Уровень ZERO – 2. Пейзаж с дождем

Анна Артюшкевич

Журналисты Зинаида, Борис и Роман обнаруживают, что ученые, которые охотятся за работами Алексея Стасевича, владеют современными пси-технологиями и подчинили себе политическую и деловую элиту города. Друзья помогают Глебу Полторанину их обезвредить. Они понимают, что начинается новый этап жизни: знание тайных пружин, движущих человеческими поступками, а также сверхспособности, которыми одарил их магический кристалл, накладывают на них дополнительную ответственность…

IV

Следующий день был понедельник. Наталья, ночевавшая у меня, взяла такси и поехала на вокзал, а я села в троллейбус и отправилась в редакцию.

За ночь похолодало. В утренних сумерках под светом фар вспыхивали тонкие льдинки на тротуаре. Я смотрела в окошко на прорисовывающиеся силуэты зданий. Они затягивались зеленоватым морозным узором, я дышала на него, и линии превращались в воду. А потом струйки снова сплетались в затейливом кружеве, и оно застывало.

Мне надоело растапливать лед дыханием. Я сняла перчатку и принялась счищать его пальцами. Указательным прикоснулась к окошку, чтобы появилась проталинка. Стекло стало мягко продавливаться наружу и плавиться. Я продолжала тихонько нажимать, и под пальцем образовалась воронка, затянутая тончайшей стеклянной пленкой.

Вдруг сбоку раздался странный звук. Я вздрогнула, убрала от окна руку, глянула влево: на стекло с ужасом смотрела тетка, сидевшая рядом. Она перевела взгляд на меня, раскрыла рот, и тут я пришла в себя. Натянула перчатку, извинилась и, лавируя между людьми, поспешила к выходу. Напоследок взглянула на окно: там образовался большой стеклянный волдырь. Когда соскакивала на тротуар, тетка со слоновьим отчаяньем затрубила:

— Пришельцы!!

Пассажиры кинулись к окнам, чтобы узреть зеленых человечков. Тетка, разинув рот, тыкала пальцем в стекло и показывала на меня. Я отвернулась. Троллейбус ушел. У меня кружилась голова. Плоскости домов прогибались, оттенки стирались. Я старалась глубоко дышать. Подошел какой-то мужчина, тронул за руку, участливо спросил:

— Вам плохо?

Я посмотрела ему в глаза. В них мелькнул ужас. Мужчина схватился за горло и побежал прочь, все время оглядываясь. «Да пошли вы к черту!» — беззлобно подумала я.

Какой-то парень стоял за газетным киоском и, пряча лицо, наблюдал за мной. Мне показалось, что это археолог Виктор. «Да пошли вы все к черту!» — тоскливо сказала я вслух и двинулась пешком в редакцию. Слава Богу, что на земле был хоть кто-то, кому я могла довериться.

— Привет! — бодро сказал Борька, когда я вошла. — Как поболела?

Я пожала плечами. Он внимательно посмотрел на меня:

— Что случилось? Где Штирлиц?

В голосе звучала тревога.

— Уехал, — вяло сказала я.

— Поссорились?

— Да нет, у нас с ним все в порядке. Шантер здесь?

— Сейчас появится.

Появился Шантер и с интересом уставился на меня. Потом раскрыл рот, но Борька нахмурил брови, и Шантер рот захлопнул. Он сгорал от любопытства по поводу моих отношений с Глебом: Полторанин произвел на него неизгладимое впечатление.

— Ребята, — сказала я, — у меня важные новости.

И в подробностях рассказала обо всем, что произошло за два дня.

Такой лавины информации коллектив не ожидал, и, внимательно выслушав меня, осыпал вопросами.

Я отвечала, а сама все поглядывала на монитор Ромкиного компьютера, куда были заведены снимки Ферзя. Что-то меня в них смущало. Потом отвлеклась, и мы стали анализировать события. Все они вели в Житовичи. Именно там Ферзь оставил машину, в монастыре, судя по всему, жил и творил Стасевич, Житовичи зачем-то посетили ученые, с которыми нас случайно свела судьба. И всех их связывали иконы Стасевича. Я видела две из них.

