Надкушенное яблоко Гесперид

Анна Бялко

В этом романе очень много всего. Тут и измена, и краденые драгоценности, и усыновленные дети, и нетрадиционные отношения полов, и романтика дальних странствий… Но в то же время – он очень простой. Потому что все это можно легко описать несколькими словами – кризис среднего возраста. Это такой период, когда ты вдруг резко понимаешь, что время уходит, что молодость – кончилась, жизнь летит между пальцев со страшной скоростью, а ты еще ничего не успел! И не успеешь, если вот сейчас же, сию минуту, не сделаешь чего-то такого… Такого… Непонятно какого, но такого, чего ты раньше никогда не делал. К счастью, в большинстве случаев кризис среднего возраста проходит все-таки раньше, чем мы успеваем натворить в своей жизни чего-нибудь совсем уж необратимого. И, когда он тебя отпускает, становится абсолютно понятно, что главное и лучшее в твоей жизни – то, что у тебя уже есть. И этого достаточно, и это прекрасно, и не надо ничего больше.

Пролог

— Мам, ты мне нужна. Ты занята? Мам!

— Я ем. Яблоко жую.

— Нам по истории задали сочинение.

— Ну и?

— Ну мам! Ты можешь послушать? По истории. Задали. И скоро уже сдавать.

— Очень хорошо. А я при чем?

— А ты помоги мне, а? Ты же все это знаешь… И все равно пишешь…

— Не знаю я никакой истории. Я ее не люблю.

— Эту знаешь. Там про древних греков. Ты мне сама рассказывала, ты ее любишь.

— А что про греков? Чего вам хоть задали-то?

— Ну, там надо написать, придумать свою историю. С вариантами. Как могло бы быть, если бы… Ну, например, если бы изменилось что-то одно, потом изменилось бы и другое. На примере греков.

— Ну ладно. Чего ты сам-то знаешь про греков?

— У них были мифы. Герои и боги. Ну, и еще демократия в Афинах. Законы Солона, да?

— Да-а. Что-то в этом роде. Слушай, а может, все-таки сам придумаешь? Ты же вон — все знаешь… И мифы, действительно, мы с тобой читали. Возьми и сочини сам какой-нибудь новый миф… А мне завтра статью сдавать.

— Мне тоже сдавать! И вообще — кто у нас тут главный сочинитель? Творческий работник… Что тебе стоит?

— Какой же вот ты противный. Видишь же, я работаю. Знаешь же, что я историю не люблю. И все равно пристаешь.

— Это не история, это мифы. Их ты любишь, ты сама говорила. Ну мам!

— Ну ладно. Только тогда действительно про мифы. Никакой истории. Все будет про богов.

— Почему?

— Почему бы и нет? Они мне больше нравятся. Греческие боги — почти как люди, человечные такие, только возможностей у них больше. А проблемы все те же. А не согласен…

— Согласен. Только пусть про людей тоже будет. И про войну.

— Ага. А моя фамилия тогда — Гомер. В общем, так. Ты про Геракла помнишь?

— Ну помню. Он подвиги совершал-совершал…

— Сколько?

— Чего сколько?

— Подвигов, балда.

— А-а. Двенадцать. Ну, примерно. Там еще посередке какие-то другие были, неучтенные. А так двенадцать.

— А какие, помнишь?

— Ну там — конюшни разгрести, собаку еще эту… То есть пса, поймать. Кони какие-то, коровы. А, еще лань он ловил. И яблоки.

— Вот-вот. Яблоки. Что там с ними было, помнишь?

— Нужно было принести яблоки. Их сторожил Атлант. Это уже последний подвиг был.

— Именно. Яблоки были тоже не совсем простые. Они росли на золотом дереве, которое было подарено Гере в день ее свадьбы с Зевсом. Говорили, что они давали вечную молодость. Дерево это росло в садах Гесперид, дочерей титана Атласа. Никто, собственно, не знал, где находится этот сад. Известно было только, что Атлас держал на плечах небесный свод. Это была, так сказать, его основная работа. А сад — только хобби. Им в основном занимались дочки, Геспериды. А Атлас, не сходя с места, осуществлял общее руководство.

Гераклу пришлось довольно долго таскаться по античному миру из конца в конец, прежде чем он нашел этот чертов сад на вершине горы у самого края земли. Он ловил по пути говорящих тюленей, чтобы узнать у них направление, боролся с великанами, изничтожил правящую династию Египта — в общем, приключений было много. Но, наконец, он добрался до входа в заветный сад.

