День 21. Книга вторая

Анна Грэм, 2021

После выброса токсина инспектору Флоренс Белл и старшему аналитику Дэмиану Браунингу предстоит провести вместе 21 день в изоляции. Им придётся стать участникам расследования самой масштабной диверсии последних десятилетий и разобраться, наконец, в своих чувствах.

Глава 1

Я смогла заснуть только после двух таблеток снотворного. Сон был тяжёлым, мучительным — голову словно придавило к подушке бетонной плитой. Просыпалась я трудно: сирена в моём мутном сознании колыхалась, словно желе — то врезалась в уши визгом пилы, то ускользала, превращаясь в комариный зуд. Открыв, наконец глаза, я решила, что не буду ни о чём думать, несмотря на то, что память услужливо подкинула мне образ Дэмиана Браунинга, сжимающего руль и это его «Доброй ночи, Флоренс». Сейчас это звучало, как издевательство.

Я подошла к окну, стараясь переключиться на привычные образы: хозяйку супермаркета, патруль, велосипедиста. Старушки Хэнли видно не было. За стеной не слышно собачьего скулежа. Наверное, задержались на площадке, у Хельги всё-таки лапы болят.

Кофемашина голодно запросила капсул, я почистила её и запустила, потратив на это несколько лишних минут. Я выходила из привычного утреннего графика, и меня это тоже беспокоило. Прежде чем отправиться в душ, выглянула в окно ещё раз — соседки с собакой нигде не было видно. В душе я пыталась смыть с себя безотчетную тревогу, которая навалилась на меня сразу, как я встала с постели. Меня тревожило отсутствие на улице Хэнли, предстоящее совещание и встреча с Дэмианом. Именно поэтому на пробежке я старалась держаться как можно дальше от фонтанного комплекса.

— Я собираюсь в Академию, Белл. — Звонок Максвелла застал меня на парковке, где я, стараясь не отсвечивать, пыталась пробраться в офис. — К нам завтра прибудут десять стажеров: двое в отдел инспекции, восемь — к Уилсону. Пусть ведут их на тактический полигон, а то Уилсон уже две недели форму протирает в штабе.

Нештатных ситуаций, где требовалось бы вмешательство боевой группы, действительно не было уже давно. И это было хорошо. Но парни скучали без дела, выполняя лишь функцию охраны и сопровождения машин дезинфекции — и этот дурацкий спор на стрельбище, и неудачное свидание Уилсона с Левицки были тому подтверждением.

— Оформи всех, будь добра. И ещё, жалоба на одно злачное местечко в Седьмом районе, они не прошли дезинфекцию по графику, в сортире отсутствуют антисептики. Надо проверить. А с завтрашнего дня начинаем внеплановые рейды. Я приеду после обеда, всё обсудим подробно.

Старший инспектор отключил связь, и я мысленно обрадовалась тому, что буду загружена, а, значит, ненужным мыслям в моей голове не будет места.

Перед отъездом в Седьмой район я ещё раз проверила текучку: стажёры были оформлены — каждому следовало подписать договор о неразглашении, со стороны полиции было тихо, техоснащение было в порядке, щиты функционировали нормально. Я ещё раз открыла вчерашнее фото — ничего не изменилось, галлюцинация не исчезла, неизвестный мужчина всё ещё стоял у берега океана, и волны едва не омывали ему ноги. Предстоящее совещание должно стать богатыми на события.

Предупредив Уилсона о выезде — на проверки инспекция обычно всегда выезжает в сопровождении, Уилсон выделял на это пару своих ребят — я спустилась пообедать. За соседним столиком, спиной ко мне сидела Дебби Левицки. Она не заметила меня, что-то самозабвенно набирая на телефоне. Я увидела в зале ещё двоих из отдела аналитики и компанию из технического. Никому не было до меня дела, я была несказанно счастлива этому. Попросив у официантки печёный картофель и жульен из курицы, я последовала примеру Левицки и уткнулась в коммуникатор, листая последние сводки аналитиков. Сводки касались миллиона разных вещей: от экономики до настроений в обществе, и, находя внизу того или иного документа визу Браунинга, я в тревоге поднимала глаза на вход, опасливо ожидая, что он вот-вот материализуется в дверях и снова подсядет ко мне за стол. Я понятия не имела, как с ним теперь разговаривать. Складывалось ощущение, что наши с ним отношения словно неслись кубарем с горы, и каждый раз я думала, что вот он стоп, где я могу перевести дух, подумать, привыкнуть, как снова происходил какой-нибудь сдвиг, форс-мажор, к которому я абсолютно не была готова.