— Ты действительно уверена, что их писал Алексей? — серьезно спросил Жуков.

— Абсолютно, — кивнула я. — Одною и ты любовался на хуторе.

Но если в первый раз мы наткнулись на икону случайно, то во второй мне ее все-таки показали нарочно. Зачем? Хотели проверить реакцию, чтобы выяснить, знаю ли я, что Стасевич жив? Но тогда в помещении должна была вестись съемка.

— А вдруг там установлена техника, контролирующая кровяное давление, пульс и так далее? — предположил Ромка. — Тогда элементарно проследить за реакцией!

Я пожала плечами:

— После общения с Веллером можно поверить во что угодно!

— Стоп! — сказал Шантер. — А почему мы забываем, что вечер должен был продолжаться? Вас же с Натальей домой отправили раньше, чем предполагалось? Так что, возможно, Чижевский лично, используя профессиональные манипуляции, хотел выведать у тебя необходимую информацию. Наталью же пригласили в летний домик, чтобы туда же направилась ты, а дальше — гипноз, и все нужные сведения у него в кармане! И вы даже не вспомните, что случилось!

— Да какие сведения-то? — остудила я его пыл. — Мои подтверждения, что икону писал Стасевич? Так они и сами об этом знают. И зачем им моя реакция? Какая разница, впервые я вижу икону или нет? В любом случае могу искренне удивиться! И потом: я не искусствовед и имею право не догадываться о том, кто ее написал. Тем более, что Стасевич, по общему убеждению, мертв.

— Да, здесь что-то не так, — вздохнул Ромка. — А, может, им сам Алексей нужен? И они думают, что ты можешь на него вывести?

— А зачем он им? — возразила я. — Портреты свои заказывать?

— По-моему, все гораздо сложнее, — задумчиво произнес Жуков. — Если твой друг Веллер прав и громоздкая, хитроумная комбинация с посещением министерства, приглашением на дачу и выставкой замышлялась в расчете на вас, то речь должна идти о чем-то очень серьезном.

— А, может, попробуем объединить события? — предложил Шантер. — Думаю, икону на хуторе вы увидели не случайно. Ты сама, Зинаида, всегда повторяешь, что случайность — всего лишь непознанная закономерность. Нарочно ли вывел цыган вас к иконе или это была судьба, — неважно, главное, мы узнали, что Алексей жив. Потом оказалось, что иконы нужны и Ферзю. А это — сигнал о том, что о Стасевиче знают многие. А теперь маньяки-ученые хотят его выкрасть. Может, для опытов и экспериментов?

Смелый полет Ромкиной мысли привел нас в восторг. Но, подумав, мы поняли: зерна логики в ней все-таки есть. Тем не менее, впереди замаячил тупик, и нужна была информация, чтобы выбраться из него. Мы ею не располагали. Единственный штрих, который смогла я добавить к общей картине, — это реакция Полторанина на фамилию Чижевский.

— А подробнее он ничего не рассказывал? — спросил Жуков. Я отрицательно покачала головой.

— Что ж, будем ждать, — вздохнул Жуков. — Авось, что-нибудь да проклюнется!

И мы занялись рутиной. Борька отправился к шефу включаться в общее руководство, я села за очередной материал о Житовичах, Шантер взялся творчески переосмысливать снимки.

По просьбе Ферзя журнал опубликовал два очерка об истории монастыря и замка Ляшевских. В них живописалась природа, и рассказывалось о привидениях. В роли призраков маячили на фотографии зловещие размытые черные фигуры. Материалы намекали, что экологам следовало бы заняться обследованием широт, где могут проходить туристские тропы. Население недомогает, скот болеет, а общественные и официальные организации и ухом не ведут! Под потрясающими пейзажами поставили снимок с художественно разбросанными по природе беспомощными телами, который Ромка выклянчил у бывшего одноклассника Пети. Тела принадлежали жертвам неистового пикника и были коварно сняты трезвым и озлобленным Петей, которому надлежало их развозить по домам. Рядом без подписи, но с намеком поместили фото массового падежа скота в одной из африканских стран.

