

Переводчик закрывает дверь кабинета с тихим стуком, оставляя меня один на один с опасным магнатом.

Поворачиваюсь. Как на замедленной кинопленке, все растянуто и когда опять сталкиваюсь взглядом с Димитрием, мне хочется развернуться и вылететь из этого кабинета пулей вслед за остальными сотрудниками.

Кац смотрит оценивающе как-то. Ничего хорошего человек с подобным взглядом принести в размеренную жизнь маленького городка не может.

— Итак, мисс Елецкая, — обращается ко мне строго, — я так понимаю, вы единственный человек на предприятии, владеющий английским на весьма сносном уровне, — приподнимает бровь, явно недовольный сложившейся ситуацией.

У меня от его выпада и завуалированного упрека чуть челюсть не отвисает. Он нас здесь, видно, всех низшим сортом считает, а меня “выделил”, что ли?

Только благодарности за это не испытываю.

Неужели магнат решил, что я подхожу на должность референта?!

Мне самой очевидно, что нет. Не тот характер, не тот уровень. Не хочу быть его помощницей.

Я не справлюсь. У меня нет ни опыта работы в руководящем звене, а также не думаю, что остальные референты примут меня на ура, учитывая, что я подвинула явных фаворитов.

Взгляд Романовой я еще долго помнить буду, когда она прошла мимо меня. С таким лицом подписывают приказ на казнь.

Мозг выдает здравые мысли, логичные, но на сердце все заворачивается вихрем, особенно сейчас, когда на меня так внимательно смотрит красивый пепельный блондин с более темными бровями и ресницами.

И мне почему-то оторваться от него невозможно, словно кровью прорастаю, моргнуть не могу.

В ушах гул, ноги ватные.

Не успеваю обмозговать ситуацию, как магнат встает и я вижу стремительно приближающегося ко мне биг босса.

Стальной взгляд экранирует.

Что у него на уме?

Мне становится совсем не по себе. Мощный высоченный брутал со славянскими чертами и европейским лоском останавливается в шаге от меня.

Смотрит с высоты своего немалого роста. Я рядом с ним кажусь букашкой, кнопкой, которая на добрую голову меньше этой двухметровой махины.

— Интересно, — бросает вскользь.

Застывает изваянием так близко, что я запрокидываю голову, чтобы не смотреть ему в солнечное сплетение, а иметь возможность встретить холодный взгляд.

Не понимаю происходящего.

Просто не могу понять интереса, который вспышкой проскальзывает в его зрачках, как змея: белоснежная, холодная, с острыми клыками, она приглядывается ко мне из изумрудной бездны, оголив клыки, но не нападает, не жалит, оставаясь безучастной к происходящему…

Он сам кажется этой змеей — холодный, отстраненный, но в нужный момент опасный и беспощадный.

Красавец окидывает меня медленным взглядом, как-то плотоядно, что ли.

Аромат его изысканного парфюма забивается в ноздри и кружит голову, тело реагирует на нереальную близость.

Понимаю, что мужчина придвинулся ко мне вплотную, нарушая все границы личного пространства, но я не могу и шагу в сторону сделать.

— Катрин… — необычное произношение моего имени режет слух. Он словно окончание тянет, пробует и окатывает меня чем-то темным, голодным.

Ловлю себя на том, что прислушиваюсь с жадностью к его тембру голоса, к произношению. И меня цепляет, как неожиданно чувственно звучит мое имя на его губах, не Катерина, не Кэтрин, а именно КатрИн…

Приближает свое лицо ко мне и обдает невообразимым ароматом мужчины, что-то острое с приятной ноткой луговых трав, горькое, как полынь. Так и тянет втянуть сильнее в себя этот крышесносный аромат, но я замираю, задыхаюсь, сделав первый глоток отравленного им воздуха…

— Д-да, — отвечаю, проявив верх красноречия.

Опять ухмыляется и рассматривает меня.

— Ты ведь хорошая девочка, Катрин, правильная и послушная?

