Лето у моря (сборник)

Анжелика Бронская, 2018

В книгу Анжелики Бронской «Лето у моря» вошли одноименная драматическая повесть о светлом лете и черной ошибке, образцовый детективный роман «Александр», повесть «Когда осыпаются розы» – о том, каким сложным и многоступенчатым процессом может быть потеря любимого человека, а также короткий рассказ «Пять дней в Париже». Можно ли влюбиться в своего кузена? Как быть, если вдруг неожиданно сбывается твой сон, но наяву превращается в самый худший из кошмаров? И что делать, если мужчина из твоих грез может оказаться расчетливым и хладнокровным убийцей? Точность деталей, особый слог, неподдельные эмоции и неожиданные повороты сюжета – характерные черты произведений писательницы. Герои Анжелики Бронской проходят непростой путь от собственных иллюзий до отрезвляющей реальности. Детские воспоминания, судьбоносные встречи, внезапная любовь, странные стечения обстоятельств становятся отправными точками в их жизни, и в каждой из них приходится делать нелегкий, но знакомый любому из нас человеческий выбор. И принимать свою судьбу.

Когда осыпаются розы

Тот, кто носит сирень, никогда не будет носить венчальное кольцо.

Старинная английская пословица

Никогда ранее я не подумал бы, что во мне дремлет талант писателя. Никогда ранее не решился бы поведать всему миру о том, что я пережил, когда потерял ее. А если бы и пришло в мою голову подобное, то уж точно не стал бы этого делать с помощью бумаги. Я бы, наверное, просто выговорился Тиму, вывернув на него весь ушат пережитого горя, не щадя своего друга, будучи уверенным в том, что только он и поймет, и поддержит, и, что немаловажно, не обрушится на меня с упреками или осуждением. Но увы! Тим сейчас далеко от меня, настолько далеко, что уже никогда не услышит моих признаний, не прочтет эту рукопись, не посмотрит таким знакомым, чуть насмешливым взглядом, произнеся свое привычное: «Эй, Ричард! Жизнь все же классная штука, как ни крути!» Я потерял и его тоже. Но, прости меня, дружище, о тебе позже.

Что я могу поведать вам о ней? Что вообще можно рассказать о самой прекрасной на свете девушке, которой больше нет? Что ей был всего двадцать один год. Что она была красивой и веселой, остроумной и образованной. Что любила грустную музыку, полностью придерживаясь чьего-то бессмертного утверждения о том, что все великие вещи в мире написаны в миноре. До знакомства со мной она очень любила сирень. Любила лето и море: могла часами лежать на песке, слушая шум прибоя; зачитывалась Мопассаном и Золя, была без ума от самого печального ноктюрна Шопена № 20 до диез минор, часто играла его на рояле; любила саму жизнь, утверждая, что надо быть благодарными ей за каждое наступившее утро, за каждый прожитый день, который бесценен хотя бы потому, что вернуть его невозможно. Еще она любила меня. А еще она была моей женой.

Я часто думаю о том, зачем вообще мы с нею встретились? Терзаюсь вопросом: почему все случилось именно так и именно с нами? Ответов, разумеется, не нахожу. Знаю одно: мы были счастливы. Пусть недолго, но все-таки были. Наше счастье казалось слишком необъятным, слишком безоблачным, а хорошее, как известно, порой обманчиво и неверно: оно приходит внезапно и исчезает, когда ты к этому совершенно не готов. Тогда мы не думали об этом: нам нужно было успеть насладиться друг другом и этой жизнью. А вот потом… Не скрою, мне было невыносимо трудно. Но я держался изо всех сил. Это было особенно непросто ночами, летними ночами: шум моря, легкий ветерок, ее образ, образ моего друга — они часто приходят ко мне вместе — и воспоминания, воспоминания, воспоминания…

Возможно, кому-то моя история покажется чересчур слезливой, чересчур сентиментальной, но не судите слишком строго: ведь это все-таки была любовь. И дружба. Те самые настоящие любовь и дружба, о которых пишут в книгах, которым посвящают стихи, ради которых живут, из-за которых умирают. По крайней мере, я так думаю. Воспринимайте прочитанное здесь как мою исповедь. Все случившееся осталось в далеком прошлом, уже ничего не вернешь назад, не изменишь, не скажешь иных слов, не совершишь других поступков. Казалось бы, чего грустить? Но вечерами, особенно сейчас, когда я пишу эти строки, ветер заносит в мое открытое настежь окно запах моря, нашего с ней моря; мне даже слышится ее ласковый голос, ее негромкий смех. Порой он переплетается с говором Тима, как будто они беседуют друг с другом. Может, это означает, что где-то там они встретились? Я был бы бесконечно рад этому. А весной, когда распускается сирень, отвергнутая моей любимой после того, как я поведал ей одну грустную английскую пословицу, я чувствую тонкий аромат нежнейших лепестков, и мне кажется, что моя родная рядом, со мной…

Я все выдержал. Теперь со мной лишь моя память. Но воспоминания уже не приносят боли — разрывающей душу боли, которую, как кажется, ничем не унять, не залечить. Время хороший лекарь, и воспоминания о ней и о нем теперь просто всегда со мной, во мне, они приросли намертво, они — часть меня.

Был самый обычный конец весны 1984 года. Вчера лил дождь сплошной серой стеной, а сегодня утром в небе ни облачка. Вот что значит месяц-май, вестник приближающегося лета! Если бы подобное случилось в октябре, я уверен, дожди зарядили бы на неделю, а то и дольше: с осенью не поспоришь.

Оставив «Бьюик» на парковке, я взглянул на часы и торопливо пошел вверх по Оксфорд-стрит к нашему магазинчику. В семь часов утра на всегда оживленной улице было непривычно тихо: большинство магазинов еще не открылись.

Я подошел к двухэтажному старому зданию, на первом этаже которого располагался во всей красе наш с Тимом магазин — «Цветочный рай», как мы его назвали. За семь лет кропотливой работы наш «Рай» действительно стал настоящим раем для ценителей, да и просто любителей красивых цветов. Магазин принадлежал мне и моему другу Тиму, Тиму Райану Гранту и Ричарду Мэттью Дину — так торжественно мы с ним величались в официальных документах.

Тим — мой единственный настоящий друг. Вместе мы прошли проверку не только временем, но и всевозможными жизненными перипетиями. Я и Тим выросли в приюте Редхилл, вернее, даже не приюте, а школе для детей, чьи родители погибли, а иных родственников не нашлось. Редхилл — старинная школа графства Суссекс, расположенного к югу от Большого Лондона. О Редхилле у меня остались самые радужные воспоминания: всех воспитанников объединяло одно общее горе, что не способствовало каким-либо издевкам или, еще хуже, травле друг друга. Воспитатели и учителя относились к нам тепло и сочувственно: всеми силами старались они создать в школе домашнюю атмосферу, и им это удавалось. Мы, воспитанники, со временем стали считать друг друга настоящей семьей, братьями и сестрами по несчастью. Нас с Тимом роднили похожие обстоятельства потери родителей: мои погибли в автомобильной катастрофе, когда мне не было и трех лет, а родители Тима разбились вместе с самолетом, возвращаясь домой из Индии, где проводили совместный отпуск. Тиму тогда было семь, и, будучи старше на четыре года, в Редхилл он попал раньше меня.

Никаких близких или дальних родственников ни у меня, ни у Тима не нашлось. Еще в школе Тим как-то сразу взял надо мной шефство, помогая адаптироваться к окружающей обстановке и к мысли о том, что мы теперь одни в этом огромном океане жизни. Но надо отдать ему должное: рядом с Тимом я не чувствовал себя одиноким, у меня появился друг, брат, и ближе него никого не было. Школа дала нам достаточное образование, чтобы выйти в самостоятельный мир взрослой жизни. Однако более солидные учебные заведения были ее выпускникам не по карману, поэтому высшее образование так и осталось лично для нас с Тимом неосуществленной мечтой. Ну и пусть! Зато сейчас наши дела идут превосходно: среди торговцев на Оксфорд-стрит наш магазин выгодно выделяется не только яркой вывеской, но и качественным товаром: цветы у нас всегда свежие, цены — приемлемые, продавцы — вежливые, с доставкой мы ни разу не подвели ни одного клиента. И это все в первую очередь заслуга Тима. Ведь именно ему, после того как мы окончили школу, пришла в голову идея заняться цветочным бизнесом.

Да, к окончанию школы перед нами, как и перед всеми выпускниками, встал вопрос: а что делать дальше?

Помню, что первые годы мы с Тимом работали и официантами, и посыльными, и мойщиками машин, дав друг другу клятву не прикасаться ни к тому небольшому пособию, которое мы получили как выпускники Редхилла, ни к скромному наследству, доставшемуся нам обоим от родителей, а постараться хоть как-то приумножить наш общий капитал и открыть свое дело. Разумеется, кроме торговли нам ничего другого не оставалось, учитывая отсутствие у обоих высшего образования и перспектив его получения в ближайшие годы. Но чем торговать?

— Слушай, Дик, — сказал однажды Тим, — а не сделать ли нашим товаром цветы?

— Цветы? — помню, я от души посмеялся над его идеей. — Как-то несолидно, тебе не кажется? Не мужское это дело!

— Ты не прав, — возразил Тим. — Подумай сам: цветы, и живые, и искусственные, востребованы круглый год: их покупают все, понимаешь? Все дарят цветы: мамам, бабушкам, сестрам, девушкам, друг другу, на всякие торжества, юбилеи, дни рождения, похороны, в конце концов! Их покупают и просто так, для украшения дома, для поднятия настроения…

— Верно, — с удивлением согласился я. — Оказывается, цветочки могут принести неплохой доход, если, конечно, с умом подойти к этому делу.

— Конечно! — подхватил Тим, и глаза его заблестели от возбуждения. — А представь себе, что наценку на этот товар можно делать на все 300 процентов, не тратя из заработанных денег ни пенни на украшение того, что и так смотрится красиво! Поэтому я уверен, что цветочный бизнес выгоден и быстро окупаем!

— Да, но ты знаешь, сколько в Лондоне цветочных магазинов? Мы можем и не протолкнуться в этой толчее!

— Протолкнемся, если подойдем к делу ответственно и с кардинально новой стороны, — Тим был настроен решительно. — Я разузнаю, с чего надо начинать, каков размер, так сказать, стартового капитала, а ты разведай, какие цветы продаются выгоднее всех, какие актуальны посезонно… Дик, я уверен, что у нас все получится!

