Черная бабочка страсти

Анна Аксинина, 2014

К кому обратиться бедной испуганной Лизе, студентке, начинающей художнице, если за ней гоняются преступники, лучшую подругу чуть не убили, а полиция довольствуется версией о банальном ограблении? Любящий папа далеко. Конечно, к старшей сестре Насте! А кому доверит Настя разгадать это запутанное дело? Конечно, своей подруге Марине Белых. И опять Марина расспрашивает людей, собирает факты, анализирует их – и находит ключ к загадке., который Лиза буквально держала в руках.

Свет яркого летнего дня падал в темную комнату в проем открытой двери. На желтом полу играли солнечные зайчики. Они перескакивали с дощечек пола на изящную женскую руку. Рука лежала на полу — белая, нежная, теплая в свете солнечных лучей. Чуть ниже локтя, почти на сгибе руки сидела черная бабочка. Хрустальный бокал лежал на полу в сантиметре от тонких пальцев женской руки. Красное вино вытекало из упавшего бокала под ладонь и дальше, к локтю с черной бабочкой. А из-под плеча, сливаясь с пролитым вином, тянулась струйка крови…

***

Мне снился сладкий сон: я летала! Я парила над зеленым лугом, а вокруг меня летали бабочки и цветы. Большая черная бабочка села мне на руку, и голосом моей подруги сказала: «Соня-засоня, вставай». Я повернулась к стене и попыталась снова войти, вернее, влететь, в мой сон. Но подруга наклонилась ко мне. Её волосы щекотали мне шею, и я открыла глаза:

— Это ты — Соня, а я Лиза!

— Уж полдень близится, а Лизонька все спит, — дурачась, пропела подруга. — Опять всю ночь рисовала свою картину?

— Не рисовала, а писала картину маслом. И как тебе картина?

— Класс! Ты изменила её! Раньше с вином бокал стоял, и бабочка сидела на бокале. А в этом варианте больше страсти, я бы даже сказала трагизма. Мне этот вариант нравится больше. Но не пойму, что у неё на запястье?

— Там должен быть браслет, но какой, я пока не знаю. Я вижу эту картину в своих снах. И каждый раз проясняются какие-то детали. Я крепко уснула с вечера, и мне снова приснился этот сон. И бокал лежал, и вино вытекало… Я проснулась и встала к мольберту…

— Лиза, а я придумала название для твоей картины — «Черная бабочка смерти».

— Зачем же так мрачно? Смерти? Нет, лучше — страсти! Пусть это будет «Черная бабочка страсти»!

Подруга развернула картину к свету.

— А это разве не кровь?

— Ой, Сонька, ты меня запутала! Я не знаю. Картина не закончена. Между прочим, мне уже за неё деньги предлагали. Да, да, за тот, первый вариант. Но я не продам. Ой, а чем это так вкусно пахнет?

— Я завтрак приготовила!

Я удивилась безмерно. Сонька всегда жила с мамой и бабушкой, и сама не умела приготовить ничего, даже простого омлета. Не дано человеку стоять у плиты на кухне! Но запах с кухни доносился восхитительный. Сонька тараторила, явно гордясь собой:

— Я сварила яйца, почистила их, порезала. Разложила на листья салата, добавила к ним помидоры. А пироги заказала на дом, горячие привезли, прямо с печки. Тебе же уезжать скоро. Поешь сытно и с собой в дорогу возьмешь.

Натюрморт на кухонном столе был выше всех похвал: горкой на блюде исходили паром пироги, яйца с помидорами на зеленых салатных листьях просились на полотно.

— Сонька, Сонька! Как бы я жила без тебя!

Я не помню свою маму, она умерла, когда мне и двух лет не было. Не было у меня ни братьев, ни сестер, и родственников близких не было. Был и есть один папа. Но он все время в разъездах, работа у него такая. А Соня мне, как сестра. Смешно, но мы с ней даже похожи: обе русоволосые, сероглазые. И рост у нас одинаковый.

Познакомились мы с ней, когда я в первый класс пошла. Помню, мне было страшно, букет был тяжелый и толстый, держать неудобно. И банк завязали мне туго, так, что волосы тянуло. Я чуть не плакала. Слёзы уже стояли в глазах. Учительница поставила меня в пару с девочкой и воскликнула: «Надо же, какие вы одинаковые. Вы не сестры?» Я не могла говорить, комок стоял в горле, лишь отрицательно качнула головой. А девочка с таким же бантом и букетом четко ответила: «Нет, мы сами по себе». А затем она наклонилась к моему уху и прошептала: «А хочешь, я буду тебе сестрой?»

С тех пор мы с Соней неразлучны. Она живет с родителями, у неё и бабушка есть, есть и тети с дядями, и старший брат, и племянники. И после окончания школы мы поступили в разные учебные заведения: я — в архитектурный, а Соня — в консерваторию. Но всё свободное время мы с подругой проводим вместе. Внешне мы уже не так похожи, как в детстве: Соня примерно одного роста, но немного плотнее меня, глаза у неё из серых стали золотого цвета, а волосы потемнели. Но мы любим, когда нас принимают за сестёр, одеваемся в одном стиле, а волосы Соня высветляет. Родители Софьи уехали отдыхать, бабушка безвылазно живет на даче, а подруга перебралась ко мне…

Я ехала в рейсовом автобусе во Владимир, оттуда до Суздаля всего 27 километров. Руководитель обещал, что к обеду будем на месте. Мелькали придорожные кусты и деревья, проплывали домики городков и поселков. В последний момент меня включили в эту группу «на этюды», хотя я всего-то всего первый курс окончила! Одна студентка сломала ногу перед самым отъездом, и мне предложили поехать вместо неё в Суздаль. Я и мечтать об этом не могла. Я радовалась и не знала, что через два мне придется вернуться домой, и начнется черная полоса в моей жизни.

***

Было пасмурно. С утра накрапывал дождичек. Но к обеду тучи слегка разошлись. Руководитель практики, Василий Иванович, с сомнением долго всматривался в серое небо, и, решившись, скомандовал: «Художницы, собирайтесь. Попробуем отобразить окрестности в каплях дождя».

Нашего руководителя за глаза мы зовем «Чапаев». Он не обижается, даже когда у кого-нибудь сорвется вслух его прозвище. Он очень добрый и воспитанный, обращается к нам на «Вы» и зовет художницами. Но какие мы художницы? Студентки архитектурной академии, будущие дизайнеры. Но любой дизайнер должен уметь видеть красоту и гармонию окружающего мира, и уметь отобразить её на бумаге. И вообще, мне повезло: девчонки замечательные, хотя я в группе самая младшая ко мне относятся хорошо, никакой «дедовщины».

В Суздале не надо далеко ходить, чтобы найти интересный архитектурно-исторический объект, здесь десятки старинных церквей, часовен и купеческих домов. Мы расположились на небольшом пригорке на окраине городка недалеко от общежития, в котором мы живем. Место живописное: на горке краснокирпичная церковь 17 века, внизу речка протекает, лесок, и небольшая часовня с потемневшей от дождя штукатуркой.

Я выбрала вид на речку: поваленное черное бревно, кусты и темная заводь с упавшими листьями, в которой отражается одинокая часовенка, хотя все девочки стали рисовать церковь.

Выбранный пейзаж соответствовал моему настроению. Я не могла понять причину свой грусти. Возможно, было предчувствие трагедии. Я не удивилась, когда меня окликнули. Рядом с Василием Ивановичем стоял человек в форме.

— Лизонька, подойди к нам, — позвал меня Василий Иванович.

Я посмотрела ему в лицо, и ужас тяжелым камнем упал мне на сердце: «Господи, с кем несчастье? Неужели с папой?»

