Подонок

Анна Веммер, 2019

Меня зовут Андрей Тихомиров. Десять лет назад мою жизнь разрушила маленькая лживая девчонка. Она еще не знает, что я вернулся, что наблюдаю за ней и совсем скоро она окажется в моей власти. Зачем мне веревка и дом в глуши, на побережье холодного моря? Я же подонок. Пытаюсь соответствовать. Содержит нецензурную брань.

Глава вторая

— Папа, папа, я нарисовал дракона!

Митя, увидев отца, несется через весь двор, размахивая листком с разноцветными каракулями. Я опускаюсь на корточки, чтобы обнять сына и делаю вид, будто внимательно рассматриваю дракона.

— Какая красота. Это тебя на занятиях научили?

— Да!

— Надо к дракону нарисовать принцессу.

— Папа, драконы не едят принцесс!

Подходит Надя, и они вместе смеются.

— Ему понравилось на занятиях?

— Да, там даже мне понравилось. Пока чадо развлекают, можно кофейку выпить, посидеть в тишине.

Я с наслаждением привлекаю к себе жену. Митька вертится у ног и тоже лезет обниматься.

— Как ты долетел? — спрашивает Надя после долгого поцелуя.

— Как всегда, трясло хорошо. А вы тут как? Не скучали без меня?

— Папа! Пойдем, поиграем в футбол?

— Мить, — Надя хмурится, — папа только что с самолета, папа устал. Давай завтра?

— Ладно, — грустно вздыхает сын.

Я никогда не мог ему отказать, когда он смотрел так грустно и с надеждой.

— Десять минут!

— Ура-а-а! — Чадо несется к друзьям. Весть о том, что с ними будет играть взрослый, производит фурор.

— Тихомиров, так детей не воспитывают. Он из тебя веревки вьет.

— Пусть вьет, — довольно отвечаю я, — строгий родитель у нас ты.

Не признаваться же, что я обожаю наши игры? Что чувствую себя совершенно счастливым, гоняя мяч с семилетками? Что испытываю детский восторг, покупая новый конструктор или радиоуправляемый вертолет? Что запоминаю каждую улыбку сына, его смех, что ради его благодарности я готов свернуть годы.

Отцы должны быть строгими и справедливыми, но я не такой. Я для Митьки не только папа, но и друг. Это то, чего мне не хватало в собственном отце и это то, что я постараюсь сохранить для сына на все время, что нам отведено быть вместе.

— Го-о-ол! — кричит он, а я делаю вид, будто раздосадован пропущенным мячом.

Дети смеются и обнимаются, у них радость: они обыграли взрослого. В своих фантазиях они — великие футболисты.

— Тихомиров Андрей Дмитриевич? — вдруг раздается голос за моей спиной.

Оборачиваюсь. За пределами коробки стоит мужчина в темно-серой кожаной куртке. За ним — милицейский бобик.

— Старший следователь Кириллов, проедемте в отделение.

— На каком основании? Где повестка?

— Андрей Дмитриевич, ну ведь дети же. Не заставляйте меня применять силу.

Дети.

Это последний раз, когда я вижу сына.

Дорога меня измотала. Так я думаю после короткого сна в гостиной. Я сел на диван просто чтобы перевести дух и сам не заметил, как заснул. Хотя себя не обманешь. Измотала не дорога, измотали обстоятельства этой дороги. Даже смешно: я так долго убеждал себя, что после всего будет просто похитить Сергееву, что совершенно не задумывался, что будет дальше.

А сейчас сижу, смотрю в ночную мглу и напряженно вслушиваюсь в тишину. Но все тихо. Девчонка или заснула или успокоилась. На всякий случай я открываю ноутбук и включаю камеру на чердаке. Настолько не ожидаю встретиться с Сергеевой взглядом, что рука с ноутом дергается.

Она вряд ли заметила камеру, искусно вмонтированную в потолок, но смотрит она прямо в мой экран. Не спит, просто смотрит и о чем-то думает. Хотел бы я знать, о чем именно.

Усилием воли заставляю себя закрыть ноут и отправиться на кухню. Надо сообразить завтрак, да и перекусить что-нибудь не мешает. А еще стоит побриться. Правда, тогда Сергеева явно меня узнает, а мне хочется подольше остаться безымянным неадекватом.