И у нас получилось. Не сразу, конечно, но я не буду слишком долго описывать все наши мытарства, мучения, взлеты и падения. Скажу лишь, что со временем мы открыли свой цветочный магазин, окончательно убедившись в том, что цветы лучше выращивать самим, а не зависеть от недобросовестных поставщиков, пытающихся постоянно подсунуть двум неопытным юнцам некачественный товар или задерживающих поставки. Да, в самом начале мы, как и большинство новичков, пошли по наименее рискованному, но и значительно менее доходному пути — ежедневной (или раз в два-три дня) закупки нужной партии товара у оптовых перекупщиков. Но здесь нас поджидал риск приобрести некачественный товар — стебли поломаны, бутоны пожухли — а рассмотреть каждый цветок в отдельности при относительно больших объемах закупки и наличии упаковки просто нереально. Да и хранятся цветы всего несколько дней, так что если не научился разбираться в качестве (а мы, разумеется, еще не научились) — считай, потерял деньги. Пару раз нас вообще надули: деньги взяли, причем наличными, а товар так и не привезли.

В конечном итоге, набив шишек, мы с Тимом взяли в аренду небольшой земельный участок с цветочными оранжереями в деревушке Мосстридж в Харлоу, пригороде Лондона. Оранжереи были предназначены для выращивания роз, тюльпанов, гиацинтов, георгин, нарциссов, крокусов, бальзаминов, что нас полностью устраивало. Ведь успех цветочного бизнеса во многом зависит от того, насколько богат в вашем магазине ассортимент — это мы уловили сразу, причем цветы должны быть актуальны для каждого сезона, должны практически идеально дополнять друг друга. Параллельно мы искали место в Лондоне, где бы располагался наш магазин. От более опытных цветоводов мы узнали, что выбор места торговли — это одно из самых важных условий будущей прибыли. Магазин должен находиться там, где больше всего ходят люди. Ведь пройти мимо цветочного магазина, увидеть красивый цветок и не купить его получается всего лишь у 30 процентов населения (так утверждал Тим, ознакомившись с данными какой-то неведомой мне статистики), а значит, остальные 70 процентов, по его словам, — наши клиенты.

— А если добавить к удачному расположению нашего магазина грамотный сервис обслуживания, различные скидки, акции, гибкие цены, то мы никогда не будем знать, что такое отсутствие клиентов! — энтузиазмом Тима нельзя было не заразиться.

От сведущих цветоводов мы узнали, что магазин может находиться на первом этаже жилого здания, в отдельно стоящем здании, внутри торгового центра и так далее. Магазин, оказывается, — это не просто помещение, а цивилизованная форма торговли цветами, при которой человек может войти внутрь, осмотреться, выбрать букет или попросить составить букет на его вкус. Если еще и цены у магазина вполне приемлемые для покупателей, то посетителей может быть достаточно много. Мы искали место, которое сдавали в аренду для розничного магазина. Все, что нам было нужно, — наличие вокруг офисных зданий или множества жилых домов, отдельный вход и приличный хозяин.

Говорят, дуракам везет, особенно в первый раз. Может, сказано грубо, но это так! Наш сосед по оранжереям в Мосстридже, мистер Генри Паркер, цветовод со стажем, был хозяином небольшого магазинчика на Оксфорд-стрит, и как же удачно совпали его необходимость срочного переезда по семейным делам в Лидс с нашими метаниями в поисках хорошего места! Мистер Паркер продал нам за бесценок свой магазин, сетуя на то, что мы уже взяли в аренду соседские оранжереи: он с радостью избавился бы и от своих. Именно тогда мы с Тимом и убедились, что в мире есть добрые люди, искренне готовые помочь ближнему. Ведь магазин на Оксфорд-стрит — это просто подарок судьбы!

— Для всех цветов очень важны и даже критичны условия хранения, — сказал наш милейший мистер Паркер, когда все документы были подписаны и мы с Тимом стали равноправными собственниками магазинчика.

— Не экономьте на оборудовании, вам нужно установить внутри кондиционер, который будет поддерживать оптимальную температуру, а для свежесрезанных цветов — гастрономический холодильник.

Мы с Тимом ловили каждое его слово. Тим даже записывал.

— Не забудьте о стеллажах в торговом зале и элементарном офисном оборудовании, — продолжал мистер Паркер. — В идеале стоит сразу предусмотреть рабочее место флориста, а значит, закупить и специальные материалы, не говоря о банальной упаковке, которой должно быть много.

— Зачем нам флорист? — удивился я.

Мистер Паркер оглушительно расхохотался:

— Милые мои мальчики, без флориста вам никак не обойтись! Но поиск профессионала — дело непростое. Ладно уж, помогать так помогать. Есть у меня на примете один паренек, и не смотрите, что молод, он такое вытворяет с цветами — просто загляденье! Творец! Художник! Как раз сейчас ищет место.

— Мистер Паркер, у нас нет слов, — от души я был растроган участием этого в принципе постороннего человека в наших делах. — Как вас отблагодарить за все, что вы для нас делаете?

— Не говорите ерунды, молодой человек, — отмахнулся от меня мистер Паркер. — Когда я вижу, что люди действительно горят делом, которому я посвятил всю жизнь, мне даже как-то радостно: выходит, я не зря живу на свете. Преемников у меня нет и уже точно не будет, поэтому помогать вам обоим мне не в тягость. Запоминайте дальше: чтобы увеличить отдачу вашего цветочного бизнеса и создать дополнительные удобства для посетителей вам придется практиковать доставку букетов, а также сотрудничество со свадебными салонами и оформительскими компаниями. Потому что цветочный бизнес — ярко выраженный сезонный бизнес, и в низкий сезон, например зимой, именно сопутствующие услуги помогают хоть немного компенсировать спад. В общем, включайте вашу фантазию и ищите специалистов, именно они становятся решающим конкурентным преимуществом на этом этапе. Так что, помимо возросших доходов, готовьтесь к увеличению отчислений в фонд заработной платы, выделению отдельного рекламного бюджета, затратам на посещение всевозможных выставок и конкурсов — чтобы постоянно поддерживать необходимый профессиональный уровень. А ведь надо еще регулярно вносить арендную плату за ваши оранжереи, да и базовые вложения в отделку магазина тоже неплохо бы отбить… Так что, дорогие мои мальчики, окупится ваш цветочный бизнес не раньше чем через год-полтора.

— Мы готовы, мистер Паркер, — твердо заявил Тим. — Никакие трудности нас не страшат. Возможно, через несколько лет вы услышите о нас как о королях цветочного бизнеса…

— Бог вам в помощь, ребята! — едва не прослезившись, растроганный мистер Паркер отдал нам ключи от магазина, мы тепло простились с ним, и через пару недель этот чудесный человек навсегда уехал из Лондона, не забыв, правда, об обещанном флористе. Так в нашей команде появился девятнадцатилетний Дэн Нортон, мастер своего дела, несмотря на юный возраст. Наблюдая, как этот паренек раз за разом создает шедевры, мы с Тимом и по сей день благодарим мистера Паркера за это чудо.

В те нелегкие годы и я, и Тим многому учились и многое узнали. Лично я понял, что цветы — это такой товар, который не несет в себе никакой практической пользы, но все же многие готовы отдавать за него большие деньги. Прагматики назовут покупку цветов бесполезной тратой денег, а для романтиков это нечто большее, чем простой подарок — это, если хотите, выражение чувств, эмоций, несказанные слова. Да, именно цветы говорят тогда, когда нам не хватает, казалось бы, самых простых слов. И именно ради покупки цветов многие мужчины готовы пойти на большие траты. Кроме того, цветы создает сама природа, и, как бы ни старался цветовод, все выращенные цветы — это полная копия друг друга. Так что в выращивании довольно трудно превзойти конкурентов. Все это не раз убеждало нас с Тимом в том, как важно грамотное оформление для цветов. Даже незначительное усовершенствование дизайна букета, добавление к нему какой-либо новой мелочи повышает цену на приличную сумму. Хвала Господу за мистера Паркера и за Дэна! Этот парень (он, кстати, тоже был круглым сиротой, поэтому с радостью влился в нашу «семью») обладал необычайно творческим умом, изобретая все новые виды букетов, так что мы с Тимом не переставали удивляться и восхищаться им.

Дни летели стремительно — недели, месяцы, годы… Мы постепенно набирались бесценного опыта и через пару лет прилично возмужали, так сказать, на цветочном поприще. С марта по конец ноября мы выращивали в наших оранжереях розы, одни из самых красивых на свете цветов. Мы уже знали, что у нас в Англии наиболее употребительными для высадки являются три сорта ремонтантных роз: «Ульрих Бруннер Фис» (красная), «Фрау Друшки» (белая) и «Мистрис Джон Лейнг» (розовая). В качестве конкурента сорту «Ульрих Бруннер Фис» существовал чайный гибрид с вишнево-красными цветами — «Ганс Биллерт». Кроме того, также популярны были такие чайные гибриды, как «Каролина Тесту», «Виктория», «Натали Бет-нер», «Генерал Мак-Артур», «Лейтенант Шоре», «Луи ван Гутт», «Фишер» и «Хольмс».

Выращивание роз в оранжереях — это целая наука. Полученные от поставщиков саженцы обязательно нужно было подрезать перед высадкой, удалить боковые и слабые побеги; перед посадкой саженцы необходимо опустить на сутки в воду, поскольку при перевозке они теряют влагу. Темноцветные ремонтанты, вроде «Фишер» и «Хольмс», режутся несколько длиннее, чем другие сорта ремонтантов и чайных гибридов, потому что у них при самом основании веток редко бывают цветоносные побеги, высаживая, надо следить, чтобы место прививки находилось на уровне земли, сажать следует неглубоко, чтобы розы пустили корни, иначе будет нарушена равномерность роста. Температура воздуха в оранжерее должна быть на уровне десяти градусов. Розы — тонкие, живые существа; они любят свет, но свет должен попадать на листья, а не на грунт, поэтому необходимо в кратчайшие сроки вырастить надежную защиту из листьев. С листьями тоже нужно быть крайне аккуратным и не удалять их без весомой причины. Верхняя часть куста розы пропорциональна ее подземной части. Чем меньше листьев над землей, тем слабее корневая система, а это приводит к ослаблению всего растения и, как результат, к плохому качеству цветов либо их полному отсутствию.

