Дракон клана Натхая

Анна Богарнэ, 2021

Отец Вильгельма был королем, но так и не заключил брак с его матерью-наложницей, и мальчик остался бастардом. Ему будет тяжело удержать трон без союзников, но еще тяжелее справиться с проявившимся в жизни безумием. К юноше во снах и наяву является страшное чудовище – громадный опасный дракон. Когда-то он сводил с ума его отца, а теперь взялся за него. Ведомый страхом Вильгельм прислушивается к дракону. К чему же его это приведет? Комментарий Редакции: Это изысканное фэнтези проникнуто бархатным мраком, свинцовым привкусом опасности и интригующим ликованием настоящей борьбы за свое законное право на трон. В мире, где так много недоброжелателей и завистников, кто согласится протянуть руку помощи? Даже если эта рука – на самом деле когтистая лапа.

Глава 3

Проклятие

Мама встретила меня у ворот: весть о моей болезни и скором возвращении прибыла в Фалез раньше меня. Несколько дней я спал и ничего больше. Лекари кружили вокруг, пытаясь понять, как глаза могли приобрести аномалию, кожа на ладонях затянуться не оставляя шрамов, а человек спать так долго без еды, воды и физической потребности к испражнению.

Мне снились сны. В них я блуждал по бесконечному лабиринту, из которого не было выхода. Как только я приближался к очередной двери, она захлопывалась у меня перед носом. Отовсюду доносилось утробное рычание, золотые глаза наблюдали из темноты. Чувствуя на себе его хищный взгляд, я ждал нападения и готовился к смерти, но чудовище не спешило атаковать. В какой-то момент я стал возвращаться в реальность, смутно ее осознавая; зуд под рубашкой причинял мне дискомфорт.

Подъем с постели дался мне тяжело: ноги были свинцовыми. Почесываясь на ходу, я доковылял до уборной. Окончательно сбросив с себя сонный морок, я попытался рассмотреть свое отражение, но факелы горели слабо, и тусклый свет не позволил мне этого сделать. Однако я все же сумел разглядеть темное пятно у себя на груди.

Возвратившись в покои, я зажег факел и встал перед зеркалом высотой с человеческий рост: из него на меня смотрел совершенно другой человек. У него было угловатое лицо, выпирающие скулы, синева под глазами (которые может и стали обычными, но таили в себе что-то ужасное). Я наклонился, чтобы лучше рассмотреть радужку, ведь она выглядела немного размытой, но заметил на груди крохотные точки. Приглядевшись, я затрясся всем телом: маленькие бордовые чешуйки пробивались сквозь кожу, поблескивая в свете факела. Я стал судорожно их вырывать, превозмогая жгучую боль (по сравнению с ней ранение мечом и содранные на скале ладони мне казались просто царапиной).

Одну за другой я выдирал бордовые пластинки, пока не избавился от всех. Грудь кровоточила. Закончив, я опустился в кресло, откидываясь на его мягкую спинку и пережидая лихорадочное состояние. Успокоившись, я поднял ослабшую руку, коснулся груди и вновь ощутил мягкие, пробивавшиеся из ранок чешуйки. У меня не осталось сил, и я тихонько взвыл, не противясь нахлынувшим эмоциям.

…Мать сокрушалась из-за моей болезни и послала за Аленом. По замку поползли слухи. Я заперся в покоях. Меня уговаривали выйти, не решаясь действовать грубо, ведь я был их королем — без короны, но все же. Маленькие бордовые пластинки уже покрывали мне грудь, руки и шею до подбородка. Я перестал истязать себя, подавленно наблюдая, как превращаюсь в животное.

Какое-то время я не мог думать ни о чем, кроме своих изменений. А затем мысли хлынули в голову, не давая покоя: я ненавидел себя, ненавидел чудовище! Вопрошая, за что мне все это, я крушил мебель, отвергал пищу, зверел. После яростной вспышки, дарившей мне на мгновение легкость, я впадал в уныние и горько плакал.

Прогнав толпившихся за дверью лекарей, которым больше не позволял к себе прикасаться, я собирался забраться в постель, но зацепился взглядом за отражение в зеркале. Рассматривая себя, я замахнулся, чтобы его разбить, как вдруг отражение скрестило на груди руки. Я замахнулся еще, но оно не шелохнулось, разглядывая меня с некоторой не присущей мне брезгливостью.

— Так-то лучше, — протянуло оно голосом дракона, как только я опустил руку; у меня похолодело в груди.