Там его встретили Геспериды. Несколько из них. Примерно пять или шесть. Сколько их было точно, осталось доподлинно неизвестным, но и этих ему хватило. Они окружили уставшего героя, принялись беззастенчиво разглядывать его и утомительно щебетать.

— Смотрите, сестрицы, какой красивый мужчина.

Назвать Геракла красивым можно было только совсем уж от безрыбья. Он это знал. Впрочем, чего еще ожидать на краю света. Хотя…

— Только очень пыльный… Вот, может, если омыть его в ручье…

— Ну и что — пыль… Подумаешь… Смотри, какие мускулы…

— Мускулы, конечно. Но этот запах пота…

— А шкура у него на плечах зато стильная. Интересно, это лев?

— Фу, балаболки, — не выдержал Геракл. — Налили бы лучше чего попить с дороги.

— Сейчас, о чужеземец, — одна из Гесперид упорхнула, поминутно оглядываясь через плечо.

Но другие остались.

— Что привело тебя к нам, о чужеземец? — спросила одна из них, обращаясь, наконец, прямо к Гераклу.

— Да я, собственно, не к вам. Я к титану Атласу.

— К папе? А зачем?

— У меня к нему дело. Может ли он выйти ко мне?

— Папа? Папа никогда не выходит. Он занят. У него важное дело. Он держит свод.

— Тогда проводите меня к нему.

Геспериды всею толпой показали Гераклу путь к тому месту, где могучий Атлас и в самом деле держал на плечах небесный свод. В несколько голосов Геспериды стали объяснять отцу, что привели к нему гостя, что гость по делу и что…

— Заткнитесь, балаболки! — хриплым голосом остановил их Атлас. — Дайте человеку сказать.

— Приветствую тебя, о великий Атлас! — прокашлявшись (попить ему так и не дали), начал Геракл. — Я Геракл, сын Зевса. Меня прислал к тебе Эврисфей, царь богатых золотом Микен. Он повелел мне принести три яблока с золотого дерева в садах Гесперид.

— Привет и тебе, сын Зевса, — ответил Атлас. — Я, пожалуй, мог бы, в принципе, дать тебе эти яблоки, хотя цель твоя мне не совсем ясна. Но тут есть одна закавыка…

Он тяжело переступил с ноги на ногу и продолжил:

— Я, вишь ты, с места-то сойти не могу. Свод держать надо, будь он неладен. А яблоки эти… Их же еще пока сорвешь. Можно было бы девок послать, да ты сам видишь… Они ж перепутают все к чертям. Там этих яблонь… В общем, так, сынок… Как, говоришь, тебя звать?

— Геракл.

— В общем ты, Геракл, если подержишь маленько свод заместо меня, я схожу. А если не сдюжишь, то извини — на нет и суда нет.

Геракл посмотрел на свод. Тот казался мраморным, здоровенным и неподъемным даже на взгляд. Потом вспомнил визгливого Эврисфея, представил, как радостно тот заверещит, услышав, что Геракл не выполнил поручения, вспомнил, что это поручение было последним…

— Согласен, о Атлас, — произнес он вслух. — Я подержу твой свод. Только ты уж постарайся побыстрее.

— Да что ты! — радостно отозвался Атлас. — Одна нога здесь, другая там. И оглянуться не успеешь, как я твои яблоки принесу.

Оглядываться Гераклу в любом случае не пришлось бы. Свод лег на плечи единой каменной массой, придавил так, что герой согнулся чуть ли не вдвое. Дышать, и то было почти невозможно, куда там еще оглядываться…

А между прочим, если бы он все же оглянулся, то заметил бы любопытную картину.

Дочки окружили Атласа. Все они были возбуждены и дрожали от любопытства.

— Папа, этот человек — он кто?

— Он зачем к нам?

— Надолго?

— Он с нами останется?

— Будет тут жить? Папа, тебе давно нужен помощник.

— Папа, а если он все равно будет тут жить, может быть, он женится на одной из нас?

— Или даже на двух? На нескольких? Он, случайно, не мусульманин?

— Папа, он тебе нравится?

— Отстаньте вы, надоеды! — рявкнул Атлас. Он сидел на бревне и обеими руками тер поясницу. — Он за яблоками пришел! Ты, вон та, с краю, которая ближе стоит, пойди, сбегай, сорви ему там три штуки. Да смотри, выбери покорявее, чтоб не жалко. Ему все равно не себе.

— Папа, так он уйдет, что ли? — выдохнул разочарованный хор Гесперид. — Так прямо и уйдет?