— Вы Елизавета Арсеньевна Лучанская? — официально спросил милиционер.

— Да, а что случилось?

— Вам придется поехать домой.

— Что-то с папой?

— Нет, не с ним. Мы отвезем вас на служебной машине домой.

Он потянул меня за руку, я вырвалась и закричала.

— Я ничего не сделала! Почему вы меня увозите? Я не преступница!

— Успокойтесь, вас никто и ни в чем не обвиняет. Я расскажу вам всё в машине.

Темные струйки дождя омывали стекло машины. Я следила, как полоски воды растекаются по стеклу. Ни на что другое не было сил. Машина еле тащилась по мокрому шоссе, или мне так казалось? Ну, почему здесь не летают самолёты?!

Господи, что же случилось с Соней? То, что мне рассказали, не укладывалось в голове? За что? Что она могла кому-то сделать плохое? Моя Сонечка, которая мухи не обидела за свою короткую жизнь!

Соню нашли в лесополосе на Алтуфьевском шоссе, на северной окраине города. Случайно нашли. Кто-то спустился с шоссе по нужде в кусты и увидел тело девушки. Человек оказался порядочный, вызвал милицию. Мог бы струсить, умчаться — и ищи ветра в поле. Соня была жива, но без сознания. Скорая помощь увезла её в больницу. Мне показали фотографию найденной девушки. Конечно, это Соня. Изверги! Что они с ней сделали!

В кармане куртки у девушки обнаружили мой читательский билет, обратились в архитектурную академию и нашли меня в Суздале, благополучно сидящую у мольберта.

Мне задавали вопросы. Комок стоял в горле, я еле вытягивала из себя ответы.

«Когда вы видели Софью Малышкину в последний раз… как она могла оказаться за городом… перечислите друзей Софьи… почему она была в вашей куртке…»

Больница оказалась маленькой, двухэтажной, с облупившейся розовой штукатуркой. Внутри стоял противный запах хлорки. Я сидела в небольшом кабинете со столом и кушеткой и боялась, что Соня уже умерла, а меня обманывают. Передо мной на столе лежали вещи Сони. Человек в обычном коричневом костюме (наверное, следователь), изображая участие, попросил меня определить, что из вещей могли взять преступники. Конечно, он каждый день видит подобное. Но Соня!

— Её изнасиловали? — Напрямик спросила я следователя.

— Нет, сняли серьги, возможно, на ней были другие украшения, посмотрите внимательно на её вещи. Хотели ограбить, девушка оказала сопротивление, её ударили по голове.

— Зачем было её везти так далеко от нашего дома? Разве нельзя было снять серьги в подъезде, в какой-нибудь подворотне? Я не понимаю, зачем её увезли почти за город?!

— Следствие постарается ответить на вопросы, а пока определите, что ещё пропало.

— Цепочка золотая с крестиком. Соня никогда её не снимала, колечко было на руке, тоненькое с маленьким топазом, бабушка Сони подарила ей на восемнадцать лет. Но часы!..

— Что с часами? Они на месте.

— А вы знаете, сколько стоят эти часы? В несколько раз дороже, всего остального, что украли!

— Возможно, преступник не знал истинную стоимость этих часов или его спугнули. Вы сможете пройти с нами в палату к Малышкиной?

«Она жива!»

— Она пришла в себя?

— Врачи делают всё возможное, но пока состояние тяжелое. Она открыла глаза, но не в состоянии разговаривать, у неё сломана челюсть. Зайдем на одну минуту. Только постарайтесь не плакать.

Резкий запах лекарств. Мне перехватило дыхание. То, что было моей подругой Соней, лежало на кровати в проводах и каких-то трубках. Не лицо, а огромный синяк. Из Сониного можно узнать только прядь волос, брови, да маленькие ушки.

— Сонечка, моя дорогая. Это я — Лиза!

Соня открывает опухшие веки, золотистые глаза смотрят на меня сквозь узкие щелочки. Я не могу удержать слёз. Следователь дергает меня за руку.

— Нам пора.

— Соня, Соня, я ещё приду к тебе, поправляйся. Всё будет хорошо.

Я смотрю в её родные глаза. Жива! Какое-то шевеление рукой. Я с ужасом гляжу на Сонькину руку. Соня скрестила пальцы.

— Всё, всё, уходим.

Меня выставили за дверь.

— Это точно Софья Малышкина?

— Да, она.

— Родственники у потерпевшей есть?

— У неё есть родители, бабушка, брат.

— Вы знаете координаты родных Малышкиной?

Я машинально отвечаю, а перед глазами стоит рука Сони: скрещенные пальцы!

Знак опасности! Мы придумали этот знак ещё в первом классе и пользовались им всегда, когда надо было предупредить подругу о чем-то неприятном.

Помню, в седьмом классе я без ума влюбилась в мальчика из нашего класса. Мишка был самый красивый, стильно одевался, у него был крутой папочка. Однажды после уроков он на глазах у всех подошел ко мне и предложил дружить. Я млела от нечаянно свалившегося на меня счастья и готова была бежать за любимым на край света, а Сонька скрестила пальцы. Я оглянулась вокруг, увидела, как еле сдерживают смех друзья Мишки. «Нет, ты вовсе не в моем вкусе, я не хочу с тобой дружить», — ответила я. Мишка стоял, как кол проглотил, он, конечно, не ожидал такого ответа. Оказывается, он хотел посмеяться надо мной, а Сонька услышала и в последний момент предупредила меня. Мою влюбленность в Михаила, как водой смыло.

О чем так старалась предупредить меня Соня?!

***

Марина Белых плохо спала в эту ночь. У Сашеньки болел живот, он хныкал во сне, поджимал ножки, возился, сбрасывал одеяло. Марина вскакивала каждый раз, укрывала, гладила, утешала. Потом решила посадить на горшок, и тут сынуля устроил форменный скандал. От его рёва проснулся даже Андрей, спавший, как бревно, всю эту неделю, так как сильно уставал на работе. Он жаловался жене, что даже не замечает ночи: лег — и сразу утро.

— А? Что? Сколько времени? — испуганно вскинулся Андрей.

— Третий час, сегодня ты уж точно заметишь, как ночь прошла, — с досадой ответила Марина, тщетно баюкая тяжёленького сына на руках.

Сейчас она пожалела, что в январе, в полных два года отняла Сашу от груди. Как легко было его успокаивать раньше!

Андрей не обиделся, он сразу решил дело, отобрал у жены ребёнка и уложил в постель с собой, погладил по спине. Саша притих, пригрелся и начал засыпать. Воцарилась блаженная тишина. У Марины не было сил спорить с мужем, что не стоит приучать ребёнка к родительской постели. Она осторожно прилегла с другой стороны от малыша, отложив на потом разговоры о правильном воспитании. И сразу провалилась в сон.

В отличие от Андрея, который сны видел очень редко, вернее, редко их помнил, Марина могла бы целую книгу написать из своих снов, такие они бывали яркие, интересные, и даже, иногда, — вещие. И сегодня утром Марина точно помнила свой сон, и подозревала, что он имеет плохое толкование. Во сне она была в магазине, перебирала разнообразные наряды, пока не выбрала длинное вечернее черное платье.