— Что п-п-происходит, — заикался я, игнорируя колотившего в дверь главного лекаря. Отражение дождалось, пока стучавшему наскучит и он уйдет, а затем продолжило:

— Как я и говорил, твой отец должен был сделать только одно — впустить меня, — оскалилось оно. — Ты уже начал превращаться. Очень скоро я займу твое место.

— Этого не может быть, — пятясь, прошептал я.

— Как видишь, выбор у тебя был невелик: превратиться или сойти с ума. Я уже и не надеялся, что кто-то из вашего рода отважится найти вишап, — размышляло оно вслух.

— Я освободил тебя… сам. Взял и освободил. Как тот глупый жрец… — опустился я в кресло, схватившись за голову.

— Знаешь ли ты, кем был жрец? — прищурилось отражение. — Твоим предком, мой мальчик. Не каждый способен высвободить дух из камня…

Истина открывалась мне робко, застенчиво. Действительно, все в моем роду по мужской линии либо трагично погибали, либо сходили с ума. Я вспомнил рассказы отца о прародителе, у которого не было за душой ни гроша, но он умудрился стать вождем. Я поднял глаза на свое отражение, оно улыбалось. Когда-то мой предок совершил большую ошибку, и эта тварь присосалась к нам хуже пиявки.

Вскочив с кресла, я крепко сжал пальцы в кулак. Доброго, страдавшего из-за отца мальчика больше не существовало: во мне пробудилась подобная адскому пламени ярость. Ведомый этим всепоглощающим чувством, я решительно подошел к столу и взял с него нож, — отражение подняло руки в сдающемся жесте.

— Ты не сделаешь этого, — прорычало оно.

— Почему бы и нет, — пожал я плечами. — Мне все равно придется отдать тебе тело. Зачем такая жизнь?

— А твои потомки? — ляпнуло оно и затихло; я громко расхохотался.

— Именно! Здесь ты ошибся! У меня их нет и не будет! — смеялся я дурным голосом, сжимая ладонью лезвие ножа, кровь струилась по моему запястью.

Закончив истерику, я прижал нож острием к своей груди. Коленки подкашивались, внутри что-то сжималось в комок, умирать было страшно, но я был готов. Каким-то образом отражение это почувствовало и, как только я приготовился проткнуть себе сердце, вскрикнуло: — Нет! — пальцы мои ослабли, нож звякнул о мраморные полы.

— Есть способ избавиться от меня, — недовольно крякнуло отражение, встряхнулось, и в зеркале проявилась рогатая голова чудища.

— Ничего не понимаю, — бормотал я, все еще поглядывая на нож.

— Я жажду обрести тело, — вкрадчиво начал дракон, — а ты быть свободным, не так ли? — повернулся он, оглядывая комнату золотым глазом.

— Я и был свободным, пока ты…

— Не был, Вильгельм, — перебил он меня, не давая закончить свою мысль. — Твой предок определил тебе путь. Ты был связан со мной кровавой клятвой. Но есть способ освободиться…

В дверь вновь забарабанили, на сей раз сильнее. Я отвлекся, и образ дракона исчез. Спустя мгновение дверь затрещала, ее отбросило в сторону, в покои ворвался рыцарь, а за ним лекари. Они окружили меня, крутили и вертели, кудахча словно на другом языке. Никто не обратил внимание на порезанную ножом ладонь и на мое отчаянное состояние, — их интересовало только уродство. Дверь приказали восстановить и никого не впускать. Закончив с осмотром, главный лекарь налил в кубок вина и залпом его опрокинул.

— Что делать? Это проклятие, не иначе, — обратился к нему тот лекарь, что сопровождал меня на обратном пути в замок.

— Я не слышал ни одного похожего случая, — тихо произнес главный лекарь. — Мы сохраним это в тайне до тех пор, пока не выясним, что это за болезнь.

— Болезнь? — пискнул кто-то из толпы. — Это проклятие! И снять его нужно прямо сейчас! Пока не поздно! — Главный лекарь поднялся, обжигая говорившего взглядом.

— Какая чушь, — скрипнул он зубами. — Ступайте и найдите лечение. И держите рот на замке.

— Когда вернется регент…

— Несомненно, — подгонял он их жестом. — Ступайте.

Они покинули покои, а я затих, рассматривая свои обезображенные пальцы, до которых уже добралась чешуя. Главный лекарь, не проронив ни слова, дождался, пока установят новую дверь, и вышел; снаружи лязгнул засов.

