Дракон клана Натхая

Анна Богарнэ, 2021

Отец Вильгельма был королем, но так и не заключил брак с его матерью-наложницей, и мальчик остался бастардом. Ему будет тяжело удержать трон без союзников, но еще тяжелее справиться с проявившимся в жизни безумием. К юноше во снах и наяву является страшное чудовище – громадный опасный дракон. Когда-то он сводил с ума его отца, а теперь взялся за него. Ведомый страхом Вильгельм прислушивается к дракону. К чему же его это приведет? Комментарий Редакции: Это изысканное фэнтези проникнуто бархатным мраком, свинцовым привкусом опасности и интригующим ликованием настоящей борьбы за свое законное право на трон. В мире, где так много недоброжелателей и завистников, кто согласится протянуть руку помощи? Даже если эта рука – на самом деле когтистая лапа.

Глава 2

Моя история

Я прикипел к нему: делился с ним тайнами, прислушивался к его мнению. Ален был умным и рассудительным, а мне не хватало отеческого внимания. Среди вассалов ходили слухи о моем настоящем отце, и однажды я невольно стал свидетелем такого разговора. Портрет изображенного на коне короля Роберта украшал стену замка напротив главной мраморной лестницы. Когда прислуга покидала холл, я оставался с ним наедине и вопрошал — действительно ли он был самим «Дьяволом»?

Ансгар снова затащил меня в класс, воспевая строчки из ветхих книг. Я терпеть не мог эти бредни!

— Юноша, сосредоточитесь! На какой странице…

— Я так устал от этого. Может пойти в сад? — тусклые глаза архиепископа угрожающе блеснули.

— Твой отец желал бы, чтобы ты занимался. Он был верующим человеком…

— Да, да и совершил паломничество в Иерусалим, где и умер, когда мне было пять. Я отлично знаю эту историю, — поднялся я, намереваясь покинуть класс.

— Твой отец был болен, Вильгельм, — глухо изрек он, и я остановился в дверях. Опустив голову, я тяжело вздохнул:

— Но и вера его не спасла.

…Я выбежал в сад, хватая ртом воздух. Мысли роились в моей голове: «Если бы он не поехал. Если бы остался со мной». В такие моменты я ненавидел Ансгара, ведь именно он предложил отцу паломничество. Я задрал голову к небу и прокричал: «Ну и где ты?! Где же ты был?!» Чуть позже я почувствовал себя глупо из-за того, что разговаривал с мифическим существом, и зарекся не вести бесед с теми, кто по крайней мере не имеет плоти.

Остудив эмоции во время прогулки по саду, я отправился в зал совета (мама настояла на моем присутствии на скучных собраниях). Земли, люди, выгодность браков, войны, религиозное влияние — все это обсуждалось здесь. Ален бросил на меня сердитый взгляд, ведь я опоздал.

— Ваше Величество, — напыщенно обратился он ко мне, выдергивая из грустных мыслей о папе, — может у вас есть идеи, как нам поступить с Графом Ле Круа?! — черты его лица ожесточились, я нервно сглотнул.

— Отрубить ему голову? — пискнул я в пустоту зала, и мужчины зашлись в оглушающем хохоте. Ален смягчился, но напустил на себя грозный вид, и велел мне подумать над своим поведением.

Плутая коридорами, я вернулся в сад, и присел в тени старого дуба. Он не раз спасал меня в жаркий день, пряча от назойливого солнечного света, а я с благодарностью кланялся ему, между делом репетируя приглашение дамы на танец. Мне было тринадцать. Кровь бурлила. На ближайшем балу я собирался впервые потанцевать с девушкой, и уже пригласил на него дочку одного из советников — Матильду.

— Она, конечно, не дочь ремесленника, но тоже ничего, — хохотнул я, обращаясь к дубу, зашелестевшему мне в ответ.

Прислуга передала мне сообщение от матери, и я засобирался в замок, чтобы не заставлять ее ждать. Как вдруг резкий порыв ветра взъерошил мне волосы, привнося с собой неразборчивые обрывки фраз. Насторожившись, я обошел дерево, чтобы убедиться — не вздумал ли кто-то надо мной шутить. Порыв повторился, и голос зазвучал громче: «Время пришло!»

Ноги вросли в землю, холодок перемещался по коже, — такого отчетливого страха я еще не испытывал. Когда оцепенение слегка попустило, я рванул к замку, и почти добрался до его ступеней, но не заметил проклятый булыжник, упал, и в глазах потемнело.

