Я не сдамся. Дамасская сталь. Книга первая

Анна Гер, 2018

«Я не сдамся!» – первая часть биографического романа психолога Анны Гер. Доверительностью изложения книга напоминает дневник, так откровенно она написана. Но это не только рассказ о судьбе, это анализ минувших событий с профессиональной точки зрения. На собственном примере автор демонстрирует психологические аспекты управления жизнью. Внимательный читатель оценит художественные достоинства книги и исследовательский талант Анны Гер.

Глава 3. Новые законы

ИТАК, О МАФИИ. Я уже говорила, что в нашем поселке жили авторитеты криминального мира. О них несколько раз вскользь говорил муж моей подруги Светланы, мясник Константин. Как я поняла, в подсобке их магазина (он работал в крупном продмаге Москвы) был организован подпольный карточный клуб. И «курировал» этот клуб серьезный человек, живущий в нашем поселке. Как-то у одного из наших знакомых возникла проблема, нужна была помощь что-то там разрулить, вот и упоминалось имя этого человека. Мне его потом показал муж, и я никогда бы не поверила, что это один из богатейших людей в округе — скромно, даже простецки одетый, немного сгорбленный, седоватый, щупленький, ну совсем не похож на паханов, которых показывают в фильмах.

Конечно, я имела довольно смутное представление о том, как устроен и по каким законам существует криминальный мир. Я делала выводы из реальности, в которой жила. Мне кажется, что для криминалитета наша бурная кооперативная деятельность была неожиданной. Одно дело подпольные цеховики и карточные клубы, их всегда можно «прижать», так как они вне закона. Но мы работали почти официально, и как я думаю, какое-то время к нам просто присматривались.

Все началось со слов продавца одной из наших палаток: «С тобой хотят встретиться…» Со мной многие хотели встретиться, по разным вопросам: предложить поставку товара, устроиться на работу, передать очередную административную придумку. На следующий день, решив совместить встречу со своими делами, я приехала в палатку на пару часов пораньше и занялась подсчетами. У палатки остановилась немного покоцанная «копейка» («Жигули» первой модели), из неё вышли три молодых парня, еще один остался за рулем. Я их не знала. Разговор вел один из них, двое стояли как группа поддержки. Мы вышли за палатку, курили и вели непривычный для меня разговор. Ну ничего, как говорят, лиха беда начало. Я быстро привыкла к таким разговорам.

Начало напоминало дружескую беседу молодых людей — мы просто общались. Потом перешли к обстановке, которая становилась с каждым днем опасней. Парень начал рассказывать неприятные случаи с хозяевами других, дальних и незнакомых мне палаток, посетовал, что все это и к нам приближается. Я отмахнулась, посмеялась:

— Доблестная милиция нас бережет, — кивнув на сидящего внутри палатки милиционера.

— Он не имеет право применить оружие. Сидит в свободное от работы время. Ни тебя, ни твоих близких он защитить не сможет. А я предлагаю полный пакет услуг. Личную безопасность. Безопасность имущества. Безопасность торговых точек, — тут он немного помолчал и добавил. — Твой товар и продавцы будут целёхоньки.

Это было что-то новенькое, тема разговора мне не понравилась. И я ему об этом заявила в резкой манере. Он же оставался таким же доброжелательным и спокойным. Ну такой — «свой в доску». Его группа поддержки пыталась шутить. Со стороны всё выглядело, как приятная беседа хороших знакомых.

— Ты можешь о нас уточнить, — он тихо произнёс имя. — Мы приехали от него. Типа познакомиться, по-дружески.

Мне стало ясно, что дело принимает нехороший оборот. Было названо имя того самого криминального авторитета, к которому могли обратиться только по очень важному вопросу, имея серьезные связи.

— Мы подъедем послезавтра. Давай в это же время?

Я молча кивнула в знак согласия и он, сев вместе со своими ребятами в машину, уехал.

Вечером я встретилась с Кирой, рассказала про встречу, переговорила с человеком, который мог знать этих парней и попросила узнать, насколько все серьезно — действительно ли они приехали от криминального авторитета. Мы взяли тайм-аут для прояснения ситуации.