В общем, нам удалось засветить Житовичи и привлечь к ним внимание граждан и официальных лиц. Это должно было умерить наглость черных сил, шастающих в руинах, насторожить их хозяев и хотя бы немного обезопасить пребывание Стасевича в монастыре. То, что его пытаются вычислить, сомнений не вызывало и ничего хорошего не сулило.

Сегодняшний материал сосредоточивал внимание на доходах, которые мог бы давать в этих местах туризм. Специалист из министерства рассказывал, что нужно создать соответствующую инфраструктуру, и было бы замечательно найти инвесторов для реконструкции замка. Я от себя добавляла, что руины следует взять под охрану, так как их продолжает загаживать всякий сомнительный люд. Рядом должна была стать фотография: черные фигуры, маячащие среди битого кирпича, и какая-то труба рядом с ними. Создавалось впечатление, что бомжи собирают последний металлолом в руинах княжеского замка, от которого через пару недель вообще ничего не останется.

Снимки Ферзя мы подверстывали ко всем публикациям, но предварительно Ромка их так обрабатывал на компьютере, что вычислить авторство было почти невозможно.

Итак, почву для скандала мы подготовили, и партнеры Ферзя должны были это сразу понять.

— Поди-ка сюда! — позвал вдруг Шантер. Я подошла.

— Глянь! — кивнул он на монитор. Я глянула.

— Видишь?

— Не вижу, — призналась я.

— Неужели не замечаешь странностей? — удивился Ромка. Он всерьез занялся фотографией и демонстрировал успехи. Я внимательнее посмотрела на монитор: в изображениях было что-то знакомое. Причем, ощущение это возникло с самого первого раза, просто я не заостряла на нем внимания. Но сейчас мое телевизионное прошлое категорически заявило: кадры выстроены!

— Ну-ка, набери Жукова! — попросила я.

Примчался Борька.

— Смотри, — сказал Ромка, — композиция кадров такова, что они просто не могут быть случайными.

И принялся объяснять. Жуков внимательно слушал.

Особенно искусно был сделан снимок с аппаратом, похожим на пушку. Быстро и скрытно нащелкать таких фотографий невозможно. Очевидно, что черные фигуры не только видели фотографа, но и специально позировали, причем, обе стороны располагались в максимально удобных для съемки и, видимо, заранее оговоренных местах.

Борька выслушал Шантера и вопросительно взглянул на меня. Я кивнула.

— Что же получается? — растерянно произнес он. — Нас провели?

Ромка пожал плечами:

— С большой натяжкой можно предположить, что Ферзь, снимая то, что ему показывали, предполагал, что делает это скрытно.

— Нереально, — вмешалась я, — и ты прекрасно об этом знаешь.

— Но ведь качество снимков не очень хорошее, — цеплялся за последнюю надежду Жуков.

— Просто Ферзь неопытный фотограф и не умеет работать со светом, — устало сказала я. — А, может, это подстроено специально, чтобы мы ничего не могли заподозрить.

Все долго молчали. Потом Жуков растерянно спросил:

— А что с материалом твоим делать?

— Как что? — удивилась я. — Печатать, конечно! Не стоит показывать, что мы догадались. Тем более, что, в сущности, нам по-прежнему ничего не известно. Так что давайте соблюдать условленные правила игры.

— Ладно, — хлопнул ладонью по столу Жуков и подмигнул Ромке. — А тебе, корифей, медаль и пломбир за бдительность!

— Погоди, — остановила я, — давайте линию поведения выберем. Но прежде, в свете последнего открытия, попробуем хотя бы известные факты разложить по полкам.