Браунинг не материализовался, но Дебби, подняв голову и увидев меня, тут же вскочила со своего места и устремилась ко моему столу.

— Привет, Флоренс, прости пожалуйста, я не помешаю?

Она уселась напротив меня. Её большие, детские глаза были заплаканными, а лицо чуть припухшим, будто она не спала полночи. Всегда радостно-возбуждённая, сегодня она давила из себя улыбку. Я не отказала ей, прикидывая в голове, как бы тактично спросить у неё, в чём дело. Хотелось надеяться, что это не Уилсон допекает её своими домогательствами.

— Извини, что я на тебя всё это вываливаю, просто мне тут вообще больше не с кем поговорить. В отделе одни мальчики почти, а женщины меня не особо воспринимают всерьёз… — Каюсь, я тоже не воспринимала её всерьёз, радовало только то, что я гораздо умелее многих скрывала это. — Я вчера пригласила Дэмиана поужинать. В «Лайм», — зачем-то уточнила она, хотя я и так поняла это.

Я поняла ещё вчера, что Браунинг до поездки ко мне был в этом заведении и теперь узнала, с кем. Меня накрыло волной чувство стыда и досады, а после к ним присоединилась и злость. Я тут едва ли не крышей еду от переживаний, а он работает на два фронта? Чёрт, ну и дерьмо.

У меня пропал аппетит, и я почти не слышала, что щебечет там себе Дебби, делая большие, круглые и заплаканные глаза пока фраза «…принадлежит другой», случайно не врезалась мне в слух.

— Прости, Дебби, я задумалась. Повтори, пожалуйста.

Левицки недовольно-обиженно сдвинула брови, но повторила.

— Он сказал мне: «Извини, Дебби, ты чудесная девушка, но моё сердце давно занято. К сожалению моё чувство безответно, поэтому я хорошо тебя понимаю», представляешь?! — она смахнула рукой слезу с длиннющих ресниц, а я подавилась водой. Я так долго кашляла, что изумлённая Левицки подскочила ко мне с намерением похлопать мне по спине. Я вдруг испугалась, что она надаёт мне по лицу.

— Спасибо-спасибо, — перемежая кашель сдавленными вскриками, я замахала руками. — Уже прошло, всё.

Спрятав глаза в стол, я принялась вытирать салфеточкой брызги, попутно стараясь унять дрожь в руках.

— Чудовищно несправедливая жизнь, чудовищно, — вздохнула Левицки. — Он был таким искренним… Я даже злиться на него не могу, — Левицки вздохнула ещё глубже. — Он мне шанса не дал. Что же там за идиотка такая?! — воскликнула она в пустоту и я, наконец, подняла на неё глаза, только сейчас целиком и полностью осознав то, что речь шла обо мне. Браунинг сбежал со свидания с ней ко мне. Он озвучил свои чувства, не называя имён и не представляя, что Дебби слово в слово донесёт его речь до меня. А, может так и было задумано, ведь Браунинг — та ещё заноза с процессором вместо мозгов! Нет, он не мог знать, что Левицки считает меня своей приятельницей, если только та сама не разболтала о нашей с ней единственной совместной пробежке… А, может, я все это придумала, и у него совсем другая боль — какая-нибудь школьная подружка или… От переизбытка информации у меня разболелась голова, надо бы переключиться. Я всерьёз задумалась об отпуске, который раз за разом предлагал мне Максвелл, как о способе сбежать.

— Мне жаль, Дебби, — охрипшим от кашля голосом произнесла я. В груди болело от натуги. — Слушай, что ты думаешь насчёт Уилсона?

Она вопросительно взглянула на меня.

— Если уж мы о неразделённых чувствах говорим… — намекнула я. Взгляд Левицки прояснился, блеснул искрой интереса. — Он хороший парень, правда. Ты могла бы дать ему шанс.