Следующим вечером мы опять встретились с Кирой. Днем мне подтвердили, что ребята действительно были с предложением от человека, на которого ссылались. Моё мнение было такое: пусть авторитеты занимаются своими делами, а мы будем делать свои. У нас все законно, милиция — и та уже пасется! Еще и преступникам платить — это уже никуда не годится. Кира меня поддержала. На следующую встречу я приехала вместе с Кирой, и мы открыто сказали ребятам, что думаем про воровской мир вообще и про зэков — в частности. Что мы нормальные хорошие люди и у нас с их миром нет ничего общего. Не пересекались, пересекаться не собираемся и оплачивать их беззаконие не станем. И вообще, как им не стыдно даже вслух говорить о мире, к которому они принадлежат. Ребята были по-прежнему дружелюбны, спокойно нас выслушали, попрощались и уехали. А у нас началась череда неприятностей. Сейчас, смотря на те события через призму жизненного опыта, могу с уверенностью сказать, что началась «воспитательная работа» для молодых и неразумных. Сначала начались дебоши молодежи в ночное время, с битьем бутылок, громкими драками и вызовами милицейских нарядов жильцами близлежащих домов.

Менты в первую же ночь сказали, что из палаток они высовываться не будут. Естественно, ночная выручка сильно упала, продавцы стали выражать недовольство, и мы получили предписание администрации. А дружелюбные ребята стали регулярно отовариваться в наших торговых точках. Если в тот момент мы были рядом, или они нас случайно встречали в поселке, то обязательно спрашивали, как дела и не нужна ли помощь. Мы не показывали виду, что дела у нас плохи.

Следующей волной пошли драки со случайным битьем витрин, внутрь палаток теперь кидали зажигательные пакеты. Как только павильон начинал гореть, продавцы убегали, а злоумышленники, наоборот, вбегали и уносили все, что могли схватить. Брали прицельно — исчезало самое дорогое спиртное. Милицейские начали прогуливать ночные дежурства. Кира уже начала потихоньку внутренне сдаваться, но я — максималистка, с обостренным чувством справедливости — была непреклонна. По меркам криминала с нами вожжались долго. Может, потому, что мы были местные. А может, потому что девочки. Или русские. Вероятно, они делали скидку на отсутствие у нас практики и навыков. Непуганые мы были, вот что.

Совпало сразу несколько событий: одному из наших продавцов, который вышел поздно вечером за палатку покурить, дали по голове дубинкой; Кире прокололи все четыре колеса, а машина была полностью затарена спиртным (мы возили товар в личных автомобилях). В то время и одно колесо поменять — это проблема из проблем. Мы ездили так: два колеса лысые, два — с изношенным протектором. Это означало «с колесами все отлично»! Запаски — редкость. А тут четыре колеса — проблема примерно на сутки. А машина полностью, под завязку набита водкой…

До кучи, в соседнем поселке, при ограблении, ранили одного из владельцев водочной палатки. Значит, и мы не застрахованы. Этот бизнес, торговля «паленой» водкой, был серьезным и опасным. Машины приходили в Подмосковье одна за другой, в гаражах на бутылки наклеивали этикетки московского завода «Кристалл», и уже «заводская» водка официально продавалась в палатках.

Бывали и такие случаи: работники, которые должны были клеить этикетки, вскрывали бутылки, содержимое сливали в канистры и продавали «налево», а в бутылки заливали воду. Откуда я об этом знаю? Периодически присутствовала, наблюдая драки обманутых покупателей около и внутри палаток. Первое время продавцы, пытаясь доказать, что с их стороны обмана нет, брали из ящика первую попавшуюся в руку бутылку, открывали и давали попробовать. Мол, все честно. Вот это «честно» и заканчивалось битьем витрин и мордобоем. В таких палатках работали только мужики, хозяева ведь знали, что торгуют паленым. Потом они навострились иметь специальный ящик с проверенной, настоящей заводской водкой и уже сами били морды своим покупателям за необоснованные претензии. Вы не поверите, но через год этим стали «баловаться» работники самого завода «Кристалл». У меня лично было несколько партий такой водки из воды, хотя и покупала я их напрямую с завода.

Если бы все эти события были растянуты во времени, мы бы еще поартачились. Но слишком все было точечно и по нарастающей. Мы поняли — начались военные действия необъявленной гражданской войны, а значит, придется договариваться. Я дождалась очередной случайной встречи и очередного дружеского вопроса:

— Как дела?

— Да плохо дела, — начала я издалека. — Проблемы с ночными покупателями: грабежи, хулиганство. Вот уж и не знаю, может, закрыть ночную торговлю?… Плюнуть на то, что только у нас есть на нее разрешение?… Может, вообще все бросить и вернуться в школу?…

Я закурила. Специально сделала паузу, создав видимость обычного трёпа:

— Знаешь, надоели бессонные ночи с разборками, да и муж недоволен.