Наши оранжереи были достаточно просторными, внутри каждой располагался котел для отопления, а грунты — ящики глубиной около 40 см — мы установили по четыре вдоль оранжереи так, чтобы между ними едва оставалось место для прохода; от стены оранжереи они стояли на таком расстоянии, чтобы воздух мог свободно циркулировать вокруг них. Рам — по три ряда с каждой стороны, причем рамы съемные. С наступлением лета мы снимали их совсем. Весной, когда много солнца, рамы эти приходилось для вентиляции поднимать. В середине августа рамы обязательно необходимо вновь накладывать на оранжерею, так как в грунтах у нас был посажен «Ульрих Бруннер Фис»: если частые дожди станут мочить грунты с этим сортом, то растение станет развивать слишком высокие или длинные побеги, и тогда рост их будет к зиме недостаточно законченным и вызревшим. Это может привести к печальным последствиям: «Ульрих Бруннер Фис» в следующем году опять разовьет очень длинные побеги в оранжерейных грунтах, а цветов не даст. С этим мы столкнулись в первый год.

Грунты мы наполняли хорошей дерновой землей, в меру сдобренной коровьим навозом, а все наши оранжереи со временем были оборудованы системой парового отопления.

Помимо роз, мы выращивали истинно весенние цветы: тюльпаны. Они были не так капризны, как розы, но тоже требовали немало затрат и усилий, особенно это касалось грунта: тюльпаны отлично растут на почве, представляющей собой смесь из 30 процентов земли, 30 процентов песка и 40 процентов перегноя. Высаживали мы луковицы тюльпанов в конце августа — начале сентября, а через месяц после всходов в наших оранжереях начинался период цветения тюльпанов — зрелище необычайной красоты!

В октябре-ноябре мы высаживали мелколуковичные крокусы, садоводы их еще называют весенним шафраном. Зацветали наши крокусы в начале апреля, радуя нас приходом весны. Когда крокусы распускались, они становились похожими на тюльпаны в миниатюре. Окраска наших крокусов была разнообразной: насыщенная желтая, белая, бронзовая, бледно-голубая, лиловая, сиреневая. Также мы выращивали сорта, окрашенные в два цвета: пятнистые и полосатые.

В конце апреля — начале мая у нас зацветали гиацинты. Гиацинт — одно из распространенных луковичных растений. В переводе с греческого «гиацинт» означает «цветок дождей». Мы выращивали разные сорта: белые, розовые, красные, сиреневые, желтые. Гиацинты очень требовательны к почве, влаге и освещению. Почва под посадку гиацинтов должна быстро прогреваться и быть водопроницаемой. Гиацинты любят почвы, богатые кальцием и органикой, легкие и нейтральные. Мы высаживали гиацинты в конце октября, начале ноября. А к Рождеству и Новому году наш магазин, пожалуй, единственный на Оксфорд-стрит, радовал покупателей этими весенними цветами.

Также мы занимались и выращиванием георгин, сравнительно неприхотливых цветов, не требующих трудоемкого ухода: их легко вырастить даже начинающему цветоводу. Научились выращивать и нарциссы: «Голден Гарвест», «Гераниум», «Маунт Худ», «Фловер Рекорд». И почти круглый год в наших оранжереях цвели бальзамины, цветы простые и махровые, с белыми, голубыми, желтыми, красными, розовыми колерами, расположенными на концах побегов в виде зонтика.

Мы с упоением занимались нашим новым делом, которому решили, как и мистер Паркер, посвятить если не всю жизнь, то уж точно ее основную часть. Оказалось, что цветочный бизнес привлекателен не только возможностью получать стабильный доход, но работой в окружении красоты, причем настоящей, созданной своими руками. Это вдохновляло нас, придавало сил даже тогда, когда что-то получалось не так, как хотелось.

Как я уже заметил, годы шли, и спустя семь лет мы с Тимом если не процветали, то уж точно твердо стояли на ногах: магазин приносил хорошую прибыль, Дэн по-прежнему радовал всех своим талантом флориста, на цветочном рынке нас знали, уважали и даже завидовали. Мы смогли нанять достойного управляющего нашими оранжереями (разумеется, со временем мы их выкупили у арендодателя), нашли профессиональных садоводов, которые теперь работали у нас постоянно, и уже не было необходимости нам самим безвылазно торчать в Моссбридже. Наши счета в банке росли, пусть не так стремительно, как хотелось бы, но все равно ощутимо…

Всё это я вспоминал в тот день, когда ранним утром приехал в наш магазин, чтобы приготовиться к празднованию его семилетия. К этому времени я уже владел небольшим домиком в Камден Боро недалеко от станции Сент Панкрас, где жил в полном одиночестве, не считая приходящей домработницы миссис Ллойд; семьей я пока не обзавелся, хотя легкие романы в моей судьбе иногда происходили. Тим же наотрез отказался переезжать ко мне. Он, такой же холостяк, как и я, снимал квартиру в здании нашего магазина, на втором этаже, объясняя это простым удобством жить и работать в одном месте, не тратя времени на дорогу. Первые годы я еще пытался уговорить его купить дом или все-таки перебраться в мой, но вынужден был отступить перед фанатизмом Тима по отношению к нашему общему делу: он дневал и ночевал в магазине, кроме цветов его, казалось, ничего больше не интересовало.

Внешне мы с Тимом были совсем не похожи друг на друга: я достаточно высокий, 5 футов 14 дюймов, черноволосый, с карими глазами и, как мне искренне хотелось верить, спортивным телосложением, и Тим — непослушные рыжие волосы, веснушки на носу, веселые синие глаза, он был худенький и небольшого роста. Я был выше его почти на голову. Он обладал какой-то удивительной способностью сразу располагать к себе, может, поэтому нам так везло с заключением сделок по работе: переговорами всегда занимался Тим лично, а на мне были наши оранжереи, садовники, высадка цветов, доставка удобрений и прочее. А еще он, несмотря на свой легкий и веселый нрав, был достаточно прагматичен и осмотрителен во всем. Я был менее серьезен и не так дотошен, как мой друг: если что-то в жизни складывалось не по намеченному мной пути, я мог махнуть на все рукой и пойти другой дорогой. Тим никогда бы так не поступил: он всегда использовал все методы, чтобы реализовать задуманное.

К семилетию со дня открытия нашего «Цветочного рая» мне исполнилось тридцать два, Тиму — тридцать шесть лет.

Я толкнул дверь и, сопровождаемый звоном колокольчиков, шагнул внутрь магазина. Наших продавцов еще не было: открывались мы в восемь. Однако торговый зал был полностью готов к покупателям: витрины-холодильники утопали в свежих цветах, на центральных стеллажах красовались последние творения Дэна — роскошные букеты, оформленные просто, но изысканно, и спрос на них всегда был велик.

Подойдя к кабинету, я совершенно не удивился, услышав веселый голос Тима, говорившего по телефону: кто еще мог здесь находиться в такую рань?

— Привет фанатикам и трудоголикам! — провозгласил я, плюхаясь в собственное кресло. Тим подмигнул мне и положил телефонную трубку:

— И тебе доброго утра, Дик. Как спалось?

— Отлично, — ответил я. — Ну что, сегодня наш день, а, дружище?

— Конечно наш, — улыбнулся Тим. — Поздравляю с семилетием!

— И я тебя поздравляю. Кстати, у меня сюрприз: в семь часов для нас заказан столик в «Синей птице».

Тим присвистнул:

— Как тебе это удалось?

Замечу, что ресторан на Кингс-Роуд с вышеупомянутым названием считался одним из самых дорогих, элегантных, красивейших заведений, обожаемый даже членами Королевской семьи, и попасть туда без предварительной брони было просто нереально. Поэтому я честно ответил Тиму:

— Заказал столик сразу после Нового года, очень повезло, что был свободный как раз на нашу годовщину.

— Да ты оптимист, — Тим хитро посмотрел на меня. — А если бы мы прогорели?

— Ни за что, — твердо ответил я. — Мы не имели на это никакого права! А особенно после заказанного мной столика.

— Согласен. Эй, Ричард, а жизнь все же классная штука, как ни крути!

Тут нашу беседу прервал Дэн, потом послышались голоса прибывшего персонала, — и праздничный день начался как обычный рабочий. Как и было у нас заведено, в этот день покупателей обслуживали и мы с Тимом; народу было море, поэтому в магазине мы трудились до самого вечера. И лишь в пять часов, лишив себя традиционного чая, передали бразды правления мистеру Бруксу, управляющему, и направились в «Синюю птицу».

Вечер был свеж, еда — превосходна, посетителей в ресторане было видимо-невидимо: дамы в шикарных туалетах сверкали всевозможными драгоценными камнями, их сопровождали не менее элегантные спутники, одетые в дорогие костюмы. По сравнению с ними, мы с Тимом были просто нищими. Да, уровень наших доходов еще не позволял часто посещать такие заведения, поэтому мы от души наслаждались роскошным интерьером, изысканными блюдами и легкой музыкой скрипок…

Вдруг покой и уют окружающей обстановки были нарушены громким раздраженным мужским голосом, доносившимся из-за столика в левом углу зала. Мы с Тимом машинально посмотрели в ту сторону и увидели сидевшего к нам лицом пожилого седовласого господина в элегантном белом костюме, пошитом на заказ. Орлиный нос, грубоватые, но правильные черты лица говорили о его очевидной принадлежности к аристократическому роду, но, несмотря на все это, он не по-джентльменски высказывал что-то гневное своей спутнице, абсолютно не смущаясь ни величием места, где мы все находились, ни тем, что их столик стал центром всеобщего внимания. Его спутница сидела лицом к нему, поэтому со своего места я мог видеть лишь обнаженную спину девушки, облаченной в белое вечернее платье, и ее темно-каштановые волосы, собранные на затылке в изящный узел. Неожиданно она вскочила на ноги, схватила со стола бокал и с размаху грохнула его о пол.

— Надоело! Мне все до чертиков надоело! Хватит с меня! — крикнула она своему спутнику и стремительно прошла между столиков к выходу. Все посетители с интересом смотрели ей вслед. Еще бы! Такие сцены в «Синей птице», наверное, приходилось наблюдать нечасто.

К их столику бесшумно подлетел официант — убрать осколки, пожилой господин раздраженно что-то сказал ему, но своего места, к моему удивлению, не покинул и за своей очаровательной спутницей не помчался. Недовольно оглядев присутствующих, как будто бы это мы помешали ему трапезничать, он принялся за свой ужин.

