Его Уязвимость

Анна Гур

Глава 3

— Елецкая, ты на ту блонди глянь, — опять Лена заставляет отбросить мысли и сфокусировать взгляд на высокой статной журналистке. Яркая женщина профессионально улыбается на камеру и выговаривает текст.

— Красивая.

— Та ладно, небось вся деланая-переделанная.

Пожимаю плечами. Все равно красивая, если даже и скальпель хирурга откорректировал изъяны. Журналистка выглядит очень органично на своих высоченных шпильках с алой подошвой.

Взгляд на ней не задерживаю, рассматриваю организаторов, снующих по залу туда-сюда. Напряжение буквально пропитывает воздух, и оно даже чувствуется в застывших позах наших управленцев, сидящих на первых рядах.

Я затылки вижу, но уже представляю, какое важное выражение сейчас на этих упитанных лицах.

Там рядом с шишками и Авдеев расселся, только, в отличие от остальных, Андрей, наоборот, развалился на своем месте и, повернув голову вбок, сверкая странной ухмылкой, переговаривается о чем-то с одним из гендиректоров.

Быстро отвожу свой взгляд, не хватало, чтобы он еще засек, как я глазею на него.

Когда что-то меняется в энергетике пространства, я чувствую сразу. Внезапно зал, наполненный шушукающимися и обсуждающими событие людьми, резко замирает. Замолкает. Погружается в вязкий вакуум.

Как по щелчку все вытягиваются в струнку, когда на сцене в сопровождении мельтешащей делегации из знакомых и незнакомых лиц появляется мужчина…

Сразу притягивает к себе взгляды. Заставляет выделить его среди всех.

Не ожидала, что даже с такого расстояния меня сшибет его харизмой, некой властностью, волнами исходящей от него.

Четкие движения. Резкие шаги к микрофону. Ледяной взгляд направлен в зал. Он его адресует всем и никому в целом.

Как и рассказывали девчонки, биг босс возвышается над всеми, как огромная скала. Широкие плечи обтянуты безукоризненным пиджаком, белизна рубашки буквально слепит, а черный галстук повязан виндзорским узлом.

В свое время я пыталась научиться завязывать такой по роликам в Интернете, чтобы помочь брату. Тогда у Феди ни на что времени не было, он день и ночь штудировал материал и готовился ехать в Москву на Олимпиаду по информатике. Многое он связывал с этой поездкой, надеялся…

Но его очень сильно подкосили, попросту срезали. В Москву он не поехал и все с того дня пошло наперекосяк…

— Вы видите то же, что и я, да? — шепчет ошарашенная Зина.

— Не знаю, что ты там видишь, но я вижу офигенного мужика.

Новый владелец нашего завода приковывает взгляд и совсем не красотой черт. В нем чувствуются славянские корни. Но они резкие, нордические. Этот мужчина смахивает на викинга, вместо кольчуги закованного в дизайнерский костюм.

У меня он вызывает ассоциацию с варваром, пришедшим осматривать завоеванные территории.

Димитрий останавливается в центре сцены у микрофона, рядом с ним стоит наш директор, который остается на своем посту, становясь вторым после нового начальства.

Олег Петрович рядом с Кацем совсем теряется, и его приземистая пузатая фигура едва достает этому великану до плеча.

Мои подруги что-то активно обсуждают, а я не слышу, просто не могу оторвать взгляда от нового хозяина завода. Меня словно под ледяной душ ставят, а потом резко выкручивают кран, ошпарив кипятком всю кожу, заставляя оголиться все нервные окончания.

Я рассматриваю мужественную, мощную, немного сухощавую фигуру мужчины как завороженная. А внутри рождается странный трепет, словно мурашки заползают и летят, летят, летят, заворачиваясь в маленькое торнадо в животе, и сердце вновь бьется в неровном ритме странного предчувствия…

Пауза не длится долго. Наш директор выходит вперед и, улыбнувшись сквозь пушистые усы, с важным видом приступает к своей речи.