А как же мы? Папа!

— Подождите вы, вертихвостки, — отмахнулся Атлас. — Не мельтешите. Человек по делу пришел, а вам все лишь бы глупости. Тут обмозговать надо.

Но идея завести сменщика в деле поддержания свода, да еще чтоб попался из хорошей семьи, нравилась ему самому все больше и больше.

Геракл уже начал думать, что его героической карьере пришел конец. Вот сейчас, вот еще мгновение, и он рухнет, навсегда погребенный под этим проклятым сводом, и не получит не то что свободы, но и… Даже ненавистный Эврисфей вспоминался ему достаточно милым человеком. Но тут наконец появился Атлас. В одной его здоровенной руке Геракл слабеющим взором разглядел три довольно чахлых яблочка.

— Вот твои яблоки, о сын Зевса! — провозгласил титан. — Я тщательно выбирал их, чтобы был доволен и ты, и Эврисфей, царь Микен. Надеюсь…

— Ты себе даже не представляешь, как я доволен, о Атлас, — прохрипел Геракл. — Прими же у меня обратно небесный свод, чтобы я…

— Кстати, именно об этом я и хотел с тобой перетереть, — вставил Атлас, кидая яблоки на землю и неспешно присаживаясь так, чтобы видеть лицо Геракла. — Я не понял, что ты там говорил, зачем тебе эти яблоки?

— Я должен отдать их Эврисфею, — раздраженно стал объяснять Геракл. — Это последнее его поручение мне, после этого я стану свободным…

— О! — Атлас назидательно поднял палец. — Свободным! Это хорошо. То есть ты хочешь сказать, о сын Зевса, что, как только Эврисфей получит яблоки, ты станешь свободным?

— Именно так, о титан! Но я не понимаю…

— У меня есть встречное предложение, — палец Атласа теперь был направлен в грудь героя. — Я сейчас пошлю одну из своих девок с этими яблоками к твоему Эврисфею. Они, девки-то, у меня хоть и не богини, но мотаются быстро, что твои нимфы. Она раз — и отнесет яблочки-то. И ты, как ты будешь тогда свободный человек, никуда уже можешь не спешить. Понимаешь, к чему я клоню?

Геракл что-то нечленораздельно прохрипел из-под свода.

— У нас хорошо, — продолжал Атлас, явно истолковав этот звук как согласие. — Тихо, непыльно. Девки, опять же, у меня хороши. Правда, многовато их, но и к этому можно привыкнуть… Так по рукам, что ли?

Геракл уж совсем хотел было, собрав последние силы, сказать Атласу, куда именно он должен пойти со своими девками, но в последний момент его осенило.

— Да, папа, — как мог, изобразив радость, выдохнул он. — Еще бы… Вот только… Я…

— Что, сынок, — участливо спросил довольный Атлас.

— Оправиться мне бы, папа.

— Так это мы разом! — И Атлас с готовностью подставил под свод привычное плечо.

Геракл кубарем откатился в сторону, подальше от свода.

— Спасибо вам, конечно, за хлеб, за соль, за прочее гостеприимство, — бормотал он, нашаривая яблоки по траве. — Но только мы уж как-нибудь сами… И в Микены… Сами… Благодарствуйте, папа… Ха-ха-ха, — раскатами отдавался эхом его голос из-за склонов горы.

Вослед ему долго выли греческим хором обиженные Геспериды.

Эврисфей с подозрением смотрел на лежащие перед ним яблоки.

— А ты точно уверен, о Геракл, что это те самые яблоки? Из садов Гесперид? Я ни на йоту не хочу оскорбить тебя недоверием, но какие-то они… Не очень золотые… — Эврисфей, скривя лицо, осторожно взял ближайшее к нему яблоко и попробовал на зуб. Зуб противно скрипнул. Впрочем, может быть, скрипело яблоко.

Геракл, не отвечая, нахмурил брови и повел плечами. Плечи до сих пор ныли от проклятого свода. Геракл поморщился. Эврисфей, растолковав его гримасы по-своему, сбавил тон.

— Впрочем, не будем придираться к мелочам. Ты, о сын Зевса, исполнил порученные нами тебе двенадцать великих подвигов. Согласно договору, мы возвращаем тебе свободу. Иди отныне, о герой, куда пожелаешь. А в награду от меня прими, Геракл, вот это… Эти… — взгляд царя растерянно заметался по кругу и упал на яблоки. Вот удача! Надо же, пригодились. И вручить не стыдно, и отдать не жалко! — Я вручаю тебе, сын Зевса, эти яблоки. Прими их от всей души. Кому, как не тебе, знать, какую великую ценность они представляют! Пусть никто не скажет, что великий герой ушел от царя богатых золотом Микен без награды!