— Колоритный персонаж, — заметил Тим. — Хотя он вполне может позволить себе орать хоть в Букингемском дворце.

— Ты его знаешь?

— И ты тоже.

Я поперхнулся вином:

— С ума сошел? Да его костюм стоит, наверное, всю нашу годовую выручку!

— Ты в самом деле не узнал его? Странно, ты ведь читаешь газеты!

Я пригляделся внимательней к грубияну в шикарном костюме. Действительно, где-то я уже видел это лицо…

— Адам Кэмпбелл: нефть, недвижимость по всему миру и состояние около десяти миллиардов фунтов стерлингов, — Тим откинулся на спинку кресла. — Неплохо, правда?

— Точно! — воскликнул я, узнавая одного из богатейших людей Англии, если не всего земного шара. — Я читал о нем. Слушай, а на кого это он орал, как думаешь?

Тим пожал плечами:

— Наверное, жена… Хотя постой, его жена вроде умерла год назад. Тогда, быть может, любовница. Мистеру Кэмпбеллу чихать на общественное мнение, при его деньгах он может себе позволить появиться с кем угодно и где угодно.

Не знаю, что на меня нашло, но я решил во что бы то ни стало узнать, кто была эта дама, или хотя бы рассмотреть ее лицо: спина была очень привлекательна. Заметив, что меховое манто спутницы миллиардера так и осталось на кресле, я понял, что она, несмотря на ссору, должна вернуться за столик, поэтому с удвоенным интересом стал наблюдать за входом. Через несколько минут девушка в белом вошла в зал. Я взглянул на нее и умер на месте. Этот момент я запомнил на всю жизнь. Меня как будто током ударило: так она была хороша, ослепительна, божественна! С замершим сердцем наблюдал я за тем, как она, выпрямив спину, с гордо поднятой головой шла к их столику, сопровождаемая восхищенными взглядами всех без исключения мужчин в этом зале.

И было чем восхищаться, скажу я вам! Безупречные, ангельские черты лица, огромные глаза (жаль, я не рассмотрел, какого они цвета), чувственные губы; собранные волосы открывали дивную шею, статные плечи; покрой ее расшитого драгоценными камнями платья демонстрировал тонкую талию, высокую грудь, умопомрачительную фигурку. Девушка была очень молода, на вид я дал бы ей не больше восемнадцати лет, и привлекала какой-то чересчур броской, нетипичной для Англии красотой. Завороженный, я смотрел, как богиня продефилировала через весь зал к своему креслу и грациозно опустилась в него, предоставив мне возможность вновь полюбоваться ее обнаженной спиной.

— Эй, дружище! Очнись! — меня вывел из оцепенения голос Тима. Я вздрогнул и посмотрел на него, возвращаясь к реальности.

— Что с тобой?

— Я люблю ее, — медленно сказал я. — И хочу на ней жениться.

— Ты пьян? — Тим от души веселился. — Хочешь отбить у миллиардера подружку? Да она даже не взглянет в твою сторону! Прости, друг, но такие девушки не для нас, простых смертных.

— Почему это? — обиделся я. — Чем мы хуже?

— Дик, ты что, спятил? Посмотри, какие на ней бриллианты! А манто! Ни мне, ни тебе не по средствам ухаживать за такими девушками, забудь о ней!

Тим был прав, как всегда. Куда мне, простому цветоводу, тягаться с миллиардами Кэмпбелла! С неприязнью смотрел я на то, как моя принцесса положила свою прелестную ручку на руку старикана и, наклонившись к нему, что-то говорила, видимо, примиряющее, потому что лицо Кэмпбелла вдруг расцвело, он довольно улыбнулся и поцеловал ей руку. При этом глядел на свою спутницу с такой нежностью, что меня затошнило.

— Денежный мешок! — пробурчал я.

Тим тоже, оказывается, наблюдал за ними:

— Ну, что я говорил? Видишь, у них все идет на лад: повздорили, помирились. Сейчас он увезет ее домой, а утром подарит новое манто. Проза жизни, мой друг!

И действительно, мистер Кэмпбелл подозвал официанта, расплатился по счету, и они встали из-за стола. С тоской смотрел я на то, как миллиардер покровительственным жестом накинул на плечи девушки манто, она взяла его под руку, и они ушли. Моя принцесса и старикан. Красавица и чудовище.

— Пойдем отсюда, — хмуро предложил я.

— Ричард, ты что? — Тим был искренне удивлен. — Портить наш праздник из-за какой-то ерунды? Мало ли на свете красивых девушек!

— Прости, друг, ты прав. Давай тогда хотя бы напьемся!

— Здесь? Да о нас завтра напишут все газеты: два цветовода устроили дебош в «Синей птице» на глазах у высшего света Лондона! Хорошая идея, Дик, от клиентов отбоя не будет! Правда, в этом заведении, боюсь, мы больше никогда не поужинаем.

Я рассмеялся, напряжение было снято. Спасибо Тиму!

Мы посидели еще немного, потом вызвали такси и разъехались по домам.

Уже засыпая, я подумал о том, что моя принцесса в белом сейчас, наверное, лежит рядом со стариком Кэмпбеллом в каком-нибудь роскошном гостиничном номере и слушает его храп. Что ж, каждому свое. Проза жизни, как верно заметил Тим.

Образ девушки в белом преследовал меня и в последующие дни. Я вспоминал обворожительное личико, легкую походку, грацию и изящество ее движений. Не знаю, что это было со мной, может, любовь с первого взгляда, а может, просто наваждение; я даже не знал, как ее зовут, а она и не представляла, что я вообще существую на этом свете.

Это был конец мая. В один из дней после обеда мы с Тимом, как обычно, сидели в кабинете, подбивая выручку за месяц и разбираясь со счетами.

— Давай прервемся, — наконец сказал я. — Схожу принесу нам кофе.

— И захвати что-нибудь перекусить! — крикнул мне вдогонку Тим, не отрываясь от бумаг.

Я вышел на Оксфорд-стрит, не спеша побрел вверх, щурясь от майского солнышка, купил нам с Тимом два стаканчика капучино и сэндвичи и неторопливо пошел назад. Переходя улицу за квартал от нашего магазина, я заметил, как у меня выпал бумажник, который я небрежно нес под мышкой. И выпал неудачно: как раз посреди дороги. Руки у меня были заняты покупками, поэтому, чертыхаясь и стараясь не пролить кофе, я присел на корточки, осторожно поставив бумажные стаканчики на землю. Водители автомобилей, которых я вынудил объезжать меня, недовольно сигналили со всех сторон, но я не обращал на них внимания. Торопливо засовывая бумажник во внутренний карман пиджака, я поднял голову — и увидел несущийся на меня серебристый «Бентли», который, казалось, и не думал сворачивать или хотя бы притормозить. Я вскочил на ноги, и в эту же секунду получил удар бампером. Раздался отчаянный визг тормозов — его я услышал лежа на дороге, о которую хорошенько приложился затылком. Ко мне со всех сторон мчались знакомые торговцы, кто-то кричал:

— Вызывайте полицию! Человека сбили!

Сознания я не потерял, но встать почему-то не получалось. В этот момент я увидел возле своего лица стройные женские ножки в черных туфельках на высоком каблуке; обладательница ножек присела рядом со мной:

— Сэр, простите меня, бога ради, простите! Как вы? Можете подняться?

Я взглянул на нее и оторопел: это была она, моя принцесса! То же прелестное личико, только сейчас оно было белым от испуга. И я наконец-то увидел ее глаза — необычного темно-зеленого цвета, в обрамлении длиннющих черных ресниц; каштановые локоны были распущены до плеч, на принцессе был брючный костюм терракотового цвета, явно от дизайнера с Бонд-стрит. Несмотря на серьезность обстановки, я залюбовался ею. А она, сидя рядом, попыталась положить мою голову к себе на колени, но ее остановил какой-то громила в черном костюме:

— Мисс, лучше его не трогать, мало ли что там…

— Дэвид, вызови скорую! — приказала ему моя принцесса, из чего я сделал вывод, что они, видимо, ехали в одной машине.

— Не надо скорую, — я решил, что пора подать признаки жизни. — Помогите мне подняться.

Вокруг нас уже собралась внушительная толпа, из которой доносились возмущенные возгласы:

— Безобразие! Надо ж так мчаться!

— Вызвал кто-нибудь полицию, в конце концов?

— Простите, сэр, — умоляюще сказала моя принцесса, — я недавно за рулем, я вас сразу не заметила…

— Ничего, мисс, не волнуйтесь, — вымолвил я. Ее громила Дэвид легко поднял меня на ноги и теперь заботливо, как мамочка, поддерживал под руки.

Я обратился к собравшимся:

— Спасибо за участие, со мной все в порядке, не надо полиции! Мы сами разберемся, хорошо?

Люди еще недовольно пошумели и постепенно разошлись. Меня усадили на заднее сиденье «Бентли», принцесса села рядом и приказала Дэвиду:

— Срочно вези нас в больницу!

— В какую, мисс?

— Да все равно! — воскликнула она, нервно кусая губы. — В хорошую, разумеется! Я должна убедиться, что с ним все в порядке.

А со мной и правда все было в порядке: я просто не верил, что все это происходит на самом деле. Но голова немного кружилась, поэтому спорить с ними я не стал и покорно позволил отвезти себя в больницу, которой оказалась клиника «Роял Марсден» на Фулхэм-роуд. Дэвид припарковал роскошный «Бентли» прямо у входа, после чего меня осторожно, как будто я был хрустальный, препроводили в приемное отделение. Чувствовал я себя прекрасно, несмотря на усилившееся головокружение и непонятно откуда взявшуюся тошноту: рядом со мной шла моя принцесса.

— Послушайте, мисс, — у меня чуть было не вырвалось «Ваше высочество». — Может, не стоит? Тем более я без документов и медицинской страховки.

— Ерунда, — отмахнулась она. — Скажите только ваше имя, остальное я улажу.

— Ричард. Ричард Дин, — представился я. — А вас?

— Брэнда, меня зовут Брэнда, — выпалила она и тут же отдала приказ Дэвиду. — Сиди с ним, никуда не отходи! Я скоро!