* * *

Я спал, как убитый, теряя нить времени. Я перестал есть и пить, но меня это не тяготило. Чешуя разрослась, и теперь покрывала тело по пояс (не считая лица). Раздевшись, я с отвращением рассматривал себя в зеркале, все еще питая надежду на чудесное исцеление. Бордовые пластинки были мягкими, но внешне напоминали кольчугу, сотканную самой природой. Я задумался над тем, что она прикрывала уязвимые места человеческого тела: горло, сердце, живот. Со спины также не осталось просветов, и даже ладони не были исключением. Я представил, как у меня вырастает лишняя пара ног, и они с хрустом изгибаются, превращаясь в лапы чудовища, — пальцы тут же пронзила острая боль, и сквозь них показались когти. Испугавшись, я замахал руками и порезал себе щеку.

Когти были черными, толстыми и невероятно острыми. Я провел ими по столу, срезая приличный слой древесины. Отчего-то я уже не ощущал себя человеком, и как будто наблюдал за собой со стороны, изучая повадки неизвестного мне Вильгельма. Когти исчезли, как только я этого пожелал, а значит, я мог управлять ими при помощи намерения. И даже чешуя при дневном свете уже не казалась такой зловещей.

…Тем вечером снова нагрянули лекари, и намазали мне мазью пораженные уродством участки тела. Я стойко вытерпел их присутствие, сдерживая внезапно возникшее желание проломить им черепа и сбежать. Когда они оставили меня в покое, я задумался о словах чудовища. Способ освободиться был, но какой ценой? Тварь вернется в мир и тогда, кто знает, чем все это закончится? Мог ли я быть столь безответственным и эгоистичным, чтобы рисковать множеством жизней ради своей? К сожалению, мог.

Я крутился перед зеркалом, ожидая появления дракона. Но стоило мне воззвать к нему мысленно, зубастая пасть хищно оскалилась:

— Решил?

— Я хочу быть уверен, что ты не нарушишь уклад людей, — выдал я на одном дыхании.

— Что ж, — протянул дракон, — хорошо. Я дам тебе клятву, но ты дашь мне клятву взамен…

— Чего же ты хочешь?! — закипал во мне гнев.

— Ты проведешь со мной десять лет. — Казалось, я вот-вот взорвусь, и, чтобы этого не случилось, я заскрипел зубами. — Подумай, Вильгельм. Какие-то жалкие десять лет, и ты совершенно свободен…

Был ли у меня выбор? Время поджимало. Люди вряд ли найдут лекарство. Обратиться к религии — дохлый номер. Единственный, кто мог справиться с болезнью, — тот, кто ее на меня и наслал.

— Я тебе даже больше скажу, — хохотнуло чудовище, прожигая во мне дыру взглядом, — они считают тебя проклятым. Знаешь, что делают с проклятыми? — хмыкнул дракон. — Люди убивают то, чего бояться. А проклятие вызывает у них сильнейший страх, — продемонстрировал он белоснежные клыки.

Я знал об этом, но не хотел верить, не хотел этого принимать. А ведь они все это время держали меня взаперти, скрывали болезнь, и обсуждали крайние меры. И наверняка пошли бы на них, если бы не главный лекарь, не веривший в проклятия. Разъярившись, я размахнулся и снес драконьими когтями со стены факел.

— Тише, тише, малыш, — пропел басовито дракон. — Для начала нужно выбраться из заточения. Сила прибывает, но ее недостаточно. Найди способ выбраться…

— Это будет не просто, — смотрел я на запертую снаружи тяжелую дверь.

— Уверен, твоя подруга тебе поможет, — сказал дракон, теряя насыщенность цвета и медленно растворяясь в зеркале. — Выберешься, отправляйся к вишапу. Поторопись, у тебя… три ночи…

* * *

Охранявший меня стражник за золотой перстень согласился доставить послание адресату. Матильду впустили в покои. Я наблюдал за девушкой, не решаясь выйти из уборной. Она осмотрела поломанный стол, сделала несколько кругов по комнате и скрестила на груди руки:

— Вильгельм! Невежливо заставлять меня ждать! Выходи! Я слышала про твою болезнь! Надеюсь, это не заразно? — поежилась она, нерешительно оглядывая углы, будто я мог там притаиться.

Я вышел из уборной и остановился прямо напротив нее. Эмоции на лице Матильды сменялись: испуг, негодование, удивление. Я понимал, как жутко выгляжу, ведь после недавней встречи с драконом мои зрачки вытянулись сверху и снизу, радужка окрасилась в золотой, а чешуя по-прежнему покрывала шею, руки, ладони, и виднелась в вырезе рубахи. Я открыл было рот, девушка вздрогнула и отшатнулась. Выставив перед собой руку, я нерешительно шагнул к ней навстречу:

— Я не обижу. Матильда, только ты можешь помочь…

— Я? — пискнула она, вновь отступая.

