Неизвестный фронт Гражданской войны: конфликт между властью большевиков и крестьянской массой в Пермской губернии

Анжела Валерьевна Долгова, 2019

В монографии реконструируются события, явления и процессы, происходившие в Пермской губернии во времена Гражданской войны. Источниками для написания монографии послужили многочисленные архивные документы, ранее не использовавшиеся историками. Уклонение пермских крестьян от службы в Красной армии и их дезертирство из ее войсковых частей анализируется как сложное социально-политическое и идейно-нравственное явление, возникновение и развитие которого происходили под действием целого комплекса взаимосвязанных экономических, социальных, политических, военных, идеологических и нравственных факторов. Для борьбы с дезертирством большевики создали центральный и губернский партийно-государственный механизм, проводивший в жизнь комплекс предупредительных и карательных мер, применявшихся в зависимости от обстановки. Выявляются региональные особенности Пермской губернии как в развитии дезертирства и бандитизма, так и опыта применения мер борьбы с ними. События, явления и процессы на дезертирском фронте рассматриваются как острый конфликт между большевистской государственностью и крестьянской массой, который в условиях Гражданской войны был неминуем. Книга предназначена для историков, обществоведов и всех, кто интересуется историей России XX в. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Часть I

Первые мобилизации в Красную армию в Пермской губернии и начало уклонения от призыва и дезертирства крестьян (май-декабрь 1918 г.)

«Угрожала опасность жизни и разорение домашности»: причины, способы и масштабы уклонения от призыва и дезертирства крестьян

Дезертирство из Русской императорской армии, как массовое явление, возникло в годы Первой мировой войны. Зимой 1915/16 г. в плену у противника находилось 2 млн военнослужащих, а дезертиров насчитывалось 1,5 млн, что вместе составляло треть всей армии и около половины армии, находившейся на фронте. Увольнение старших возрастов и отпуск части солдат, призванных из деревни, на полевые работы усугубляли положение¹. Основную массу дезертиров составляли крестьяне, на социально-экономическое положение, повседневность и сознание которых Первая мировая война оказала сильнейшее воздействие².

Вместе с тем уклонение крестьян от призыва и их дезертирство из рядов армии во времена Первой мировой, а позднее Гражданской войны — два сильно разнящихся явления³. Это касается как факторов, так и способов уклонения и дезертирства. Более того, эти отличия в немалой степени породили и отличия в методах борьбы властей (имперского правительства, Временного правительства, Совета народных комиссаров) с уклонением и дезертирством крестьян⁴.

Опыт Первой мировой и Гражданской войн свидетельствует о том, что для уклонения от призыва в армию и дезертирства из ее рядов существовало множество причин. При этом выделить «в чистом виде» какую-либо одну причину, которая побуждала уклониться или дезертировать, при анализе сохранившихся документальных материалов крайне сложно. Эти явления вызывались, как правило, многими общими факторами и конкретными причинами. На решение того или иного военнослужащего или группы солдат уклониться или дезертировать обычно влияло сочетание нескольких причин, обусловленных общими факторами.

Рассмотрение этих причин начнем с их предварительной систематизации.

* * *

Предварительно все причины можно свести в четыре основных группы: военно-политические, экономические, социальные и психологические.

Военно-политические причины: влияние политических партий; увлечение солдат политикой; принудительный характер мобилизаций; близость фронта; перемещение линии фронта; дезорганизаторские действия принудительно мобилизованных в ряды Красной армии; бюрократизация военных учреждений; дискредитация Красной армии в глазах значительной части мобилизованных как следствие работы советских учреждений и партийных органов; неуставные отношения в армии; непринятие или недостаточная действенность мер по предотвращению уклонения и дезертирства.

Экономические причины: разруха на транспорте, невозможность доставки продовольствия, нехватка обмундирования, т. е. плохое снабжение Красной армии в целом и тех или иных групп военнослужащих в частности; отрыв мобилизуемых от хозяйственных и полевых работ; реквизиции зерна, скота, лошадей и т. д. на нужды Красной армии.

Социальные причины: изменение социального состава армии за свет мобилизации крестьян и старых военных специалистов, социальная незащищенность военнослужащих и их семей (отсутствие льгот, пособий); произвол, безразличие и бюрократизм местных властей в отношении членов семей военнослужащих.

Психологические причины: страх смерти; переживание мобилизуемых за благополучие семьи и хозяйства; всеобщая паника на фронте вследствие слухов об успешном наступлении противника («Обходят!»), а также слухов о поражении или массовой сдаче в плен; физическая и моральная усталость; болезни; гибель земляков и боевых товарищей; религиозные убеждения; малодушие местных и армейских работников, занимавшихся борьбой с уклонением и дезертирством.