И умчалась куда-то по белоснежному коридору. Мы с Дэвидом опустились в глубокие мягкие кресла. Перед глазами у меня стояла пелена, по-прежнему тошнило: видно, крепко я стукнулся об асфальт. Но зато я знаю имя моей незнакомки: «Брэнда, Брэнда!» — повторял я про себя. Наверное, выражение моего лица вызвало обоснованное беспокойство у Дэвида, потому что он все так же заботливо спросил:

— С вами точно все в порядке, сэр?

— О, да! — я продемонстрировал ему лучезарную улыбку. — Теперь я совершенно счастлив! вы не представляете, как я рад, что моя мечта сбылась!

— Вы мечтали попасть под машину? — Дэвид посмотрел на меня с какой-то тревогой.

— Что? Нет конечно, просто я…

В этот момент я увидел, как к нам направляется Брэнда, а за ней, едва поспевая, пожилой доктор, как и полагается, в белом халате. Дэвид поднялся им навстречу и что-то шепнул Брэнде, показывая на меня своей огромной ручищей, видимо, призывая ее обратиться и к психиатру тоже. Я уже хотел было вмешаться, но седовласый доктор завладел мною окончательно и бесповоротно. Профессиональным движением оттянув мне веки, он заглянул куда-то внутрь моих глаз, после чего заявил:

— Мистер Дин, я доктор Роджерс. Сейчас вас отвезут в палату, и мы начнем осмотр.

Откуда-то возникли два санитара, меня торжественно уложили на каталку, не обращая внимания на мои слабые протесты, и повезли по коридору. Брэнда шла рядом, накинув на плечи белый халат.

— Послушайте, — я попытался привстать и обратиться к ней, но доктор мягко и вместе с тем настойчиво уложил меня обратно:

— Прошу вас не вставать и не разговаривать, мистер Дин. Не переживайте, вы в надежных руках.

— Что я еще могу для вас сделать? — спросила меня Брэнда. — Может, надо кому-нибудь позвонить?

— Позвонить? — я совсем забыл о Тиме, который, наверное, уже с ума сходит: друг ушел за кофе и не вернулся.

— Если вас не затруднит, — я продиктовал Брэнде номер нашего магазина, — позвоните моему приятелю. Его зовут Тим Грант, мы работаем вместе. Сейчас он, должно быть, голову ломает, что со мной случилось: я всего лишь пошел купить нам кофе.

— Да-да, не волнуйтесь! Я немедленно ему позвоню, а потом загляну к вам, хорошо?

Не дождавшись ответа, моя принцесса развернулась и побежала на своих высоченных каблуках в обратном направлении, на ходу вырывая из своего блокнота лист, куда она записала телефонный номер.

Меня привезли в отдельную палату, где доктор Роджерс простучал меня молоточком, потом медсестра в белоснежной форме взяла кровь, после чего что-то ввела внутривенно, — и я отключился.

Когда я открыл глаза, сразу увидел склонившееся надо мной лицо доктора Роджерса:

— Ну-с, молодой человек, как мы себя чувствуем?

— Чудесно, — ответил я, еще не понимая, где нахожусь, и попытался приподняться.

— Нет-нет! — протестующе сказал доктор. — Покой, полный покой. У вас легкое сотрясеньице, придется пару деньков полежать у нас.

Я мысленно представил себе счет за лечение и отдельную палату: все-таки лишние траты как-то не входили в мои планы. Наверное, беспокойство отразилось на моем лице, потому что доктор поспешил утешить меня:

— Не волнуйтесь, все расходы ваша подруга взяла на себя. Лежите спокойно. Если все пойдет как надо, послезавтра я вас выпишу. Кстати, она хочет вас видеть.

Он открыл дверь, и в палату вошла Брэнда. В руках у нее был букет сирени. Доктор Роджерс улыбнулся ей и вышел, тактично прикрыв за собой дверь.

— Привет! — она внимательно посмотрела на меня своими бесподобными глазами, поставила букет в вазу и села рядом. — Как вы?

— Отлично, — бодро ответил я, пытаясь принять наиболее импозантный вид, утопая в больничных подушках, — спасибо, что пришли!

— Да я, в общем-то, никуда и не уходила, — смущенно сказала Брэнда. — Вы спали всего пару часов.

Я почувствовал, как у меня бешено забилось сердце: неужели моя принцесса действительно все это время провела у дверей моей палаты?! Невероятно! Уму непостижимо!

— Вы ко всем незнакомым людям так внимательны?

— Только к тем, кого сбиваю.

— И большой у вас список?

— Нет, вы — моя первая жертва.

Мы засмеялись.

— Ричард, — она впервые назвала меня по имени, это было приятно. — Простите меня еще раз. Хочу, чтобы вы знали: ваше лечение я полностью оплатила и еще собираюсь выплатить вам компенсацию, так сказать, за моральный ущерб.

— Не стоит, — ответил я. — Я вообще-то в состоянии сам оплатить все счета.

Она заметно смутилась:

— Я вовсе не хотела вас обидеть, правда! Я знаю, что у вас свое дело, отличный магазин и все такое…

Интересно, откуда она это знает? Не мог же Тим рассказать ей все о нашем бизнесе и устроить экскурсию по магазину? Это как-то на него не похоже.

— Ваш друг скоро будет здесь, — как будто прочитав часть моих мыслей, сказала Брэнда. — Я его еще не видела, но мой охранник поехал за ним сразу после нашего разговора: как я поняла, они сначала заедут к вам домой за вещами, а потом Дэвид привезет его сюда, думаю, уже привез. Не волнуйтесь, мистера Гранта сразу проводят в палату, я договорилась.

Значит, Дэвид — ее охранник! Интересно… От кого же он ее охраняет? А от кого вообще охраняют подружек миллиардеров?

— Ричард, я выписала чек, впишите в него любую сумму, слышите? Любую! Не ограничивайте себя ни в чем.

Она вытащила чековую книжку, оторвала чек и положила его на тумбочку у моей кровати.

— Брэнда, вы что, всерьез думаете, что я возьму ваши деньги?

— Ричард, еще раз прошу: не волнуйтесь так и поверьте, я не хочу вас обидеть. Просто так будет лучше и вам, и мне, — она испытующе посмотрела на меня. — Если вы решите обратиться в суд…

А-а, вот что так тревожило мою принцессу! Огласка. Конечно, миллиардеру Кэмпбеллу, наверное, не очень-то улыбалось попасть на первые полосы газет, если бы я подал на его подружку в суд.

— Я не намерен обращаться ни в полицию, ни в суд, — твердо сказал я Брэнде.

— О, Ричард, я вовсе не это имела в виду… — запротестовала она, но в ее взгляде явно читалось облегчение. Почему-то меня это задело.

— Даю вам слово. Можете больше не торчать у дверей палаты. И заберите ваш чек, — довольно грубо сказал я.

И вдруг моя принцесса заплакала, закрыв лицо ладонями. Мне стало невыразимо, жутко стыдно:

— Брэнда, дорогая, простите меня! Я хам и негодяй, и меня нужно было додавить вашей машиной! Обещайте, что обязательно сделаете это, когда я выпишусь!

Она подняла голову и улыбнулась сквозь слезы:

— Вы такой милый! Извините меня. Вы, верно, думаете, что я чудовище, которое заботится только о себе, но это не так! Поверьте мне, пожалуйста!

Она наклонилась ко мне и совершенно естественно взяла меня за руку. Я абсолютно не возражал.

— Ричард, сейчас не время и не место для подобных откровений, но обещайте, что поужинаете со мной, когда поправитесь!

— С удовольствием! Доктор Роджерс сказал, что выпишет меня послезавтра, вот тогда мы и поговорим.

— Позвольте, я заеду за вами в больницу?

— Идет. Хотя это и не в моих правилах: обычно я предпочитаю сам заезжать за хорошенькими девушками.

Она улыбнулась:

— Нет, вы все-таки душка!

В этот момент дверь палаты распахнулась и к нам буквально ворвался Тим:

— Дик, я тебя сам сейчас перееду! Какого черта?!

Он запнулся, изумленно глядя на Брэнду.

— А она что здесь делает? Как ты ее нашел?

— Тим, дружище, я так рад тебя видеть! — радостно сказал я. — Проходи, присаживайся. Со мной, как видишь, все в порядке.

— Объясни немедленно, что тут у вас происходит, — потребовал Тим. — И в первую очередь меня интересует, как ты ее нашел?

— Простите, мистер Грант, — вмешалась Брэнда, — я чего-то не понимаю… Это я вам звонила. Так уж вышло, что я сбила Ричарда, потом привезла его сюда, а Дэвида отправила к вам. Так что это я вас нашла, а не Ричард меня.

— А ваш друг тоже здесь? — не унимался Тим, словно не обращая внимания на знаки, которые я ему отчаянно подавал.

Брэнда недоуменно уставилась на него:

— Какой друг? Дэвид? Конечно, он здесь, ждет возле палаты.

— Тим, ты привез мои вещи? — завопил я, показывая ему кулак из-под одеяла.

Тим пожал плечами:

— Ладно, не мое это дело, потом расскажешь. И вообще я собирался тебя убить! Сейчас и займусь этим.

— Пожалуй, я пойду, — сказала Брэнда. — Выздоравливайте, Ричард, я загляну позже.

Она вышла, и Тим сразу набросился на меня:

— Отвечай немедленно, негодяй! Как тебя угораздило пойти за кофе и чуть не отправиться на тот свет?!

— Успокойся, все не так страшно. Я просто выронил бумажник посреди дороги, а тут Брэнда на своем «Бентли». Понимаешь, она недавно водит и чуть-чуть задела меня бампером, а головой я ударился сам, когда падал.

— Слава Богу, живой остался, — Тим все еще был возмущен. — Надеюсь, ты это ей с рук не спустишь? Надо обратиться в полицию и в суд: кто дал ей право переезжать людей? Пусть отвечает за свои действия!

— Ни за что! Тем более она уже оплатила мое лечение и даже собирается выплатить компенсацию. Вот чек, смотри, сумму я могу вписать сам!

Тим повертел в руках пустой чек, оставленный Брэндой на тумбочке:

— Что за странная подпись? Ты видел? Как, говоришь, ее имя?

— Брэнда.

— А дальше?

Я нахмурился:

— А дальше я не знаю, она просто сказала «Брэнда».

— И в чеке ни черта не разобрать! Ну и почерк!

— Да ладно тебе, Тим, я все равно не собираюсь брать ее деньги. Дай сюда чек.

Тим передал мне чек, и я торжественно разорвал его на мелкие клочки.