— Они думают это проклятие. Они убьют меня, понимаешь? — молил я взглядом (по крайней мере мне так казалось).

— Но что я могу? — качала она головой.

— Выведи меня из замка… Прошу…

— Я подумаю… — попятилась девушка и, скрывшись за дверью, стремительно меня покинула.

Я ждал до наступления ночи. Матильда не пришла. Дракон говорил — нужно торопиться: в запасе было всего три дня. Если не успею, он займет мое тело и проживет королевскую жизнь. Что станет со мной — я не знал. До вишапа, если раздобыть коня, можно добраться за двое суток. Я сомневался, могу ли рассчитывать на Матильду, и решил договориться со стражником сам.

Дверь отворилась ровно настолько, чтобы он мог меня видеть. В его глазах я заметил неприязнь, хоть его лицо и оставалось непроницаемым. Видимо, не только чешуя приближала меня к дракону: каким-то образом я начинал понимать эмоции людей. Усатый мужчина недовольно спросил, что мне угодно, ведь я все еще был королевской особой, пусть и не на прежних правах. Я попросил позвать мою мать. Стражник замычал, замялся и уже собирался закрыть дверь, когда я — неожиданно даже для самого себя — просунул руку в щель и схватил его за горло.

Я не хотел причинить ему боль, но страх сыграл свою партию, и драконьи когти проткнули мужчине кожу. Он вскрикнул, хватаясь за шею и ослабляя давление на дверь. Я вышел в коридор и остановился возле него, наблюдая, как несчастного покидает жизнь. Я рассчитывал что-то почувствовать: вину, боль, да хоть что-нибудь! Но внутри было пусто. Теплая человеческая кровь растеклась, металлический запах бил в ноздри, — и я поймал себя на мысли, что жажду ее испить. Поборов животное желание, ужаснувшее меня в момент прояснения разума, я оставил свою первую жертву, и побежал, гулко касаясь камня босыми ногами. Но как только завернул за угол, нос к носу столкнулся с Матильдой.

Девушка ойкнула, выронив из рук мешок с золотыми монетами.

— Как ты… — прошептала она, глядя, как я собираю монеты и запихиваю их обратно в мешок. — Как ты выбрался? — спросила она и затихла, заметив у меня на руке кровь. — Ты…

Я грубо схватил ее под руку и потащил за собой, сердце выпрыгивало из груди, страх подгонял. Я понимал, что не смогу остановиться, назад пути нет («проклятого» бастарда не пощадят, и на этот раз Ален не сможет мне помочь.) Матильда пыхтела, изредка пытаясь освободиться, а я все сильнее сжимал ее руку, будто и не замечая попыток.

В замке было тихо, с улицы доносились звуки музыки. Повезет ли выбраться незамеченным? Шансы есть, ведь прислуга и рыцари веселятся на празднике урожая. Мы добрались до конюшни. Голоса людей я услышал задолго до их появления. Спрятавшись за дверью, я зажал Матильде рот ладонью, и притаился. Рыцари были изрядно пьяны. Шатаясь, они обнимались и пели. Опасаясь быть услышанным, я тихонько отволок девушку вглубь конюшни.

— Отпусти… — зашипела она, как только я убрал руку с ее лица (на нем остались алые точки, я все-таки выпустил когти).

Девушка попятилась, тараща на меня выпученные глаза. Я слышал, как часто бьется ее сердце, ощущал, исходивший от нее запах страха. Она бы не смогла убежать, и я это понимал. Меньше всего я хотел творить зло, но убийство стражника раздразнило во мне что-то темное, поднимавшееся из глубин, а ее эмоции — спровоцировали безумие. Я вдруг осознал, что больше не человек, и не смогу принадлежать этому миру. Грудь нестерпимо жгло, будто в нее заливают расплавленное железо. Разрастаясь, ощущение поднялось к горлу, с губ слетело звериное рычание. Я уже не замечал изменений, не боялся себя: мое истинное нутро рвалось наружу!

Лошади заметались в стойлах, ржание и стук копыт заглушили звуки голоса девушки, испуганно бормотавшей и пятившейся от меня. Как в тумане я нацелился разорвать своей жертве глотку. Матильда не воспринималась мной больше как девушка, которую я любил. Я приготовился лишить ее жизни, но взгляд мой случайно пал на заполненное до краев корыто, в отражении которого я увидел чудовище. Разум прояснился лишь на мгновение, и этого хватило, чтобы позволить Матильде уйти.