Дебби хмыкнула, покрутила браслет на запястье. Воспряла духом. Она наконец-то становилась похожа на саму себя — чуть взбалмошную и лёгкую, это радовало, а то я уже начинала за неё волноваться. Странно, я поймала себя на мысли, что проникаюсь к ней тёплыми чувствами.

— Он не в моём вкусе… не знаю… — она вздохнула, сложила на груди руки. Смотрелась она при этом забавно, будто пирожное не могла выбрать в супермаркете.

Браунинг тоже никогда не был в моём вкусе, и я не понимала, отчего меня сейчас так трясло в какой-то безотчетной, глупой, детской эйфории.

Мы добрались до Седьмого района к двум часам дня. Чем ближе мы подъезжали к месту назначения, тем сильнее меня накрывало чувство дежавю. Я уже была здесь. Именно там, у закутка, обнесенного драной рабицей, с тремя ржавыми мусорными баками внутри я устроила драку. Спустя время я вдруг поняла, что эта драка была для меня своеобразной терапией, отчаянным выплеском адреналина, словно жизнь с Патриком научила меня всегда быть «в тонусе», и я просто отвыкла жить в покое. Нэлл объясняла это повышенной выработкой кортизола, и понадобится время, чтобы всё пришло в норму. В этот раз я была с ней согласна — в тот вечер я просто не могла себя контролировать, сейчас же я чувствую себя вполне здраво, эксцессов не будет.

Бар уже был открыт. Я попросила ребят оставить машину на противоположной стороне дороги чтобы не светить эмблемой, и зашла внутрь в качестве обычного посетителя. Невооруженным глазом я заметила, что рассадка здесь слишком плотная: за одно это их следовало прилично оштрафовать. Ультрафиолетовая лампа работала только над барной стойкой и светила еле-еле, над столиками они были выключены: я надеялась, из-за того, что не было посетителей, иначе это не бар, а рассадник. Я заказала у хмурого бармена холодный чай, но, конечно же, не стала его пить. Повозив по дну ложкой, я отправилась в уборную. Внутри стояла вонь застарелой мочи. И антисептика там действительно не было. Вопиющая беспечность. Я набрала ребятам сообщение, пора приступать.

— Инспектор Белл, — выйдя из туалета, я вернулась к стойке и вынула удостоверение. Лицо бармена вытянулось и покраснело. — Мне нужен владелец заведения.

— Он перед вами, мисс, — его разросшиеся усы брезгливо дёрнулись, он смерил меня с ног до головы, наверняка сомневаясь, что такая пигалица, как я, пришла не разыгрывать его.

— Инспектор, — поправила я. — На вас поступила анонимная жалоба и, как я вижу, — я обвела рукой помещение, — не без основания. Закройте бар, мы проведём замеры и осмотр, я составлю предписание.

— А вы не поделитесь со мною, мисс… простите, инспектор, что за загадочный аноним накатал жалобу на меня? — он красноречиво раскрыл кассу и начал пересчитывать купюры, играя и, явно переигрывая, бровями. Эти его брови, я не могла смотреть на них и, в то же время, не могла оторвать глаз — они были огромными, как два диких, неухоженных, корявых куста, растущих вдоль дороги к Промежуточной Зоне.

— Слово «анонимный» вам что-нибудь говорит?

Конечно же, я знала имя: все жалобы тщательно регистрируются, иначе Отдел потонул бы в междоусобных разборках и мелких конфликтах, но выдавать заявителя я не имела права, и это противоречило здравому смыслу — можно было только представить, какая травля бы началась.

— Всегда можно найти выход из положения, мисс…

Я закатила глаза — внесу в протокол попытку подкупа. Мои парни уже стояли у крыльца — я видела их широкие спины в чёрной униформе. Хозяин, явно намереваясь трепаться дальше, тоже заметил их. Пыл его, едва разгоревшись, заметно поутих, он побрёл к двери и перевернул табличку. Один из ребят по инструкции остался снаружи, другой сопровождал меня внутри, пока я ходила вдоль и поперёк, отмечая нарушения.