Я думал, буду наслаждаться ее страхом. В мельчайших деталях представлял, как буду смаковать каждую минуту, которую она проводит в неизвестности. Не зная, кто я, за что она здесь и какая судьба ее ждет.

Думал, это принесет удовлетворение. А принесло какую-то странную горечь.

Где-то далеко рос Митя, мой сын, который так неосторожно влюбился в девушку-проклятие. Наверное, она ему нравилась. Красивая девка, яркая, знающая себе цену. Наверное, он ее оберегал. Отдавал ей свою куртку, если мерзла, грел ладони в своих, смешил и развлекал. Дарил цветы? Я никогда не видел этого, мне лишь пару раз удалось понаблюдать за ними в одной из городских кафешек.

Оказывается, вместо удовлетворения от того, что все получилось легко и просто, я еще буду испытывать острое чувство сожаления от того, что наверняка причиняю боль собственному сыну. Что он будет ее искать. Переживать, нервничать и винить себя за то, что не защитил.

Все это настолько неожиданно, что я чувствую растерянность. Стою у холодильника и просто смотрю на продукты, понятия не имея, что буду делать. Не сейчас, а вообще. Даже не с Сергеевой, с ней-то как раз все понятно. А со своей жизнью, я ведь ни разу еще не думал о будущем.

Я заставляю себя стряхнуть сомнения, отключить непрошеные мысли и заняться завтраком. На сквородку идет бекон, следом пять яиц и — храни маркетологов! — из пакета я высыпаю уже тертый сыр. Не самого лучшего качества, зато без грязи и геморроя. До завтрака еще рано, но мне плевать, остынет он или нет. На поднос я ставлю стаканчик с чаем, тарелку с яичницей и беконом, два доната и кусок сахара.

— Не ресторан, — усмехаюсь, представляя реакцию Сергеевой на скромную снедь.

Вся посуда бумажная, даже ложка. Ни единого шанса использовать хоть что-то в качестве оружия или орудия. Мне кажется, я предусмотрел каждую мелочь, но на самом деле понимаю, что от ошибок не застрахован. И держусь начеку.

Она подскакивает на постели, когда я открываю замок и вхожу. Смотрит, со страхом следит за моими движениями. Мои черты скрывает темнота, но скоро придется перестать играть в анонима. Не сегодня, сегодня я слишком устал.

Ставлю поднос на пол у двери и выхожу.

— Нет! Подождите! Кто вы такой?! Что вам от меня нужно?!

Если бы я знал ответ на этот вопрос, детка, я бы уже давно сказал. Что нужно? Разве можно взять что-то взамен потерянного общения с ребенком? Разве можно откупиться в счет разрушенной семьи?

— Выпустите меня! Ну, пожалуйста!

Желание дамы закон. Вот только желания нужно четче формулировать.

***

Я смотрю на поднос и прижимаю ладонь к груди. Слева, где сердце. Мне кажется, только так я смогу его успокоить, потому что оно бьется с такой силой, что страшно. Мне до ужаса хочется есть, в последний раз я ела перед выходом на курсы, да и то скорее перекусила бутербродом и кофе. Потом были часы ужаса в машине, которые сменились постоянным изматывающим страхом здесь, в доме.

Яичница пахнет умопомрачительно. Больше всего на свете хочется наброситься на еду, но проклятая гордость отчаянно сопротивляется. Я должна, как в книгах, устроить голодовку, заставить его хоть что-то объяснить, в конце концов, гордо и независимо умереть несломленной.

Но к черту книги. Они не помогают. Я беру поднос, сажусь за стол и набрасываюсь на еду. Наверное, стоит повременить, убедиться, что ничего не подмешано, но, в конце концов, я уже пила его воду и ничего не случилось. В беконе спрятать наркотики или снотворное сложнее.

Он кажется смутно знакомым — вот какая мысль беспрестанно бьется в голове. Я где-то видела этого мужчину! Но где? Во дворе, пока он присматривал жертву? В универе, среди студентов и преподавателей? На курсах? В доме… в доме! Да!

От переизбытка эмоций я вскакиваю, едва не упав и больно ударившись о прибитый к полу стул.