— Убирайся! — прорычал я, отворачиваясь, и она кинулась прочь.

На улице кто-то кричал. Я понимал, что рыцари вот-вот нагрянут и попытаются меня остановить. Я выломал часть загона, лошадь встала на задние ноги и издала протяжное ржание, размахивая копытами у меня перед лицом. Нужно было успокоить животное. Но как? Подгоняемый страхом, я не сумел совладать со вспышкой ярости и резким движением руки разорвал лошади глотку. С другим животным вышла бы та же история, если бы я не догадался притянуть его к себе и заглянуть в глаза. Не знаю, что именно я сделал, но конь затих и подчинился.

Забравшись на его вороную спину, я проскакал мимо пьяных мужчин, чуть не сбив их с ног, и под оглушительную музыку праздника растворился в ночи; и лишь когда Фалез скрылся из вида, позволил коню сбавить темп и пойти шагом.

Я задохнулся, вспомнив отражение, которое увидел в корыте: обезображенное, хищное, злобное. Я больше не был собой. Пока я думал об этом, возникшее в конюшне желание крови беззащитной, хрупкой и испуганной девушки, возвратилось. Я до сих пор ощущал на языке вкус ее страха. Остатки человечности прорывались наружу, вызывая отвращение к себе, но они были недостаточно сильны.

К рассвету я добрался до реки Орн, спешные воды и журчание которой слегка успокоили мои расшатавшиеся нервы. Умывшись и испив воды, я позволил напиться коню. Он поглядывал на меня из-под челки, словно собирался бежать, но не решался. Я опустил в воду ноги, и они онемели. Холод приводил меня в чувства, отрезвлял ум. Я размышлял над предложением дракона, надеясь, что смогу вернуть себя прежнего, когда чудовище обретет тело. Конечно же, выглядело это сомнительно, ведь однажды он уже обманул меня, направив к вишапу. Мне нужен был план, но его не было. Единственный выход — сделать так, как говорит дракон. А затем у меня будет десять лет под его началом, чтобы лишиться рассудка и забыть о совершенных мной злодеяниях.

За рекой возвышалась скала. Оставив коня у подножия, я вскарабкался по ней. Драконьи когти крепко фиксировали меня на камне; вершины я достиг быстрее, чем в прошлый раз. На вишап падал солнечный свет, и бордовый кристалл, служивший рыбе глазом, испускал красивые лучи. Моя рубашка была расстегнута, и я заметил, что точно такие же лучи возникают, когда свет отражается от чешуи.

Я подошел к камню, положил на него ладони и прокрутил по кругу. Удивительно, но на деле это оказалось легче, чем я себе представлял: силы у меня прибавилось. Если честно, я никогда еще не был так силен! Взбудораженный чувством власти, я не сразу заметил лаз, образовавшийся позади вишапа.

Отверстие было небольшим, но для юного мальчика тринадцати лет пролезть внутрь не составило труда. Пыль застряла у меня в носу, паутина в волосах, нечем было дышать. Вдыхая через раз, я спускался, пока нога не соскользнула в пустоту, и я не слетел вниз, приземлившись в темном сыром месте, по запаху напоминавшем пещеру из моего сна. В кромешной тьме, где я мог только прислушиваться и ощущать, мой ум воображал, будто кто-то наблюдает за мной. В какой-то момент я вгляделся во тьму так сильно, что уже не мог понять — открыты ли у меня глаза. Вот тогда и проявились, как по волшебству, очертания этого места.

Я видел его целиком, но не как делал это раньше — глазами, ведь буквально все было пропитано золотым блеском. Огибая большой острый камень, на который по счастливой случайности не наткнулся при падении, я продвигался по лазу, пролез еще через один лаз, и оказался в просторном помещении, которое видел во сне. Здесь я мог использовать человеческое зрение, и видимо поэтому золотой блеск пропал. С потолка лился яркий солнечный свет, отражаясь в крохотных камушках, составлявших добрую часть стены; по центру возвышался к сводам пещеры камень необъятных размеров. Я вспомнил, как он превратился в чудовище, и по спине у меня побежали мурашки (странно, но чешуя не изменила человеческих ощущений, и даже их усиливала.)