Протокол оказался длинным. Мы редко использовали бумажные носители из-за дороговизны изготовления, поэтому все документы мы заполняли на планшетах. Хозяин заведения без проволочек, обыкновенно ведущих за собой увеличение штрафа, подписал его отпечатком своего пальца. Копию я отправила ему на ближайший цифровой носитель.

С проверкой было покончено. Время близилось к трём часам. Сорок минут на дорогу, а после — совещание, о длительности которого можно было только гадать. Я вышла из бара и заметила топчущуюся возле крыльца девчонку, подозрительно знакомую. Да, она шарахалась поблизости, когда мы только-только подъехали. И да, я уже видела её здесь не более чем неделю назад.

Девчонка тоже меня узнала. Она налетела на меня, словно бешеная, остановившись в паре футов — суровые лица моих охранников внушали ей опасения.

— Это ты встряла тогда?! Никому нахрен не сдалось твоё геройство! — выплюнула она, и я на мгновение стушевалась.

— Они били тебя. — Нет, я не ждала благодарностей, но я не думала, что этот очевидный, казалось бы, факт мне придётся произносить вслух.

— Ничего подобного! Мы собирались развлечься.

— Ты ещё мала для таких развлечений, — сухо отрезала я, но внутри меня медленно поднималась буря протеста. Мне хотелось кричать, но я не имела на это права. Я ей никто…

— Какое кому дело?!

— Твоим родителям, например.

— Им плевать, они спускают бабки в онлайн-казино и постоянно трахаются, чтобы родить ещё и получить ещё пособие! Я бы им просто отсосала и получила бы полсотки!

— Эль!

Парень из булочной напротив перебежал дорогу, на ходу снимая через голову фартук с логотипом местной продуктовой сети. Подбежав к девчонке, он схватил её за плечи и отвёл от меня на пару шагов, легонько встряхнул и что-то быстро-быстро заговорил ей на ухо. Я глядела на эту сцену, словно на быстрой перемотке, в то время как в голове едва ворочались мысли. Чёрт возьми, я помнила тот протокол наизусть, ей было всего четырнадцать лет! Если в тот вечер я не придала этому значения, то сейчас я поняла, чем она здесь промышляет. Как же так вышло, что совсем ещё дети торгуют собственным телом, чтобы выжить?! Где же мы свернули не туда? Девчонка одета неплохо, и, может, я снова слишком глубоко копаю — система здесь не при чём, и этой данной, конкретной семейка требуется вмешательство службы опеки?

— Меня никто не любит, я никому не нужна, — девчонка зарыдала, уткнувшись в плечо юного пекаря, а я всё так же стояла столбом посреди тротуара, не решаясь сесть в машину и уехать. Что я могла сделать для неё? Для себя? И почему именно сейчас, глядя на эту растерянную, слабую и оттого зверски злющую девчонку, я вдруг остро ощутила своё одиночество.

Парень направил её в пекарню, а сам, бесконечно оглядываясь, чтобы убедиться в том, что она действительно дошла до места назначения, подошёл ко мне.

— Филд. Дилан.

Я вспомнила это имя — оно красовалось на бланке заявителя. Я кивнула.

— Хотел её отвадить отсюда, — пряча глаза, произнёс он. Поэтому и заявил, дураку понятно, да только кто он ей? Не брат же. — Пожалуйста, не передавайте в опеку. Я собираюсь уехать. И возьму её с собой. В Детройте-2 возраст согласия пятнадцать лет… Там есть автозавод, там жизнь лучше, там жильё… денег вот только ещё накоплю… Понимаете, я люблю её.

Я смотрела в его лицо. Он был старше неё, но ненамного — если бы я заупрямилась, ему бы светил срок. И не только ему… кто знает, со сколькими спала эта глупая девчонка, искавшая не столько лёгких денег, сколько одобрения и спасения от одиночества. Я терпела насилие в своём браке ради того же самого…

Вздохнув, я потёрла лоб. Почувствовала, как дико устала.

— Не затягивай, Дилан.

Я села в машину и постаралась больше ни о чём не думать в надежде, что они уедут быстрее, чем девчонка сложит свою бедовую голову в ближайшей подворотне. Я не могу помочь всем. Это не в моей компетенции. Но уговоры не помогали, с каждой милей прочь из района я чувствовала себя всё поганее.