* * *

Декретом Совнаркома РСФСР от 15 января 1918 г. было положено начало строительству регулярной Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА) на основе принципа добровольности.

Одной из трудностей, которая возникла с началом формирования РККА и продолжала сохраняться в последующие годы, была острая нехватка финансовых средств. А ведь добровольно вступавшие делали это в том числе из материальных соображений. Поступая на службу, они считали, что Советская власть не должна скупиться на их жалованье.

Так, 28 января 1918 г. председателю Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК) Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Я.М. Свердлову пришло письмо, в котором «солдаты финского стрелкового полка» (точное название полка установить не удалось) обратились с характерной просьбой:

«Товарищ председатель, покорнейше просим Вас сделать доклад на Всеобщем собрании ВЦИК. Нами встречено на столбцах газеты „Правда“ предложения Главковерха Крыленко о формировании социалистической армии исключительно из добровольцев. Да, это истинный путь для закрепления Революции, земли, воли и мира. Товарищ, председатель, прокатилось эхо и замерло. На бумаге писалось, а на деле не исполнялось. Нет точной формалистики, по которой могли бы руководствоваться люди, желающие стать в ряды этой армии. Не указано точного оклада жалования по должности и в рядах. Одни говорят 50, другие — 80 рублей в месяц. Так что определенного ничего нет. С природой человека родится с ним добро и зло, при теперешней нашей жизни побивает зло добро… Просим вас о скорейшей выработке оклада жалования. Так, чтобы могло равняться в среднем заработкам рабочего на заводе, хотя рабочий и кормится из этой суммы. Но надо считаться с тем, что они находятся в безопасности. А не за эти несчастные 50 рублей решаться ежеминутно своей головой. Только при таких условиях нашего мышления можно надеяться на скорый успех формирования социалистической армии»⁵.

Надо полагать, подобных обращений было немало.

22 апреля того же года ВЦИК принял декрет «О сроке службы в Красной армии», которым устанавливалось, что каждый гражданин, добровольно вступающий в РККА, обязан прослужить в ней не менее шести месяцев. Ранее этого срока и самовольно покинувший армию должен быть подвергнут ответственности, «вплоть до лишения прав гражданина Советской республики»⁶.

Тремя неделями ранее, 31 марта 1918 г., приказом Высшего военного совета, сразу после назначения Л.Д. Троцкого его председателем, был создан Приуральский военный округ, который декретом СНК РСФСР от 14 мая 1918 г. был преобразован в Уральский военный округ, состоящий из Вятской, Пермской, Уфимской, Оренбургской и Казанской губерний с центром в Екатеринбурге (в августе-ноябре 1918 г. округ подчинялся командованию 3-й армии, в апреле-ноябре 1919 г. — РВС Восточного фронта).

29 мая 1918 г. для управления округом был сформирован Уральский окружной военный комиссариат в составе окружного военного комиссара Ф.И. Голощекина, военного комиссара С.А. Анучина и военного руководителя Д.Н. Надежного⁷.

Тогда же, 29 мая, ВЦИК принял постановление «О принудительном наборе в Рабоче-крестьянскую Красную армию рабочих и беднейших крестьян», которым добровольческий принцип комплектования Красной армии заменялся всеобщей мобилизацией «для отражения обнаглевшей, на почве голода, внешней и внутренней контрреволюции»⁸. Классовый принцип построения армии распространялся на рабочих и крестьян. Вооружение буржуазии, в том числе и деревенской, исключалось⁹.

10 июля 1918 г. Троцкий, уже народный комиссар по военным и морским делам, выступил на V Всероссийском съезде Советов с тезисами о Красной армии. Он особо подчеркнул, что она должна быть построена на основе жесткой революционной дисциплины. «Хулиганские элементы, которые грабят и насилуют местное население или устраивают мятежи, шкурники, трусы и дезертиры, которые покидают боевые посты, должны караться беспощадно»¹⁰. В его тезисах также говорилось о необходимости привлекать к ответственности командный состав за непринятие мер по борьбе против дезертирства.

* * *

По данным на 1920 г., площадь Пермской губернии составляла 165 962,69 кв. км с населением 1800 403 человек, из них мужчин — 801982, женщин — 998 421 (до Первой мировой войны численность населения губернии составляла 3 809 720 человек). В городе Перми проживали 33 063 мужчины и 36 982 женщины, то есть 70 045 человек.