Нельзя сказать, что Марина была очень уж суеверна, но переняла от школьной подруги Тани Носик привычку поглядывать в сонник. Она точно помнила, что белое платье ей снилось накануне свадьбы Насти Вешняковой. А ведь она тогда и не подозревала, что Максим Барычев, завидный жених с деньгами и положением, уже сделал её сокурснице предложение. Вот ведь совпало, что сон про белое платье предвещает свадьбу. Но черное платье снится явно не к празднику. Андрей спозаранок уехал в редакцию, Саша, как водится, после бурной ночи разоспался. Можно было посидеть спокойно в маленькой уютной кухне с кружечкой чая. Но мешал этот сон, и Марина принесла сонник, тоненькую книжицу в потёртой бумажной обложке. «Платье: белое, желтое, зелёное, чёрное… Так и есть, плохой сон — «печальное известие». «И зачем смотрела? — Ругала она себя, прибирая после завтрака и заправляя бельё в стиральную машину. Рутинные домашние дела она научилась делать чисто автоматически. — Все приметы врут. И вообще, некогда ерундой заниматься, лучше поспать ещё немного, пока сынуля позволяет».

Марину не тяготил этот режим с прерванным сном, она сама для себя решила, что мужа надо утром лично будить и кормить овсянкой. И дать с собой свежий кефир и контейнер с паровыми котлетками. И никаких сухих перекусов и гастрита! Здоровое питание — важнее всего. В редакции теперь есть и холодильник и микроволновая печь. Ну, и что, что ей приходится очень рано вставать, можно днём с Сашей вместе отдохнуть. А Андрею два часа добираться до офиса, а после работы домой — и все три. Зато жить летом в коттедже просто замечательно! С трех сторон участка — лес, с четвертой — зелёные насаждения за оградой загородного дома Краснова-старшего, отца Андрея. А соседи по своему коттеджу — сестра Маша, теперь Ярославская, с мужем Олегом и сыном Витей, ровесником Саши.

Как вставали Ярославские, Марина сегодня и не слышала. Когда она второй раз встала, умыла ребёнка, одела его и усадила есть, Маши и Олега уж и след простыл. В общем холле няня Ирочка, чудесная девушка, приветствовала Марину, застёгивая курточку на Вите.

— А мы гулять идём. Вы — с нами?

Толкование сна не шло у Марины из головы, но она сделала вывод, что к Маше её сон отношения не имеет. Раз она на работе в Центре, ведёт приём детишек, значит, и Олег, и Витя абсолютно здоровы. Никогда бы сестра не бросила своих домашних без поддержки. «Добрый доктор Айболит» — вот что надо было бы ей носить на бейджике вместо «Ярославская Мария Николаевна, педиатр».

А если кто-то думает, что все симпатичные блондинки — тупые и кокетливые, то пусть посмотрят на Машу на работе, как она справляется с детским церебральным параличом.

Сидя на своём высоком стульчике, Саша прилежно орудовал ложкой, поглощая рисовую кашку. Марина тем временем позвонила маме, а потом — Юле, спутнице жизни свекра, Виктора Александровича Краснова. И убедилась, что у всех всё в порядке.

Мама засыпала её вопросами про Сашеньку, а на встречный вопрос ответила коротко, что и у неё, и у папы со здоровьем полный порядок.

Юля не удивилась звонку Марины. Она подробно рассказала, какие замечательные успехи у её Наташи в плавании. «Какие уж там успехи, — усомнилась Марина, — Наташе в сентябре только 3 года исполнится». Родная тётя Сашеньки была всего на 4 четыре месяца старше племянника. Но спорить с Юлей не стала, терпеливо дослушала фанатичную маму до конца. Заканчивая разговор, Юля пригласила Марину забегать в гости запросто, так как она эти две недели будет дома безвылазно. Марина обещала, с Юлей она общалась легко, по-приятельски.

— А ещё обязательно приходите все в гости в воскресенье к обеду. Чужих не будет, лёгкий обед, потом — детская площадка, шашлык. Маше я отдельно позвоню. А то Виктор засядет за работу на весь день, а с его сердцем лучше больше отдыхать, гулять.

Проблемы со здоровьем Краснова — не новость, но видимо, пока всё под контролем. Не удивительно, что пошатнулось здоровье Виктора Александровича, чудо, что он вообще выжил после покушения в позапрошлом году. Его тяжелое положение и последующее долгое выздоровление принесли ощутимые финансовые потери. О размерах их Марина и Андрей могли только догадываться. Но Краснов, к счастью не пал духом, не покончил с собой, как некий миллиардер из интернетной байки, ставший вдруг миллионером. И утрату депутатского мандата Виктор Александрович пережил без всяких внешних трагических проявлений. Но эта тема никогда не обсуждалась на встречах отца и сына.

Кстати, сын тоже кое о чем помалкивал. Внешне не зависимый от отца бизнес Андрея тоже пострадал. За год заметно сократился тираж журнала «Кредо», уменьшилось число заказов рекламного агентства, доходы упали. Теперь Марина не планировала отдых за границей, отказалась от дорогих развлечений, покупки золотых украшений, гардероб обновляла методом комбинирования одной новой и нескольких старых вещей, — словом, экономила, как могла. Марина не жаловалась на жизнь, не требовала от Андрея невозможного, он и так старался изо всех сил. Все же нельзя было считать их нынешнее положение совсем бедственным: типография продолжала приносить прибыль, не пришлось продавать ни этот дом, ни новую приличную городскую квартиру. Даже машины сохранились обе, только Марина стала ездить в Москву гораздо реже, больше работала дома, одновременно занимаясь ребёнком. К услугам няни она прибегала только в особых случаях.

Маша первая заметила эти перемены, поняла их причину и, как могла, поддерживала сестру. Причем, делала она это тактично: «Да, я тоже не хочу идти в китайский ресторан. Лучше поедем к родителям на дачу, шашлык пожарим». Или: «Марина, как удачно, Олег взял билеты в Малый театр на премьеру». Или: «Марина, вы пойдете с нами на выставку в Манеж? Олегу дали приглашение, он нас проведёт». Или: «Марина, вот костюмчик стал Вите маловат, а Саше еще подойдёт».

Ну, детскими вещами они делились и раньше. Витя давно обогнал двоюродного брата в росте, и особенно — в весе. Зато Саша намного резвее брата, рано начал ходить и бегать. «Шимила» называла его Ирочка, в значении «юла, волчок». Марина заключила, что у няни есть татарские корни. А у кого же, как говорится, их нет? Они поговорили об этом, и в лёгкой беседе Марина выяснила важную вещь: няня Ирочка не выходит замуж в ближайшие полтора года, так как дала слово парню, уходящему в армию. Это очень обрадовало Марину и Машу, не надо будет искать замену.

Фирма Олега Ярославского тоже испытала временные трудности, некоторые клиенты, пришедшие через знакомство с Красновым, нашли себе других программистов и провайдеров. Но Олег всегда умел быстро перестроиться, ухватиться за что-то новое, предвидеть возникающий спрос в любой области, будь то медицина, сотовая связь или электронные замки. Так что в итоге Ярославские остались на прежнем уровне достатка. «Да, не ту я специальность выбрала, — с горечью думала иногда Марина. — Что надо программисту кроме компьютера и электронной почты? А печатные станки не заставишь печь пирожки, и рекламное агентство на пошив кофточек не переделаешь. Книги мои не принесли ни славы, ни денег, а все гонорары от статей легко перекрылись одним заказом на детективное расследование».

Это необыкновенное прибыльное расследование Марина провела прошлым летом. Она называла свою работу, как обычно, «журналистским расследованием», ведь никакой лицензии на детективную деятельность у неё не было, как не было профессиональных знаний и навыков. Только упрямство, умение задавать вопросы и логика помогли ей в розыске пропавшего человека. Тогда Марина очень гордилась результатом, мечтала, чтобы ей чаще предлагали такую работу. Но раз нет возможности стать частным сыщиком, придется делать хорошо свою работу журналиста и, конечно, — мамы.