Лекарь накладывал мне повязку на лоб, мама обеспокоенно перебирала пальцы, сидя на краю моей постели.

— Все будет хорошо, Герлева. Пусть сегодня не встает, — обнадежил он ее и покинул покои. Мать крепче сжала мне руку.

— Ответь честно, ты спишь по ночам? — дрогнул у нее голос, глаза увлажнились.

— Мам, я не болею, как папа, — нахмурил я брови. — И нет, голоса я не слышу… — осекся я, припоминая жуткий пророчествующий тембр. Мама тяжело вздохнула, обняла меня, и вышла следом за лекарем.

Схватившись за голову, я тихонько взвыл: низкий рычавший голос все еще звучал в моей памяти. Что это было? За очевидными вопросами последовали размышления об отце. Я скучал по нему, но задумывался ли я, что могу буквально пойти по его стопам? Перспектива сойти с ума пугала меня до чертиков!

Мысли не давали расслабиться, веки болели от напряжения. Я никак не мог уснуть, как ни старался. Глаза мои были закрыты, и в глубине темноты, в которую люди обычно не вглядываются, я что-то заметил — мимолетное движение. Прикрыв глаза ладонью, чтобы лучше разглядеть явление, я увидел очертания. Из маленьких вращающихся знаков они вдруг оформились в объемную картинку, которая начала втягивать меня внутрь. Вскрикнув, я одернул от лица руку. Той ночью я не видел снов, и периодически просыпался, сжимаясь под одеялом.

Танцы должны были состояться вечером. Ален устраивал знатный пир: в замок пожаловали заморские гости. Я потратил пол дня, повторяя движения, ведь просто обязан был покорить сердце дамы. Позднее я понял, что именно юношеская беззаботность отвлекала меня от необъяснимых явлений. После того как стряслось неизбежное, я не раз припоминал, что с самого утра слышал в шелесте листвы голос, облако на небе напоминало чудовищный глаз, и даже в кубке я сумел разглядеть очертания чудища. Но как только я увидел Матильду, мысли мои начали вращаться только вокруг нее. Я кружил ее в танце, пока она не побледнела, отдавил ей ноги, но все же заслужил поощрительный поцелуй в щеку. А затем вечер подошел к концу, и, проводив Матильду, я отправился в свои покои. Уставший и довольный, я мгновенно погрузился в сон.

…Ступая по туннелю, полы которого были устланы морским камнем и отливали фиолетовым свечением, я поеживался. Даже в жаркий день каменные постройки способны сохранять прохладу, но здесь было по-настоящему зябко, и я не отказался бы от плаща. Я не мог разглядеть дальше собственной тени, опережавшей меня на шаг. Если бы камень не издавал сверхъестественное свечение, то я находился бы в кромешной тьме.

Сквозняк, тянувшийся с той стороны туннеля, навел меня на мысль, что направление я выбрал правильное. Ход сужался, и вскоре я достиг небольшой арки приблизительно с меня ростом. Пролезая через нее, я поцарапал плечо, и стал проверять насколько глубока царапина, не сразу заметив залитую лунным светом просторную пещеру. Свет проникал внутрь через обвалившиеся своды и падал на большой, поблескивавший множеством крохотных искр, камень. Я завороженно следил за тем, как он отскакивает от зеркальной поверхности камня и, преломляясь, попадает на стену, покрытую густым слоем темно-зеленого мха.

Приблизившись в надежде, что за камнем есть проход, я различил шаркающий звук и остановился. Вглядываясь в его очертания, я сделал еще один шаг, как вдруг он отчетливо шевельнулся. У меня сбилось дыхание, кольнуло в груди. Я мог убеждать себя, что мне показалось, но камень пришел в движение, с грохотом разворачиваясь, словно клубок. Обернувшись, я силился рассмотреть где арка, через которую попал в пещеру, но громадный хвост ударил прямо передо мной, — камни разметались, точечно попадая мне по лицу и телу. Клубок продолжал разворачиваться, и в какой-то момент из него показалась длинная шея и чудовищная голова увенчанная черными, плотно прижатыми к ней рогами.