— Сегодня для “Север-Сталь”, да и для всего края, произошло важнейшее событие, выводящее наш металлургический завод на новый уровень. И все это благодаря господину Кацу.

— Петровича сегодня не узнать. Никогда прежде не слышала, чтобы директор так соловьем заливался…

Киваю на замечание Лены. Я сейчас почему-то перестаю владеть голосом и речь Олега Петровича, расписывающего небывалые возможности перспективного будущего всего и вся, проходит как-то мимо меня.

Все мое внимание концентрируется на рассматривании блондина, который, чуть склонив голову, слушает мужчину, что стоит рядом с ним.

По тому, как собеседник того, кто стал самым главным человеком города, бросает взгляд на директора, делает паузы, словно цепляя фразы, я, как будущий выпускник иняза, понимаю, что работу ведет переводчик.

Отмечаю про себя, что заморский гость не знает русского, и почему-то улыбаюсь, уже представляя, какую свободу получат наши мужики для формулировок своего недовольства, если такое будет, конечно, или если этот напыщенный олигарх останется в нашем городишке подольше, чем отведенный для торжественного подписания договоров срок.

— Открываются перспективы…

Не особо прислушиваюсь к речи главного. Со мной происходит нечто непонятное. Я погибаю от странного вихря, от энергетики, которая летит на меня торпедой и мне до безумия хочется приблизиться к человеку, стоящему на сцене, к человеку, который смотрит на толпу собравшихся, на самом деле не выделяя и не замечая никого вокруг.

Он заставляет подчиняться. Просто вот так. Стоя обособленно от всех и прислушиваясь к речи лощеного худосочного мужчины, который на фоне нового босса просто незаметен.

У меня в горле все пересыхает, и я облизываю губы, руки начинают подрагивать. На лицо все симптомы сильного стресса.

Никогда еще ни один мужчина, ни один парень не заставил меня ощутить ничего подобного. Все свои отношения я заканчивала не начиная. Поначалу строгая мама не пускала, а потом и мне не особо нравились подобные ухаживания.

Я старалась тактично уйти от назойливости. Единственный, кто стал близок — это одноклассник Паша, которого я воспринимала больше другом, и свидания наши были легкими, правда перед отъездом в Москву, когда я пришла его проводить, он меня резко схватил.

— Кать, мне от тебя крышу рвет, — шепчет как в горячке и все сильнее сжимает меня в неожиданно сильных объятиях, — так хотел, чтобы мы вместе поехали, планы строил…

— Я знаю, Паш, — пытаюсь мягко освободиться, немного смущенная тем, что мы стоим в проходе и вообще-то мешаем другим, — не смогу я с тобой поехать, не судьба.

— Не судьба, — повторяет как-то зло, с агрессией и внезапно резко обрушивается на мои губы, сминая в жестком поцелуе.

Теряюсь. Сильно. Может, поэтому и не отталкиваю парня, с которым мы прощаемся на длительный срок, а может, и на всю жизнь, застываю, не испытав ничего, кроме легкой боли в губах и дискомфорта.

— Катька… — отрывается от меня нехотя и глаза блестят. Мне не по себе становится, но Паша выпускает меня из своих рук так же внезапно.

Смотрю на друга в растерянности и не могу понять происходящего.

— Езжай, Паша, тебя твое будущее ждет, Москва… Ведь она большая, другая, и люди, попадая в жернова нового для себя мира, часто меняются и забывают тех, кто когда-то на каком-то этапе пути казался самым важным.

Проводит по моим волосам рукой, смотрит мне в глаза.

— Я позвоню, Елецкая…

Не отталкиваю друга, улыбаюсь, проронив короткое:

— Прощай…

— Хочу также отметить, что Димитрий Иванович имеет богатейший опыт работы на посту руководителя металлургической империи с мировым именем “Тайгер Корпорейшн” — лидера мирового рынка сырья. Разумеется, господин Кац намерен поделиться опытом работы, новаторством и переквалифицировать некоторые цеха нашего предприятия.