Что-то темное, хищное, голодное в этих словах цепляет и прошибает током. Становится до жути непривычно. Хочется проверить, нормально ли на мне сидит платье и не забыла ли я чего поправить…

Хотя мои нервы заставляли меня поправлять одежду чуть ли не каждую секунду, пока я шла сюда. Поэтому сейчас я стискиваю пальцы и поднимаю подбородок.

— Я хорошо учусь, мистер Кац, если вы об этом.

Моя растерянность его веселит, во всяком случае, он усмехается самым краешком губ, едва уловимо и на мгновение становится безумно обаятельным наглым красавцем, прекрасно знающим, как именно действует на женщин.

И что самое ужасное, ему плевать. Явный потребитель.

Смущаюсь от того, что Димитрий слишком близко, давит своей мощью, силой и мужественностью, а я едва дышу.

Короткая пауза и вопрос:

— Если я об этом… а если нет? — приподнимает бровь немного иронично.

— Тогда я вас не понимаю.

Не отвечает, продавливает хищным взглядом, в котором молнии сверкают, заворачиваясь вихрями…

Несмотря на слои одежды, чувствую, что я стою перед ним голая и… уязвимая.

Хочется сложить руки на груди, защититься, но я борюсь с этим бездумным порывом. Меня окутывает ледяным саваном его странного поведения.

Холод Димитрия не ощущается в эту секунду инородным, давящим, он не отталкивает, наоборот, тянет сделать еще полшажочка и утонуть в мощной энергетике мужчины.

Да, холодной, чужой, но в эту секунду совсем не враждебной.

То, что со мной происходит — это крайне ненормально.

И его взгляд… То, как он смотрит. Словно сжирает меня, обгладывает кости. Страшно агрессивный в своей мужской самости.

— К чему такие вопросы?

С трудом сглатываю пересохшим горлом слюну, когда его лицо еще на миллиметры приближается и Кац заглядывает в мои явно шокированные глаза, тянет носом воздух, который судорожно вырывается из моих губ.

— Ты дрожишь…

— Что?

Шелест срывается с губ, а Димитрий смотрит на меня чуть склонив голову к плечу, словно изучая, рассматривая, и чувствую на чисто интуитивном уровне — то, что он видит, вызывает его одобрение.

— Неожиданный сюрприз…

Проговаривает, безотрывно глядя мне в глаза, словно самому себе. На долю секунды кажется, что он меня сейчас снесет, опрокинет навзничь и растерзает.

Я читаю это в его взгляде, в том, как сжимаются челюсти. В нем есть сила. Физическая и ментальная. Мое тело отвечает на призыв, который чувствую.

Спустя мучительно долгие секунды, когда магната становится слишком много, я просто не выдерживаю натиска и, наконец, делаю шаг в сторону. Обхватываю себя руками, закрываюсь.

Кац меняется, отпускает меня, выпрямляется и проходит мимо. Забирает с переговорного стола еще одну толстенную папку, возвращается на свое место.

У меня от него мороз по коже. От этих глубоких, но стеклянных глаз.

Опять передо мной собранный бизнесмен, не имеющий ничего общего с мужчиной, который секундой ранее на мгновение застыл в миллиметрах от моего лица, окутав своей обжигающей харизмой.

— Специфику завода хорошо знаешь? — по-деловому интересуется.

— Я уже несколько лет работаю здесь. С терминологией знакома, но не могу считать себя профессионалом.

Не собираюсь прыгать выше головы, что-то мне подсказывает, что с этим человеком сработаться будет весьма трудно, а усложнять и без того нелегкую жизнь не собираюсь.

— Присядь, Катрин.

Указывает на кресло перед своим столом и разворачивает в мою сторону талмуд.

— Переведи мне, что написано.