Я забыл, как дышать, и взмолился про себя: «Пусть оно меня не заметит!» Чудовище выползало откуда-то снизу. Если видимая часть — его голова, то каких оно размеров?! Ноги у меня подкосились, но я быстро прицелился и прыгнул, приземляясь на хвост неведомого создания. Цепляясь пальцами за мягкую на ощупь чешую, я совершил рывок и перемахнул через препятствие. До арки оставалось всего ничего, но тут камни, управляемые чем-то невидимым, сомкнулись, заточая меня в ловушке. Трясясь всем телом, я слышал, как оно дышит: громко и тяжело. Я пытался отгородиться от происходящего, вызывая в памяти образы мамы, Алена, и Матильды.

— Сегодня ты не умрешь, Вильгельм! — громыхнул под сводами его голос, и по коже у меня побежали мурашки. — Повернись и посмотри мне в глаза, сын Роберта «Дьявола»! — Если бы не упоминание об отце, я бы ни за что не решился, но оно знало, как на меня повлиять, — я повернулся.

Оно было подобно великану из сказок о затерянном мире, а его голова превосходила в размерах любое существовавшее на земле животное. На вытянутой морде торчал острый рог-треугольник, сверкавшие в темноте глаза цвета золота имели вертикальные черные зрачки. Чудовище открыло пасть, выставляя напоказ множественные острые белоснежные клыки; воображение мгновенно нарисовало исход, в котором оно разрывает меня на куски. Тело его было исполинским, на хребте выделялись остроконечные отростки; на передних лапах по пять когтистых пальцев; кожа покрыта чешуей, переливавшейся накатывавшим волнообразно свечением.

Чудовище позволило себя рассмотреть, склонило голову и оглушительно фыркнуло, выпуская ноздрями дым. Я отшатнулся.

— Что ты такое? — прошептал я себе под нос.

— Вишап! — рявкнуло оно в ответ, наклонилось и взревело так, что меня прибило испускаемым пастью звуком к стене.

Очнувшись в своей постели, я закричал, размахивая руками, и свалился на пол. Слово, произнесенное тварью, отпечаталось у меня в памяти. Я подорвался, вбежал в уборную и, стоя перед зеркалом, стянул ночную рубаху, — на плече была царапина. Я усиленно соображал, подводя себя мысленно к тому, что это был всего лишь сон. Я так хотел в это верить! Но царапина подтверждала обратное.

…Не желая оставаться в покоях, я сидел под любимым деревом. На улице было темно и пустынно: даже прислуга еще нежилась в своих постелях. Дрожа от холода, я держал руки под мышками и вспоминал существо. Оно вызывало во мне смешанные эмоции страха и восхищения. Однако если бы их можно было измерить, то страх победил бы со значительным перевесом (он был парализующим, придавливающим к месту). Я вспомнил, как сжались мои внутренности, как я не мог пошевелиться.

Размышляя об этом, я осознал, что боюсь умереть. Но было нечто, чего я боялся сильнее смерти — безумия! Я и сам не заметил, как вспомнил рассказы матери о том, что отец был болен душой, винил себя за кровопролитные походы, потерял сон, аппетит, а затем почил в злосчастном паломничестве. Я всегда считал его решение о путешествии к святыне глупым, потому что злился. А теперь задумался: «Что если он не мог спать, потому что к нему приходило оно?»

К следующей ночи я изнурял себя бодрствованием, но все же заснул и вновь оказался в пещере. Чудище ожидало меня. Я оглядывался в поисках арки или еще какого-то лаза.

— Я убрал ее, чтобы у тебя не возникло желания бежать, — щелкнуло оно зубами. — Вильгельм, я слишком стар, чтобы гоняться за мальчишкой по подземельям, — снисходительно добавило чудище, будто передо мной стоял человек.

— Тогда отпусти меня, — нерешительно откликнулся я.

— Я не могу, — его золотые глаза издевательски поблескивали, как если бы оно улыбалось. — Я ждал достаточно долго… Ты узнал о подсказке, которую я тебе дал?

— Что ты такое? — пискнул я, до боли впивая ногти в ладони, чтобы не закричать от испуга.

— А на что я похож? — выросло оно под самые своды пещеры, поднявшись на лапы. Солнечный свет проникал меж камней и падал на его массивную шею, переливавшуюся бордовыми искрами.

— На чудовище, — ответил я не задумавшись. Оно громко и сипло расхохоталось, потрясая громадной головой.

— Ты такой же, как твой отец! Будем надеяться, что ты не во всем похож на него! — мотал монстр хвостом из стороны в сторону.