Борька приложил палец к губам и кивком показал на Шантера. Тот, уставившись на монитор, пребывал в ступоре. Я пожала плечами. Потом подошла к нему и дотронулась до руки.

Ромка вздрогнул и безучастно сказал:

— Моя жизнь после лета изменилась настолько, что, по-моему, уже и не принадлежит мне. Убийства, монстры, живые валуны… То меня похищают, то вас хотят убить. Умершие художники рисуют иконы, научная секта гипнотизирует население. У Зинаиды роман не с нормальным мужиком, а с каким-то суперсолдатом. Зинаида, он же не человек, он призрак: то появляется, то исчезает… На самом же деле его нет, неужели не понимаешь? Мы превращаемся в мутантов и скоро сами себя не узнаем. А самое страшное — это какой-то планетарный заговор против нас троих. Ну, кому мы, на фиг, нужны, чтобы плести вокруг такую хитрую паутину? Что мы знаем? Почему так интересуем людей, с которыми никогда до этого не пересекались? А тут еще Ферзь! Я же ему так верил!

— Врешь ты все, — спокойно сказал Жуков. — И Ферзю ты не верил, и от ситуации кайф ловишь. Единственное, что тебя пугает, — это изменения, которые происходят с тобой, и абсолютная неясность общей картины. Да, все запутано, но иначе было бы неинтересно жить. А представляешь, как будет здорово, если паутину удастся распутать? Это же эксклюзив, уникальнейший материал, который сам падает с неба! А то, что меняемся, так не к худшему же. Девушки по парням-паукам млеют, так что пользуйся случаем! Да и умственный потенциал у тебя повысился, уж поверь на слово. Ты у нас сейчас главным аналитиком будешь, поэтому излагай соображения о Ферзе!

Ромка взбодрился, подумал и признался, что сказать ему нечего. И тогда слово взяла я:

— С Ферзем вообще ничего не понятно. Зачем понадобилось придумывать идиотскую историю с машиной? Чтобы выйти на Алексея? Ну, нашли мы «шестерку», а дальше что? Это ж не повод идти в монастырь по душу Стасевича! Из-за болезни жены он сам мог проникнуть туда гораздо быстрее.

— Плохо, что мы лишь формально проверили липовых партнеров Ферзя, — сказал Жуков. — Установили, что есть такая фирма, и решили разобраться позже. А надо было хоть какую-то дополнительную информацию через наших знакомых в УБЭП раздобыть.

Он был прав, информации не хватало. После встречи с Ферзем в надежде найти Куницына, гонявшегося за монстром и полотнами Стасевича, а заодно пытавшегося убить меня, мы чересчур много времени уделили сыскному агентству «Фобос». Хозяин его оказался жуликом и альбиносом, но, к сожалению, не бывшим учредителем нашего журнала. Им сейчас занимался Красин.

На след бывшего следователя Хоменкова, переметнувшегося в стан неприятеля, тоже выйти не удалось, хотя мы очень старались, и тоже угробили на поиски уйму сил. И вот теперь пожинали плоды собственной недальновидности.

Но оправдание все же было: история, в которую мы угодили, состояла из тысяч разрозненных фрагментов и распадалась на тысячи ответвлений, которые невозможно было ни проследить, ни проанализировать. Нас было всего трое, и у нас для этого не хватало ни сил, ни времени, ни мозгов. Но выходить из игры было поздно, это означало бы смерть.

Самое скверное, что все было запутано и на официальной стороне. О судьбе Куницына не мог узнать даже Красин: тот словно растворился в воздухе без следа. И вообще было непонятно, жив он или все-таки мертв после выстрела Глеба? По делу о летних убийствах обвинялись четверо его подельников, двое из которых по естественным причинам уже скончались в СИЗО. Красин был уверен, что оставшаяся парочка до суда тоже не дотянет. Но ни он, ни мы понятия не имели, что бы все это значило.

Похоже, что дело, начинающееся, как забавная шутка о мифическом монстре, превращалась в реальный триллер. И мы могли выжить, только распутав его. В общем, хуже быть уже не могло.