— Все. Я же говорила, будут увольнять, — цедит сквозь зубы Валя, немного бледнеет.

Все мы здесь сильно зависим от зарплаты на заводе. Работы в краю не так чтобы много, а платят более-менее хорошо только здесь.

Не могу оторвать взгляд от Каца, облизываю губы и поправляю ворот платья, воздуха не хватает…

Почему я так реагирую на незнакомого чужого мужчину, который даже не видит меня, притаившуюся в разношерстной толпе, я не знаю.

Выдыхаю с шумом и вытираю вспотевшие ладошки о платье. Оглядываюсь по сторонам и понимаю, что не я одна подпала под гипнотический, властный, невидящий никого взгляд мужчины в безукоризненном темном костюме.

— Какой же он… Кремень прям, — шепчет Зина, так же, как и я, в нетерпении облизывает губы, не особо слушая речь Петровича, всецело уделяя внимание новому боссу, — с таким хоть разок.

— Прекрати, — цыкаю на нее и почему-то внутри чувствую укол непонятного чувства.

— Ну а что такого? Быка-производителя нужно сразу за рога брать, ну или не за рога, а за…

— Ненормальная!

Кошусь на Зину, которая не теряется:

— Елецкая, ты слишком заигралась в праведницу, я очень хочу взглянуть на мужика, перед которым падут твои непреступные бастионы.

— Отстань от Катьки, стерва, — врезается в наш теплый разговор Лена, — остуди пыл, самка быка, ну или корова по-простому.

Прыскаю со смеху. Пока Зина краснеет, Валя замечает кое-что интересное, на что и обращает внимание девчонок:

— Вставайте в очередь, смотрите, вон как московская журналистка в стойку встала.

Лена резко направляет взгляд в сторону эффектной женщины, которая стоит к нам в профиль. Она улыбается, глядя прямо на Каца, пока оператор ведет сьемку, и сжимает у груди микрофон, подчеркивая размер своего явного достоинства.

— Вот коза, — постановляет наш дружный женский коллектив.

Даже я ловлю призыв, проскальзывающий во всей горделивой осанке журналистки. Она сейчас приковывает к себе взгляд утонченностью и каким-то флером женственности, которая читается даже в слегка склоненной голове, словно демонстрирует, что прислушивается к речи Олега Петровича.

Отмечаю легкую улыбку и взгляд томный немного исподлобья.

Так часто на фотографиях улыбалась леди Диана. Как-то даже целую передачу я смотрела о “принцессе сердец”, которая так и не стала королевой. Только вот при всей своей лощенной красоте столичной журналистке далеко до королевской грации леди Ди.

И откуда такие сравнения и мысли всплывают в моей голове?

Ну так замкнутые интроверты много читают.

— Эх, Катерина, нам такие мужики никогда не перепадут, не там мы родились с тобой и не в тех семьях, — подытожив свои наблюдения, тяжко вздыхает Зина, и на миг за ее бравадой проскальзывает обида.

Я же остаюсь спокойной. Ну что же поделать. У каждого своя семья. Я вот отца своего почти не помню, но горькая обида застряла комом.

Петрович, улыбаясь еще шире, похожий сейчас на блестящий пряник, торжественно произносит:

— Слово передаю новому владельцу нашего предприятия. Господин Димитрий Иванович Кац.

Западный гость кивает нашему директору, а я опять с широко раскрытыми глазами впитываю каждую деталь образа нового хозяина. И с каждой секундой сердце все сильнее колотится в груди.

Один только его костюм с массивными часами, наверное, как не знаю что стоит. От Димитрия Каца веет деньгами, властью и другой жизнью.

Той жизнью, о которой я смотрела фильмы и читала книги. Я ведь из родного края никогда не выезжала, даже на самолете ни разу не летала.