— Значит, это правда… — прошептал я, — ты являлся моему отцу… Это из-за тебя он сошел с ума, — подбирался я к истине.

— Все что требовалось твоему отцу… — опустило чудище голову ниже, поворачиваясь ко мне так, чтобы я встретился взглядом с его золотым глазом. — Если не хочешь закончить как твой отец, обуздай свой страх, — протянуло оно, дыхнуло дымом, и сон развеялся.

На этот раз я не падал с кровати, а открыл глаза и уставился в потолок. Чудовище было мужского пола, — по крайней мере так оно себя представляло. Возможно, оно и довело отца до сумасшествия, являясь ему во сне. Я вдруг понял, что он явится снова, и будет приходить до тех пор, пока меня не покинет рассудок. Ну или пока не получит желаемое. Как только я подумал об этом, окно распахнулось, привнося с дуновением ветра змеиный шепот, закружившийся у меня над головой: «Вишап!»

Ансгар поймал меня по дороге в библиотеку, и вместо того, чтобы утолить любопытство, я оказался на уроке духовного воспитания. Он пустился в повествование о том, как все началось, а я тем временем прокручивал в памяти встречу с чудовищем.

— Тебе нужно быть внимательнее, — мягко напомнил мне архиепископ, — образование крайне важно для правителя.

— Конечно, я просто не выспался, — намеренно сказал я, наблюдая за его реакцией.

— Проблемы со сном? Кошмары? — напряженно спросил он. Я помотал головой, и морщинки на его лице разгладились (момент для вопроса был подходящим).

— Мне снился странный сон, в котором я слышал голос отца. Он велел мне найти вишап, — запинаясь выговорил я новое слово. — Как думаешь, что это такое? — Ансгар прищурился.

— Вишапы, насколько мне известно, каменные алтари наших предков. Когда-то, еще при моем дедушке, их ставили на скалах, и у воды, и молились им. Вот только кому, я уже не припомню. Наверное, каким-то природным духам. Тогда люди верили, что даже камень способен их слышать, — улыбнулся довольный собой Ансгар, возвращаясь к нудной теме.

После урока я наведался в зал совета, высидел собрание, и даже поучаствовал в обсуждении одного вопроса. Я не завтракал и сильно проголодался. За обедом мама и Ален не скрывая отвращения наблюдали, как я, наплевав на правила этикета, заливаю в себя содержимое тарелок. Естественно, мне сделали замечание. Извиняясь с набитым ртом, я покинул зал и отправился в библиотеку.

Хранитель книг обычно раскладывал их по алфавиту, и поэтому я начал с «В». Забравшись на лестницу, я перевернул весь раздел, не особенно заботясь о порядке. Возвратившись, хранитель схватился за сердце: часть полок были пустыми, книги разбросаны по столам. Отчаявшись найти что-то нужное, я начал приставать к нему с расспросами, отвлекая от беспорядка, который сам же и навел.

— Юноша! Я понятия не имею о чем вы! Посмотрите какой бардак! Ах! На букву «В» лежат книги совершенно другой буквы! Вы меня убиваете! Просто убиваете!

— Я знаю кое-что об этом, — зазвучал звонкий голосок Матильды позади меня, и я обернулся.

Девушка с важным видом прошла мимо меня и скрылась между шкафами. Я сгорал от нетерпения и уже собирался последовать за ней, но она показалась с книгой в руках, и я опустился обратно на стул. Она положила передо мной книгу, и я зашуршал страницами, пытаясь понять, что там написано; но это была какая-то белиберда. Матильда терпеливо подождала, пока я сдамся, широко улыбнулась, и присела рядом со мной.

— Эта книга написана на старом языке предков.

— Ты его понимаешь? — с надеждой спросил я, девушка кивнула.

— Отец научил меня. Смотри, — указала она пальцем на картинку, изображавшую вытянутую оттесанную с краев рыбу, — это и есть вишап. — Я фыркнул. — Вишап — это камень. Его изображали в виде змеи или рыбы. Чаще всего рыбы, — вела она по буквам, медленно читая содержимое страницы. — Вишапам поклонялись древние, как духам воды. Считалось, что дары духу помогали с урожаем, разливом рек и водоемов.

— Что там еще? — нетерпеливо поторапливал я девушку.