— Ну и дурак, — заявил мой друг. — В конце концов, ты действительно заслужил возмещение морального ущерба.

— Ты что, не понимаешь? Я уже его получил. Ведь я познакомился с девушкой моей мечты. А послезавтра мы с ней ужинаем!

— А третьего дня твой труп выловят в Темзе, — Тим даже покрутил мне пальцем у виска. — Ты соображаешь, чья она подружка? Видел ее охранника?

— Не драматизируй, все будет хорошо, у меня предчувствие.

— А у меня предчувствие, что тебе неверно поставили диагноз: не может быть у человека сотрясения того, чего в голове просто нет! Ладно, лежи, а я пойду побеседую с доктором.

Я лежал в своей палате, смотрел на букет, принесенный Брэндой, и был счастлив, как мальчишка: неужели моя мечта сбывается?

Почти все завтрашнее утро меня осматривали всевозможные доктора, я опять сдавал кучу непонятных анализов, хотя чувствовал себя превосходно, голова уже не болела и не кружилась. К вечеру мне в палату позвонила Брэнда, извинилась, что не смогла заехать за целый день, и заверила, что завтра заберет меня, как мы и договаривались. Я позвонил Тиму и сообщил, что встречать меня не надо, так как мы ужинаем с Брэндой.

— Все это мне не нравится, Дик, — продолжал отговаривать меня Тим, — оставь ее в покое, пока не поздно.

— Никогда! Как я могу отступить, когда моя мечта вот-вот осуществится?

— Ага, осуществится, как же, — хмыкнул Тим в телефонную трубку, — а потом вы с ней поженитесь и будете вместе, пока смерть не разлучит вас?

— Пока смерть не разлучит нас, — твердо заявил я, сам не ведая, насколько близко к истине прозвучали эти мои слова.

На следующий день я простился с доктором Роджерсом, медсестрами и в шесть часов вечера вышел из клиники. У входа меня ждала Брэнда за рулем своего шикарного «Бентли», благодаря которому мы, собственно, и познакомились. Дэвида с ней не было.

— Привет! — Брэнда улыбнулась мне, словно старому знакомому. Это было приятно. — Выглядите отлично! Как самочувствие?

— Привет, — ответил я, любуясь ею. — Все в полном порядке, спасибо вам.

— Скажете тоже, — Брэнда покачала головой. — Можно я попрошу вас сесть за руль?

Я не возражал. Завел двигатель и вопросительно посмотрел на нее:

— Куда изволите, мисс?

— Абсолютно неважно. Лишь бы народу было поменьше.

Я кивнул и повез ее в свой любимый паб недалеко от дома. В дороге Брэнда болтала без умолку, жалуясь на то, как непросто дается ей вождение, хотя она всегда мечтала водить автомобиль; в тысячный раз извинялась за произошедшее, радовалась хорошей погоде… Я большей частью отмалчивался, с улыбкой слушая ее щебетание и все еще не веря, что вот она, рядом со мной, на расстоянии вытянутой руки — и все же так далека от меня!

В пабе никого не было. Я усадил Брэнду за дальний столик и подошел к барной стойке.

— Добрый вечер, мистер Дин! — поприветствовал меня знакомый бармен Пол. — Вам как обычно?

— Здравствуй, Пол, — кивнул я. — Один мартини и виски со льдом вон за тот столик.

Про себя я решил, что вызову Брэнде такси, а ее «Бентли» мы оставим под охраной Пола. Бармен подмигнул мне, показывая украдкой на Брэнду:

— Красивая леди!

— Да, красивая, и она действительно леди, — строго сказал я ему.

Пол смутился:

— Что вы, мистер Дин! Я совсем не это имел в виду! Повезло же вам.

— Повезло так повезло, — ответил я и вернулся к Брэнде.

Она сидела, изящно сомкнув руки под подбородком. На ней было длинное темно-зеленое платье под цвет ее глаз, в ушах сверкали такие же зеленые камни — настоящие изумруды, не иначе. В свете лампы, висевшей на стене за нашим столиком, ее локоны отливали янтарем. Не девушка, а мечта!

— Я заказал мартини, — сообщил я Брэнде, присаживаясь напротив. — Надеюсь, вам уже есть двадцать один год? Извините, что спрашиваю о возрасте, но таковы правила. Вон, видите бармена? Его зовут Пол, и он строго придерживается закона, сказал, что не нальет вам ни капли, пока не узнает ваш возраст.

Вообще-то мне самому было очень интересно, сколько ей лет. Брэнда покраснела:

— Честно говоря, мне двадцать. Но очень скоро будет двадцать один. Может, вашему суровому бармену лучше об этом не говорить? Обещаю сильно не напиваться.

— Не знаю, не знаю, — сдерживая улыбку, сказал я. — Бармену полагается предъявить документ, удостоверяющий личность. Но я с ним давно знаком, попробую воспользоваться этим обстоятельством!

Брэнда подозрительно покосилась на меня и вдруг расплылась в улыбке:

— Эй, да вы шутите? А я чуть не поверила!

Мы расхохотались вдвоем. Тут Пол принес выпивку, Брэнда подняла свой бокал:

— За вас, Ричард! За ваше понимание и ваше здоровье!

Мы чокнулись. Потом посмотрели друг на друга и почему-то снова рассмеялись.

— Здорово, правда? — воскликнула Брэнда. — Сидим тут, как старые приятели, просто и хорошо! Я так рада!

— Я тоже рад, — ответил я совершенно искренне и одновременно раздумывая, как бы спросить ее про миллиардера Кэмпбелла, но не решался заговаривать на эту щекотливую тему.

— Слушай, Дик… — начала Брэнда и вдруг запнулась, смущенно глядя на меня. — Ничего, что я на ты? Как-то само вырвалось.

— И очень правильно вырвалось! — ответил я. — Я не возражаю, а учитывая обстоятельства нашего знакомства, мы вполне можем перейти на ты безо всяких церемоний! Давай за это и выпьем.

Мы снова подняли бокалы, но не успели даже чокнуться, как вдруг в паб буквально влетел Дэвид. Брэнда вздрогнула и чуть не пролила свой мартини.

— Что ты здесь делаешь? — прошипела она, гневно сверкнув глазами. — Я же запретила ехать за нами!

— Простите, мисс, — у громилы был очень виноватый вид и говорил он тихо и торопливо. — Но это все мистер Кэмпбелл, он приказал найти вас, и сам сейчас появится, я еле успел предупредить вас. Простите еще раз! — он умоляюще посмотрел на Брэнду, из чего я сделал вывод, что он, в принципе, неплохой человек, раз дорожит ее дружбой.

Брэнда нахмурилась:

— Ладно, иди уже, как-нибудь справлюсь.

— Нет-нет, мисс, я вас не оставлю. С вашего разрешения, я подожду на улице. Извините, мистер Дин!

Он вышел и в дверях буквально столкнулся с самим мистером Кэмпбеллом. Мы с Брэндой даже не успели перекинуться парой слов, как разъяренный миллиардер подлетел к нашему столику.

— Что ты тут делаешь, Брэнда?! — от его громкого голоса содрогнулись стены паба. Пол с опаской выглянул из-за стойки. Хорошо еще, что никого из посетителей не было.

— Что она тут делает? Пьет мартини и приятно проводит время, — вежливо ответил ему я. Кэмпбелл смерил меня таким презрительным взглядом, как будто перед ним был не человек, а насекомое.

— Вас никто не спрашивает! Потрудитесь встать и выйти вон!

— Ага, сейчас, — кивнул ему я. — Только досмотрю представление до конца.

— Дик, не надо, я сама, — тихо сказала Брэнда, встала из-за столика и обратилась к Кэмпбеллу. — Пойдем, не надо устраивать сцен на людях, — с достоинством прошествовала она к выходу.

Кэмпбелл направился за ней. В дверях Брэнда обернулась и крикнула:

— Дик! Я сейчас вернусь, закажи мне еще мартини.

Что мне нужно было сделать? Пойти за ними? Набить ее любовнику морду прямо у паба? Я чувствовал себя омерзительно. Одним махом допив виски, попросил Пола повторить. Когда он принес мой стакан и свежий бокал мартини, вернулась Брэнда.

Она села на свое место, бледная и расстроенная, залпом выпила мартини. Махнула Полу пустым бокалом и обратилась ко мне:

— Прости, Дик, это было ужасно. Но теперь все в порядке, он уехал, так что, надеюсь, эта безобразная сцена не испортит нам вечер. Правда же?

— Вы расстались? — бесцеремонно спросил я. — Вернее, ты его бросила?

Брэнда изумленно уставилась на меня:

— Кого?!

— Твоего сердитого друга, — меня прорвало, и я никак не мог остановиться. — Кстати, я видел вас недавно, в «Синей птице», и там вы тоже ругались, ты даже грохнула бокал, жаль, что не в него. Потом помирились, ты, кажется, даже просила у него прощения. Между прочим, я знаю, как его зовут и насколько он набит деньгами. Это твое дело, конечно, но, может, не стоит из-за одного вечера со мной порывать с таким богатым дружком? Я не настолько обеспечен, говорю сразу.

Брэнда сидела, откинувшись на спинку стула, и продолжала смотреть на меня, как на ненормального, причем в глазах ее было столько неподдельного изумления, что я замолчал. И так наговорил лишнего.

— Дик, это был мой отец, — наконец, сказала она. — Родной отец, понимаешь? А ты подумал…

Тут она стала хохотать, громко, на весь паб. Я сидел, сраженный наповал ее словами. Отец! Боже мой, а с чего мы с Тимом взяли, что это ее любовник?! Идиоты! Кретины! Болваны! Я почувствовал, что сейчас провалюсь под землю от стыда.

— Брэн, милая, прости меня! — с отчаянием сказал я. — Я же говорил, что я хам и негодяй, а теперь можешь считать меня еще и законченным дебилом, ослом и кем только захочешь! Пойдем, ты еще раз переедешь меня своим автомобилем, но на этот раз основательно!

А она все смеялась, не в силах остановиться.

— Ну и ну, — выдохнула Брэнда. — Это же впервые в жизни! За это стоит еще выпить! Ну почему, скажи, пожалуйста, ты решил, что мой отец… — и она снова стала хохотать.