Национальный состав губернии был пестрым: русские — 1329 086, украинцы — 938, белорусы — 3259, поляки — 1571, остальные славянские народы — 171, литовцы — 544, латыши — 1523, романские народы — 79, немцы — 1549, евреи — 3529, грузины — 5, греки — 10, армяне — 19, финны — 130, вотяки — 6778, эстонцы — 703, зыряне — 4346, пермяки — 114 020, меря—1732, татары — 32487, башкиры, тептяри — 48 426, чуваши — 108, китайцы, японцы — 317, прочие народности — 2515 человек¹¹.

До революции в Пермскую губернию входили 12 уездов: Верхотурский, Екатеринбургский, Ирбитский, Камышловский, Красноуфимский, Кунгурский, Осинский, Оханский, Пермский, Соликамский, Чердынский и Шадринский. Постановлением НКВД РСФСР от 15 июля 1919 г. из Пермской губернии была выделена Екатеринбургская губерния в составе Екатеринбургского, Верхотурского, Ирбитского, Камышловского и Шадринского уездов. В Пермскую губернию вошли шесть уездов: Пермский, Кунгурский, Осинский, Оханский, Усольский (бывший Соликамский) и Чердынский, в совокупности составлявшие 254 волости.

Установление Советской власти в Пермской губернии, равно как и строительство РККА, имело свои особенности. Ввиду разнородности населения, а также неодинакового отношения к большевикам Советская власть встречала немалое сопротивление и была установлена в некоторых районах значительно позже остальных.

Например, в Чердыни в Совете рабочих и солдатских депутатов, который был создан 20 марта 1917 г., большинство составляли меньшевики, эсеры и беспартийные. Это связано с тем, что до революции уезд являлся местом политической ссылки, и большая часть ссыльных состояла из меньшевиков и эсеров. Чердынское уездное земское собрание вынуждено было признать Совет, включив в свой состав его представителей. Первые большевики появились только в октябре 1917 г., а установление Советской власти растянулось до марта 1918 г. Совет, как политическая организация, с момента его образования имел сильные позиции, и Земское собрание поддержало его, в связи с чем принято говорить о сложившемся здесь двоевластии.

Кроме того, в Чердынь и Соликамск были отправлены отряды Красной гвардии, которые разгоняли земства и небольшевистские Советы. В Перми в середине мая восстали рабочие Главных железнодорожных мастерских и Мотовилихинского завода. 27 мая Оса и Осинский уезд были объявлены на военном положении¹². Это обеспечило переход власти к Советам.

В конце мая 1918 г. в Пермской губернии введено военное положение, что совпало с переходом от добровольческого принципа формирования РККА к мобилизационному. Началось строительство Красной армии и в Пермской губернии.

На основании декрета СНК РСФСР от 8 апреля 1918 г. «О волостных, уездных, губернских и окружных комиссариатах по военным делам» приказом Пермского губернского военного комиссара от 11 июня 1918 г. было организовано семь уездных военных комиссариатов: Пермский, Кунгурский, Осинский, Оханский, Верхотурский, Соликамский, Чердынский¹³.

Из анкеты Осинского уездного военного комиссариата (к 3-му съезду военкомов и военруков Уральского военного округа) мы узнаем, что таковой был сформирован 1 июня 1918 г. в составе военных комиссаров — И.Е. Колегова, П.М. Веретенникова, военного руководителя — А.П. Банникова (бывший прапорщик, войсковой техник, анархист-коммунист). В волостях было образовано 56 комиссариатов. При уездном военкомате подготовили пять «казарм», в которых были «устроены нары на 1000 человек, вполне пригодные в санитарном отношении». По словам военного комиссара, «…освещение керосином достаточно…, чувствуется недостаток ламп. Предметы продовольствия получаются из уездпродкома и часть из губвоенкома. Нет крупы, масла, чаю, табаку, в каковых чувствуется нужда. На учете состоит всего в возрасте от 16 до 40 лет 38 039 человек. Родившихся 1898 г. подлежит мобилизации 1853 человек. Какова работа волостных комиссариатов: в связи с восстанием белогвардейских банд, с занятием ими до 20 волостей, работа протекает не в нормальных условиях»¹⁴.

23 июня для управления гарнизоном при Пермском губернском военном комиссариате учреждается Комендантская часть, начальником которой был назначен С.С. Гильденбрант¹⁵. В городе Перми 5 июня утвержден военный комиссариат в составе Синицына, Кержакова и Андреева¹⁶.

Практически сразу с началом военных действий против выступивших на борьбу с Советской властью возникла частая смена руководящего состава военкомата. Очень скоро выяснилось, что данное явление стало характерным для всех органов власти на уровне как губернии, так и уезда и волости.

26 июня на должность военного руководителя при Пермском губернском военном комиссариате получил назначение Николай Михайлович Фокин¹⁷.