Геракл вышел из микенского дворца, облегченно выдохнул и смачно сплюнул.

— Ну, слава Зевсу, отделался! Как же меня достал этот недомерок! Теперь скорее домой, в Фивы.

Он поглядел на яблоки, все еще зажатые в руке.

— Вот ведь впендюрил, собака. Нет бы золотишка какого подбросить на дорогу. И что мне с ними теперь? Съесть, что ли? Их ведь и не укусишь. А молодость эта вечная… Бессмертие мне вроде так и так обещали… От этих яблок клятых и без того спина ноет — теперь еще зубы, что ли, ломать?

Чья-то рука сзади похлопала его по плечу. Геракл обернулся.

— О! Приветствую тебя, Эгидодержавная!

Афина Паллада — это была именно она — слегка наклонила увенчанную шлемом голову.

— Привет и тебе, о сын Зевса. Я рада, что ты закончил наконец свою службу. Я пришла поздравить тебя.

Афина всегда симпатизировала Гераклу. Во-первых, потому, что он за всеми своими подвигами не часто бегал по бабам. Это импонировало непорочной дочери Зевса. Второй же причиной было то, что жена ее отца, богиня Гера, Геракла открыто ненавидела. Не то чтобы она, Афина, имела с Герой какие-то счеты, но если есть милый, неявный повод… В сущности, Геракл был простой славный парень, отчего бы при случае и не помочь… Геракл был неизменно ей благодарен.

И сейчас ему представился прекрасный повод выразить эту благодарность в явном виде.

— Возьми, о Паллада, эти яблоки! Прими их от меня в знак моей вечной признательности! Я сам добыл их на трудном пути. Это был мой последний великий подвиг на службе у Эврисфея, и я рад, что могу посвятить тебе его плоды. Ты достойна этой жертвы, как никто.

Афина взяла яблоки. Величавое лицо ее было нахмурилось, но тут же и прояснилось.

— Благодарю тебя, великий герой! Пусть будет легким твой путь домой.

Перенесшись в мгновение ока в волшебные сады Гесперид — уж богине-то не надо было мучительно искать туда дорогу — Афина сердито выговаривала смущенному Атласу и сгрудившимся вокруг него дочкам:

— Ну вы тут совсем с ума посходили! Что вы ему дали, Гераклу? Он все-таки герой, да и родственник нам к тому же! И вообще, хоть бы и не родственник, все равно — что за манера? Надо же и о репутации бренда думать! Это — Золотые! Яблоки! А вы что дали? Посмотреть было некому?

— Но папа специально сказал… — пискнула было одна из Гесперид, но тут же, поймав злобный взгляд Атласа, заткнулась.

— Безобразие! Хорошо еще, я вовремя успела перехватить, и большого ущерба не произошло. Геракл, Эврисфей — а больше никто и не увидел это безобразие. Но чтоб больше такого не было! Уж если есть накладная — извольте выдавать кондиционные яблоки, а не черт-те что.

— А что, а что такого, — забормотал Атлас, пряча глаза в тени свода. — Я тут на посту, мне и не отлучиться. Ну, девочки недосмотрели, да ничего уж такого страшного. Яблоки как яблоки. У меня все яблоки хороши! Ну подумаешь, с бочком там немножко. А вон то и вовсе хорошее, нечего придираться попусту.

— Ну, одно, может, и ничего, куда ни шло, — согласилась Афина. Она, в конце концов, была богиней Справедливости. — Но остальные два просто дрянь. Выбросьте куда-нибудь, все равно уж списали, и больше чтоб не было такого.

Богиня задернулась невидимой дымкой и улетела. Атлас сердито зыркнул на дочерей.

— Ну и кто из вас мне это подсуропил?

— Папа, но ты же сам… — начала было одна, но Атлас так рявкнул, что отважная Гесперида тут же стушевалась и спряталась за спины сестер.

— Так! Быстро все на прополку! На обрезку сучьев! Деревья поливать! Займитесь делом, и чтобы я вас больше не слышал! Марш!

— А с яблоками что делать? — рискнула все же спросить одна из дочек. Но, получив развернутый ответ, что именно она должна сделать со злополучными яблоками, несчастная предпочла, вытирая слезы, удалиться в глубины сада.

