Мой любимый глюк

Анна Алора, 2022

– Сиятельная…, – прошептал самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела, и бухнулся передо мной на колени. – Наконец-то я нашел вас. – Это вы мне-е? – млея от одного его вида, прошептала я. Повезло! Наконец повезло. И только я раскрыла объятия ему навстречу, как уткнулась головой в стену собственной однушки, и… проснулась! Пфф, ну и приснится же! Я вытерла пот со лба. Обычная медсестра не может быть сиятельной. Знала бы я как ошибалась… В тексте есть: #неунывающая героиня #любовь и магия #попаданка – 1 штука #эльф – 3 штуки # романтика и любовь #юмор и ирония #любовь и приключения Однотомник.

Глава 5

Клариэль

Спешить я не стал. Даже несмотря на последние слова Владетельного.

Ведь всем известно, что спешка нужна только при ловле мелких кусачих плотоядных, как их там?

Забыл.

Но не суть.

Поэтому предварительно обложился парочкой книг из той самой, запретной библиотеки, коими зачитывался пропавший отпрыск Владетельного и мой воспитанник.

Эх, Линолиэль…

А ведь он и не знал, что я тоже кое-что умел, кроме мастерского владения мечом, с коим не расставался.

Вот тут я с тоской поглядел на свою прелесть, лежащую прямо рядом с книгой.

– — Ну что, дружок? А ведь скоро придется тебя оставить, — огорченно сказал я. — Да. Потому что никакой портал тебя не примет.

Уж не знаю, почему основатели так не любили мечи, но факт есть факт.

Холодное оружие, говорите?

Ха! И еще раз ха.

Да от моего меча вреда куда меньше, чем от самого негодящего эльфа, владеющего магией огня, например.

Я с тоской вздохнул, и отвел глаза от любимого средства защиты. Вы говорите, и нападения?

Бывало, не спорю. Однако сам я никогда первым не начинал, чему и Линолиэля научил.

Правда, мой воспитанник практически не владел мечом. Как я не старался развить этот дар, потенциально присутствующий в каждом эльфе, но увы.

Владетельный был очень этим фактом не доволен.Да и понять его можно. Эльф, высокородный, а владение мечом на уровне заурядного человека.

Но вспоминая, какое дитя ему подсиропили основатели, Владетельный только тихо вздыхал.

–-Так-с, — сказал я, откидываясь на спинку кресла, обитого дорогой парчой. Спина ныла, а глаза покраснели и слипались.

–-Так-с. Что же мы имеем в итоге? А имеем мы вот что, — я удовлетворенно хмыкнул, и потер усталые очи. — Линолиэль-то мой, конечно, старался, как мог, скрыть следы.

– — Однако! — тут я не выдержал и встал, потягиваясь и даже сделал весьма полезные для эльфа моего рода занятий наклоны влево и вправо. Отлично помогают эти растяжки привести в норму энергетические каналы.

– — Однако, похоже, не достаточно хорошо, — и я сделал выпад, взяв в руку будто того и ждавший меч.

Ведь скрыться высокородному эльфу весьма и весьма сложно. Сам того не желая, он оставляет точечные следы, отголоски эманаций присущие только ему.

А в этой вот книжице… О нет, не побоюсь этого слова — фолианте — имелся полностью составленный алгоритм их нахождения.

Мой воспитанник ведь даже не подозревал, что я владею языком отцов-основателей.

Что же, кое-какие вещи нужно скрывать. Иметь, так сказать, про запас.

Я довольно усмехнулся.

– — Итак. Где он сейчас, вот этого я пока не знаю. Впрочем, и задачи передо мной такой никто не ставил, — тотчас подумал я с облегчением.

Еще с той поры, когда парню было лет сто, младенцем, по сути, он умудрялся удирать от меня.

Попил кровушки, что и говорить.

– — Зато где может быть его дочь, вот это я могу уже сейчас определить с необходимой точностью, — радостно сказал я вслух.

И тотчас же улыбку мою как кот слизал. Радость я испытывал, конечно.

Но от чего? От самого факта, что нашел. — Молодец какой, Клариэль! — похвалил я себя.

Потому что, как ни говори, а разобраться в подобной книге мог далеко не каждый.

Но вот факт этот вел с собой как на аркане мысль о том, что портал-то близок.