9 августа в должности военного комиссара был уже С.А. Окулов — георгиевский кавалер, унтер-офицер лейб-гвардии Преображенского полка. Будучи комендантом города Перми и начальником гарнизона, он без боя сдал город 25 декабря 1918 г., за что чуть не был расстрелян комиссией ЦК, возглавляемой Дзержинским, однако реабилитировал себя, когда принял непосредственное участие в освобождении Перми 30 июня 1919 г.¹⁸

Уездный военный комиссариат являлся главным военным учреждением в уезде. Он должен был давать указания, руководить и наблюдать за деятельностью волостных комиссариатов и подведомственных ему войсковых частей, управлений, учреждений и заведений военного ведомства. В его ведении находились строевая и хозяйственная части самого комиссариата, допризывная подготовка и всеобщее военное обучение трудового населения, плановое формирование порученных ему войсковых частей, их подготовка и служба, комсостав, учет военнообязанных, поставка лошадей, повозок и упряжи в войска и все вопросы военной службы. Уездный военкомат должен был удовлетворять всеми видами довольствия (продовольственным, вещевым, денежным, квартирным, артиллерийским и инженерным, санитарным и ветеринарным) волостные военкоматы, а также войсковые части, управления, учреждения и заведения военного ведомства, расположенные в уезде¹⁹.

В случае необходимости при уездном военкомате должен был учреждаться пересыльный пункт.

Уездный военный комиссариат находился в прямом подчинении уездного военного комиссара. Военнослужащие уездного военкомата должны были избираться и назначаться на должности первых четырех разрядов, избираться по соглашению губвоенкомата с соответствующими окружными управлениями²⁰.

При организации волостных военных комиссариатов уездным волостным комиссариатам предоставлялось право объединять волости в районы для создания общего для всего района военного комиссариата с правом волостного²¹.

Волостные комиссариаты должны были обращаться только в «свой» уездный комиссариат. В особых случаях им разрешалось непосредственно обращаться в губернский комиссариат, ставя в известность «свой» уездный комиссариат.

Через волостные или районные Советы должна была производиться выдача пайков семьям красноармейцев по их месту жительства. В случае невозможности этого (пребывание семьи в занятых противником местностях и т. д.) — на руки красноармейцу: тогда пособие должно было выдаваться по предоставлении исчерпывающих данных о составе семьи.

Губернский военный комиссариат мог возбуждать ходатайство о предоставлении права производить выдачу пайков по ставкам, соответствующим прожиточному минимуму каждого неработоспособного члена семьи с тем, чтобы общий паек семьи не мог превышать 100 руб. в месяц²².

* * *

Для борьбы с Чехословацким корпусом, Народной армией Комитета членов Учредительного собрания (Комуча) и Сибирской армией Временного Сибирского правительства 13 июня был образован Восточный фронт под командованием левого эсера М.А. Муравьева. На Среднем Урале был образован Северо-Урало-Сибирский фронт, реорганизованный в конце июня в 3-ю армию под командованием Р.И. Берзина. 3-й армии противостояли части Екатеринбургской группы Сибирской армии под командованием полковника С.Н. Войцеховского, а затем Р. Гайды.

Приказом Пермского губернского военного комиссариата от 12 июня 1918 г. для объединения деятельности по организации боевых частей, проведения мобилизации в Красную армию и ведения боевых операций в Пермской губернии при военном комиссариате был образован Оперативный отдел. Начальником отдела был назначен член коллегии Народного комиссариата по военным делам В.А. Трифонов. Начальником штаба Оперативного отдела стал член коллегии Отдела формирования и обучения при Всероссийской коллегии Красной армии Ф.П. Никонов, военным комиссаром — С. Окулов, заведующим Отделом формирования и обучения — Пинягин²³.

23 июня 1918 г., согласно инструкции к декрету СНК от 8 апреля 1918 г. «О волостных, уездных, губернских и окружных комиссариатах по военным делам», для управления гарнизоном при Пермском губернском военном комиссариате учреждалась Комендантская часть, начальником которой был назначен Сергей Сергеевич Гильденбрант²⁴.

В Богословской волости Оханского уезда был учрежден волостной военный комиссариат в составе Сергея Александровича Машьянова, Ивана Павловича Каржина и Ивана Алексеевича Архипова²⁵. 5 июня был утвержден военный комиссариат завода Мотовилихи в составе Синицына, Кержакова и Андреева. 22 июня был утвержден состав Пермского уездного военного комиссариата в лице Федора Ефимовича Колобова и Николая Трифоновича Ершова²⁶. Военным комиссаром Усольского уезда был назначен Коуров²⁷.