Марина-мама уложила сына на послеобеденный сон под окном веранды, а Марина-журналист присела к самому подоконнику с ноутбуком и занялась правкой статьи Андрея «Об инфляционных механизмах постиндустриального общества». Для начала сменила заголовок: «Как дорожает потребительская корзина?» А «инфляционные механизмы» перевела в подзаголовок. Вычищала повторы, расставляла недостающие запятые и заменяла некоторые иностранные слова русскими. Прошел примерно час, она увлеклась и не сразу поняла, что слышит знакомый звук телефона. «Звонит кто-то близкий: папа, мама или Маша. Неужели сон в руку?» — тревожно толкнулось сердце. Звонил Олег Ярославский.

***

Я металась по квартире и думала, о чем же меня хотела предупредить Соня? Боже мой! Это меня, а не Соню хотели убить! Конечно, меня! Но за что?

Вчера я вернулась поздно, отупевшая от усталости, и заснула, едва голова коснулась подушки. Проспала до полудня, голод вытащил меня из глубокого, как пропасть, сна. Сварганила яичницу из трех последних яиц, не до деликатесов. Крепкий чай окончательно вернул меня к действительности. И вдруг среди дня мне стало страшно! Я захлопнула все окна и шторы задернула. И без того было пасмурно, а стало совсем темно. Включила свет, но стены давили, а дверь казалось такой ненадежной. Пыталась смотреть телевизор, но происходящее на экране до меня совсем не доходило.

Папа! Папочка! Как же ты не во время уехал в командировку! Я не могу быть сейчас одна!

Раз за разом набираю номер отца на телефоне. Вне зоны действия! Какое сегодня число? Он должен был уже вернуться! Конечно, он поехал на дачу! Там всегда плохо ловит телефон. Все собираются поставить новую вышку, да так и не поставили. Я сейчас же поеду к отцу.

Папка разберется во всем и защитит меня.

Мы с папой живем одни. Когда мама умерла, папа так и не женился. Он очень любил маму. Мама была редкая красавица, жаль, что я не в неё. Папа влюбился в неё с первого взгляда, голову потерял от любви. Он часто мне рассказывал, как мама выглядела в их первую встречу, как была одета. С мамой они жили дружно, никогда не ссорились. А потом случилась эта авария. Мама вела машину и не справилась с управлением. Мама умерла сразу, не мучилась. Про аварию папа не говорит, а про маму часто рассказывает. Как она пела, аккомпанируя себе на гитаре, как танцевала. Я тоже хочу встретить человека, чтобы один единственный раз выйти замуж. Жить с ним счастливо и долго, пока смерть не разлучит нас.

Я схватила сумку и выскочила на улицу. Я не могла оставаться в своей квартире, где всё напоминало мне Соню. Серый день плавно перетекал в серый вечер. Самый час пик. Но я решительно пересекла наш двор и направилась на (…) вокзал, на электричку.

«Папка должен быть на даче. Если он ещё не приехал, возьму ключ от дачи у соседей, переночую там. А утром папа обязательно вернется из командировки».

Наша дача — это вовсе не дача, а огромный дом, в котором можно жить зимой. Когда я была маленькой, мы с папой жили безвылазно в городе. Конечно, ребенку постоянно нужна была поликлиника, разные детские кухни и прочие сервисы, которых нет в деревне. Но теперь папа большую часть времени проводит за городом, когда он не в командировке. А нашу городскую квартиру предоставил мне.

Народу набилось в электричку предостаточно, несмотря на будний день. Лето, дачники. Мне удалось сесть у окна. Рядом пристроилась пышная бабушка с такими же объемными сумками. Я прижалась к стене. «Тик-так-так», — размеренно стучали колеса. Я заснула, и чуть не проспала свою станцию. Вагон уже остановился, когда я вскочила с места и, расталкивая пассажиров, побежала к выходу. Не я одна оказалась ротозейкой: спортивного вида черноволосый, помчался за мной. Мы оба еле успели выскочить, как вагон тронулся. «Интересное лицо, худое, и как будто испанское», — отметила я. Парень скрылся, даже не посмотрев на меня. Как жалко!

— Лиза, Лиза, приехала! — на перроне с сумками стояла и махала мне рукой наша соседка Мария Ивановна.

Я подошла к соседке и обреченно взяла пару сумок.

— Сам Бог мне тебя послал! Петька, охламон, заигрался видно, не встретил. А обещал! Стою и думаю, как же мне добираться на нашу окраину, и тут ты выходишь! Повезло, так повезло!

Мы еле тащимся по пыльной дороге. Мария Ивановна говорит, не переставая. Ей безразлично, слушаю я или нет.

— Пенсию получать ездила в город, а с пенсии гостинцев накупила. У меня сейчас на даче — столпотворение: дочка приехала с внуками, и сын отдыхает в отпуске, те всем семейством пожаловали. Младшую, Катюшку, на ночь в старую ванну кладем, а Мишатка на стульях спит. В первую ночь положили его на стулья, а ночью ребенок провалился на пол в щелку. Крутился, да разошлись стулья-то. Слышу, зовет меня: «Баба, баба, закрой меня, мне холодно». Я сонная в темноте шарю, шарю по матрасику, а ребенка нет. Включила ночник, а Миша сидит на полу, головку на край матраса положил, а сам спит. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. А Мише стулья теперь связываем.

— А что же Вы пенсию не переведете на карточку? Снимали бы деньги в банкомате, и в город ездить не надо. Стоит на станции банкомат.

— Ты что, милая! Не доверяю я этим карточкам. Принесут на дом, и вот они — денежки. Нет, лучше я в город смотаюсь лишний раз, да и отдохну от гама и шума. Нет, никогда не соглашусь на карточку, кто знает, что там переведут: всё или нет. А вдруг потеряется что? До чего же я люблю свою дачу! — меняет тему разговора Мария Ивановна. — Хоть и далековато от станции, зато лес рядом. И как же нам с Митей повезло, что мы дачу купили! Митя, покойничек, бывало, сядет вечером на крылечко, и говорит: «А ведь есть Бог на свете! Не иначе он нам подсказал, помог с дачей».

Историю про дачу я слышу раз в двадцатый, а то и больше. Любимая тема для разговора Марии Ивановны. Я давно знаю все подробности той, давней, покупки: дешево среди лета дом с садом продавали… приехали, а домик чистенький, огород ухоженный… на смородине ветки аж до земли нагнулись, все в ягодах…малины красным-красно… яблочки наливаются…ссуду на заводе взяли…

«Интересно, а почему среди лета и очень дешево продали? Кто-то умер у них?» — вдруг я задаю себе этот вопрос.

Оказывается, я задала вопрос вслух. Мария Ивановна замолкает, теряется:

— Да нет, никто у них не умер. Даша деревенская была, одна жила, корову держала, и вдруг надумала к сыну ехать.

— А что же осени не подождала? Урожай бы собрала, варенья наварила, и солений наделала.

— Мало ли какая причина у человека была. Продала и продала… Вот и дошли с тобой за разговорами.

***

Посёлок наш, Лопухино, вырос на месте старинной деревни. До революции на этих землях была вотчина князей Лопухиных. Затем мимо прошла железнодорожная ветка, станцию открыли. Деревня сильно расстроилась, протянулась до самой станции. Появились дачи и коттеджи. А наш дом остался в старой деревне, а вернее на самой окраине старой деревни. За домом Марии Ивановны стоит дом Натальи, а там и наш крайний — после мостика через речушку. Идти пешком от станции до нашего дома далековато. И на машине по грязи ехать через старый поселок не весело. Но мы с папой обычно выбираем другую дорогу, через бывший санаторий, который был в бывшей барской усадьбе. Усадьба сразу за нашим домом, повернуть и через рощицу. От санатория шла бетонка до самого шоссе. Санаторий сейчас закрыли, а дорога сохранилась.