Приблизившись к камню, я заметил что-то сбоку, обогнул его, и на мгновение остолбенел: возле него лежал скелет человека. Я нечасто видел мертвецов, и даже фамильный склеп посещал отводя взгляд. Человеческое обычно кричало во мне: «Смерть настигнет тебя!», и я неосознанно закрывался от страхов. Сейчас же мои страхи притупились, и я без эмоций разглядывал скелет: квадратная вытянутая голова, массивная нижняя челюсть с искривленными зубами, на шее яркие бусы из драгоценных камней, шелковые одежды, вышитые золотой нитью, в костлявых пальцах золотая чаша. Я сразу догадался, что этот человек был жрецом, освободившим дух дракона из заточения — моим предком. Жалость к покойному подавилась животным соседом, и мне снова стало жутко: инстинкт хищника легко управлял моей человечностью. Он будто задавливал ее в момент проявления, а я ощущал эту внутреннюю борьбу.

Я огляделся не понимая, что именно должен предпринять, и тут отскакивавшие от камней лучи изменили свое направление, освещая выдолбленный в камне символ — голову дракона с раскрытой пастью. Я перевел взгляд на золотую чашу в руках моего предка, догадавшись, зачем он сюда пришел: в чаше было то, что могло оживить чудовище (по какой-то причине жрец не смог этого сделать).

Почесывая подбородок, я задумчиво покружил вокруг останков, и обнаружил кинжал с золотой рукояткой и выцарапанными на ней символами. К сожалению, я не был силен в языке предков и вспомнил Матильду, которая могла бы прочитать и перевести. Во мне зашевелилось какое-то чувство, но я быстро его отогнал. Лучи снова изменили положение и уже подсвечивали чашу, придавая ее стенкам и дну красноватый оттенок. «Он наполнил ее своей кровью», — догадался я, и чешуя на моем теле, будто в подтверждение, затрепетала.

Недолго думая я резанул по ладони кинжалом, но чешуя отразила попытку навредить, с силой отталкивая лезвие, — и я чуть не прочертил себе по лбу. Тогда я разорвал штанину, и провел лезвием по ноге, — кровь заструилась наполняя чашу. Оторвав часть штанины, я перевязал себе ногу. Голова у меня кружилась, и, подавшись вперед, я уперся ладонью о камень, и быстро выплеснул содержимое на изображение драконьей головы.

Полы пещеры затряслись, а затем треснули. Я попятился, но меня нагнала одна из трещин, — нога провалилась, застревая в расщелине. Оглушительный грохот давил на уши (заслонив их чешуйчатыми ладонями, я узнал, что чешуя подавляет звуки.) Громадный камень с изображением драконьей головы лопнул, разлетаясь на куски. В пещере было пыльно, ничего не видно. Расщелина увеличилась, проглатывая меня по пояс. Снизу доносились звуки движущегося камня. Казалось, подо мной разверзается сама Земля!

Я напрягся, сосредоточил внимание на руках, и рывком выбрался на поверхность. Завеса пыли почти осела, и из недр пещеры, разбрасывая рогами глыбы, показалась чудовищная голова. Я отпрыгнул, но меня подвела нога, и, пока пытался подняться, накрыло увесистым камнем. Превозмогая острую боль, я закусил губу и приглушенно взвыл. Тяжелый камень мог бы расплющить меня, если бы не чешуйчатая кольчуга и защитная поза, которую я принял при падении, тем самым сохраняя свой череп. Ударь по нему таким весом, я бы уже летел на небеса к своему отцу.

Поскуливая, я не мог понять, где именно у меня болит. Казалось, болевые вспышки возникают во всем теле, но особенно они ощущались в ногах. Глыба соскользнула с меня и отлетела в сторону, создавая очередную порцию шума и пыли. Мимолетное облегчение испарилось, и я приподнял голову, чтобы разглядеть, что стало со мной ниже пояса. Однако меня накрыло чем-то не менее громоздким, чем камень. Чем бы оно ни было, оно оторвало меня от земли, и я оказался в воздухе. Чешуйками на спине я ощущал тепло и мягкость поверхности, ее сокращения, пульсацию. Оно сковывало меня, но в то же время ограждало от разрушавшейся пещеры: полы проваливались, со стен и потолка сыпались глыбы. Я наблюдал разрушение, но меня не пугала участь быть здесь погребенным. Чуть-чуть сместившись, я смог рассмотреть, где нахожусь — в лапе чудовища.

Оно склонило голову, шумно втягивая ноздрями пыль, и крепче сжимая мое хрупкое тело пальцами. Я не чувствовал ничего кроме своего пылавшего огнем лица. Переступая с лапы на лапу, дракон, невзирая на периодические провалы в бездну проглатывавшей его пещеры, продвигался к сверкавшей драгоценными камнями стене. В какой-то момент он ускорился, нацелившись на нее головой. Испытывая подобие страха, я зажмурился, слыша, как разбиваются камни под натиском его крепких закругленных рогов. А затем звуки стихли.

