Его Уязвимость

Анна Гур

Глава 14

Катерина Елецкая

В шоке рассматриваю гору документов и боязливо тяну талмуд, сажусь в кресло помощницы, зарываюсь в бумажки, забыв обо всем, буквально утопая в переводах и стараясь скрупулезно исполнять свои обязанности.

Не замечаю, как проходит время, и в какой-то момент назойливый звук селектора заставляет подпрыгнуть. Кошусь на коммуникатор, как на ядовитую змею, и, наконец, беру трубку.

— Приемная господина Каца, — наверное, я отвечаю верно, говоря фразу на русском, — слушаю вас.

— Распорядись, чтобы подготовили машину.

Четкий приказ и босс бросает трубку.

А я все продолжаю сжимать в руках аппарат и не могу понять, почему этот холодный баритон действует на меня так неоднозначно, заставляя сердце отбивать в груди неровный ритм.

Не понимаю сначала, куда именно мне звонить, но выбираю из списка, лежащего на столе, номер охраны, оставляю информацию и не успеваю выдохнуть, как дверь кабинета открывается.

На пороге возникает мой руководитель, а я врастаю в кресло, рассматривая великана с отстраненным хищным лицом. Освобождаюсь от лишних мыслей только тогда, когда изумрудный взгляд Каца падает на меня.

Сразу подрываюсь с места, не понимая, как именно должна себя вести. Принято ведь, наверное, вставать при появлении биг босса или это у военных так?

Черт его знает!

Делаю внутреннюю зарубку поспрашивать у Поли немного об этике отношений между начальниками и подчиненными, а также дома скачаю какой-нибудь учебник по бизнес-этикету.

С Димитрием это становится необходимостью. Не хочу ударить в грязь лицом.

Красавец уверенным шагом приближается, припечатывая меня к месту, останавливается рядом со мной не со стороны стола, а прямо рядом! Заставляет поднять голову и замереть, опять подпав под магнетизм и опасную близость мужчины.

Его аромат дорогого парфюма сразу же опутывает тяжестью, задерживаю дыхание, хотя до ужаса хочется пустить в легкие этот дурман, голова кружится. И я не знаю, это от нехватки кислорода или от близости мужчины?!

Я опять теряю себя при взгляде в эти потусторонние малахитовые бездны, сердце в страхе заходится в груди. И где-то в сознании проскальзывает понимание — играть против Димитрия смертельно опасно.

У него взгляд экранирует. Наверное, так могут смотреть те, кто по щелчку пальцев способны лишить жизни…

Мне кажется, он не ведает жалости…

— Завтра суббота, Катрин, и у тебя день на сборы.

Красивым голосом отдает приказы, а у меня опять сердце в груди ударяет неровно.

— Утром воскресенья моя помощница должна быть в моей резиденции.

Зеленые глаза смотрят холодно. Безэмоционально. Я и так в ловушке. Мышонок, загнанный в угол, поэтому киваю.

Язык не слушает, и я боюсь той ужасной ситуации, в которую попала.

Черт! Чувствую себя пешкой на шахматной доске, маленьким солдатиком, которого посылают в атаку на ферзя, а что может простой солдат перед повелителем шахматной доски?!

Меня раздавят…

— Ты поняла меня, Катрин? — уточняет, пытаясь понять, врубилась ли я в то, что мне говорят.

— Я не знаю адреса… — мой тихий голос едва различим, и я опускаю взгляд в стол.

Наверное, он сейчас смотрит на меня, как на форменную идиотку.

Жду распоряжений и пояснений, но не того, что случается затем…

Внезапно сильные горячие пальцы касаются моего подбородка, заставляя поднять голову и замереть, столкнувшись с глубокими изумрудами.

Мертвые у него глаза. Оттенок насыщенный, но зрачок чуть продолговат, как у змеи. Опасной гюрзы, которая до поры до времени может высматривать жертву для того, чтобы нанести в момент один выверенный, четкий, сокрушительный бросок.

С чего такие картинки в голове?!

Меня начинает трясти от его близости, от ощущения шершавых сильных пальцев, которые прожигают мою кожу. Облизываю губы в нервном порыве, и Димитрий отслеживает этот жест.

Почему мне кажется, что он сейчас в шаге оттого, чтобы растерзать меня?!

Помешательство длится секунду. Кац отнимает руку.

— В воскресенье за тобой приедет мой водитель.

Больше мужчина не уделяет мне ни секунды, разворачивается и направляется на выход, где его встречают охранники.