В моём, на первый взгляд, бытовом разговоре было упаковано послание: «мы уникальны и особенны; если нас сильно прижать, можем все бросить; нам есть куда идти; у нас есть крепкие тылы — мужья». Про тыл ошибочка вышла. Жизнь показывает, что если ищешь врагов или предателей, то начинать нужно с собственной постели…

Естественно, сразу никто помощь не предложил. Теперь им нужно было выдержать паузу и устроить что-нибудь эдакое для закрепления достигнутых результатов… Этой же ночью была ограблена палатка, а продавщицу мы нашли утром у нее дома пьяной в стельку. Она пила еще пару дней, так что выяснить хоть какую-нибудь правду было невозможно. Вот так я узнала, что и женщины могут быть скрытыми алкоголичками. Она была молодая, красивая, замужем и с дочкой. К сожалению, она не справилась со своей жизнью: муж её бросил; дочь попала в ужасную аварию и осталась инвалидом. Сама она сгорела в собственной квартире — так была пьяна, что не смогла выползти из комнаты. Ей еще не было и сорока. Все же в жизни не так важна красота, как характер. Красивые, но без стержня, молодые женщины в те годы часто погибали, слишком много появилось соблазнов.

Дня через три через продавца мне передали: они хотят встретиться. Разговор предстоял обстоятельный, и мы решили посидеть в кафе. Нам предложили за двадцать процентов от прибыли гарантированную безопасность — нас, членов семьи, личного имущества, жизни продавцов, товара. Мне предложение не понравилось. Получалось, что мы должны ежемесячно показывать им свою прибыль, свои расходы. Тогда я не совсем понимала, почему меня это так напрягает, это было на уровне «мне так не нравится», но впоследствии узнала, как это опасно. Я предложила разговаривать о конкретной сумме в месяц. Конечно, в моём контрпредложении была загвоздка, ведь они не знали, какая у нас прибыль. Если они назовут маленькую сумму, а по процентам получится больше — они прогадали. А если мы посчитаем, что проценты выгодней названной им суммы, и согласимся на проценты, то они опять прогадали.

Ребята взяли паузу, чтобы донести моё предложение до своего руководства. Через пару дней они приехали с решением, что готовы на твердый ежемесячный платеж в размере… Тут мы устроили торг, жаловались на жизнь и возрастающие расходы, они рассказывали о своих трудностях. Им нужно было набирать кадры, покупать для них служебные машины, доставать оружие. То есть у всех одна и та же беда: нужны профессиональные ответственные работники и хорошее материальное обеспечение. Договорившись о конечной сумме ежемесячных платежей, мы ударили по рукам, посочувствовали проблемам друг друга и разъехались по своим делам: кто за водкой и сигаретами, а кто за машинами и пистолетами.

Вы ведь не сомневаетесь, что в течении недели в нашем районе навели порядок? По ночам опять шла бойкая торговля. Вместо милиции вокруг палаток, как патруль охраны, ездили теперь в машине «наши ребята». По необходимости, они «терли» с заезжими гастролерами, объясняя им, кто метит эту территорию. Мы думали, что какое-то время можем спать спокойно. Увы…

Наших ребят, в одночасье, всех главных, «принимают» в ментовку. Мы об этом узнали через пару часов, так как в срочном порядке к нам подъехали новые представители. Мы этих ребят в лицо уже знали, они были постоянными покупателями и жили в районе пятиэтажек. Потом они разоткровенничались: как и везде, в их мире беда одних стала удачей других. Наших посадили, а их из «шестерок» перевели в главари. Вот прямо целым экипажем «шестерочной» ночной машины. Мы до этого не знали, чем они занимаются, так как они курировали другой район. Чувствовалось, что тогда в «их» мире было всё разумно, что руководят ими профи. Бригады ещё не работали там, где жили, поэтому соседи, знакомые, даже родные были в неведении. Ребята имели кодовое название «грузчики», и для всех они были трудяги, которые ночью разгружают вагоны, зарабатывают непосильным трудом копеечку и могут днем спать и тратить деньги, отовариваясь в таких палатках, как наша.

Постепенно наши миры стали смешиваться. Одно дело, когда к тебе приехали, спросили о проблемах, все решили, забрали деньги и уехали. Конечно, с большой натяжкой, но можно было сказать, что мы вынужденно платили охранному агентству. А здесь жизнь на одной территории. Идешь в гости к подруге, вы уже «хорошо» посидели, тут заходит на огонек, уложив своего малыша спать, соседка. Вы знакомитесь, болтаете о своём, о девичьем, и тут забегает муж соседки за своей женушкой. Оп-па, а это твоя «крыша»! По официальной версии он «грузчик», который быстро управился с разгрузкой вагонов и пораньше вернулся домой. Вот «крыша» и «грузчик» в одном лице, вылупив зенки, смотрит на тебя, понимая, что ты уже «хорошо посидела»

и можешь стать болтливой. Он не знает, что делать. А ты, выпучив глаза, пытаешься сообразить, то ли вы знакомы (тогда — где познакомились?), то ли вы не знакомы (а он сейчас примет это за знак высокомерия и вытащит свою пушку). Было непонятно, кто в какой момент вляпается в подобную ситуацию.