— Заметки. Имя неразборчивое. Вот, — тыкнула она в следующий абзац. — Он жил отшельником близ скал и был жрецом племени. Как давно это было… — отрешенно протянула Матильда.

— Да, да… давненько, — тараторил я. — И что же он пишет?

— «Дух воды, земли, огня и ветра явился мне в полночь, — прочла девушка. — Он был грозен и могуч. Скала дышала, сердце ее билось, и она пошла, будто имела ноги. — Матильда прыснула со смеху, и я толкнул ее в бок; она продолжила: — Громадная голова его была о двух рогах, глаза горели, будто солнце само, а чешуя была цвета пролившейся крови!»

— Цвета крови…

— Жуть какая, — отвлеклась Матильда, и я вновь ее поторопил: — «Голос его проник в мой ум и завладел им. Я противился. И чем дольше я держал его на расстоянии, тем сильнее сходил с ума. Я увядал. Целебные травы не могли мне помочь. И тогда я перестал противиться и познал истину. И была она страшнее всего, что я когда-либо видел и слышал…» — Матильда неожиданно хлопнула в ладоши, и я подпрыгнул на месте. — Отлично! — рассмеялась она. — Духи это очень увлекательно, но мне пора на конную прогулку! — захлопнула она книгу, пододвинула ее ко мне, и легкой походкой покинула библиотеку.

* * *

Я думал о духе воды. Мне казалось странным, что жрец поклонялся куску камня, но чудище из моих снов тоже не было повседневным явлением. Жрец противился влиянию духа и увядал, как и мой отец. Единственным выходом для него было принятие. Интересно, что он такого узнал?

В тот вечер я ужинал в своих покоях, предварительно выслушав длительное назидание о манерах. Впрочем, меня это мало заботило: все мои мысли занимало чудовище. После ужина я вышел на балкон и вдохнул прохладный воздух долины, ветерок трепал мне волосы, людской гул ласкал уши. Я любил это место. Закрыв глаза, я наслаждался моментом, и вдруг припомнил слова Матильды: «Его изображали в виде змеи или рыбы».

— Змея, — протянул я, воссоздавая в памяти вид чудища и его чешуйчатую мягкую кожу. — Он похож на змею, но имеет огромное тело, лапы и хвост… Он — дракон.

Я не верил в драконов, ведь не был мечтательным юношей. Да, я часто предавался размышлениям или грезам о девушках, но чтобы верить в мифических существ? Я мог представлять каким будет мир через десять, двадцать лет во времена моего правления, как разовьется королевство, какие обширные территории присоединит; и как я буду мастерски владеть мечом (хотя я уже неплохо в этом преуспел к своим тринадцати годам). Так что, особенно богатой фантазией я не обладал, и мой разум разрывался на части: одна полностью отрицала дракона, другая — верила в него и страшилась.

Ложась спать, я приготовился встретиться с золотыми глазами, но он не явился. Не пришел он и на следующий день, и через неделю. Я был сбит с толку и совершенно растерян. Казалось бы все наладилось, но я терзал себя сам. Чувствовалась незавершенность: будто он затих и готовится к внезапному появлению. Встретиться с ним лицом к лицу в реальности — вот что повергало меня в настоящий ужас.

Так как мысли о драконе меня не отпускали, то я нашел о нем книгу. На ветхих страницах говорилось о существах населявших планету во времена древних людей. Они были разными: добрыми поднебесными, болотными отшельниками, злыми и беспощадными жителями подземелья. Глотая строчки, я представлял, как они сражаются за пищу и самок, нападают на деревни и похищают прекрасных принцесс (в моих фантазиях роль принцессы неизменно отводилась Матильде). Пролистав книгу до конца, я обнаружил приписку: «Ересь умалишенного». Два слова. Всего два коротких слова превращали удивительную историю в выдумку! «Я схожу с ума. С чего это я решил, что они существуют?»

Ален готовился отправиться на время в Бретань: графство без него простаивало. Совет предлагал соединить наши земли, но пока он регент, это вряд ли возможно, ведь народ мог взбунтоваться. Я захотел поехать с ним, и он с радостью согласился, мечтая познакомить меня со своими дочерьми. В детстве мне казалось — Ален идеальная партия для моей мамы. А затем я узнал, что он женат, и мечты разбились. Помню, как я игнорировал графа, и тогда он впервые поговорил со мной по-мужски. С тех пор мы были лучшими друзьями, и с годами я уважал и любил его все сильнее.