— Логики Ферзя все равно пока не поймем, — сказала я, — поэтому давайте попробуем с конца. Чего он добился в результате разыгранного спектакля?

Ребята переглянулись.

— Стал учредителем нашего журнала, — растерянно сказал Ромка.

— Так, может, это и было его целью?

— Тогда в действиях Ферзя прослеживается система, — согласился Шантер. — Правда, дурацкая по своему построению. Зачем-то он долго обхаживал меня, пытаясь втянуть в поиски машины, зацепил нас приличной суммой денег, и лишь тогда попал в дамки. Неужели нельзя было найти более простой путь? И означает ли это, что бывшие хозяева журнала по-прежнему им владеют, только уже через Ферзя? Или это другие люди? И на кой им журнал? Опять кодировать население и искать ценную информацию в печатном мусоре? Но к чему были нужны такие сложности?

— Главный вопрос заключается в том, зачем они с самого начала охотятся за Стасевичем? — заметила я.

— Да кто они-то? — жалобно спросил Ромка.

— А вот это уже второй вопрос.

— А третий: почему они и за нами стали охотиться? — подсказал Ромка. — Помнишь фразу Хоменкова: «Скажи спасибо, что не тебя выбрали, а Шантера!» Значит, им нужен был любой из нас, просто со мной хлопот меньше.

— Была такая фраза? — встревожился Жуков. Я кивнула.

— Это еще не хватало! — пробормотал он. — Похоже, мы себя недооцениваем.

В разговорах, мы, порой, шутили на эту тему. Но полагать, что кого-то интересуем вне сферы своей профессиональной деятельности, нам и в головы не приходило.

— И все-таки с Ферзем что-то нечисто, — сказала я, — и вы сами это чувствуете. Ромка прав: если он стремился стать учредителем, то почему просто не предложил свою кандидатуру?

— Кредит доверия не тот, — объяснил Жуков, — да и мы, обжегшись однажды, проверять бы его стали.

— Пожалуй, — кивнула я, — но тогда комбинация, которую нам предложили, не дурацкая, ее составляли очень умные люди. Даже гениальные, потому что сумели точно просчитать нашу реакцию на свое самое незначительное действие.

— Гениальные психологи, — уточнил Жуков.

Мы переглянулись. Шантер побледнел.

Зачирикал сотовый. Номер не определился. У меня замерло сердце.

— Ева, — раздался издалека голос Глеба, — ребята рядом? Включи громкость!

Я включила.

— Слушайте внимательно, — продолжал Полторанин, — будьте очень осторожны! Все время поддерживайте связь между собой и не упускайте друг друга из вида. В Вишневке не показывайтесь, силовикам не доверяйте, кроме самых проверенных и близких знакомых. А лучше всего бросьте свои авантюры и займитесь мирным трудом!

— Тогда нас точно кончат, — пробормотала я.

— Может быть, — согласился Глеб, — значит, просто будьте осторожны! Ева, никакого общения с Чижевским и его окружением!

— Поздно, — сказала я, — уже пообщалась.

— И что?!

— Ничего.

— Значит, впредь избегай общения!

— Слушай, генерал, — не выдержала я, — можешь считать, что уже напугал нас. А теперь попробуй хоть что-то конкретное сообщить.

— Кроме всего прочего, охота может вестись и на вас.

— Но почему?!

— По кочану! Сами соображайте! Меньше светиться надо в дурацких историях с полетами автомобилей! А теперь выключи громкость.

Я выключила.

— Думаю о тебе каждую секунду. Береги себя! Если опять куда-нибудь влезешь, и с тобой что-то случится, приеду и убью собственными руками!

На этой оптимистической ноте Глеб отключился. Мы молчали. Потом Ромка с надеждой спросил:

— Может, это ошибка? Ну, какой от нас вред?

Я налила воды из графина, выпила. Ребята не сводили глаз с пустого стакана: стекло под моими пальцами плавилось.