Голос мне знаком! Хрипловатое хмурое отрывистое"здрасьте"в лифте — это сосед сверху!

Еще более странно. И страшно, потому что сосед, похищающий девушку, живущую на этаж ниже, совершенно точно не собирается оставлять ее в живых. Это всерьез происходит со мной?

Я заканчиваю с ранним завтраком (хотя, судя по темноте за окном, это скорее поздний ужин) и стучу в дверь.

— Вы слышите меня?! Эй! Послушайте, давайте поговорим!

В ответ неизменная тишина.

Я не смогу сегодня заснуть. Наверное, буду лежать до самого утра, прислушиваясь к звукам в доме. Гадая об ожидающей меня судьбе. Воображая самые страшные кошмары, которые только способна сгенерировать фантазия. Больше всего на свете мне хочется проснуться утром в своей постели и снова увидеть в окне голубое небо.

Какой же я была дурой!

Последние полгода мне казалось, мир потерял краски. Я закончила бакалавриат и оказалась на развилке, которая пугает большинство новоявленных специалистов. Но меня эта развилка напугала так сильно, что я не смогла сделать ни шага вперед. Наверное, это было что-то вроде депрессии, ведь я часто думала о том, что жизнь, лишенная цвета, запаха и вкуса, не имеет никакой ценности.

Сейчас я знаю, что это полная хрень. Больше всего на свете я хочу выжить. Вернуться в серый мир, вернуться к опостылевшим делам. Я найду применение времени, определенному судьбой, найду в себе силы двигаться дальше, только бы исчезли серо-коричневые стены домика у северного моря, только бы вместо наглухо запертой двери снова увидеть родной электрический камин и туалетный столик, косметику на котором я не трогала уже много месяцев.

Мне на миг даже кажется, что это какая-то программа по избавлению от депрессии, организованная отцом. Наподобие тех реабилитаций для зависимых, где их держат в закрытом доме вдали от цивилизации и заставляют работать, чтобы отвлечься от мыслей о дозе.

Отвлеклась, ничего не скажешь.

К собственному удивлению я засыпаю. Тревожным поверхностным сном, но все же проваливаюсь в спасительную темноту, которая позволяет не думать, не бояться и не мучить саму себя.

Когда просыпаюсь, на столике уже нет подноса с остатками еды, зато есть сырная фаготтини в упаковке и пластиковая бутылка с йогуртом. Мысль о том, что он вошел сюда, а я не проснулась, изрядно пугает.

Я не нахожу расчески, видимо потому что ее легко использовать в качестве оружия, и просто кое-как пытаюсь пригладить длинные волосы. Смотрю в окно. Единственный плюс моего положения: потрясающий вид на море. Если я здесь умру, то хотя бы насладившись крошечным клочком красоты.

Скоро весна, и лед на море уже оттаивает. Странно, но живя в такой близости от него, я ни разу не ездила отдыхать в это место. Кому нужно северное море, когда есть Турция или Италия? Хочется понежиться на пляже, окунуться в лазурную воду. А не стучать зубами, любуясь на серверное побережье и стоя на холодном песке, который забивается в кроссовки.

Но красота неописуемая. Бесконечный светлый горизонт с низкими сероватыми облаками.

Нет уж! Я просто так не сдамся. Нужно как-то выбраться, а затем найти дорогу. Она наверняка идет вдоль побережья. Остановить машину и попросить позвонить в полицию, сейчас же у каждого первого мобильник!

Правда, у похитителя машина. И он без проблем догонит меня, едва поймет, что я сбежала, но попытка не пытка.

Я беру йогурт и задумчиво брожу по комнате туда-сюда, разрабатывая план. Вариантов у меня не много, а те, что имеются, предполагают по большей части адовое везение. Но и выбора особого нет.

Сначала осматриваю замок, но там даже скважины нет! Похоже, это просто щеколда или навесной замок снаружи. Значит, нужно во что бы то ни стало выбраться из комнаты, хотя бы на время. Он все предусмотрел, подонок, мне не отпроситься в туалет — он здесь есть, в душ, поесть, попить. Но должен же быть способ, который отвлечет его и заставит хотя бы минут на десять вытащить меня отсюда!

Мне страшно решаться, но сидеть здесь в неизвестности нет сил.