Маршрут проходил через несколько городов Нормандии, реку Орн, и многочисленные земли Бретани. От долгой поездки верхом у меня болело и ныло все тело, ног я и вовсе не чувствовал. Преодолев реку в том месте, где смогли перейти лошади, мы остановились на ночлег. Неподалеку возвышались скалы, образовывая между собой узкое ущелье, через которое войско собиралось перебраться с рассветом (с вершин часто сыпались камни, и ночью на такое путешествие никто не решался).

Рыцари установили шатры, разожгли огонь. Коротая время до трапезы, я спустился к реке, набрал ледяной воды в ладони. Мельком взглянув на свое отражение, я содрогнулся: с поверхности водяной глади на меня смотрели два золотых глаза с вытянутыми зрачками. Я затаился, рассматривая жуткую золотую радужку, моргнул, и видение испарилось. Конечно же разум отметал любые попытки поверить, и я убедил себя, что с недавних пор богатое воображение и страх издеваются надо мной.

Отужинав, рыцари слушали баллады у костра и перешучивались. (Ален общался с подданными на равных, но с некоторой присущей ему жеманностью.) Утром нам предстоял изнурительный день пути, и мужчины стали разбредаться на ночлег. Я тоже отправился в шатер, но уснуть не смог. Докучавшее беспокойство нарастало, и к середине ночи оно достигло своего пика.

Накинув меховую накидку, я вышел на улицу, и, обогнув уснувшего на посту стражника, взял факел и побрел к реке. Я отчаянно жаждал вновь увидеть драконьи глаза. Боялся ли я их? Еще как! Однако страх пересиливало любопытство. Оно и привело меня к воде. Нагнувшись, я снова взглянул на отражение, и увидел в нем себя (глаза у меня были совершенно обычными). Ощущая легкость на сердце и капельку разочарования, я сделал шаг назад, и тут картинка на водной глади изменилась: на вершине скалы, что ближе к реке, стоял рыба-камень, его бордовый глаз отражал лучи солнца.

Изображение рыбы что-то во мне всколыхнуло, и я испытал сильнейшую тягу к скале. Переставляя противившиеся ноги, я все дальше и дальше удалялся от лагеря. Лезть на вершину по темноте было смертельно опасно, — но с рассветом войско отправится в путь, и я никогда не узнаю, существует ли каменная рыба. Я просчитывал шансы, решение окрепло, и ноги сами перестали противиться.

Меха пришлось скинуть у подножия. Карабкаясь, я зажимал факел подбородком, и с него капала горючая смесь, попадая на камни по которым я и взбирался. Ладони покрылись ожогами и ободрались. Я вспотел, а затем продрог, ведь ночи уже были холодными. Делая передышки на пологих выступах, я замерзал еще сильнее во время простоя. Когда я добрался до самого верха — уже светало; силы меня практически покинули. Отдышавшись, я огляделся, отмечая правдивость видения: посреди вершины стоял высокий продолговатый плоский камень, по форме напоминавший рыбу.

Пошатываясь, я приблизился к нему, чтобы лучше разглядеть. Камень возвышался метра на три, но за счет расположения и острозубого края скалы не был заметен с земли. На самом верху у него была высечена линия, визуально отделявшая голову от тела, а вместо глаза в углублении сверкал бордовый многогранный камень, преломлявший свет и рассеивающий цветные лучи. На теле мастер изобразил плавники и чешую, а хвост закрепил в выемке скалы, вокруг которой выдолбил крестовину в круге.

Рассматривая изваяние, я и не заметил, как совсем ослаб и повалился. Инстинктивно ухватившись за камень, я удержался на ногах, а мои израненные ладони соприкоснулись с поверхностью, оставляя на ней кровавые следы. Я устало опустился на землю, прислонившись к нему спиной, дыхание было прерывистым. Рыба начала подрагивать, и я сделал над собой усилие, чтобы отползти в сторону. Тряска усилилась, и рыба со скрежетом повернулась вместе с выдолбленным в скале крестом; отпечатки моих ладоней лучились в тон рыбьего глаза. Камень повернулся трижды и остановился в том же положении, что и занимал изначально. Рыбий рот отворился, выпуская бордовое облако, сиявшее множеством огненных искр. Облако осторожно подплывало ко мне, будто могло меня видеть.