Наверное, поэтому Кац так взбудоражил мое сознание. Дикость в нем чувствую, ярость, что скрыта внутри. Не могу понять противоречия своих чувств. Димитрий всем своим видом напоминает скалу, которую никакие невзгоды и удары не способны сдвинуть с места или с курса, который он прокладывает к намеченной цели.

Он выглядит инородно здесь, выделяется своей отстраненностью, которая чувствуется в каждом едва уловимом жесте и практически напрочь отсутствующей мимике. На его лице не проскальзывает даже тени мимолетной улыбки в ответ на приветствия Олега Петровича.

Ледяная харизма и повадки лидера, привыкшего управлять — вот что он всем транслирует.

И меня буквально бьет током, когда мне кажется, что его яркие зеленые глаза проскальзывают по мне…

Однако наваждение длится лишь секунду, и новый босс делает шаг к микрофону, начинает короткую речь. Всего лишь несколько слов:

— First of all I want to…

“Вначале я хочу” — перевожу на лету фразу, проговоренную на классическом английском. Для зала речь переводит расторопный переводчик, а я просто ловлю журчащий поток иностранных слов, впитываю тембр очень приятный, бархатистый, обволакивающий и пробирающий до мурашек.

Для меня, как для будущего переводчика, сейчас открывается хорошая возможность поучиться произношению у носителя языка.

Я столько часов угрохала на занятия в наушниках, скрупулезно интонируя и выговаривая фразы на языке, который, в принципе, как мне все же кажется, мне никогда не понадобится в повседневной жизни.

Ну в школе могу преподавать язык, да и все, пожалуй. О загранице я не думала никогда. Правда, даже у нас на заводе у руководящего состава референты обязаны владеть дополнительным языком.

Но как-то туда я никогда не метила. Связи везде нужны, а эффектные секретари из головного здания — не мой уровень и я об никогда не забываю.

Мама в свое время просто настаивала, чтобы я поступила в иняз, выбрав кафедру английского языка и литературы. Не знаю, почему. Но она хотела, чтобы дочь владела английским. Может, начиталась книг и насмотрелась сериалов, где без знания иностранного даже в уборщицы в Москве не берут.

Языки я все же полюбила, ответственно подошла к изучению и в тайне мечтала, что однажды буду учиться в МГУ, бредила этой идеей и вкалывала, работая над произношением, грамматикой, отрабатывала слова, доводя их до автоматизма.

— I am planning to…

Твердый голос Каца разлетается по залу и заставляет слушать, скорее, его, а не переводчика.

Только вот то, что я выхватываю, меня заставляет покрыться липким потом:

На предприятии я планирую реорганизацию труда и повышение квалификации сотрудников. Намерен лично держать все на контроле.

Вот это его “Лично держать на контроле” звучит как-то зловеще.

Я ерзаю на стуле и сердце отбивает барабанную дробь, не знаю, почему, но мне кажется, что он по мою душу пришел…

Тем временем Димитрий скупо информирует о грядущих планах. Передавая свою уверенность в массы, словно гипнотизируя всех собравшихся, которые завороженно наблюдают за холодным блондином.

А я… опять рассматриваю его с жадностью. Что-то внутри откликается на него интересом и… страхом. Патологическим ужасом. Я не могу понять своих чувств. Мне как будто страшно на него смотреть, и тем не менее я не могу оторвать от него взгляда.

Сумасшествие просто.

Никогда вживую подобных мужчин видеть мне не приходилось. Энергетика силы буквально рикошетит от него, пуская каждый жест сквозь меня.

Не могу понять себя. Вот так вот с первого взгляда можно ли пропасть, захлебнуться под металлическим холодом постороннего человека?

Его фразы четкие, короткие, где-то даже рубленые. Переводчик доносит до сознания слушателей смысл, но мне кажется, что все подпадают именно под властный тембр нового хозяина всего и вся.

И я… я пропадаю, тону, все внутри трепещет истомой, предвкушением и пониманием, что Димитрий Кац никогда не заметит серую невзрачную девчонку, притаившуюся в этом переполненном людьми зале.