— Выпустите меня! Слышите?! Выпустите немедленно!

Я старательно имитирую истерику, уже зная, что он окажется глух к ней. Стучу в дверь руками, ногами, умоляю и требую. Потом рыдаю. Не очень правдоподобно, но вообще при нервном срыве сложно реветь, как в кино: красиво и трагично.

Потом я иду в ванную, открываю кран в раковине и в душе. Пусть думает, что я умываюсь. А я пока устрою потоп.

Смотрю, как вода набирается в раковину и понимаю, что просто потопа мало. Мужик просто заставит меня убирать последствия и перекроет воду. Нужно что-то, чтобы он начал разбираться, а значит…

Я как следует отрываюсь: лезу под ванну. Трубы пластиковые, ремонт на чердаке явно новый, но не капитальный. Даже если здесь и предполагалась ванная комната, то делать ее пришлось почти с нуля. Промашка похитителя: он не подумал, что я полезу сюда.

Не думаю о том, что мне может попасть. Эмоциональный подъем такой, что я готова свернуть горы. Скручиваю вентиль перекрытия воды и смываю его в унитаз. Теперь как минимум придется идти за ключом. Затем я вырываю трубы слива из раковины и вся вода оказывается на полу. Я вся мокрая, пальцы исцарапаны, но вода уже вовсю подбирается к комнате. Меня трясет от всплеска адреналина.

Сколько проходит времени? Немного. Зачарованно смотрю, как воды все больше и больше, как она заливает пол. А потом распахивается дверь, являя мужчину.

— Какого хера ты творишь?! — рычит он и этим выводит меня из ступора.

Я отскакиваю к стене и молюсь, чтобы выглядела достаточно убедительно.

— Выпустите меня! Мне страшно, ясно?! Выпустите, я сказала!

Он осматривает разрушения и матерится. Потом думает, сверлит меня тяжелым взглядом. На нем мешковатая толстовка и бейсболка, лица почти не видно: те черты, что не скрывает тень от козырька, успешно маскирует густая борода.

— Идиотка, — цедит он. — Останешься без воды! Иди сюда.

Хватка у него стальная, но сейчас, когда он тащит меня по лестнице вниз и вталкивает в ближайшую комнату, я готова ликовать. Получилось!

— Сиди здесь. Если выкинешь что-нибудь еще, я привяжу тебя к батарее и будешь спать на полу, ясно?!

Это какой-то чулан, в котором ни развернуться, ни толком расположиться. Кривоватые полки, швабры, чистящие средства. Даже странно, что он запер меня именно здесь. Неужели не боится, что я прысну ему чем-нибудь в лицо? Хотя он больше меня в два раза, такой ничего не боится.

Зато здесь есть замок! Такой же как на двери в ванную. В нормальную ванную, разумеется. Я быстро осматриваю содержимое чулана и нахожу на какой-то инструкции к автоматическим воротам гаража скрепку. Порывшись еще, получаю и вторую. Замки на таких дверях самые простые, никто не думает о том, чтобы запирать в чуланах похищенных девиц.

Руки дрожат, но я заставляю себя сосредоточиться. Я ведь делала это уже в глубоком детстве. Играла в шпионку и всегда вскрывала небольшие замочки на дневниках или маминых шкатулках.

К счастью, дверь поддается! Я даже дышать перестаю, когда понимаю, что могу открыть ее, но нечеловеческим усилием заставляю себя замереть и прислушаться. Сверху доносятся тяжелые шаги и плеск воды — похититель еще не разобрался с потопом. Я стараюсь двигаться бесшумно, выскальзываю наружу и спускаюсь по лестнице вниз.

Быстро бежать нельзя, можно на что-нибудь налететь или разбить, так что есть время осмотреться. Как он вообще попал в этот дом? Хозяева приезжают сюда только на лето? Не принадлежит же он этому мужику, право слово!

Внизу я вижу ноутбук и ахаю: на экран выведено изображение с камеры на чердаке. И даже из ванной! Господи, да он за мной все это время наблюдал и каким-то чудом не увидел, что я творю с водой!

Псих. Ненормальный неадекватный псих!

Входная дверь заперта, но, к счастью, на обычный замок, изнутри.