— Почему, почему, — я не знал, что ей ответить. — Решил не только я, но и Тим: мы с ним вдвоем ужинали в «Синей птице», когда я тебя впервые увидел с этим… твоим отцом. Не знаю, почему мы так подумали. Я же никогда не слышал, не читал нигде, что у Адама Кэмпбелла есть дочь, вот и все! Твой отец прячет тебя ото всех?

Брэнда замолчала, задумчиво глядя на меня сквозь бокал:

— Да, прячет. В прессе никогда обо мне не упоминалось и не будет упоминаться: об этом папа тщательнейшим образом заботится. Я его единственная дочь, его наследница, его сокровище, он бережет меня как зеницу ока. Именно поэтому мы частенько спорим, именно поэтому за мной везде таскается Дэвид, хотя я к нему уже привыкла: он мне вроде подружки.

— Ты простишь меня? — виновато спросил я.

— Конечно! — она снова улыбнулась. — Ты такой милый, правда. Я так рада, что чуть не задавила тебя, Дик!

Оригинальный комплимент от девушки! Тем не менее я был тронут ее словами и чертовски рад, что Адам Кэмпбелл — ее отец. Хотя так ли это здорово? Неужели он позволит мне, простому смертному, встречаться с его дочуркой? Я решил подумать об этом позже, тем более Брэнда сейчас сидела со мной, улыбалась вполне счастливо и продолжала изливать мне душу:

— Я так рада, что мы познакомились, — говорила она. — Ты не представляешь, что значит быть дочерью моего отца, Дик. Как однообразна и скучна моя жизнь: постоянно какие-то закрытые приемы, банкеты только для избранных, только для своих — таких же, как папа. И я обязана на них присутствовать, вести себя как леди, и все это только ради того, чтобы найти себе выгодную партию. Как мне все это надоело! Пока мама была жива, — тут ее глаза наполнились слезами, но она взяла себя в руки, — она еще хоть как-то пыталась бороться с отцом за мои права, но после ее смерти… Да я его не виню, я знаю, как сильно он меня любит. Я тоже его люблю, но нельзя же так, Дик! С удовольствием я поменяла бы свою судьбу на судьбу простой секретарши. Папа запрещает мне даже учиться где-нибудь: не дай бог, у меня случится студенческий роман с каким-нибудь оборванцем (это он так говорит), поэтому я всю жизнь на домашнем обучении. Это ужасно, Дик, ужасно! А ведь мне уже двадцать! Жду не дождусь своего совершеннолетия. Папа обещал подарить мне свой дом, обычно он всегда держит слово, и я уверена, что выполнит обещанное. Тем более я вряд ли буду жить в этом доме совсем одна: уверена, что он наймет огромный штат прислуги и охраны, а сам будет каждый день приезжать в гости… Прости, Дик, что я все это на тебя вывалила, но мне так не хватает обыкновенного человеческого общения, друга, с которым я могла бы вот так легко, как с тобой, поговорить, рассказать все. Я хочу просто жить, понимаешь?

— Брэн, родная, — и как у меня это вырвалось? — Я все понимаю. Может, у меня получится стать для тебя таким другом?

Ее прекрасные печальные глаза потеплели:

— Это лучшие слова, какие я слышала в жизни! Спасибо тебе!

Это было так просто: Дик и Брэн. Брэн и Дик. Мы оба это прочувствовали и одновременно улыбнулись друг другу.

— Не будем больше о грустном, хорошо?

— Договорились. Дик, расскажи, пожалуйста, о себе и Тиме: мне известно только то, что раскопал о вас Дэвид, — она виновато посмотрела на меня. — Не сердись, но я же должна была знать, кого сбила!

Я погрозил ей пальцем:

— Ай-ай-ай, мисс Кэмпбелл! Нехорошо вмешиваться в частную жизнь простых граждан.

— Больше никогда не буду! — торжественно поклялась Брэн. Мы рассмеялись. Потом я рассказал ей о нашем цветочном бизнесе, и она нашла это очень романтичным занятием. Да-да, именно так и сказала: «Как романтично, Дик! Какая прелесть!» А когда я описывал цветение роз, гиацинтов, тюльпанов в наших оранжереях, она схватила меня за руку и воскликнула:

— Обещай мне! Обещай немедленно! Ты свозишь меня в Моссбридж и покажешь все это сам!

— Обещаю, — ответил я.

Это был чудный вечер: мы многое узнали друг о друге. Я убедился, что Брэнда совершенно нормальная девушка, не испорченная богатством своего отца, что она любит читать, прекрасно играет на рояле, предпочитает Шопена всем остальным композиторам, обожает море, лето и сирень.

— Почему именно сирень? — во мне проснулся профессиональный интерес: мы с Тимом сирень не выращивали.

— Не знаю, — сказала Брэнда. — В ее цветах есть нечто загадочное: нежное и вместе с тем грустное. А ты что можешь сказать о сирени?

О сирени я мог рассказать многое, не зря же столько лет занимаюсь цветами.

— С чего начать? — задумался я. — Знаешь ли ты, что родиной сирени называют то Персию, то Балканы. Именно из Персии она и попала в Европу в виде щедрого подарка императору Фердинанду I от турецкого султана Сулеймана Великого в середине XVI века. А первое ботаническое описание сирени сделал итальянец Маттиоли в 1565 году.

— Ого! — Брэнда смотрела на меня с уважением. — Ты просто ходячая энциклопедия.

— А то, — гордо ответил я, польщенный ее комплиментом, и продолжил. — Вскоре сирень попала в Англию и поселилась в парке Елизаветы. Но у нас сирень почему-то считается цветком печали и несчастья — это ты верно почувствовала. Старая английская пословица говорит, что тот, кто носит сирень, никогда не будет носить венчальное кольцо.

— Правда? — Брэнда совершенно по-детски испугалась. — Совсем-совсем никогда?

— Не бойся, глупышка! — успокоил я ее. — Это всего лишь пословица.

— Мне больше не нравится сирень, — Брэнда была очень расстроена. — Ну ее! Вместе с печалями и несчастиями.

Так мы и проговорили с ней почти до полуночи. Несмотря на разницу в возрасте — как-никак двенадцать лет! — мы с Брэндой понимали друг друга с полуслова, говорили на одном языке. Это было здорово. Это пугало. Я отдавал себе отчет в том, что влюбляюсь в девушку, которая вряд ли когда-нибудь будет моей. Именно эти нехорошие мысли обуревали меня, когда мы с Брэндой вышли из ее «Бентли» (за рулем был ожидавший нас у паба Дэвид) в Мэйфере — самом роскошном жилом районе Лондона, а как иначе? — и пошли пешком по Грин-стрит к ее дому. Дэвид медленно ехал за нами на почтительном расстоянии.

Шли мы молча, наслаждаясь тишиной и прохладой майской ночи. О чем думала Брэнда, я мог только догадываться. А я с нараставшим чувством злости думал, что Тим был полностью прав, хотя не знал на тот момент истины, что ничего путного из наших отношений не выйдет. Да, я полюбил Брэнду, и в этом уже не было ни малейших сомнений, но зачем я пообещал быть ей другом? Это же ложь, я никогда не смогу быть ей просто другом! А на большее, видимо, не стоит и рассчитывать: куда уж мне тягаться с ее отцом… Да он раздавит нас с Тимом как клопов, если я только заикнусь об отношениях с его дочерью.

Вероятно, все эти тревожные мысли отразились у меня на лице, потому что Брэнда вдруг спросила:

— Что с тобой? Что-нибудь случилось?

— Да, — довольно резко ответил я, — все совсем не так, как надо!

— Извини, — тихо и удивленно сказала Брэнда. — А что конкретно случилось?

— Ничего не случилось, успокойся, — так же резко сказал я.

Она замолчала, и мне тут же стало неловко за свою нелепую грубость. В это время мы подошли к роскошному трехэтажному особняку с чугунными резными воротами, увитыми виноградным плющом, и я еще острее ощутил, как далека от меня Брэн, моя принцесса!

Мы остановились у калитки. Дэвид открыл ворота, кивнул мне и въехал во двор.

Брэнда молчала, а я просто не мог посмотреть ей в глаза, стоял, уставившись в землю, не зная, что сказать, как объяснить свой внезапный припадок. И вдруг она рассмеялась. Звонко и весело. И шагнула ко мне.

— Боже мой! Какой же ты глупый! Такой взрослый и такой глупый! — прошептала она, и я ощутил вкус ее поцелуя на своих губах. Я остолбенел. А когда пришел в себя, ее уже не было.

Только тихонько скрипнула калитка…

На следующее утро я приехал в магазин в каком-то лихорадочном состоянии. Больше всего на свете мне хотелось побыть одному, запереться в кабинете и вспомнить до секунды вчерашний вечер, проведенный с Брэндой. Я осознавал, что произошло чудо, но не мог до конца в это поверить: неужели сказочная принцесса неравнодушна к простому цветоводу? Или мне все привиделось вчера, у ее калитки?..

В общем, мне необходимо было хорошенько пораскинуть мозгами, все продумать. И меньше всего на свете мне хотелось разговаривать с Тимом: я был уверен, что стоит ему взглянуть на меня, и тайное сразу станет явным; Тим знал меня, по-моему, гораздо лучше, чем я сам.

Увы, но разговора с Тимом мне избежать не удалось. Когда я приехал, он, естественно, уже сидел за своим столом в нашем общем кабинете.

— Доброе утро, мой самый лучший в мире друг! — широко улыбаясь, поприветствовал я его.

Тим подозрительно хмыкнул:

— Так. Выкладывай, что там у вас вчера произошло.

— Тим, можешь выслушать меня спокойно и дать вразумительный совет? Это важно.

— Если важно, то конечно могу. Рассказывай.

И я рассказал ему все. По мере того, как я говорил, лицо Тима все больше мрачнело. А когда я дошел до поцелуя, он нахмурил брови еще сильнее.

— Короче говоря, я люблю ее. А если и она испытывает ко мне хотя бы что-то подобное, то я самый счастливый на свете человек! А на ее папашу мне плевать. Что скажешь? Рад за меня?

Тим помолчал некоторое время. Потом встал, открыл жалюзи на окне кабинета и повернулся ко мне.

— Дик, ты мой друг, брат, мой единственный родной человек на земле, и тебе об этом известно. Не перебивай сейчас, послушай. Я рад, безусловно, что мой товарищ наконец-то познал любовь, я даже горд, что ты способен испытывать такие сильные чувства, пора бы! Но вот объект ты выбрал не совсем удачный. Да, твоя принцесса, безусловно, чертовски хороша, с этим не поспоришь. Но что вас ждет дальше? Допустим, что ее вчерашнее проявление эмоций в твою сторону — это начало чего-то серьезного, а не просто благодарность за вечер, проведенный в обществе умного взрослого мужчины.