* * *

В своей работе губернский, уездные и волостные военные комиссариаты столкнулись с дезертирством, как массовым явлением, не сразу.

После обнародования объявлений о призыве на службу в Красную армию наблюдались лишь отдельные случаи уклонения. Такие события, как Ижевско-Воткинское и другие восстания, происходившие летом 1918 г., несмотря на то, что следствием их стало дезертирство из РККА, не были связаны с нежеланием служить среди крестьян, а, как будет показано ниже, имели сугубо политические и социально-экономические причины.

В начале Гражданской войны причин нежелания служить в новой армии у крестьян было несколько. Прежде всего таковой явился страх быть убитым, который дополнялся беспокойством за свою семью и хозяйство.

В июне 1918 г. военный комиссар Ошьинской волости Осинского уезда заявил военкому города Осы, что из 23 красногвардейцев «изъявил желание служить в рабоче-крестьянской армии только один человек»²⁸. В том же уезде в с. Фоки мобилизованные, не желавшие служить в армии, убили несколько членов волостного исполкома²⁹.

Вместе с тем списки мобилизуемых составлялись волостными комиссарами регулярно, без каких-либо промедлений. Желающих служить было более, чем требовалось, а количество дезертиров незначительным. Среди добровольцев были те, кому едва исполнилось 16 лет. Скорее всего, служба в Красной армии привлекала революционно настроенную крестьянскую молодежь возможностью активной борьбы, жаждой «приключений», самой неизвестностью и одновременно престижностью. Для низших слоев это была еще и возможность «выбиться в люди», сделать военную карьеру.

В приказе Пермского губернского военного комиссариата от 9 августа 1918 г. отмечалось, что, «по некоторым сведениям, основную часть добровольцев составляют мальчики 16–18 лет», при том что декретом ВЦИК 25 апреля 1918 г. призывной возраст определялся с 18 лет и указывалось, что «16–18 летние добровольцы не вполне пригодны для военной службы, так как тяжесть этой службы не соответствует физическому их развитию, к тому же от этого возраста нельзя ожидать вполне сознательного отношения к делу»³⁰. Иначе говоря, энтузиастов, не достигших призывного возраста, рекомендовалось отправлять домой до возмужания.

Помимо военкоматов списки иногда составляли учреждения, не имеющие на то право и без каких-либо оснований. Приказом Пермского губернского военкомата от 16 июля 1918 г. во исполнение приказа народного комиссара по военным делам Л.Д. Троцкого от 10 июля 1918 г. руководителям военных округов и губернским областным комиссариатам по военным делам запрещалось проводить на местах мобилизации местным органам управления, за исключением случаев, когда «по боевой обстановке проведение таковых являлось необходимостью и в короткий срок, при отсутствии возможности по телеграфу испросить распоряжения высшей государственной власти»³¹. При возникновении «надобности в местной мобилизации» следовало доносить об этом народному комиссару с указанием оснований³².

Приказ Пермского губвоенкомата был вызван тем, что на местах производились мобилизации по инициативе местных органов управления «на весьма разнообразных основаниях». В приказе подчеркивалось, что «такой порядок вносил дезорганизацию в общее Государственное дело обязательной военной службы, установление которой было предложено»³³.

Наряду с этим различного рода трудности в деле комплектования Красной армии личным составом вынуждали местных большевиков нередко переходить к насильственным мобилизациям. В разных источниках, в частности в переписке между военными учреждениями, упоминаются «обязательные» и «принудительные» мобилизации. Термин «обязательные мобилизации» употреблялся теми, кто их проводил посредством приказов и повесток военных учреждений.

Термин «принудительные мобилизации» означал конвоирование мобилизованных к месту службы, применение физической силы, оружия, угроз, уговоров или морального нажима. Он часто использовался самими мобилизованными, чтобы в критический момент снять с себя ответственность за службу в армии. Так, военнослужащий, попавший в плен к противникам большевиков, на вопрос, почему он пошел служить в Красную армию, мог уверенно ответить, что «был принудительно мобилизован». С этой целью на призывных пунктах мобилизуемые нередко просили выдать справку или указать в военном билете принудительный характер службы. Так, 26 апреля 1920 г. в Пермскую губЧК поступила сводка, «в коей, между прочем, определенно указывалось, что делопроизводитель Пермского уездного военкомата некто Субботин совершает подделку документов, которые и выдает за известную мзду: продукты и прочее, красноармейцам»³⁴.