Наш дом построили еще до революции, в нем жила семья егеря князей Лопухиных. Говорят, все князья любителями и ценителями охоты слыли. Собак держали. Богатая псарня была. Имение князей Лопухиных чудом сохранилось в огне гражданской войны и всяких разбоев. Сначала в здании был госпиталь, а затем до 90-ых годов прошлого века какой-то элитный санаторий. Дом егеря папа купил давно, меня ещё не было. Он на заводе работал, и им какую-то большую премию дали. И занял, конечно, у друзей. Он очень любит свой дом, а я нет. Папа, папа… Хоть бы ты оказался дома!

Темнеет. За разросшимися кустами сирени белеет дом Марии Ивановны. Вереница внуков радостно несётся ей навстречу. Я наспех прощаюсь и бегу на свой мостик, всматриваясь в окна нашего дома. Темно. Неужели папа не приехал?

Калитка заперта. Я заворачиваю за угол, отодвигаю доску в заборе. У забора растет большой куст калины. Вода с мокрых веток стекает мне за шею. Я спотыкаюсь, падаю в мокрую траву, сумка отлетает в сторону. Незадача! Сидя на корточках, я потянулась за сумкой, шарю руками в мокрой траве. Слышу чьи-то осторожные шаги вдоль забора. Человек крадется. Мне страшно. Я сжимаюсь в комок. Тень от забора скрывает меня и куст, за которым я прячусь. Человек остановился у калитки, и заглядывает во двор. Свет уличного фонаря освещает его лицо. Я узнала его. Это тот парень, что выскочил за мной из электрички.

Я сидела на корточках и тихо плакала. Ноги затекли, но я боялась встать.

— Арсений Николаевич! Арсений Николаевич! Приехали?

Наталья, наша соседка. Терпеть не могу эту дурёху, но сейчас её появление обрадовало меня.

— Это я, Лиза.

— Лизонька, — притворно радуясь, вскрикивает Наталья. — А я вроде вижу, ходит кто-то. Дай, думаю, посмотрю, не приехали ли Арсений Николаевич? Сегодня утречком как раз убралась в вашем доме. И не живет никто, а пыли, пыли каждый раз!

Наталья, несмотря на прохладный вечер, нарядилась в шелковое платье, синее в белый горох. Платье с большим вырезом спереди, в который выпирает её мощная грудь. Пышные формы Натальи с трудом вместились в блестящий шелк. Полными руками Наталья непрерывно одергивает платье.

«И накрасилась, и принарядилась», — с неприязнью смотрю я на соседку.

Соседка явно имеет виды на моего отца. Неужели она не понимает, что не пара она такому, как мой папа. Да мой папа с самим Михалковым знаком, и не только с ним. А Наталья — типичная деревенская баба, о чем с ней можно разговаривать? Хотя где-то я читала, что голая женщина не бывает глупой. Допускаю, что папа переспал с ней пару раз, как говорится, «на безрыбье». А эта деревенщина и возомнила себе. Уж если папа столько лет живет один, не женился, то и сейчас навряд ли женится. А на таких драных кошках, как Наталья, и подавно!

— Вам ключи дать от дома? А может, у меня переночуете, страшно одной. А на станцию идти поздно, темнотища, да и дождик собирается.

Мне действительно страшно представить, как я буду одна в огромном пустом доме, и я покорно бреду за Натальей.

Наталья с готовностью открывает передо мной двери. Кислый запах чуть не сбивает с ног. Какая же Наталья грязнуля! Горками стоит на столе посуда с засохшими остатками еды. Рой мух слетает с посуды.

— Извините, не прибрано у меня, на огороде весь день копалась. Выходной у меня сегодня. Дождики идут, трава так и прёт. Я вам на веранде постелю, там свежо, спится хорошо. Ужинать будете?

Я представила, как сажусь за этот липкий, вонючий стол, и тошнота подкатила к горлу.

— Нет, нет, я не голодна.

Мы проходим на веранду. Я сажусь на скрипучий стул. Железная кровать с никелированными спинками, серый дощатый столик и пыльная этажерка. Наталья вносит постельное белье, одеяло и подушку.

–Устраивайтесь, вам постелить? Сами постелите… Тогда — спокойной ночи!

Я гашу свет и подхожу к окну. Где же мой преследователь? Если он следил за домом, то знает, где я. Старую деревянную дверь он откроет без особого труда. И Наталья не помешает. Она даже не услышит в доме, как мне здесь свернут шею.

Я смотрю на часы, через час идет последняя электричка. Успею! Окно почти не скрипело. Я спрыгнула на землю и огородом пробралась на соседнюю улицу: «Попробуй, поймай меня!» — Мысленно обратилась я к своему преследователю.

На пустынном перроне я пристроилась к небольшой компании, расположившейся на двух лавочках: три девушки и два парня. Две скромные подружки тихонько беседовали друг с другом, Красивая рыжеволосая девушка с африканскими косичками кокетничала сразу с двумя парнями. Парни весело поддерживали легкий флирт Вики, так звали девушку. Они сыпали анекдотами, а Вика заразительно смеялась.

— А вот и мы! — к лавочкам подошла ещё одна группа парней, и мне стало спокойнее.

— Добытчики! Настоящие мужчины! — запела Вика. — Ночь, а они пирожков добыли!

«Добытчики» мгновенно раскрыли перед Викой пакеты с пирожками. Вика плавно водила рукой перед пакетами. Запах жареных пирожков резанул мне по желудку: «Как есть хочется! Я вообще за 2 дня только 2 раза ела: дома и вчера утром, в Суздале. Подумать только, вчера утром я была такой же беззаботной девочкой!»

Я кладу руки на живот и сжимаюсь от боли. Вика, наконец-то определяется с выбором. Я не могу оторвать взгляд от руки с пирожком. Слюна наполняет рот. Я не выдержу! Вдруг Вика поворачивается в мою сторону. Игривая улыбка слетает с её лица.

— Ты голодна? Возьми, поешь.

Парни протягивают мне пакеты с пирожками.

— Бери с картошкой, а эти с капустой, а здесь сладкие.

Я чуть не плачу, благодарно киваю, беру пирожок с картошкой. Вика подсаживается ко мне.

— Как тебя зовут? Лиза… Где учишься? В архитектурном! Здорово! А мы из академии экологии, почти соседи!

Мы мчимся в Москву на электричке. Я наелась пирогов. Парень в серой клетчатой курточке не сводит с меня глаз. Его зовут Вадим. А он симпатичный. Вьющиеся длинные волосы собраны сзади резинкой в хвост. У него густые черные брови, выразительные серые глаза, прямой нос с небольшой горбинкой. Я зябко повожу плечами, и Вадим набрасывает мне на плечи свою куртку. Какой приятный запах. Папа тоже пользуется дорогими лосьонами и дезодорантами. Белая футболка с коротким рукавом не скрывает накачанных плеч Вадима. Мне приятно, что он смотрит на меня. Я сижу в компании новых друзей. Жизнь, все-таки не так уж и плоха!

Электричка вкатывается на мокрый перрон. Дождь прошел, ночная прохлада окутала город. Мы шумно прощаемся.

— Вас проводить?

Вадим выразительно смотрим на меня.

— Нет, я живу здесь, недалеко, и меня ждут.

Я ныряю в толпу. Зачем я соврала? Испугалась?

Дома закрываю дверь на все запоры. Свет не зажигаю, шторы не трогаю. Хорошо, что в прихожей есть фонарик.