Яблоки были тем же вечером выброшены на свалку истории.

В большой пещере кентавра Хирона на горе Пелион гуляли свадьбу. Герой Пелей сочетался законным браком с морской богиней Фетидой. Как, почему — этому предшествовала отдельная история. В ней были зловещие предзнаменования, хитроумные попытки обмануть судьбу, молниеносные ухаживания и много чего другого, включая, возможно, даже любовь с первого взгляда — но мы ее пересказывать не будем. Мы сосредоточимся на собственно свадьбе.

Пир был роскошен. Приглашены были все. Или почти все. Боги, герои, кентавры, нимфы и сатиры клубились в свадебном угаре. Лилось вино. Звенели кифары. Бряцали копья. Произносились тосты. Эта свадьба должна была войти в историю (и даже не в одну) и запомниться античному миру надолго.

Богиню Эриду не пригласили на свадьбу. Не забыли в суматохе, что само по себе было бы достаточно обидно, но злостно не пригласили. Ее как-то издавна недолюбливали на Олимпе. Возможно, тому были и объективные причины. Эрида была богиней Раздора. Дело свое знала, любила и исполняла крепко. Но мало этого — она еще и с виду была несимпатична. И манеры за столом у нее были, прямо скажем, так себе. Например, она быстро напивалась, а напившись, начинала вслух говорить всем окружающим гадости и разбалтывать семейные тайны. Поэтому Гера, самолично вычитывая список приглашенных на свадьбу, недрогнувшей рукой вычеркнула имя Эриды, по недомыслию внесенное туда какой-то неопытной харитой.

Обиженная Эрида бродила по олимпийским задворкам, прислушивалась к доносившемуся с Пелиона свадебному гулу и вынашивала страшные планы отмщения.

— Что бы им устроить такое… Чтоб они там все. Слабительного в вино подсыпать? Поздно, да и получится все равно только одно расстройство… Нет, тут надо другое…

Ее внимание вдруг привлек какой-то блестящий предмет. Эрида нагнулась. В руках у нее оказалось золотое яблоко.

— Хм — смотри-ка, из садов Гесперид… Как сюда, на помойку, попало-то только? Совсем зажрались, сволочи, яблоками швыряются! Кинуть бы им самим в окно, чтоб знали…

Эрида замерла на месте с яблоком в руке. А ведь, пожалуй, мыслишка-то совсем недурная. Вот только одну мелочь еще добавить…

Эрида огляделась вокруг, подобрала валяющийся там же на свалке обломанный наконечник стрелы, нацарапала им что-то на яблоке и потерла плод для пущего блеска о край хитона. «Да, яблочко попалось неважнец, ну да наплевать, какое есть, все равно сгодится», — злорадно подумала она, накидывая на себя невидимую дымку и устремляясь на Пелион.

Свадьба катилась к закату. Все уже были пьяны, самые интересные тосты уже отзвучали, самые вкусные блюда были отведаны, но расходиться пока никто не хотел. Осоловевшие гости шатались по углам, время от времени выходя во двор освежиться, и ждали, не начнется ли новый виток событий — поинтереснее. Драка там, или, может, простой скандальчик. Свадьба же, в конце-то концов.

Прекрасная богиня Афродита в новой тунике из пенных кружев сидела на краю стола. Ей было скучно. Вечер не оправдывал ее ожиданий. Ну что это, в самом деле, такое — поздравляли невесту, восхваляли невесту, пили потом — и тоже все за невесту… Нет, оно конечно, на свадьбе так и положено, но надо же меру знать. Кто она в конце концов такая, эта Фетида? Подумаешь — морское божество третьей руки. Просто мокрохвостка! И герои эти все хороши. Можно же, в конце концов, обернуться по сторонам, заметить и других женщин. Да что там женщин — богинь! Особенно красоты. Не часто, небось, доводится этим пьяным чурбанам встречать богинь красоты. И что? Где восторг? Где, в конце концов, фимиамы и поклонения? Не говоря уже о дорогих подарках…

Вдруг наметанный взгляд богини привлек яркий взблеск золота на пороге пещеры. Ну вот! Наконец-то хоть кто-то додумался! Афродита ловко спрыгнула со стола и уже протянула руку к вожделенной блестяшке, как вдруг…

Нос к носу, вернее, лоб в лоб столкнулась с Афиной Палладой. Та тоже заметила загадочный блестящий предмет, а уж ловкости и быстроты ей было не занимать.