Подобные справки-«удостоверения» выдавались все теми же сельскими обществами при участии ревкомов, что имело место в декабре 1918 г. Возможно, сельские общества таким способом активно пытались помочь крестьянам обезопасить свою жизнь на случай отступления Красной армии и попадания в плен к противникам большевиков. Известны факты, когда сельские общества проводили собрания и выдавали крестьянам справки о принудительной мобилизации в белую армию на случай ее отступления. Если обратиться к более поздним показаниям на сельских сходах дезертиров из Красной армии, а также тех, кто добровольно служил на стороне белых или принимал участие в Ижевско-Воткинском восстании, то выясняется, что общества осуждали их, не поддерживали³⁵.

Мобилизации проходили регулярно на основании декретов, приказов, распоряжений и предписаний центральных и местных органов Советской власти, распространявшихся на разные категории населения — рабочих, крестьян, офицеров и унтер-офицеров 1890–1898 гг. рождения. Так, за декретом СНК от 29 июля последовал приказ СНК от 2 августа, затем телеграмма Пермского губвоенкомата от 2 сентября, телеграмма того же учреждения за 28 сентября, далее — распоряжение командующего особыми отрядами 3-й армии от 1 октября о мобилизации в Красную армию³⁶.

Приказ по войскам 3-й армии Восточного фронта от 26 сентября 1918 г., изданный во исполнение приказа РВСР от 11 сентября 1918 г., предусматривал призыв на действительную военную службу на всей территории Республики всех граждан, родившихся в 1898 г., бывших офицеров и военных чиновников 1890–1897 гг. рождения, бывших унтер-офицеров, родившихся в 1890–1897 гг. Согласно приказу призыв следовало начать 1 октября: бывших офицеров, военных чиновников и унтер-офицеров, в том числе родившихся в 1898 г. В приказе также говорилось: «Прочих граждан, родившихся в 1898 году — с 15 сентября и окончить не позже 15 ноября, причем точные сроки призыва устанавливать губернским военным комиссариатам. Все лица, призываемые на военную службу по этому приказу, задерживаются на таковой впредь до указания РВСР. Ответственность за несвоевременную явку призываемых возложить не только на окружные, губернские, уездные и волостные комиссариаты по военным делам, но и главы семей, которым принадлежат призываемые, председателей совдепов, комитетов бедноты, фабрично-заводских и домовых комитетов по месту работы и жительства призываемых. Обеспечить успех призыва тщательной его подготовкой. Из призываемых сформировать 5 дивизий с запасными к ним частями в Уральском военном округе. В Вятской губернии 1 пехотный полк, в Пермской 1 пехотный полк. Итого в Уральском военном округе 2 пехотных полка, подлежащие сведению в 1 бригаду вместе с одним полком из Приволжского военного округа»³⁷.

* * *

Нежелание вступать в ряды Красной армии в ряде районов Пермской губернии не стало массовым явлением, тем не менее летом 1918 г. начались антисоветские мятежи. Мобилизации послужили поводом для открытого конфликта большевиков с их противниками, которые, используя антивоенные настроения в обществе, путем агитации и пропаганды, а также угроз пытались привлечь на свою сторону местное население и призывали к организованной борьбе против Советов. Так, в июне 1918 г. в Усолье прибыл член Пермского губисполкома, представитель от партии эсеров Токсунов. Он организовал собрание, на котором убеждал в необходимости борьбы с большевиками и оказании помощи двигавшимся на Дальний Восток чехословакам³⁸.

Отдел по борьбе с контрреволюцией Пермской губернской ЧК в отчете от 18 ноября отметил, что «ярые выступления» по причине мобилизаций произошли в Ильинской, Сретенской и Вознесенской волостях Соликамского уезда. «Местными кулаками были избиты председатель совета и председатель комитета деревенской бедноты». Выступления были подавлены. После проведенных митингов членом отдела Комольцевым мобилизации «прошли успешно»³⁹.

В Кунгурском уезде в выступлениях участвовало до 10 000 крестьян. В Красноуфимском уезде в конце июля из-за мобилизаций в антисоветских выступлениях приняло участие население 23 волостей из 25⁴⁰. В конце августа крестьяне 12 волостей Оханского уезда отказались производить мобилизацию⁴¹.

Между тем 25 июля части 3-й армии оставили Екатеринбург и отошли к Тагилу. В первой половине августа их попытка наступления на Екатеринбург закончилась неудачей. В августе начались бои в районе Кунгура и Лысьвы, где многие населенные пункты переходили из рук в руки⁴².

16 августа в Стряпунинской волости Пермского уезда 16 человек объявили о всеобщей мобилизации и вооружении против Советов. Мобилизация распространялась на лиц от 19 до 45 лет⁴³. В том же уезде крестьяне Богородской волости организовали собрание, на котором призывали противодействовать мобилизации в Красную армию⁴⁴.