Мысленно, по минутам, прокручиваю в памяти сегодняшний день. Какая-то деталь тревожит меня. Мой преследователь из электрички! Определенно я видела его раньше? Но где? Иду на кухню, от этих пирогов очень хочется горячего чаю. В темноте спотыкаюсь о свои кроссовки, брошенные вчера в коридоре. Кроссовки! Перед самой поездкой на практику я покупала эти кроссовки! И парень из электрички, похожий на испанца, был со мной в магазине! У меня прекрасная память на лица, я не могла ошибиться. Получается, что они давно следят за мной!

Что же делать? Сидеть взаперти в своей квартире и ждать папу? Он может задержаться ещё недели на две. Помнится, в шкафу есть пакет сухариков. Пожалуй, я не продержусь на сухариках две недели. А если они сломают дверь? Кому бы позвонить?

Настя! У меня же есть Настя! Пусть она мне почти никто, какая-то там четвероюродная сестра. Честно говоря, я до сих пор не знаю, кем нам с папой приходятся Настины родители, дядя Саша и тётя Тоня Вешняковы, и сама Настя. После смерти мамы с нами жила бабушка, мать мамы. Но она была старенькая, у неё было больное сердце. Бабушка умерла, когда мне было 12 лет. И мы с папой остались одни.

Моя мамочка! Я смотрю на стенку, где висит большой портрет мамы. Его не видно в темноте, но он там есть, и мне тепло на душе. На портрете мама в старинном платье стоит у окна. Она повернула голову, её роскошные волосы волной лежат на спине. Синий бархат платья, белые кружева широких рукавов, роскошное колье на тонкой изящной шее — восемнадцатый век, не меньше. Папа заказывал эту картину известному художнику. И раму подобрал соответствующую, под старину. Платье он принес с киностудии, а колье самое настоящее, он его маме подарил, когда я родилась. У мамы на портрете внимательный добрый взгляд. И он всегда немного разный. Сегодня утром взгляд у мамы был тревожный.

Я знаю, что мама помогает мне. И она привела к нам Настю и её родителей после смерти бабушки.

Сейчас Настя живет с мужем в Париже. Весной я отдыхала с ними в Ницце. Как давно это было! Я набираю номер Насти. Хорошо, что в Париже ещё вечер! Длинные гудки длятся вечность. Наконец, её певучий голос отвечает:

— Лиза! Что случилось? — Настя не разрешает мне звонить ей, беспокоится, что мне дорого. Она звонит мне сама, или мы общаемся с ней по Интернету. — Лиза, что случилось?

— Настя, меня кто-то хочет убить! Это не бред, я в полном здравии. Настя, поверь мне.

— А отец твой где?

— Папа в командировке, я совсем одна. Они по ошибке чуть не убили Соню! Они следят за мной!

— Ты где?

— Сейчас дома, я ездила на дачу, но они и там меня нашли!

— Сиди дома, никому не открывай, я вылетаю.

Я не раздеваясь, ложусь на диван. Мамин портрет надо мной. Дверь я на всякий случай подпёрла шкафом. Телефон лежит под рукой. Успею ли я позвонить в милицию?

Чтобы не заснуть, я вспоминаю свою поездку в Ниццу. Яркие картинки прекрасной сказки проходят чередой. Сказка! Моя волшебная сказка — Лазурный берег!

Сказку мне подарила Настя. Они с мужем, Максимом Барычевым, пригласили меня весной отдохнуть с ними на Лазурном берегу Франции. Муж Насти самый настоящий миллионер, из семьи олигархов, как говорят сейчас. Настя купила мне авиабилеты и помогла оформить все документы.

Помню, как мы прилетели в Ниццу. Взлетно-посадочная полоса начинается у самого моря. Я, не отрываясь, смотрела в окно, и мне казалось, что мы садимся на воду

А какое там море! Синее, синее! Не зря берег назвали лазурным.

Настя с Максимом заняли апартаменты с самом красивом отеле Ниццы — Негреско. Я читала, что там останавливаются всякие коронованные особы и знаменитости. Отель похож на дворец. Я, как в музей попала: картины, скульптуры. Настя и для меня забронировала люкс. Когда я открыла дверь своего номера, чуть не упала: везде золото, золотые стены, и даже золотой унитаз.

Настя специально для меня организовала программу отдыха. Мы ходили в музей Шагала, Матисса, музей изобразительных искусств. Муж Насти был недоволен. Ему нравилось лишь одно казино в Монте Карло.

Я никогда раньше не играла в казино, и вдруг выиграла. Мне хотелось поиграть еще, но Настя запретила. Она считает, что в нас с ней есть «дурная» кровь, и нельзя поддаваться разным соблазнам. Она что-то говорила мне о наших с ней предках цыганах. Хотя у Насти цыганская кровь со стороны её отца, дядя Саша — весёлый черный и кудрявый. У них дома висит плакат из четырёх букв «ПГОЖ!», это означает — «Пей, гуляй, однова живем!» А у меня-то с какой? Польские корни в нас есть, тётя Тоня говорила. Но не спорить же мне с Настей? Так что мне пришлось остановиться. А жаль. Я бы поиграла ещё. Но зато с выигрышем осталась. Так что, когда мы пошли ужинать в шикарный ресторан «Шантеклер», я сама расплатилась за себя, хотя Максим был против этого. А Настя мне подмигнула и шепнула: «Знай наших!»

А потом мы катались на белой яхте. Я стояла на носу судна, и ветер раздувал мои волосы. Я ощущала себя Ассолью из «Алых парусов» Грина, не меньше! А какой-то жгучий брюнет не первой молодости чуть за борт не свалился со своей яхты, засмотревшись на меня. И потом мне цветы в номер присылал, целыми корзинами, и в ресторане на меня пялился. Я — конечно, ноль внимания, а то ещё подумает невесть что. А Настя смеялась: «Охмурила ты, Лизонька, мультимиллионера. Придется тебя замуж отдавать. Жалко, что такие деньги пропадают». Но мы уехали на следующий день. Так что, выйти замуж за мультимиллионера у меня не получилось. И не жалею, староват он был для меня. И я хочу выйти замуж по любви, а не за деньги.

Я закрываю глаза. Зеленые пальмы Английской набережной проплывают перед моим взором…

***

Звонил Олег Ярославский.

— Привет, Марина! Ты ещё не слышала? Я только что в новостях прочитал: «Трагическая гибель художницы».

— К-какой художницы? — Удивилась Марина, успевшая мысленно помолиться за всех своих родных.

— Художницы Инны Верента, помнишь, месяца не прошло, мы на её выставку ходили.

Выставка была в Манеже, персональная, такое не забывается. И не просто модная, эта Инна Верента, а действительно талантливая, своеобразная, интересная. Работает сразу в нескольких стилях, меняет техники, как будто ищет себя, но везде вполне успешно. Сочные чистые цвета стилизованной под средневековые витражи серии «Карнавальные маски» контрастируют с готическими суровыми картинами из кожи. Радостные пейзажи «Золотая осень России» — и изысканные черные линии натюрмортов, выполненных тушью. Именно эти натюрморты почему-то больше всего «зацепили» Марину. Она раз за разом проходила вдоль всего стенда, рассматривая в деталях каждую картину. Марина даже подумала, что будь у них с Андреем лишние деньги, она украсила бы свою квартиру какой-то из них. Удивительно, но не только скатерти, столовые приборы и хрустальная посуда казались объемными, но и фрукты, цветы и птицы в черно-белом исполнении были очень живыми и натуральными.

— Марина, ты меня слышишь?

— Да, Князь, слышу, а как она погибла? Несчастный случай?

— Нет, она была убита у себя дома. Квартиру ограбили, а хозяйку убили.

— Ужас! Но ты же не просто так звонишь, чтобы новостью поделиться?

— Да, я предлагаю сходить к Нине Сергеевне, помнишь, Инна нас познакомила на выставке.