А значит, близки и отвратительные ощущения, и этот невыносимый момент расставания с мечом.

Я потряс головой, и волосы, которые обычно собирал в высокий хвост, принятый у эльфов, рассыпались по плечам.

– — Что же, — подумал я обреченно. — Каждый должен выполнять свою работу. Меч же, будто почувствовав приближающийся момент расставания, тускло блеснул под светом маломощной магической лампы.

На дворе стояла уже глубокая ночь. И я, хоть и понимал, что оттягиваю момент, решил заняться порталом утром.

А сейчас нужно спать.

– — Спать! — приказал я себе, и, удобно устроившись тут же, в библиотеке, на отличном диване возле завешенного узорчатыми портьерами окна, мгновенно заснул.

Для эльфа моего уровня развития это мелочи. У нас, эльфов, как. Сказал — сделал!

Это от предков-основателей новой родины эльфов-изгнанников досталось.

Сильны были. Что ментально, что телесно.

Ну, мы, конечно, в результате эволюции кое-что потеряли, но в целом вполне могли регулировать свои жизненные процессы.

И не только свои, к слову.

Утро настало неожиданно. Я проснулся оттого, что рядом глухо звякнул меч, с которым, как известно, я не расставался.

Мгновенно вскочив, я понял, что рассвет уже близок.

– — Основатели! Чуть не проспал, — в сердцах сказал я, и с благодарностью поднес к губам свой меч.

Ведь всем эльфам известно, что портал лучше всего открывать на рассвете.

Особенно для такого специалиста в этом деле, как я.

Нет, как всякий высокородный, я примерно представлял сам процесс. И фолиант помог, конечно.

Но, сказать по чести, это был мой самый первый раз.

Я быстро переоделся в странного вида одежды, которые тем же фолиантом были рекомендованы для путешествия в не магический мир. Непристойные, право слово. Обтягивающие, из плотной суровой ткани синего цвета штаны и нечто, весьма отдаленно напоминающее камзол, только без пуговиц и натягивающееся через голову. В приятных зеленых тонах. Ну, сапоги я менять не стал. Не стал, и все. Я без них как без меча.

Поцеловал, как возлюбленную, с последней из которых я расстался не далее, чем месяц назад, свой драгоценный меч.

Глубоко вздохнул, набрав побольше воздуха, и зажмурил глаза.

И только тогда пробормотал уже навязшее в зубах заклятье, которое зубрил полночи.

Пробормотал, и уже ни о чем не думая, сделал шаг вперед.

В глазах потемнело. Голова закружилась. Меня перемалывало как в мясорубке.

Как же я ненавижу порталы!

Зоя и прошлое

— Зоя, чего это ты застыла? — поторопила меня старшая медсестра. — Ах, девочка моя. Да ты ж чуть не спишь с открытыми глазами. Вон, красные какие.

А я и сама чувствовала, что того и гляди засну. Правда, до сих пор спать на ходу, а тем более стоя, мне не приходилось.

— Нет, Антонинванна, — я зевнула во весь рот, — Но пасаран! Не засну. Вот сейчас кофейку с запеканкой, и домой.

Я села на неудобный стул в процедурной, который все время собиралась выкинуть. Понятное дело, собственность больницы. Но сколько можно терпеть неудобство на рабочем месте?

Села, привалилась к прямой как шлагбаум спинке, и, представьте, стала отключаться.

Веки мгновенно потяжелели, глаза закрылись, и даже запах бразильского растворимого, который мог мертвого поднять, не помог.

Я только мотнула головой, и почувствовала, как она, бедная моя, упала на грудь. Но разве старшая даст пропасть своей любимой подчиненной?

Я дернулась, закашлялась и открыла глаза. Обеспокоенная Антонина Ивановна с удовлетворением кивнула, и убрала подальше пузырек с нашатырем.

Привела, что называется, в чувство. Терпеть не могу нашатырь. Впрочем, его запах мало кому нравится.

— Зоя, да что с тобой такое? Я даже и не помню, чтобы тебя так срубило. Тем более на этом стуле, который ты терпеть не можешь, — удивленно сказала старшая и задумчиво так на меня посмотрела.