Длилось все не так чтобы долго. Пару месяцев. Государственные магазины начали превращаться в потребительские кооперативы, Дома быта переквалифицировались в частные ателье и парикмахерские. У криминальных структур стало очень много работы, нужны были новые кадры. А желающих было неожиданно много. На бандитов стал такой большой спрос, что брали всех, кто старше шестнадцати лет и готов стрелять в человека. Начался раздел территории. И начался он со своих.

Сначала «шестерки» одних групп стали на разборках стрелять в чужих «шестерок»…

Человек переступает внутреннюю черту не многократно в каждом отдельном случае, а только один раз. Самая первая любовь, самый первый секс, самый первая машина — мы все знаем, как первый раз отличается от всех остальных. Это правило работает и при спуске вниз. Самый страшный шаг в темноту — первый. Затем ты просто идешь. Так и с убийством. Человек договаривается сам с собой только один раз: почему ему надо это сделать; почему он не может этого избежать; почему его жизнь намного важнее жизни другого.

Бывало, убийца и жертва и в школе одной учились, и в одних соревнованиях участвовали, но сейчас, волею судеб, они в разных бригадах, и их главари конфликтуют. Простой случай — проститутку не поделили, устроили махач, результатами остались недовольны. Утром проспались, протрезвели — собирают свои бригады, чтобы объяснить друг другу, что у кого длиннее. Вот «шестерки» и едут на разборки, достают стволы… А в «их» мире, если ствол достал, то надо стрелять. Если не выстрелил, ты — последнее ссыкло, из бригады выставят с позором. А могут свои и насмерть забить, чтобы другим неповадно было. Пацан — значит пацан. «За базар надо отвечать», — это как раз про такую ситуацию. Про смерть.

Когда солдата убивают на поле боя, он имеет духовное и нравственное оправдание: война, противник с оружием, открытое противостояние. А вот глупому юнцу с пушкой в руках такого оправдания нет. Темной ночью он, достав ствол из кармана (может, от испуга), должен стрелять. И для него это — тот самый первый шаг. Он уже договорился с собой — его жизнь важнее чей-то чужой жизни. И он стреляет. Всё, теперь он убийца. Ему уже все равно, сколько будет этих трупов. Перед собой, перед Богом, в своем сердце он — убийца. Теперь море по колено. «Чем хуже, тем лучше». Выпивка, наркотики, проститутки, изнасилования, издевательства — ничто и никогда не заглушит правды о самом себе. Можно забыться, но нельзя забыть. Увы. Душа не позволит.

Даже сильного мужика с крепким стержнем вседозволенность развращает быстро. Что уж говорить о молодняке, который решил, что ему мешают старики. Паханы такие осторожные, такие медлительные, такие скупые и жутко строгие. Главари наказывали молодых ребят, как шкодливых котят, если «шестерки» вели себя развязно или по пьяни нарушали договоренности. И вот «шестерки» грохнули паханов. Всех. За одну ночь. «Твоя беда — моя радость». Начался быстрый карьерный рост, иногда чересчур стремительный. Сегодня на сходке назначают нового главного, а через пару дней его уже с почестями провожают в последний путь. Появились даже народные приметы. Если хоронят очень богато и бьют себя кулаком в грудь, обещая жестоко отомстить за смерть друга — точно, грохнули свои. По молодости лет к ним не приходило понимание, что дорогими гробами из красного дерева, шикарными поминками свои руки от крови друга, который еще вчера прикрывал тебе спину, не отмоешь. На воре и шапка горит. Чем больше памятник, тем ближе была дружба между убитым и убийцей.