Я попятился, оказавшись на краю скалы, и мог сорваться в любой момент; с земли меня заметили воины и что-то выкрикивали. Еще через мгновение они начали восхождение. Сосредоточившись на их крошечных фигурках, карабкавшихся по острым выступам, я боялся взглянуть в сторону облака, но чувствовал, что оно там. Собрав всю свою волю в кулак, я взглянул в сторону опасности, и облако взметнулось, молниеносно ударяя мне в грудь. Я соскочил с выступа, каким-то чудом успев ухватиться за него рукой. Потемнело в глазах, горло жгло, брызнули слезы. Я открывал рот, издавая хрипящие звуки, пальцы соскальзывали, и тело вот-вот сорвалось бы вниз, но меня перехватила чья-то сильная рука.

…Из-за моей, как выразился регент, «идиотской выходки», им пришлось задержаться у подножия на сутки. Мои содранные до мяса ладони покрыли густым слоем мази и перевязали чистой тканью. Все утро лекарь охал надо мной, сокрушаясь о том, как я неосмотрительно себя вел:

— Ваша матушка будет опечалена. Только посмотрите, как сильно вас помотало на этой горе, — ворчал он, протирая испачканные в целительной мази пальцы. — Вы же молодой король… — встретился он со мной взглядом и остолбенел. — Ваши глаза…

Я был так напуган, что мог умереть на месте; в груди начинало покалывать. Лекарь протянул мне зеркало: радужка приняла красноватый оттенок, а зрачки больше не были круглыми, и напоминали закручивавшуюся спираль.

Лекарь задавал вопросы, но я не мог на них ответить: как только я открывал рот и пытался заговорить, из него доносилось слабое шипение. Он забил тревогу, оповестив о моих метаморфозах графа-регента. У Алена при взгляде на меня было точно такое же странное выражение лица. Я вдруг понял, что страх делал его таким.

— Вылечи его! Он возвращается в замок! Он должен быть здоров к возвращению! — набросился граф на лекаря.

— Но Ваше Ве…

— Ничего не желаю слышать! Не вылечишь, отрублю голову! — его лицо перекосило от гнева, и я с испуга начал икать.

С рассветом регент Нормандии, как и планировал, отправился в Бретань. Пока рыцарь подгонял мою лошадь к воде, я виновато смотрел ему вслед. Ален был мне как отец, и я чувствовал опустошенность из-за того, что подвел его. Но сейчас это была меньшая из моих проблем.

Как только лошади перебрались через реку, ко мне вернулся голос. Радужка глаз все еще была красной, зрачки выглядели как спираль, тело болело и ныло, вытесняя мысли об искрящемся огненном облаке. Сопровождавшая меня свита, состоявшая из нескольких рыцарей и лекаря, поглядывала на меня с отвращением и страхом. Лекарь теперь наносил мне мазь не только на ладони, а еще и на глаза, и завязывал их куском ткани. Я поймал себя на мысли, что боюсь своих же поданных, ведь они могли счесть мои изменения за проклятие.

«Проклятые» люди, имевшие увечья или уродства, не жили долго. Если им не удавалось сбежать, люди их убивали. Запуганные, они боялись, что уродство может быть заразным. Я надеялся, что королевский статус убережет меня до замка, а там обо мне позаботится мать.

Мы остановились на ночлег, и, оставшись один, я смог расслабиться и подумать о том, что произошло. Как только я вспомнил искрящееся облако, мной овладело необъяснимое навязчивое чувство, будто непременно случится что-то ужасное. Я представил, как падаю навзничь, и как из меня вылезает вязкая жидкость, переламывая мне кости и разрывая изнутри ткани. Я не знал наверняка, чем было то облако. Прервав размышления, я разрешил себе поплакать, а когда начал проваливаться в сон, отчетливо ощутил покалывания на глазах и ладонях.

Наутро лекарь вновь менял мне повязки. Размотав их, он трясущимися пальцами осмотрел мои руки:

— Они исцелены… Нужно записать рецепт мази… — лепетал он, доставая книгу и выводя в ней заметки.

Он суетился, а я приходил к выводу, что покалывания были неспроста: каким-то образом ладони исцелились самостоятельно. Глупый лекарь посчитал, что изобрел чудодейственное лекарство. Я не стал его переубеждать (мне хватало косых взглядов). К тому же, замок уже показался на горизонте. К счастью для лекаря за ночь исцелились не только ладони: — зрачки тоже стали нормальными.