А потом совершенно неожиданно спросила:

— А ты заметила, какие у него глаза-то? Чистый изумруд. Вот прямо как у тебя. И уши. Уши такие, странные…

Я, только-только откашлявшись от того нашатыря, очередной раз помотала головой. И волосы мои, до того как-то державшиеся под колпаком, с радостью выбрались на свободу.

Волосы у меня шикарные. Вот еще один мой плюс. Прямые, густоты необыкновенной и редкого платинового тона. Только вот цвет этот мне никогда не нравился, да и дразнили меня с детсада еще девочкой Элли. Терпеть я не могла это прозвище.

Нашли Элли. Между нами не было ровно ничего общего. Разве что один цвет волос с героиней известной книжки. Хорошо еще Страшилой не называли. А могли. Дети ведь довольно жестокие существа, да. Я же отличалась от остальных деток и ростом, и сложением.

Как только стало возможно, и я уже не боялась получить нагоняй от мамы, которой, наоборот, безумно нравился цвет моих волос, стала краситься. В каштановый, да в красноту чтобы.

Вот сейчас вся эта моя крашеная краса и рассыпалась по плечам.

— А знаете, нет… — удивленно сказала я. — Как же вы-то смогли разглядеть? Он больше другие части тела на обозрение выставлял, — ухмыльнулась я, окончательно приходя в себя.

Я встала со стула, и почувствовала, что слабость, которая накатила так неожиданно и была столь непривычной, отошла.

А раз так, то где тут моя запеканка и надоевший, но поражающий своей крепостью бразильский растворимый?

— Именно, деточка, именно, — тем временем все удивлялась Антонинванна. — Как у тебя глаза-то. Я вот сразу заметила. Не все время ж его задницей любовалась, — подколола она меня.

— Ой, Антонинванна, да и что с того? Полно народу с зелеными глазами. Вон, у Пал Егорыча (тьфу-тьфу, вот к чему я вспомнила именно его-то?) тоже зеленые.

— Не скажи, Зоенька. Не скажи. У Егорыча они темные, как вот болотная вода бывает, с прозеленью. А у этого — ну чистый изумруд, — вела свою песню старшая.

Изумруд. Да.

Под звук ее голоса, плавного и ласкового, мои глаза опять чуть было не закрылись, и я, наскоро допив свой кофе из любимой чашки, кстати, с изумрудного цвета листочками, решительно поднялась.

— Пошла я, Антонинванна. Надеюсь, сегодня уже больше не понадоблюсь, — сказала я, и с надеждой посмотрела на старшую.

— Да теперь справимся, — уверила она. — Раз уж пришел в себя. Видишь, и заснул потом ну как младенец.

— Иди, иди, Зоенька. Да выспись как следует, — с заботой в голосе сказала пожилая женщина.

Оказавшись наконец на улице, я зябко поежилась и поскорее двинулась к дому. Но вот эти слова старшей медсестры об изумрудных глазах моего личного глюка так и не давали мне покоя.

И вообще странно, почему я сама этого не заметила.

–Ох, Зоя, Зоя, — укоризненно сказала я себе, шлепая в своих вездеходах по полноценным осенним лужам.

Нет, понять-то меня было можно. Когда последний раз у меня был мужчина? Вот то-то. Свежо предание, да верится с трудом.

Вот так странно складывается моя жизнь. А вы говорите. Отца своего я не помню, и не мудрено. Ведь не видела его никогда. Мама говорила, что летчик был. Ага, летчик — налетчик. Погиб при исполнении. Ну-ну. Какое-то время я этому верила, но потом. Потом мозги встали на место.

Да ведь у нас дома ни одной фотографии его не было. Ни одной!

И только когда я уже была достаточно взрослой, вот уже готовилась поступать в медучилище, мама перед своей смертью наконец рассказала мне кое-что.

Правда, никто из нас еще не знал тогда, что она уйдет так быстро.

Так неожиданно.

А вот мама, видно, почувствовала. Потому и сказала мне все неприглядную правду о моем отце и самом обстоятельстве моего совсем не непорочного зачатия.

Как тогда же выяснилось, и обстоятельства появления моего на свет тоже были весьма интересны.

Я смахнула предательскую слезу, которая, чувствуя сегодня мою явную слабость, скатилась по щеке.

Вот что за день!

Второй раз уже плачу, ага.

— Несгибаемая, всегда бодрая Зоя Савельева, похоже, сдает позиции, — горько усмехнулась я.