Но мы еще были не при делах. Крыша решала свои внутренние вопросы. Как я сейчас понимаю, авторитеты осознавали, что нас трогать нельзя, молодняк за это наказывали серьезно. Зачем резать корову, которая дает молоко, сливки, масло, сыр и телят? Первой, второй, третьей волне руководителей было не до нас. Они толком даже не успели насладиться шальными деньгами, ведь многие из них вышли из «шестерок». Вечером ты еще ходишь в единственных спортивных штанах, а ночью, привезя руководителю долю и набравшись смелости, грохаешь его. Еще не успело взойти солнце, а весь мир уже у твоих ног. И баба босса, и тачка босса. Эти «жены» передавались у бандитов из рук в руки, как переходящее знамя. Красиво называлось — забота о вдове. А почему, собственно говоря, девушки должны были отличаться от юношей? Те хотят красиво и на халяву, и эти хотят на халяву. Теперь любой прыщавый качок-бычок, решив мочить всех, мог позволить себе красотку с шикарной фигурой, желаемым цветом волос и соответствующим уровнем интеллекта. Раньше он мог только смотреть на неё издали и пускать слюни, а теперь у него есть пистоль в кармане, и он король. Как говориться, «есть, чем потресть».

У мужчин, как показывает мой жизненный опыт, есть какой-то бзик на женщину более сильного самца. Вот хочет он чужое. Не другое, а именно чужое. Рядом будет стоять десяток таких же красивых, да еще свободных, как говориться, бери не хочу. Но нет, им подавай чужую. Лучше, чтобы это была женщина босса или друга, даже баба врага не так интересна. Надо у своего отнять… В общем, это не было редкостью, когда убитая горем молодая вдова на похоронах плакала на плече близкого друга почившего мужа. На следующий вечер глядишь — они уже вместе катаются в машине и веселятся. Все нужно было делать быстро: есть, пить, уходить в разгуляй. Не все доживали до рассвета. Слишком много «шестерок», слишком много стволов, а Москва не резиновая.

От моего первого дня в качестве товароведа до последнего спокойного счастливого летнего вечера прошёл примерно год. Наша «крыша» захотела со мной о чем-то поговорить и назначила встречу. Мы уже все спокойно приятельствовали друг с другом. В гости еще друг к другу не ходили, но члены семей знали друг друга по имени, и мы запросто болтали о своих делах: дети, сады-школы, машины.

Я помню этот вечер, было примерно часов пять, теплый такой, но с легким ветерком, ласковым, нежным. Хороший спокойный летний вечер. Ребята подъехали все вместе, вчетвером. Они поделились своими планами ближайшего развития. Мне они предложили, ни много ни мало, заняться ювелирной торговлей в центре Москвы. Им, за «хорошую работу» и регулярный вклад в общак (а этому способствовала наша с Кирой успешная деятельность), выделили крупный магазин на Тверской между станциями метро Охотный ряд и Пушкинская. Меня спросили, будет ли мне интересно этим заняться. Они очень хотели эту точку. Они были уверены, что я всё организую по высшему разряду, а значит, им выделят ещё больше помещений в самых крутых местах. Они просили меня подумать, все взвесить и назавтра дать ответ.

Я ехала домой, голова разрывалась в предвкушении возможностей. Уже видела огромные подсвеченные витрины с такими изделиями, каких Москва еще не носила. Я уже стала обдумывать вопросы: «Как мне выйти на настоящих ювелиров? Где мне найти художников, которые смогут создавать рисунки, из которых ювелиры сделают шедевры?» Мне не спалось всю ночь — какой тут сон?!

А ребята поехали в ресторан, где их уже ждали жены, — отмечать день рождения одного из них, его звали Денис. Он у них был самым уравновешенным, вдумчивым — ребята его уважали. Утром поселок гудел от новости, которая, даже по тем временам, была за гранью добра и зла. Ребята не пришли из ресторана домой, все четверо. Как рассказали жёны, они вышли покурить и не вернулись. Я думаю, что они вышли покурить травку, потому что обычные сигареты все курили в ресторанах, прямо за столами. Ужас был в том, что они вообще никогда не вернулись. Их тела так и не нашли. Их не смогли похоронить, им не поставили памятники. Нет для них места последнего пристанища. Эти четверо — молодые, веселые — были из последней волны приличных и видящих будущее «крыш» того времени — начала лихих девяностых. В период своего становления они еще застали живыми своих былых авторитетов, они еще успели с ними пообщаться.

Наступило время отморозков. У этих не было ничего святого. Если «своих» они оставляли без памяти и могил, так что говорить о «чужих». Управы на них не было. Они убивали вышестоящих, потом убивали их самих. За год такого вот «карьерного роста» они сами себя вырезали. Не осталось тех, кто бы не был отморозком. Менты их боялись. Чиновники их боялись. К власти над обществом пришли самые настоящие бандиты — молодые, отчаянные, безжалостные. Готовые убить любого просто так. Не было больше законов. Прав был тот, кто быстрее стреляет. Вот и весь закон. Мафия родилась.