А у меня ноги все-таки подгибаются, я обрушиваюсь в кресло и понимаю, что реву.

Меня посылают на заклание человеку, способному уничтожить каждого, кто пойдет против.

Я засиживаюсь на рабочем месте. Пытаюсь завершить перевод финального абзаца, чтобы хоть что-то на сегодня сделать до конца.

Не люблю оставлять дела на половине. Мама с детства внушала, что нужно все доводить до ума-разума, вот и сейчас не останавливаюсь, пока не откладываю готовый документ в сторону.

Выключаю компьютер и тру глаза.

Работа помогает. Всегда у меня было так. Не знаешь, что думать — грузи себя, уставай, тогда и “думалка” отключится…

Поднимаюсь из-за стола и потягиваюсь. Спина немного побаливает, но удобное кресло минимизирует неприятные ощущения.

Закрываю за собой дверь приемной, направляюсь в крыло, где работала до сегодняшнего дня.

Нужно забрать свои вещи, родные сердцу безделушки, да и верхняя одежда осталась висеть на вешалке.

Понимаю, что где-то даже я специально засиделась, чтобы не идти в рабочие часы. Наверное, девочкам жутко интересно, но…

Не могу пока. Я не готова к расспросам, мне нужно переспать со всем тем, что случилось со мной и, как чует сердце, еще случится…

Ноги ступают по коридорам, а я всячески отгоняю мысли, не хочу рассуждать, не хочу думать и самое главное — пока не могу принять дилемму и ответить для себя на вопрос:

готова ли я сказать Димитрию, что маленькая мышка, отобранная биг боссом в референты, является подсадной уткой, которая должна вынюхивать планы бизнесмена и докладывать о них местному руководству.

Не снесет ли Кац гонцу, принесшему дурные вести, голову, и поверит ли вообще?!

Кто я?!

Девчонка, которую выбрали за знание языка, неподходящая, но я четко для себя понимаю, что стучать на Димитрия не буду, а если меня Петрович припрет к стенке…

Вот тогда и решу, что буду делать.

Открываю дверь, захожу в кабинет, где ютились мы с девочками, подхожу к столу, провожу пальцами по своей чашке.

Взгляд цепляет брелок. Играю с симпатичной мордашкой веселого мультяшки, которого когда-то подарил мне Паша…

Мой друг уехал воплощать нашу мечту в жизнь, а я осталась…

Дергаю гномика за желтые торчащие во все стороны космы, а перед глазами светлое лицо моего парня.

— Вот, Катька, лови! Какие глазюки выпученные у гнома, прямо как у меня! Будет тебе настроение поднимать!

И опять меня тянет поплакать. Пашка мне остался другом, теплым воспоминанием. Резко сажусь на свое место и выхватываю из кармана телефон.

Жму на нужный контакт и жду.

— Морковка, привет! — радостный голос и старое прозвище, прилепившееся из-за косы, заставляет улыбнуться.

— Привет, Долговязый… как дела?

— Нормалек, Москву покоряем, только эта гадина не дается, но где наша не пропадала, да, Катька?!

Настроение светлеет. Все-таки я привыкла к этому безалаберному типу с его шуточками.

— Да, Николаев, прорвемся, — мой ответ пропадает в резком гуле, и я понимаю по громким битам неприятной электронной музыки, что, кажется, Павел где-то в клубе.

— Кать, я тут подработку взял, я тебе потом напишу, ладно, Морковка?! Не вешай нос, прорвемся! — кричит в трубку Паша и я, не желая отвлекать друга, быстро прощаюсь.

Кручусь на своем старом кресле, отмечая его жесткость. Так, наверное, и в жизни. Все действительно познается в сравнении. Раньше меня устраивало мое местечко, а сейчас я понимаю, что просто замкнулась в своем маленьком гнезде, не желая вылупляться из скорлупки, отгородилась ото всех.

И я бы и дальше оставалась в своей броне, если бы Димитрий Кац своим повелительным голосом не приказал бы мне явиться перед зеленые очи свои.

Беру один из ящиков, которые для лишней документации отведены, и начинаю собирать свой скарб.

Сердце сжимается и кажется, что я сейчас со своей жизнью прощаюсь. Со всем, что для меня дорого, что ценно. Со всем тем, что составляет частичку меня.

Димитрий…

Он уже переворачивает мою жизнь.

Резко захлопываю коробку, беру верхнюю одежду и покидаю кабинет.

I’ll think about it tomorrow — как говорила Скарлет.

Завтра… я подумаю об этом всем завтра…