7 августа в Сепычевской волости Оханского уезда комиссар Мальцев выступил с резолюцией левых эсеров: «Нам необходимо захватить власть, чтобы как можно скорее созвать Учредительное собрание. Проходит третий месяц революции. Зачем же вы, товарищи большевики, объявив мобилизацию крестьянских солдат, не подумали, что вы от них отбираете хлеб, скот, которые крестьяне наживали своим 16-часовым трудом и полагали, что они пойдут вас защищать?»⁴⁵. Тот же Мальцев заставлял крестьян от 18 до 40 лет вооружаться и сражаться против большевиков во время Сепычевского восстания. Это восстание вспыхнуло из-за мобилизации и продовольственной диктатуры большевиков 18 августа в с. Сепыч Оханского уезда и вскоре охватило шесть волостей⁴⁶. Советские работники, коммунисты, красноармейцы и их семьи были убиты местными зажиточными крестьянами и офицерами.

После подавления восстания из Перми был вызван следователь Пермской губЧК Комольцев, который организовал в Сепычах работу чрезвычайной следственной комиссии. В комиссию вошли представители: от губЧК — Воробцов, от губуправления — Тронов, от Верещагинской ЧК — Пермяков, от красногвардейских отрядов — Чазов, от Сепычевского исполкома — Кропотин, от Бубинского совета — Тиунов и Горбунов, агент ЧК и член московского Совета Матвеева⁴⁷.

Комиссия приступила к следствию, розыску убитых и установлению главных зачинщиков восстания. ГубЧК вынесла постановления о расстреле 83 человек — представителей сельской буржуазии, офицеров и священников. Приговоры были приведены в исполнение. Среди расстрелянных был председатель Кулигинского волостного Совета Глазовского уезда Вятской губернии Я. Бузмаков, который, будучи в нетрезвом виде, «призывал идти в село Сепыч и убивать красноармейцев», называя их «советскими шпионами». Участники выступления были привлечены к принудительным общественным работам, заключавшимся в восстановлении разрушенных сооружений. 200 человек были оштрафованы. Несмотря на то, что восстание удалось подавить, некоторым его участникам удалось скрыться⁴⁸.

11 августа Пермский губернский военком постановил призвать на военную службу всех заводских рабочих, указав при этом, что предприятия, обслуживающие военные нужды, закрытию не подлежат, занятые в них рабочие остаются на своих местах и их призыв будет определен последующим постановлением⁴⁹.

Помимо недалеких военных действий и вспышек вооруженной борьбы в губернии важным фактором, влиявшим на ход мобилизаций, на масштабы уклонения и дезертирства стали сельскохозяйственные работы. Нежелание крестьян отрываться от них и тем наносить ущерб своему хозяйству стал серьезным препятствием при проведении мобилизаций.

Когда в августе 1918 г. в Осинском уезде была объявлена мобилизация офицеров и унтер-офицеров (основную массу последних составляли грамотные крестьяне-фронтовики), рожденных в 1893–1895, 1896 и 1897 гг., население возмущалось тем, что это случилось в разгар уборки хлеба: «Лучше, если бы призыв начался позднее недели на 2—З»⁵⁰. В сводках губЧК отмечалось, что в Камышловском уезде на этой почве «отношение населения к Красной армии не вполне доброжелательное»⁵¹. В Кузинской волости Екатеринубргского уезда также «ввиду страдного времени мобилизация протекала плохо»⁵². В Никулинской и Останинской волостях Пермского уезда в октябре имели место попытки «контрреволюционеров» организовать восстание вследствие недовольства крестьян мобилизацией⁵³.

Одновременно с переходом к мобилизациям в Красную армию на территории Советской России большевики установили и твердо проводили в жизнь государственную монополию торговли хлебом. Для решения продовольственной проблемы в мае 1918 г. Народный комиссариат по продовольствию (Наркомпрод) был наделен неограниченными чрезвычайными полномочиями по закупке хлеба по низким государственным ценам, свободная торговля запрещалась, были введены карательные меры против лиц, скрывающих хлебные «излишки», и отказывающихся продавать зерно государству по установленным им ценам (ниже рыночных). Под «излишками» имелась в виду та часть собранного урожая хлебов, которая за вычетом продовольственного и фуражного зерна, необходимого для пропитания крестьянской семьи и прокорма скота, а также для засева полей на следующий год, могла быть продана на рынке. Тем самым правительство большевиков сделало решительный шаг в направлении, совершенно противоположном чаяниям и интересам крестьян: вместо свободной торговли по рыночным, «вольным», ценам оно ввело продовольственную диктатуру (проддиктатуру).

