Дальние страны

Анна-Нина Коваленко

В автобиографической повести «Дальние страны» причудливо и ярко, как лоскутное одеяло, соединены сибирские говоры и традиции старообрядцев, невзгоды послевоенного детства и красота русской природы, репрессии конца 1930-х и советские будни, деревенский фольклор и быт американского общежития… И всякий раз, когда судьба бросает вызов, воспоминания о детстве, полные искренности, настоящей дружбы, человечности, придают жизни смысл, желание жить…

Пролог

Это растение везде видится, то есть водится: в Сибири, на Урале, в Подмосковье, Саранске, Нью-Йорке. Цветёт желтовато-белыми, в парках, культивированные — розовыми, жёлтыми, тёмно-красными цветочками, изысканными по форме, собранными в зонтик. Листочки — резные, оправдывают название, собрать и помять в ладони — пахнет ладаном. Идя мимо — там ли, тут ли — невольно задерживаю шаг.

…В детстве у меня был друг Слава. Мы всегда были вместе. Я у него многому училась и многому просто подражала. Например, Слава заикался — и я заикалась, считая это единственно приемлемым способом, языком общения. Слава любил хлебные горбушки — и я за столом из кусков хлеба выбирала горбушку. Помню, он сказал мне: «П-пойдём зд-дороваться с людьми!» И вот, мы пошли вдоль деревни, два маленьких существа, он шёл чуть впереди. Шёл и говорил встречным:

— Д-доброе утро! Зд-дравствуйте!

Не забыть, как светлели их лица — какой-то высоченный дядя, женщина с коромыслом, — когда они отвечали:

— Доброе, доброе! Здравствуйте!

…Ещё как-то, это было зимой, нас закрыли в его доме. Наши мамы работали в школе, девать же нас было вечно некуда. Итак, заперли в доме — предварительно, конечно, убрали подальше спички и ножи. За окном пошёл снег. Забросив однообразные домашние игры «в школу», «в магазин», «в больницу», мы стали мечтать вслух о том, как хорошо было бы выйти на улицу и побегать там по снегу и воздуху. Обследовали дом, сенцы — в сенцах нашли крошечное оконце, только что высунуть нос и… голову. Слава рассчитал: если туго повязаться вязаными шалями, а таковые нашлись, концами крест-накрест по диагонали на груди, потом подмышки, потом — завязать на спине, получается почти так же тепло, как в пальто, и тело проходит в отверстие. Валенки выброшены по одному на улицу, оденем там, тут в них не пролезаем. Шедшая мимо девочка по просьбе Славы ставит к стенке, под оконце санки — приземляться. Первой вылезаю я, ногами вперёд, он помогает, держит в сенцах за руки. Потом я помогаю ему, вытягивая за ноги из оконного отверстия. И вот, уже бежим по заснеженной улице, а люди за стёклами окон испуганно показывают на нас пальцами…

Наказания, честно говоря, не помню, помню лишь этот короткий миг свободы.

…Было лето. Я его не видела несколько дней. Потом моя мать сказала: «Пойдём, попрощаемся со Славой». Взяла меня за руку, и мы пошли. Мама сказала, что Слава уезжает, далеко-далеко. По пути попадались цветы тысячелистника, я их рвала — Славе в дорогу.

В его доме было много людей, толпа. Он лежал на лавке или на койке — не помню, — вытянувшись во весь рост, на спине, руки сложены на груди, держат свечку; глаза закрыты. В изголовье — букет из ягод земляники. Мне объяснили, или я тогда сама додумала: если он проголодается в своём долгом пути — поест земляники, подкрепится, и — дальше. Я положила рядом тысячелистник, на память, по приказу взрослых поцеловала его в лоб, жёлтый, холодный… Меня увели.

…Побывав на родине, сделала несколько фотографий. Показываю людям — смотрят с интересом… Цветы тысячелистника.

— А это, что за растение?

Говорю: «Целебное. Как заболит зуб, или что-нибудь ещё, сорвать листочек, пожевать — и боль пройдёт».

Я и сама в это верю.

Тысячелистник кутает землю вечноцветущим ковром.