* * *

Неспешно возвращаясь из обморока, я поеживался: откуда-то тянуло пробирающим до костей холодом. Я приподнялся, принимая полусидячее положение и с удивлением обнаружил, что нахожусь в большой пещере, стены которой вырублены изо льда (она была просторнее той каменной, под вишапом). Моя нога была накрыта куском льда, покрывавшим ее целиком. Видимо, поэтому я не чувствовал боли. Я оглядел пещеру, ожидая увидеть чудище, но его не было. Теперь, когда оно пробудилось, ему нужна пища. Я не знаю, откуда пришла эта мысль, но она показалась мне правильной. Я и сам бы не отказался от трапезы.

Через некоторое время я понял, что мне холодно. Причем замерзала только нижняя часть тела: чешуйчатая кольчуга не пропускала холод. Я принялся растирать здоровую ногу в попытке ее согреть; пятая точка заморозилась не меньше, и также потеряла чувствительность. Ожидая возвращения дракона, я думал, зачем ему понадобилось держать меня при себе десять лет.

— Десять лет это целая вечность… — произнес я, улавливая звук своего искаженного пещерой голоса.

— Не для меня! — раздался повсюду его громогласный бас, и я схватился за сердце.

Я вертел головой и искал его глазами, как вдруг ледяной покров завибрировал, и из-за угла показалась его голова. В мягком, проникавшем сквозь ледяные своды, свете, дракон выглядел еще больше. Его бордовая, покрытая чешуей кожа переливалась, рога были темными, а золотые с вертикальными черными зрачками глаза сияли золотом. Он остановился напротив меня и, отвернувшись, стал укладываться на ледяную поверхность. Моему возмущению не было предела:

— Может найдешь местечко потеплее?! — выкрикнул я позабыв, что передо мной огромный зверь. Дракон развернулся, склонив морду на бок.

— Не устраивает новый дом? — с издевкой прозвучал его голос.

— Вообще-то я человек, — нахмурился я, подавляя внезапно нахлынувший страх. — Я замерзну здесь насмерть.

— Принцессе придется немного потерпеть, — хмыкнул дракон. — Эта пещера обладает целительными свойствами. Как только нога восстановится, я перенесу тебя в другое место. — Он вновь отвернулся и громко задышал.

— Не выспался за столько лет, — буркнул я, продолжая тереть заледеневшую ногу.

Дракон проспал до темноты. Я совсем околел, лицо стало чужим, губы не шевелились. Пробудившись, он вновь подхватил меня передней лапой, и, запрыгав на остальных троих, выбрался из пещеры. Попирая все человеческие представления о равновесии, он бежал набирая скорость. Снег летел мне в глаза, и я почти ничего не видел, но ощутил, как мы оторвались от земли.

Это было удивительно! Грузное тело совершило рывок и воспарило. Дракон поднимался все выше, и вот мы уже мчались сквозь облака, рассыпавшиеся при соприкосновении с кожей. На ветру было холодно, зубы стучали, и чудовище развернуло лапу так, чтобы я не превратился в замороженного истукана.

Немного согревшись, я наблюдал красоту полета. Однако, чтобы увидеть землю, мне нужно было изменить положение. Задаваясь вопросом, куда меня уволок дракон, я заерзал и немного сместился; сквозь щель между пальцами я разглядел белоснежное покрывало земли.

Посреди бескрайней белизны прямо по курсу отчетливо выделялось пятно. Оно было приличных размеров и сразу притянуло мое внимание. Пятном оказалась дыра, проделанная во льду на поверхности водоема. Дракон с оглушительными хлопками размахивал крыльями, а затем замер и спикировал вниз.

Он резко вошел в водоем, сильнее сжимая меня в лапе, и погружаясь. Я неподвижно лежал в темноте, слушая звуки воды, и ощущая тепло, исходившее от его кожи. В какой-то момент я заметил, что тепло усиливается и уже не просто согревает, а обжигает меня. Я догадался, что дракон намеренно повышает температуру своего тела, чтобы я не замерз в ледяных водах, — и тогда он громко хохотнул у меня в голове. Испугавшись проникновения в свои мысли, я постарался думать о чем-то другом. Не знаю, сколько прошло времени, но я утомился и, пригревшись, уснул.