— И Маша пойдёт?

— Да, она первая об этом подумала.

— Конечно, сходим. — «Как жалко девушку! А уж её маму…» — А когда?

— В эту субботу будет 9 дней, мне Фёдор сказал.

— Фёдор? А, директор выставки. Ну, ладно, давай в субботу часа в 2 поедем. Навстречу потоку. Авось, проскочим побыстрей.

— А Андрей поедет?

— Нет, наверное, он же не ходил с нами на выставку, и с Инной совсем не знаком.

«Побудет дома, погуляет с Сашей. И няню можно не звать», — констатировал расчетливый внутренний голос.

***

…Белые яхты качаются в бухте Ангелов. Волны накатывают на галечный берег. Я по расстеленным на гальке коврикам иду к воде. Синее море окутывает меня. Я лежу на воде, волна качает меня. Я одна. И только чайки кружат надо мной. Почему они так противно кричат?

Я открываю глаза. Светло и душно. Квадраты солнца падают на ткань оконных занавесок. Но что это? Звонок в дверь! Я сжимаюсь на диване. Ни за что не открою!

Телефон вторит дверному звонку. «Лиза! Лиза!» — это я Настя.

— Настя! Родная! Приехала! — Я с плачем бегу отворять двери.

— Полно, полно, Лиза! А кто это плачет? Прекращай, красоту испортишь! Смотри, что я тебе привезла!

Настя с сумками проходит на кухню, открывает окно, впуская свежий летний ветерок. Она сама, как этот ветер, я не могу на нее нарадоваться. Как же быстро она приехала!

— Когда же ты успела?

— Я сразу после твоего звонка позвонила в аэропорт, оказался подходящий рейс на Москву, и места были. Забронировала, да и поехала. Пятнадцать минут у меня на сборы было. Побросала кое-что в сумку. Куплю здесь, чего не хватит. А по дороге из аэропорта продуктов накупила, у тебя, наверное, пусто в холодильнике? А нам, красавицам, нельзя как попало питаться. Еда должна быть нежирная, здоровая, маленькими порциями, но часто. Сначала завтракать, а потом делами займемся.

Мы перешли с Настей на диван. И мамины глаза с портрета взглянули на нас приветливо. Квартира снова стала светлой и уютной. В свежем воздухе витает слабый аромат Настиных духов. Я рассказала ей о событиях последних дней. Рассказ получился несвязный, неубедительный. Настя задумалась.

— Настя, ты мне не веришь?

— Почему же, верю. И как не вовремя, твой Арсений уехал. У тебя есть какие-то догадки, предположения?

— Никаких!

— Парень есть? Может, дорогу кому-то перешла?

— Нет, друзья есть, а серьезно никого нет.

— Денег у тебя нет, значит не из-за денег. Месть? Кому ты могла в таком возрасте нагадить? Наследство? Да я бы знала о наследстве, родственники мы с тобой как-никак. Просочилось бы.

— Настя, я ничего не понимаю.

— Парня, что за тобой следил, изобразить на бумаге сможешь? Рисуй! Покажем нашим доблестным органам. Это — первое.

Настя ходит по комнате, жестикулируя. Я засмотрелась на неё, какая же она яркая и красивая. Не зря её Максим в жены выбрал!

— А второе?

— Второе? У меня подруга есть, Марина Белых. Она на моей свадьбе свидетельницей была. Ты должна её помнить. Маринка — журналист, часто ведет расследования разных запутанных историй. Я с удовольствием её статьи читаю. Она и детективы пишет. Попросим Марину нам помочь. А пока я у тебя поживу. Охрану наймем. И ты от меня — ни на шаг!

Я по памяти рисую портрет моего преследователя. А Настя развивает бурную деятельность. Она уже позвонила в какие-то «Деликатные услуги» насчет охраны, договорилась о встрече с Мариной и со следователем, что допрашивал меня вчера.

Моя милая Настя! Что бы я делала без тебя?

Часа через два приехал охранник из агентства. Я ожидала, что прибудет некто похожий на Терминатора, но паренек оказался среднего роста и не выделялся накачанными мускулами. Хотя, кто его знает, что скрывалось под просторной ветровкой. Настя подписала бумаги, заплатила деньги, и мой личный охранник приступил к своим обязанностям. Для начала он тщательно, как рентгеном, своим колючим взглядом осмотрел квартиру. Мне стало неуютно. Настя меня успокоила:

— Лизонька, я наняла профессионала, его зовут Сергей. Не беспокойся, теперь ни один волосок не упадет с твоей головы.

— А он что, жить будет у нас?

— Если понадобиться, то и буду. — Охранник, наконец-то, что-то изрек. — Я осмотрю двор.

Сергей величаво удалился.

А ещё через час в дверь позвонила Марина. Мы открыли дверь. За спиной Марины прорезалась фигура охранника.

— Это свои, моя лучшая подруга, я ей доверяю. — Успокоила охрану Настя. Охранник молча растворился в полумраке подъезда. Настя обняла Марину.

— Маринка! Молодец! Примчалась с крейсерской скоростью.

— Так я же на метро! Здравствуйте, девушки! Ах, как ты выросла, Лиза!

Я сразу вспомнила Марину. Мы познакомились с ней на девичнике, что устраивала Настя перед своей свадьбой. Я тогда подумала: «Творческая личность, замотанная бытом кормящей матери и эгоистичным мужем».

Марина немного похудела, и это ей идёт, одета скромно, но элегантно. А в целом не изменилась, даже стрижка примерно та же, оттенок волос поменяла. Она ничему не удивилась. Её светло-карие живые глаза сопереживали события, случившиеся со мной. Она сделала несколько копий с моего рисунка: для себя, для охранника, для следователя.

Мы втроем в сопровождении Сергея отправляемся на встречу со следователем. Я настояла заехать сначала навестить Соню. Но к Соне меня не пускают, не берут ни сок ни фрукты. Настя вытрясла из дежурной, что все вопросы — к следователю.

Пришлось ехать в отделение милиции. Как в кино — в «убойный отдел». Вчерашний следователь сегодня был в простом, «штатском» костюме. И зря — форма его хоть немного стройнила. Он и так совсем не киношного вида: пожилой — за тридцать, толстый, невысокий и с покатыми плечами. Он с мрачным видом сидел за старым обшарпанным столом в комнатенке, давно ожидающей ремонта. И особо не делился с нами своими результатами расследования. И к Соне меня пускать не хотел. «Пострадавшую лучше не беспокоить. Или появились новые обстоятельства?» Я подала рисунок парня, следившего со мной. Никаких эмоций на лице следователя, пока я рассказывала. И что я ожидала? Что он сразу же радостно вскрикнет: «Да, конечно, я его знаю! Мы сейчас же его поймаем!»

Но что-то мелькнуло в глазах сурового стража порядка. Вдруг он сам предложил мне навестить Соню, чтобы показать ей рисунок. На этот раз больницу нас пропустили без звука, выдали всем голубенькие халаты и бахилы. И позавчера, наверное, мне что-то надевали, но я и не заметила.

Соню перевели в другое крыло, в отдельную палату. В коридоре на стуле сидит милиционер, молодой парень в форме и с кобурой. Хорошо, что подруга под защитой. Следователь выводит из палаты Сонину бабушку, Ольгу Аркадьевну. Она тоже в халате, глаза заплаканные. Я здороваюсь, но она не отвечает. Бабушка смотрит на меня с таким ужасом, как будто это я ограбила и избила Соню. С рисунком в руках я осторожно захожу в палату. Марину и Настю со мной не пустили. Раковина, тумбочка, стул и кровать — вот и вся обстановка. На широкой металлической больничной кровати, Соня кажется совсем маленькой. Следователь молча стоит за спиной. Отек на лице Сони уменьшился, но трубка в нос по-прежнему вставлена.