Забираю документы и сажусь напротив большого босса. Утыкаюсь в текст. Настраиваюсь. Глаза читают на родном языке, а губы произносят английские слова. Я долго разрабатывала этот навык, стремясь к совершенству:

– За последний отчетный период проблемы обнаружены на всех стадиях организации работы предприятия. Имеются серьезные проблемы в сфере безопасности, как на доменных цехах воздуходувки, так и на конверторном сталелитейном производстве…

— Достаточно.

Отрываю взгляд от текста и замечаю, как мужчина, слегка наклонив голову, буравит меня взглядом.

— Откуда такое произношение? Такие знания у девочки из провинции? — уголки его губ приподнимаются, но глаза остаются холодными, смотрит так, словно я на допросе.

Интуитивно чувствую, что лучше говорить правду, максимально искренне, но в рамках, поэтому отвечаю как есть.

— Всегда любила смотреть старые фильмы в оригинале. А там у актеров дикция на уровень выше, чем сейчас.

— И какой именно ретро-фильм понравился больше всего?

— Их много…

Прищуривается недобро как-то.

— Название фильма. Быстро.

Он что, проверяет, правду ли говорю?!

— “Унесенные ветром”, господин Кац. Я обожаю этот роман Маргарет Митчелл. Считаю фильм с Вивьен Ли и Кларком Гейблом в главных ролях лучшей из всех возможных экранизаций. Так же я без ума от книги “Грозовой перевал” Эмили Бронте, и я думаю, что последняя не менее талантлива, чем ее сестра Шарлотта, у которой я зачитывалась романом “Джейн Эйр”, и экранизация с Тимати Далтоном мне понравилась больше всего.

Я удовлетворила ваш интерес?

Последнюю фразу проговариваю с вызовом, глядя прямо в глаза магната.

Немного откидывается в кресле, продолжает на меня смотреть, словно змея кольцами опутывает.

Красивый. Грациозный. Гад. Я не могу отвести взгляда от Димитрия, как загипнотизированная.

Губы кривит в подобии улыбки, а смотрит так, что у меня все внутри дрожит.

— Маленькая бунтарка. Не перегибай и не раззадоривай, бросая мне вызов, тебе не понравится то, каким я могу быть.

— Я всего лишь ответила на вопрос… — отвечаю робко, теряя весь боевой запал.

— Нет, малышка, ты попыталась поставить меня в рамки, а я этого не люблю. Очень не люблю.

Кац замолкает, рассматривает странно и с каждой секундой все во мне начинает пульсировать истомой, чувства взбунтовались, привычное спокойствие исчезает под тяжелым взглядом нового босса.

— Любишь читать, значит. Смотришь старые фильмы. Такая хорошая, правильная девочка…

Все, что происходит, его забавляет. Хотя глаза у него зеркальные, слишком спокойные.

Это взгляд человека, привыкшего подчинять и держать все на контроле.

Ничего не предвещает моего личного апокалипсиса, но когда Димитрий задает очередной вопрос, у меня земля из-под ног уходит, кажется, что я лечу в самую темную и страшную пропасть…

— Почему же такая правильная девочка смухлевала? Как так получилось, что ты работаешь на предприятии без диплома?

Он знает!

Черт!

Как он узнал?!

Душа в пятки уходит.

Чувствую, как капельки пота катятся по спине, а в глаза словно песок швыряют.

— У меня нет диплома, потому что я еще не окончила университет…

Отвечаю совсем тихо, опускаю взгляд в пол. Видимо, новое начальство действительно всех начнет увольнять.

Начав с меня…

— Как отдел кадров пропустил такое нарушение?!

В глазах магната я, наверное, жесткая нарушительница устава…

Но…

Иногда бывает так, что у тебя не остается выбора. Федьку от детдома спасать нужно было, и мамина подруга помогла дать взятку кому нужно, чтобы взяли меня на вакантное место с необходимым окладом. Только так смогла брата вырвать из цепких лап работников опеки.

На мгновение прикрываю глаза, чудится, что я замираю на склоне, подо мной беснуется океан — дикий, необузданный, ветер волосы треплет, бросает мне в лицо, а я стою у края бездны, сделав последний глоток воздуха, прежде чем сигануть в холодную темно-зеленую гладь, такую же изумрудную, как и глаза, что цепко следят за мной.