Легкие обжигает утренняя прохлада. Весна еще в свои права до конца не вступила, температура держится в районе нуля и без куртки, босиком, бежать холодно. Но оставаться в этом жутком доме слишком страшно.

Я запрещаю себе радоваться и надеяться. Просто оббегаю дом, пригнувшись и держась у самой стены, чтобы не было видно, и несусь к выезду. А вернее, туда, где на земле слабо виднеются следы шин. Я не знаю, откуда мы приехали, машины не видно, но надеюсь выйти хоть к какой-нибудь цивилизации! Если идти сначала перпендикулярно морю, а затем параллельно, то можно найти дорогу.

Держаться леса. Он поедет догонять меня на машине, а из машины почти невозможно заметить хрупкую фигуру среди листвы. И самое важное: постараться до ночи найти убежище, в котором можно согреться. Иначе весенние ночные морозы попытаются меня убить.

Дыхания не хватает, ноги непривычно подворачиваются от каждого неудачно попавшегося камня, но я несусь вперед, не понимая, вышла за территорию дома или нет. Через не слишком-то густой лес ведет узкая дорожка, по которой я и спешу.

Мне кажется, я иду уже очень долго. Во всяком случае, минут пятнадцать, не меньше. Поэтому, как только я утыкаюсь в глухой забор, внутри что-то обрывается. Его не обойти и не перепрыгнуть. Высота метра в два, колючая проволока наверху. Забор уходит влево почти до самого моря, выход через которое тоже закрыт сеткой.

— Нет! Нет! Нет!

Я иду вдоль забора вправо, но он все не кончается и не кончается! Мне хочется разреветься. Он просто огибает территорию дома. Огромную территорию, но закрытую. Я нахожу ворота, которые, очевидно, и есть проезд к дому, но на них нет ни замка, ни пульта управления. А забор все продолжается и продолжается, ведет меня кругом к морю.

Последние метры до пляжа я преодолеваю стиснув зубы и остатки сил направляя на то, чтобы не разреветься вслух. Мне кажется, я иду на автопилоте, больше всего на свете хочется упасть на землю и отключиться.

Это какой-то сон. Жуткий сон, который просто затянулся и скоро все пройдет.

На пляже я неудачно наступаю на камень, и нога подворачивается. От боли из глаз сыплются искры, я издаю слабый стон сквозь зубы. Но зачем-то бреду к кромке воды.

Из этого места нет выхода. Можно пойти по воде в надежде обогнуть сетку, северное море на первой сотне метров совсем мелкое, но я понимаю, что это самоубийство. Лед уже не держит, а вода ледяная. Без обуви это нереально. Ворота управляются с пульта в доме или с приложения. Может, и есть способ открыть их, но я вряд ли найду.

Накрывает страшным пониманием: мне отсюда не выбраться. И придется вернуться к нему в дом. Я слишком долго ходила по участку в поисках выхода, вернуться и незаметно отправить с его ноута просьбу о помощи уже не выйдет.

Идиотка! Надо было искать телефон! Хоть какое-то средство связи, ключи от гаража, машины… хотя толку от них, если я не умею водить, но, может, он забыл где-нибудь телефон. Или закрыть его на чердаке… господи, какая же я дура!

Слезы все-таки проливаются на щеки, застилают глаза. Они кажутся ужасно горячими. Я так замерзла, что ежусь, кашемировый свитер совсем не спасает от пронизывающего насквозь ветра.

Стою на ледяном песке. Смотрю на безмятежную гладь воды, и меня трясет не то от страха, не то от холода.

— Набегалась? — слышу за спиной его голос.

Мысленно готовлюсь к удару, к его злости. Последствия попытки побега неизбежны, а от того, что у этой попытки не было ни единого шанса, еще обиднее.

Оборачиваюсь. Не знаю, что скажу, вряд ли его тронут мои слезы.

Твою мать. Он побрился. Переоделся в светло-серую рубашку и потертые темные джинсы. Стоит в нескольких метрах от меня, сложив руки на груди, и несмешливо смотрит, всем видом излучая превосходство.

Но хуже всего то, что я его знаю.

Вот теперь мне по-настоящему страшно. Оказывается, до сих пор я не знала этого чувства.