— Отдай! — возмущенно крикнула Афродита. — Это мое! Я первая увидела!

— Ну, первая-то была как раз я, — невозмутимо отозвалась Афина, подымая яблоко. — И потом, этот предмет я видела еще…

Афродита, не дожидаясь конца фразы, ловко выхватила яблоко у нее из руки.

— Вот! — торжествующе провозгласила она, оглядев трофей. — Я так и знала! Это мне! Тут даже так и написано: «Прекраснейшей»!

— Пф! Ну-ка, покажи! Где написано, что это тебе?

Афродита ткнула в яблоко пальцем.

— Ну-у! Тут же не написано: «Прекраснейшей шлюхе». Тогда бы да, вопросов не было. А так… Это может быть кто угодно. Да хоть я, например. — И Афина величаво забрала яблоко с Афродитиной раскрытой ладони.

Та громко завизжала.

Шум привлек Геру.

— Девочки, не ссорьтесь! Что тут у вас?

Афина молча показала мачехе яблоко. Афродита тут же снова сцапала его себе.

— Она! Она меня… Оскорбляет!

— Так уж? — скептически осведомилась Гера. — Так уж прямо оскорбляет? А как, если можно узнать?

Афродита открыла было рот, но вовремя передумала.

— А это что за штучка? Что-то она мне напоминает… — С этими словами Гера взяла яблоко у Афродиты. — О, да тут и надпись есть. «Прекраснейшей». Так это же мое, девочки. — И Гера величаво повернулась, чтобы уйти.

Афина плечом изящно загородила ей путь, а Афродита вцепилась сзади в хитон.

— Нет, мама, так не выйдет. Давайте честно разберемся.

Гера тут же взвилась. Она терпеть не могла, когда Афина называла ее мамой. Во-первых, Гера была ей, в лучшем случае, мачехой, потому что Афина, как всем известно, появилась на свет из Зевсовой головы. А во-вторых, Гера явно усматривала здесь намек на собственный возраст.

— А что тут разбираться? Написано — прекраснейшей. Какие еще вопросы?

— Очень даже есть вопросы! — вскричали обе богини хором. Но дальше хор расстроился. Доводы у обеих были различны.

— Я первая нашла! — кричала Афродита.

— А может, я красивее! — не сдавалась Афина.

— Вы бы еще Химеру позвали, — фыркнула Гера. — У нее тоже есть претензии! Раз так — пойдемте к Зевсу. Он главный — пусть и разбирается.

Но если Гера и рассчитывала на заступничество державного мужа, то она просчиталась. Крепко наклюкавшийся нектара в смеси с вином громовержец только отмахивался обеими руками от налетевших на него богинь и ничего внятного не отвечал. Только когда возмущенная Гера швырнула в него куском амброзии, метко попав по лбу, глаза Зевса слегка прояснились.

— Что вам опять, о женщины?!

— Кто из нас прекраснейшая? — закричали богини хором, на этот раз тройным.

— Откуда ж я знаю? — искренне поразился Зевс.

— А кто будет знать?

— Ну-у… Спросите чего полегче… Хотя… Видите — вон там, в лесах под Троей, ходит пастух с овцами? Его зовут Парис, пусть он вам и отвечает. А я соглашусь, — и голова Зевса снова опустилась.

— Зачем ты их туда, о громовержец? — вежливо спросил Гермес, до того молча наблюдавший всю сцену, после стремительного отбытия трех богинь.

— Да что им… Пусть пробегутся, — захихикал Зевс. — Какая разница, куда, лишь бы отсюда. Впрочем, если тебя это так уж волнует, можешь их проводить. Заодно и расскажешь потом, что им скажет пастух.

И отключился окончательно.

Златокудрый пастушок Парис мирно дремал на заросшем мхом большом камне под старой оливой. Овцы лениво бродили вокруг. День клонился к вечеру. Ничто, как говорится, не предвещало…

Но вдруг началось. Воздух вокруг задрожал, пошел вихрями, из которых стремительно и беспощадно материализовались три фурии… Нет, не фурии, но прекраснейших и величавых богини. Правда, обалдевший и испуганный Парис так и не смог понять этого до тех пор, пока они не представились.

— Слушай, пастух, — сказала ему одна из них, с виду постарше прочих. — Тебе явлена великая милость. Перед тобой — три богини.

Парис только ошалело крутил головой.

— Я — Гера, супруга громовержца Зевса, повелительница богов и людей, — продолжала тем временем фур… богиня. — Вот эта, в шлеме (кстати, могла бы хоть на свадьбу причесаться по-божески) — Афина, а вон та — Афродита.