Что мне сказать этому расчетливому мужчине, который с лету находит нестыковки в документах?! Врать? Юлить?

— Я жду ответа, мисс Елецкая.

Судорожно выдохнув и открыв глаза, решаю сказать правду. Что-то внутри предупреждает, что Димитрию лучше не лгать. Во мне будто непреодолимая тяга к правдивости просыпается, и я отвечаю как есть:

— Меня взяли на вакантное место в бухгалтерию, когда сотрудница ушла в декрет. Тогда мне очень была нужна справка о трудоустройстве с определенной ставкой… Другого выбора у меня не было. Пришлось дать взятку. Только так.

На миг в его взгляде что-то проскальзывает — жадное, пронзительное и придавливающее, заставляющее щеки запылать, когда мужчина фыркает:

— Бухгалтером работает переводчик. Теперь понимаю, почему предприятие терпит такие убытки.

Руки дрожать начинают. Я не могу потерять работу! Федька несовершеннолетний!

Паника накатывает резко, вцепляюсь пальцами в подол платья и не замечаю, как сминаю коричневую грубую материю, слегка обнажая колени.

На несколько коротких секунд взгляд Каца опускается, и я понимаю, что творю, резко одергиваю подол.

Только поздно. Что-то в его глазах проскальзывает порочное, радужки цвет меняют. Темнеют, напоминая глухой оттенок малахита.

Сглатываю.

— Дала взятку, значит. А по виду такая праведная малышка.

— Я честно работаю, господин Кац, не за красивые глаза держат. У меня были обстоятельства, которые заставили пойти на подобный шаг и это не самое большое преступление.

— Ты сейчас оправдываешься.

— Нет. Я всего лишь говорю, что ради спасения дорогого и близкого человека иногда можно и душу дьяволу продать, не то, что окольными путями устроиться на завод бухгалтером.

Ухмылка искажает губы.

— Ты даже не знаешь, что такое продаться дьяволу, крошка. Пока не знаешь…

Возвращаю взгляд к Димитрию, рассматриваю черты, кровь стынет под змеиным взглядом.

Не могу сказать, что его лицо хоть как-то изменилось. В принципе, передо мной восседает безумно красивый холодный блондин в идеальном костюме, до хруста белоснежной рубашке с галстуком, который привлекает внимание к массивной шее с четко обрисованным кадыком.

Идеальное попадание в образ бизнесмена, а я почему-то этого мужчину совсем другим чувствую, за лоском цивильности кто-то другой скрывается и сейчас присматривается ко мне. Решает, что со мной делать.

На кон поставлена моя судьба.

Мысли, как в разворошенном муравейнике, перескакивают с одного на другое.

Диплома нет, другой работы с окладом, позволяющим оставить на моем попечительстве несовершеннолетнего, я не найду.

Деньги нужны. В нашем городке все на заводе да вокруг него работают. От этого вся моя жизнь зависит! Мне бы еще немного протянуть, а дальше Федька школу закончит, совершеннолетним станет, проблемы этой не будет.

Кац молчит, а я ломаюсь под пыткой его равнодушного взгляда.

Меня корежит. Этот мужчина намеренно вводит меня в состояние, близкое к аффекту. Руки трясутся, я понимаю, что это конец.

Димитрий меня не пожалеет. Вряд ли ему вообще знакомо это чувство.

В его глазах разве что легкий огонек интереса.

Так же можно смотреть на муху перед тем, как оборвать ей крылья.

Сглатываю вязку слюну, прогибаюсь под тяжестью своего положения и обреченно выдаю всю правду:

— От этой работы моя жизнь зависит. Это не просто слова. Не увольняйте меня, пожалуйста, господин Кац.

Мой голос звенит от напряжения, дрожит, а перед глазами все размывается от непролитых слез, последнее признание — едва различимый шелест:

— Мне нельзя не работать… брата отберут…