Приземление было не слишком мягким. Судя по звукам, дракон снова бежал. Вскоре он снизил темп, остановился, и, разжав лапу, положил меня на землю. Я не успел повернуть головы, как грохот его удалявшегося тела стих, и лишь крохотные камни продолжали осыпаться со стен пещеры. Первым делом я ощупал ноги — на коже зудели шрамы. Удивительно, как быстро они зажили! Затем я принялся изучать свою темницу. Со сводов пещеры свисали острые камни, стены и почва были устланы мягким моховым ковром, а по дальней стене стекала вода, образовывая в каменном углублении лужицу. Я подобрался к этой природной чаше и утолил свою жажду.

В пещере было ответвление — длинный широкий коридор. Ступая по нему, я выбрался наружу, чуть не ослепнув от дневного света. Я стоял на границе между пещерой и сочно-зеленым лугом размышляя о том, что случится, если выйду. Дракон почувствует и прилетит? Или тут есть какая-то другая хитрость? В конце концов, я отважился и сделал шаг. Ветер трепал мои волосы, завывая где-то в вышине, и на мгновение я испугался, что это воет дракон. Но я был один, не считая небольших зеленых пригорков и пещеры, в которую он меня приволок.

Солнце зашло за тучу, и я задрожал от холода, запихивая руки под мышки, чтобы сохранить тепло. Здесь не было ничего, кроме природы. Я решил забраться на скрывавший пещеру пригорок, чтобы осмотреться с высоты. Подъем был легким, ведь я уже привык к своей невероятной силе и когтям. Оказавшись на вершине, я покрутился — картина не изменилась. Сдуваемый с открытого участка местности ветром, я спустился и сел возле входа в пещеру.

Мысль о том, куда меня забросило чудовище, не давала покоя. Где оно нашло такое безлюдное место? Понятное дело, мне не довелось побывать в других странах, но и мест, где совершенно нет людей, я не встречал. И все же климат и равнина напоминали мне дом, и я понадеялся, что смогу обхитрить дракона и вернуться в замок.

Дракон не появлялся две ночи. Желудок подвывал, мысли вращались вокруг еды, и потому я не мог сосредоточиться на плане побега. Хлопанье крыльев я услышал задолго до его появления. Я ненавидел чудовище, и презирал себя за то, что рад его возвращению. Дракон ступил на моховой ковер, раскрыл пасть и дыхнул огнем — на стене вспыхнули несколько углублений.

— Природа продумала все, кроме вас людей, — загрохотал он разворачиваясь; его грозный вид не внушал мне страха, ведь я мог думать только о том, принес ли он еду. Дракон разжал переднюю лапу, и из нее выпала окровавленная туша животного.

Я в недоумении смотрел на мертвую овцу, от тела которой исходила приятная теплота. Я даже видел, будто множество белых струек отделяются от шерсти и поднимаются, исчезая. На языке у меня крутился вопрос: «Как это есть?», но нос уже уловил запах, противиться которому я не мог. Золотые глаза внимательно наблюдали за мной. Я цеплялся за человечность как за лодку, которая утопает. Но лишь на миг прикрыл веки, и почувствовал, как мои острые когти впиваются в тушу животного. Мясо таяло во рту, его соки были живительным глотком.

Когда я закончил с овцой, выпотрошив ее и вкусив всю до кусочка, ко мне возвратилось человеческое чувство стыда. Я смотрел на ее шкуру и свои перепачканные кровью руки, и винил себя за то, во что превратился.

— Ты успел впитать мою суть! — прервал дракон мое самоистязание. — Нужно время.

— Это пройдет? — всхлипнул я.

— Не бесследно конечно, но человечность отчасти вернется. Теперь понимаешь, зачем тебе нужно жить со мной? — приблизился он, фыркая громадным носом.

— На это уйдет десять лет? — встретился я с ним взглядом.

— На это уйдет столько, сколько нужно. Не волнуйся, ты узнаешь, когда станешь свободным, — сварливо ответил дракон.

— Где мы?

— Тебе лучше не знать.

Он вновь отвернулся, лег и засопел. Продолжать разговор не было смысла. Я умылся в чаше, избавляясь от следов стыда, и наблюдал за огоньками, плясавшими на стене. В пещере стало тепло и уютно, моховой покров был мягок и ласков. Реальность вокруг меня как-то преобразилась. Я догадался, что сытое состояние делало меня не таким злобным: инстинкт засыпал, уступая место эмоциям, причинявшим мне душевную боль. Ночью я видел во сне маму, спорившую с Аленом и убивавшуюся от горя, и Матильду с заплаканными глазами, и шептавшихся обо мне в замке людей.