— Еще скажи: красивого, — не удержался я.

— Помолчи. Дальше. Как я понимаю, Кэмпбелл почему-то, и мне пока неясно, почему, собственно говоря, старательно прячет от мира свою красавицу дочь, поэтому всякая огласка, связанная с ней, для него будет явно нежелательна. Особенно если эта огласка связана с наездом на пешехода. А если такое теплое расположение к тебе со стороны Брэнды — всего лишь грамотный ход в их общей с отцом игре? Она-то явно понимает, что ты увлекся ею серьезно и не сможешь отказать ей в просьбе не подавать на нее в суд. И вспомни тот незаполненный чек… Не думаешь ли ты, что тебя хотели купить?

— Да ты что, Тим! — возмутился я. — Я вообще не думал ни о каком суде, пока она сама мне об этом не сказала, и, разумеется, я не собирался и не собираюсь никуда обращаться!

— Вот именно. Тебе бы еще латы и доспехи — вылитый рыцарь. К сожалению, Дик, это уж очень явно бросается в глаза. Видимо, у тебя к ней и правда серьезно.

— Если хочешь знать, я счастлив, что она меня сбила. В противном случае мы с ней вообще могли не встретиться на этой Земле!

— И это было бы здорово. Не перебивай! Я хочу надеяться, что все-таки в столь юном возрасте твоя принцесса еще не может быть такой расчетливой и испорченной, невзирая на гены, поэтому давай допустим, что ты ей понравился, понравился как мужчина.

— А я что, не могу понравиться? — обиделся я.

— Да помолчи же! Можешь! Дело не в этом. Итак, исключаем поцелуй в знак благодарности за вечер, исключаем вариант задуривания твоих мозгов с целью отвлечения от судебных процессов… Что остается? Ты ей нравишься. Не знаю, насколько серьезно это у нее, но давай представим, что серьезно.

— Давай! — я закрыл глаза. — Уже представляю, я в полном восторге!

— Дурачок! — Тим смотрел на меня с жалостью. — Ты лучше подумай, что дальше с вами будет!

— Я понимаю, что будет нелегко, — медленно сказал я. — Но уверен, что вдвоем, если она действительно испытывает ко мне что-то, мы сможем противостоять трудностям. В конце концов, ее отец тоже человек и должен будет понять нас.

— Понять и принять — вещи разные, Дик. Я много слышал о мистере Кэмпбелле, и, к сожалению, мало приятного: это человек жесткий, даже жестокий. Всех, кто у него в немилости, он, не задумываясь, стирает с лица земли, уж не знаю, в буквальном смысле слова или нет. Именно поэтому мне все это так не нравится.

— Не будь таким пессимистом, Тим, все будет чудесно. Ты еще станешь моим шафером на нашей свадьбе!

На этом наш разговор и закончился, мы занялись рабочими делами. После обеда я набрался смелости и позвонил Брэнде — свой номер она оставила мне вчера. К телефону подошла она сама, а не седой дворецкий с бакенбардами, как мне представлялось.

— Алло! — ее голос был так близко, что я слышал ее дыхание и почему-то сильнее прижал трубку к уху.

— Привет, это я, Ричард. Помнишь меня?

— Тебя забудешь, — негромко рассмеялась она. — Привет!

— Как ты? Как папа?

— Папа в ярости, но это его обычное состояние, поэтому я пытаюсь не обращать на него внимания.

— Значит, мы сможем увидеться сегодня?

— Конечно! Где?

— Если ты не против, я заеду около семи, погуляем по парку.

— Хорошо, буду ждать тебя.

Мы перекинулись парой совершенно невинных фраз, и никто из нас так и не решился заговорить о вчерашнем. Что думала Брэнда, я не знал. И не хотел разрушить каким-нибудь нелепым вопросом то, что только-только зарождалось между нами. Договорившись о встрече, мы оба повесили трубки.

Этот вечер я буду помнить всегда. Попросил Дэна сотворить какой-нибудь шедевр, он, не задав ни единого вопроса, тут же собрал шикарный букет из гиацинтов и белых роз, я взял его и заехал за Брэндой. Она, как ребенок, обрадовалась моему букету и пришла в еще больший восторг, когда узнала, что это — наша продукция в чистом виде. Выглядела Брэнда прелестно: на ней была шелковая белая блузка, длинная ярко-красная юбка, на шее — нитка жемчуга. Только вот была моя любимая немного бледной, а под глазами залегли синие круги.

— Плохо спала, — объяснила она, — не обращай внимания.

И мы поехали на прогулку в Гайд-парк. Дэвид почему-то за нами не последовал, что меня удивило.

— Что ты с ним сделала? — спросил я. — Переехала автомобилем?

— Нет, — засмеялась Брэнда. — Просто попросила не мешать нам. Дэвид в общем-то неплохой — по сравнению с предыдущими моими надзирателями. Поэтому он сделал вид, что поехал за мной, а сам занялся своими делами. Правда, если папа узнает, не сносить ему головы, но я Дэвида не выдам.

Мы медленно шли по аллее. У меня в голове метались разные мысли, но я никак не мог ухватить ни одну из них, чтобы начать разговор о вчерашнем вечере.

— Дик, мне нужно сказать тебе что-то важное, — неожиданно начала Брэнда. — Но я не знаю, как ты к этому отнесешься… Давай присядем!

Мы сели на скамейку. Немного помолчав, Брэнда положила цветы рядом с собой и продолжила:

— Меньше всего на свете я хочу показаться тебе легкомысленной и избалованной папиной дочкой, у которой ветер в голове. Вчера я кое-что себе позволила по отношению к тебе, — она покраснела. — Не думай, что я так веду себя с каждым мужчиной. Наверное, я повела себя неприлично, но я не знаю, как это объяснить, тем более что мы знакомы не так давно. В общем, извини меня за вчерашнее.

— Как ты можешь извиняться за то, что сделала меня вчера очень счастливым? — тихо спросил я, глядя на нее. Она опустила глаза, зачем-то изучая свои туфельки.

— Я рад, что ты первой начала этот разговор, — медленно сказал я. — Хотя мужчина здесь вроде бы не ты, но, видишь ли, я впервые в жизни не знаю, как себя вести. Ты ведь еще совсем ребенок, и мне совсем не хочется обидеть или напугать тебя.

— Я не ребенок, — она пронзила меня взглядом своих зеленых глаз. — Можешь не щадить меня, давай! Скажи прямо, что я тебе не нравлюсь, и покончим с этим!

Она смотрела в упор, прожигая насквозь своими горящими глазами, нервно теребя кружевной манжет блузки. Меня захлестнула волна радости и нежности.

— Брэн, милая моя, ты не представляешь, как я счастлив!

— Ты не ответил, — упрямо сказала она. — Я тебе нравлюсь или нет?

— Я люблю тебя, — просто сказал я. — Люблю всем сердцем. И можешь не верить, но это со мной в первый раз.

Она всхлипнула и бросилась мне на шею:

— Ох, Дик! А я так боялась, что напугала тебя своим порывом. Но я тоже тебя люблю, правда! Поцелуй меня!

И мы целовались, целовались и целовались на той скамейке, не обращая внимания на окружающих. Я узнавал ее губы, мягкие, податливые и в то же время требовательные; ее волосы на ощупь оказались гладкими, как шелк, и я зарывался в них, вдыхал их аромат, целуя ее лицо, шею, бормоча ее имя. Потом вдруг она отстранилась от меня и испуганно огляделась вокруг.

— Дик, я боюсь!

Я постепенно пришел в себя.

— Не волнуйся, твоего отца здесь нет… Если хочешь, пойдем поужинаем где-нибудь?

— Пойдем, — согласилась она, поправляя волосы.

Не забыв о букете, мы встали со скамейки и, взявшись за руки, пошли к моей машине. Я привез Брэнду в уютный итальянский ресторанчик «Зафферано» в Белгравии. Сделав заказ, мы посмотрели друг на друга смеющимися глазами. Мы понимали все без слов, — и это было удивительно!

— Странно, да? — спросила моя любимая. — Я всегда думала, что люди, прежде чем полюбить, должны хорошо изучить друг друга, по крайней мере быть долгий срок знакомыми, чтобы знать все достоинства и недостатки, чтобы подойти к этому серьезно, рассудительно. А я… я просто потеряла голову! Разве так бывает, Дик?

— Как видишь, бывает, — ответил я. — Я понял, что люблю тебя, когда ты разбила бокал в «Синей птице», — и заметь, при этом я даже еще не видел твоего лица. А ты говоришь про годы знакомства! Наверное, это чувство от нас не зависит, оно просто приходит сразу, в один миг, и мы действительно теряем голову.

— А если бы я не наехала на тебя? — испуганно спросила Брэнда. — Мы что, никогда бы не познакомились?! Ведь в «Синей птице» я тебя вообще не видела!

— Не знаю, родная, может быть, и не познакомились: где бы мы еще встретились?

— И что бы мы тогда делали?

— Насчет тебя не знаю, а я просто жил бы, любя прекрасную девушку в белом платье, мечтая о ней и зная, что она никогда моей не станет.

— Ужасно, Дик! — воскликнула Брэнда. — А я бы тогда вообще не узнала тебя! Завтра же позвоню своему инструктору по вождению, а лучше выпишу ему солидный чек в знак благодарности за его уроки.

— Передавай ему от меня привет, — улыбнулся я. — Я его должник.

Мы ужинали, болтали, поражаясь, как легко нам вдвоем, как просто! Брэнда оказалась очень начитанной, отец все же дал ей прекрасное образование, несмотря на запрет обучения в университете. Каждый день к ним домой приходили педагоги, даже профессура Оксфорда была в их числе! Преподавали они совершенно разные дисциплины, среди которых были и история, и французский язык, и английская литература, а также экономическая теория, основы маркетинга и что-то из области юриспруденции. У меня даже голова пошла кругом от перечисления всего, чем занималась Брэнда на дому. И какой же диплом ей выдадут? Филолога? Юриста? Экономиста? Брэнда сказала, что не знает и ее это совершенно не волнует, пусть выдают хоть несколько сразу: вряд ли она когда-либо будет работать.

Конец ознакомительного фрагмента.