Я успела к началу совещания. Иен вернулся полчаса назад, привезя с собой микроавтобус с шумной и встревоженной компанией стажёров. Нам в инспекцию перепали двое — взъерошенный парнишка и собранная, чуть хмурая девчонка с раскосым, азиатским вырезом глаз. Они сидели, словно два воробья, в дальнем конце стола — Максвелл затащил их на совещание. С места в карьер, что ж, вполне разумно.

— Лу Мэй. Дастин Притчер, — представил он их. — Инспектор Флоренс Белл. Старший аналитик Дэмиан Браунинг. Меня вы уже знаете.

Лу Мэй сдержанно улыбнулась — наверняка Максвелл вызвал у неё симпатию. Я хмыкнула под нос — стажёрка ещё не знала, что добрый дядя Иен не даст им спуску. Уилсон отсутствовал, разбирался со «свежим мясом» из Академии, о чём он поспешил оповестить нас в рабочем мессенджере получасом ранее. Дэмиан почти не смотрел в мою сторону, а, чувствуя на себе мой взгляд, опускал глаза в планшет и будто бы делал заметки.

— Я запросил отчёты о поставках спецоборудования в Мёртвую зону за последние шестьдесят дней, — вступил Дэмиан. — Попробуем развернуть схему в обратном направлении…

— О чём речь? — кажется, пока я отсутствовала, появились новости.

— Сегодня днём на полигоне отходов нашли использованную спецугу. Кто-то второпях прикопал её прямо у забора, — ответил Максвелл. — Она используется для выхода в Мёртвую зону, такие комплекты все до единицы должны быть учтены, — он повернулся с Дэмиану. — Надо проверить сроки эксплуатации и сроки списания, лучше вручную. Нагрузи этим стажёров, Левицки там, кто там ещё у тебя есть…, — он неопределённо махнул в сторону опенспейса. — Белл, Мэй и Притчера завтра с собой в рейды, покажи им, что и как у нас делается. Свободны, ребята. А ты останься, — он указал на меня, — обсудим график проверок.

Я перевела взгляд на Дэмиана, когда он поднялся из-за стола. Уголки его губ дрогнули и поползли вверх, в глазах промелькнуло обречённое смирение. Я вспомнила его признание, сказанное словами Дебби Левицки, и поспешила отвести взгляд. Браунинг смирился с поражением. В груди загрохотало, и я усилием воли попыталась вернуть себя в рабочее состояние. У нас чёртова куча дел.

— Браунингу удалось вытащить фотографии, — я развернула к нему коммуникатор.

Максвелл долго вглядывался в изображение, и с каждой секундой его лицо всё больше мрачнело. Мои же мысли неслись так стремительно, что я не успевала ухватить ни одну из них за хвост. Фото, спецобмундирование, сбои щитов — всё это казалось мне взаимосвязанным. Надо сесть и подумать, а ещё лучше подключить к этому Браунинга и устроить мозговой штурм — я знаю, он точно нашёл бы взаимосвязь там, где я её не вижу, и да, он прямо сейчас гонял весь свой отдел по этой теме, а я чувствовала себя не у дел. С другой стороны после вчерашней встречи я не знала, как себя вести с ним — шаткий мостик дружбы и доверия, который протянулся между нами, надломился под грузом неозвученных чувств. Мы не можем откатиться назад, к статусу просто коллег, а движение вперёд для меня равнялось шагу в неизведанные докатастрофные джунгли, полные хищников и ядовитых растений. Только сейчас я поняла, что Браунинг вдруг стал очень важен мне, важен не только, как эффективный коллега, но как товарищ, друг, с которым у меня установилось удивительное взаимопонимание. А я ведь уже почти забыла, что такое дружба.

— Я отправлю это Хоуп сегодня же, — хмуро и зло проговорил Максвелл.

Я кожей чувствовала, как его раздирает ярость по отношению к бывшим соратникам, допустившим вопиющую халатность, а, может, даже вступившим в сговор с неизвестной нам целью. Мне хотелось поддержать его, но лучшее, что я могла сейчас сделать — уйти.