— Богиня Красоты и Любви, — добавила «вон та».

— Не перебивай, — осекла ее Гера. — Так вот. Громовержец Зевс, мой великий супруг, повелел тебе, о пастух, ответить нам, кто из нас троих — прекраснейшая.

— И отдать ей яблоко, — вставила молчавшая до сих пор богиня в шлеме. — Кстати, где оно?

Гера неожиданно смущенно начала говорить что-то о том, что яблоко осталось на Олимпе и что это совершенно необязательно… Но тут откуда-то из воздуха возник и присоединился к компании еще один персонаж — стройный юноша с хитрыми глазами. Ноги его были обуты в забавные сандалии с золотыми крылышками. В руках он держал небольшой жезл и довольно помятое яблоко.

— Я принес яблоко, о Великая, — любезно заметил он. — Так что все на месте, можно приступать.

С этими словами он всучил яблоко ничего до сих пор не понимающему Парису.

— Ну? — нетерпеливо уставились на Париса все три богини.

Тот молчал и хлопал глазами.

— Подождите, прекрасные. Видите же, человек не в силах прийти в себя от восторга, что видит вас, — успокоил их юноша. — Надо дать ему время. А заодно — конкурс так конкурс — неплохо было бы, чтобы каждая из вас как-то представила себя ему. Кто хочет быть первой?

— Неважно, кто чего хочет, — фыркнула Гера. — Первой буду я.

— А я тогда требую, чтобы мое выступление было последним, — заявила Афродита.

Афина молча пожала плечами.

— С порядком определились, — подытожил бойкий юноша. Парис к тому времени сообразил, что это, судя по всему, был бог Гермес. — Итак, начинаем наш конкурс. Номер первый — Прекрасная Гера.

Гера прокашлялась и натянуто улыбнулась.

— Если ты по справедливости признаешь прекраснейшей из всех меня, о Парис, — начала она медленно, явно выбирая слова. — Я… ты будешь щедро одарен. Ты станешь большим человеком. Я подарю тебе власть над всеми… Ну, в разумных пределах, конечно… ты будешь властвовать над Азией, да, и будешь разумным, великим, милостивым царем.

На этом Гера явно решила, что сказала достаточно, и закончила свою речь.

— Номер второй, — провозгласил Гермес. — Афина Паллада, столь же мудра, сколь и прекрасна.

Афина сделала шаг вперед и резким движением сняла с головы блестящий шлем. По плечам рассыпались пепельные кудри.

— Если ты выберешь меня, — сказала она звонким твердым голосом, — тебе не придется об этом жалеть. Я одарю тебя не только мудростью, но и военной силой. Не будет такой войны, из которой ты не выйдешь победителем. Я сказала.

— Номер третий, — подхватил Гермес. — Известная красотка Афродита.

Мягко покачивая бедрами, Афродита подошла к Парису, наклонилась так, что ее декольте оказалось прямо перед его носом, и ласково положила руку ему на плечо.

— Выбери меня, пастушок.

— Это нечестно, — возмутились Афина и Гера. — Мы его не трогали!

— Ваши проблемы, — огрызнулась через плечо Афродита, не снимая руки с плеча Париса. — Никто вам не запрещал.

Гермес только пожал плечами.

— Нет, — не сдавались богини. — Пусть отойдет. Выступление должно быть устным. И на расстоянии.

— Ничего не поделаешь, о Киприда, — вздохнул Гермес. — Условия конкурса должны соблюдаться.

Афродита фыркнула и сделала шаг назад.

— Ты все видел, пастушок. Ты все понял. Но, если они так хотят, я тоже пообещаю. Если ты выберешь меня — выберешь меня, пастушок, я отдам тебе в жены самую прекрасную земную женщину. Сама я не могу быть твоей женой, к сожалению. Кто у них считается самой красивой, Гермес?

— Елена, дочь Леды, о Афродита.

— Замужем давно ваша Елена, — ехидно вставила Гера.

— За царем Спарты Менелаем, — добавила Афина.

Афродита отмахнулась от них плавным жестом руки.

— Запомни, пастушок — ты выбираешь меня, я отдаю тебе Елену.

— Конкурс окончен! — провозгласил Гермес. — Суд удаляется на совещание.

Он поднял Париса с камня и увел его за кусты.

— Ну, и что ты решил? — спросил он там у ошарашенного пастуха.

— А чего я-то? — Парис так и не сумел до конца осознать происходящее.