— Сонечка, это я, Лиза. Как ты? Тебе лучше? — Соня открывает глаза, полные боли. — Ты не разговаривай, тебе вредно. Я к тебе на минутку. Соня, посмотри, пожалуйста, на мой рисунок. Ты видела этого парня когда-нибудь?

Соня смотрит на лист бумаги. Ужас на её лице, разбитыми губами она пытается что-то сказать мне.

— Соня, Соня, ты не говори, только глаза закрой, если «да». Это он напал на тебя?

Соня закрывает глаза. По щеке её стекает слеза.

— Всё, свидание закончено.

Следователь показывает рукой на дверь. А я не могу оторваться от искаженного болью лица Сони. Губы ее слабо шевелятся, я наклоняюсь к ней и слышу, как она хрипло произносит одно слово: «Хасан».

Меня выводят в коридор, а бабушка устремляется в палату. Я потрясена, молчу. Мне надо собраться с мыслями. Настя и Марина теребят меня: «Что? Соня узнала его?» Я лишь киваю головой.

Марина предложила нам с Настей пожить у неё в коттедже за городом, сказала, что там хорошая охрана. Мы с Настей согласились, не раздумывая. И сразу поехали взять вещи.

Мы подходили к подъезду моего дома, когда кто-то меня окликнул от кустов. Я обернулась. Передо мной стоял Вадим с красной розой в руке. А я обрадовалась. И мне показалось, что даже покраснела. Вадим смутился.

— Привет! Как ты меня нашел?

Вадим здоровается со всеми.

— Лиза, я вчера шел за тобой с вокзала, беспокоился за тебя, поздно было. Извините. — Он поворачивается к Насте и Марине. — Меня зовут Вадим. Мы вчера в электричке познакомились с Лизой. Я журналист, работаю на телевидении. Не подумайте ничего плохого, мне очень понравилась Лиза.

Я чувствую, что снова краснею.

— Вадим, я сейчас уезжаю за город, к друзьям.

— А можно тебе позвонить?

— Ты и мой номер телефона успел узнать?

— Я надеюсь, ты мне его дашь.

— А ты — свой?

Мы обмениваемся телефонами, и Вадим уходит.

Дома все трое устраивают мне допрос с пристрастием. Я уверяю их, что Вадим никакого отношения не имеет к моим преследователям. Я вчера первая подошла к их студенческой компании на станции.

— Ничего себе, студент! — Возмущается Настя. — Да ему лет тридцать уже есть.

— Может заочник? — Спрашивает Марина. — Студенты из той компании какого возраста были?

— Я их документы не смотрела, главное, что этого худого среди них не было. Но мне показалось, что мои ровесники или чуть постарше.

Настя просит Сергея выяснить все про Вадима. Какие же они недоверчивые!

Я держала в руке розу, и теплая волна от пальцев разливалась по моему телу.

***

Машина подъехала к высокому забору. Красные глазки видеокамер уставились на машину. Из темноты выступила фигура охранника с собакой.

— Добрый вечер, Марина Николаевна, — вежливо поздоровался охранник.

— Ничего себе у тебя охрана! — восхитилась Настя. — Что же наш Сергей будет делать? А пусть тут в кустах покараулит. Нет, лучше пока отпущу, не стоит в ваших кустах сидеть, как бы чего не вышло.

Пока Настя отдавала распоряжения Сергею, машина подъехала к крыльцу коттеджа из красного кирпича с высокой мансардой.

— Круто ты организовала свою охрану, Маринка! А коттедж какой роскошный! Лиза, у тебя глазомер хороший, оцени метраж.

Коттедж освещался снаружи фонарями, развешенными по углам. Он не показался мне красивым, в архитектурном смысле — сундук, да и только. Из красного кирпича с огромной крышей под зеленой металлочерепицей. Совсем был бы убогий вид, но над выступающей вперед секцией с верандой догадались сделать отдельную крышу. Получилось неплохо: как будто маленький домик, да ещё и с балконом. Ничего тут сложного нет, я чуть отступила, окинула взглядом фасад и боковую сторону коттеджа и ответила.

— Первый этаж квадратный, примерно метров сто двадцать, плюс веранда, итого — сто сорок, а наверху в мансарде что-то около ста, если потолки скошены.

— Да, потолки немного скошены, поэтому всего двести пятьдесят квадратных метров, — подтвердила мои расчеты Марина.

— Ты не говорила, что у Андрея дела так пошли в гору.

— Нет, не настолько в гору. И коттедж с Машей на двоих. И охрана общая с соседним домом.

— Маша — сестра Марины, — пояснила мне Настя. — А кто живет по соседству с вами?

— Мой свекор.

Я повертела головой, но ни единого жилого строения по соседству не заметила. Какая-то беседка, навес с мангалом, качели, песочница с «грибком».

— И где же здесь соседи?

— Дом — в той стороне, но не рядом, его видно только со второго этажа. У нас большой общий забор.

— Да уж, не маленький. А свёкор у нас кто, не волшебник?

— Нет, отец Андрея — Краснов Виктор Александрович. Заходите, здесь у нас веранда, она же — холл, она же — гостиная.

Внутри стены оштукатурены и покрашены краской светлых тонов. Обстановка самая простая, функциональная. И все очень чисто прибрано. Марина на ходу давала пояснения.

— Слева Машина половина, она абсолютно симметрична, посредине — кухня, через нее есть проход. Дверь под лестницей — в кладовку. Давайте сразу наверх, в гостевую комнату.

— Краснов — это же известный бизнесмен и политик! — Вспомнила Настя, поднимаясь по лестнице из светлого дерева.

— Ну, да, это он. И охрана у него всегда была соответствующая. А теперь Юля настояла её ещё усилить. Нет, не сюда, это у нас игровая детская комната.

Это было понятно с первого взгляда. В небольшой комнатке с нежно-голубыми стенами и веселым ковровым покрытием кроме низеньких креслиц, пуфиков, и ящика с игрушками ничего не было. По балконной двери я сориентировалась, что она как раз над верандой. Мы прошли по узкому коридору и попали в гостевую, эта комната была раза в полтора больше детской, выдержана в зеленоватых тонах. Диван, кресло, шкаф-купе с зеркалом, столик, пуфик, телевизор на стене. Всё есть — и ничего лишнего.

— Вот здесь располагайтесь, выбирайте, кому диван, кому кресло-кровать. Постельное бельё в шкафу, ванная — дальше, в торце мансарды.

Марина приоткрыла створку окна, впуская чистый лесной воздух. Я плюхнулась на диван, глянула в заглубленное мансардное окно на слабо освещенные ветки сосен.

Коттедж нравился мне все больше. Настя ещё сохраняла способность стоять, ходить и даже расспрашивать.

— А Юля — это жена Краснова? Мачеха Андрея?

— Юля в некотором роде мачеха Андрея. Гражданская жена Краснова-старшего. Я не думаю, что они официально оформят свои отношения.

«Понятно, типичный пример «любви за деньги».

— Эта Юля — молодая красивая дурочка? Наверное, манекенщица или модель. И совсем не любит своего спонсора, «папика», как эти девицы их называют.

— Лиза, а ты-то откуда знаешь? — возмутилась Настя, как будто я — совсем ребёнок.

— И да и нет, — спокойно ответила Марина. Мне нравится, что она не подчёркивает мой юный возраст.

— Как это?

— Юля довольно молодая и очень красивая. Яркая брюнетка с зелеными глазами. Была когда-то моделью, сейчас у неё своё модельное агентство.

Конец ознакомительного фрагмента.