— Ты должен выбрать одну из них. Прекраснейшую. Зевс так велел, — терпеливо, как ребенку, пояснил ему Гермес. — Вот выберешь, и будет тебе счастье. Только не ошибись.

— А кого выбрать-то?

— Прекраснейшую.

— А кто из них прекраснейшая?

— Это ты и должен выбрать.

— Я не могу. Я их толком и не разглядел. Я спал. А тут — набежали, навалились, начали слова говорить.

— Ты их хоть слушал, слова-то?

— Да вроде бы.

— Ну и выбери.

— Так я ж не понял. Одна одно, другая другое. Как я выберу?

Гермес тяжело вздохнул.

— Вот смотри. Гера — она обещала тебе, что ты станешь властвовать над Азией. Это она, конечно, хватила, такие вопросы она не решает, Зевс ей не даст. Но какую-то власть ты получишь.

— Какую?

— Ну… Так прямо сложно сказать. Гера у нас — покровительница домашнего очага, семьи, стало быть. За большее я тебе не поручусь, но в своей семье ты, безусловно, будешь хозяином и властелином. Тоже не так мало.

— Ладно. Это я понял. А другие?

— Афина обещала, что ты будешь мудрым воителем. Будешь всегда побеждать.

— Дело хорошее, — вздохнул Парис. — Да только не люблю я ее, войну эту. А третья?

— Третья обещала отдать тебе в жены Елену.

— Это которую?

— Жену царя Спарты. Ее еще считают самой красивой на свете.

— Господи! — ахнул Парис. — Да она старше меня в два раза! Я еще мальчиком был, пастухи про нее байки травили! На кой она мне сдалась?

— Дело твое, — хмыкнул Гермес. — Я тебе только объясняю.

— Ну хорошо, — вздохнул Парис. — Допустим, я выберу. Чего потом делать?

— Отдашь ей яблоко — и будешь свободен.

— Кому ей?

— Ну, начали снова здорово! Той, кому выберешь!

Парис с сомнением поглядел на яблоко, которое до сих пор держал в руке.

— И это из-за него вся бодяга? Что у вас там, с яблоками дефицит?

— Это не простое яблоко, — пояснил Гермес. — Это золотое яблоко.

— Да? — усомнился Парис. — Что-то не похоже. Откуда вы его взяли?

Гермес потерял терпение.

— Это яблоко, о смертный, которое ты столь непочтительно держишь в своих грязных руках, взято с золотого дерева, растущего в садах Гесперид! Никто из смертных не знает туда дороги! А дерево это, чтобы ты знал, вырастила наша мать Земля-Гея в подарок пресветлой Гере в день ее бракосочетания с громовержцем Зевсом…

— Как ты сказал? — перебил его тираду Парис. — Гере? Так это ее яблоко? Ну и что вы мне тут морочите голову?

Он решительно вышел из-за куста. Богини тут же окружили его.

— Я все решил. — В голосе Париса даже прорезалась определенная величавость. — Я отдаю это яблоко пресветлой Гере, которой оно принадлежит по праву.

— Ну, слава Зевсу! Нашелся хоть один нормальный. — Гера взяла у Париса яблоко, развернулась и стала торжественно удаляться, одновременно заворачиваясь в невидимую завесу. — Я не забуду тебя, пастух.

Эти ее слова прозвучали уже совсем из воздуха.

Раздосадованные Афина с Афродитой, подхватывая туники, устремились за ней. Гермес посмотрел им вслед, потом перевел взгляд на Париса, хотел что-то сказать, передумал, махнул рукой, взмыл в воздух в своих крылатых сандалиях — и тоже исчез.

Парис вздохнул, пожал плечами и пошел собирать по кустам своих заблудших овец.

Троянская война не состоялась.

— Мам! Ну ты что — хочешь сказать, что это все было то же самое яблоко?

— Да.

— У них там, можно подумать, и в самом деле яблочный дефицит.

— Знаешь что! Не нравится — выдумывай сам.

— Да нравится, нравится. Только очень длинно. Знаешь, мам?

— Что?

— Я напишу, что Геракл его просто съел на месте, это яблоко. Ну там, в Микенах, когда вышел от Эврисфея. Война ведь тогда тоже не состоится, правда? Раз яблока никакого не будет.

— Слушай, на самом деле — пиши, что хочешь. Но имей в виду…

— Что?

— Это будет уже совсем другая история. Твоя история.

— Ну и хорошо. Все, мам, я побежал. Мне еще математику делать.