Экономическая политика большевиков, конкретные мероприятия местной Советской власти в хозяйственной области — национализация промышленных предприятий, введение государственной монополии хлебной торговли и запрещение частной торговли хлебом, конфискации хлеба по низким государственным ценам⁵⁴ — вели к росту недовольства Советской властью в крестьянской среде⁵⁵, а также среди рабочих. Нарастало сопротивление большевикам, что закономерно оборачивалось ростом числа уклонившихся от мобилизации в Красную армию и дезертиров из войсковых частей. Многие из уклонившихся и дезертиров пополняли как вооруженные силы Белого движения, возникшего как альтернатива большевистской государственности, так и прочие силы антибольшевистского сопротивления⁵⁶.

* * *

7 августа 1918 г. началось антибольшевистское Ижевско-Воткинское восстание. Его ход и подавление во многом определили политические настроения пермского крестьянства в последующие 1919 и 1920 гг., породили массовое уклонение от призыва и дезертирство уже призванных крестьян из частей Красной армии. В источниках можно встретить утверждения, что восстание вспыхнуло по причине мобилизаций в Красную армию. В воспоминаниях одного из руководителей восстания — командира Ижевского стрелкового полка А.Г. Ефимова — утверждается, что большевики посылали продотряды, чтобы отбирать у крестьян хлеб для голодающих городов и Красной армии, и поэтому у крестьян были свои счеты с большевиками. При этом на вооружение крестьянских отрядов, которые участвовали в восстании, было выдано не менее 60 000 винтовок⁵⁷.

Как нам представляется, на Ижевско-Воткинском восстании в соседней Вятской губернии как факторе роста уклонения от службы в Красной армии и дезертирства необходимо остановиться подробнее.

Состав участников восстания не был однородным, а комплектование повстанческих частей, как и в целом частей Народной армии, далеко не всегда шло за счет добровольцев — проводились и принудительные мобилизации.

Можно выделить две основные группы. Первая — активные участники, а именно противники Советской власти, недовольные запретом продавать хлеб на рынке по «вольным ценам» (проддиктатурой большевиков) и мобилизациями в Красную армию. Это зажиточные крестьяне, бывшие офицеры, представители партий меньшевиков и эсеров, чье влияние, однако, не было существенным. Вторая — принудительно мобилизованные крестьяне, не желавшие воевать, и разными способами намеренно избежавшие призыва в Красную армию, несмотря на то, что Советской власти в общем «сочувствовали».

Последние оказались в антибольшевистских вооруженных формированиях, когда наиболее активные противники большевиков проводили насильственные мобилизации среди местного населения. После поражения восстания эта часть восставших предпочла вернуться домой. Впоследствии они были определены большевиками как «добровольцы белых» (были репрессированы или оставлены без особого внимания), причем они стремились вернуться на прежнее место работы, чтобы вновь получить отсрочку от призыва в Красную армию. Так, в Заводо-Михайловской волости председатель коллегии по управлению заводом сообщал Осинскому уездному военному комиссару: «Из колчаковской белой гвардии возвратился в Михайловский завод ранее работавший у нас слесарь Николай Степанович Баранов, 27 лет. В белой гвардии он был с ноября 1918 г. и вступил в нее по рассказам рабочих под давлением белогвардейцев и под страхом террора, проведенного у нас в то время белыми. Советской власти сочувствовал. Можем ли мы взять его на наш химический завод как нужного работника?»⁵⁸. На это Осинский уездный военком ответил резко отрицательно: «Баранов подлежит мобилизации и не может остаться как работник на заводе»⁵⁹.

Более 300 участников дала восстанию Тойкинская волость Оханского уезда. После поражения восстания в ноябре, во время отступления постанческих частей ижевцев и воткинцев с ними ушли 1500 жителей Пермской губернии, среди которых были женщины, старики и дети. Вряд ли их можно причислить к добровольцам. Когда они начали возвращаться домой, то говорили, что «были в подвалах» или «насильно мобилизованы»⁶⁰.

Как указывалось, ранее сельскими обществами при участии ревкомов выдавались удостоверения о принудительном характере службы при оставлении Перми. Позже, после освобождения губернии, это было чуть ли не единственным доказательством «невиновности» мобилизованных. Они рассказывали на сельских сходах об их добровольности или принудительности, и они же выдавали тех сельчан, от которых пострадали крестьянские семьи, в том числе семьи красноармейцев. Иногда в характеристике дезертиров сельскими обществами можно встретить термин «случайно мобилизованный»⁶¹.

В дальнейшем члены обществ помогали чекистам в поиске бандитов. Например, старший милиционер Сайгатской волости Осинского уезда Афанасий Еговцев 15 сентября 1919 г. докладывал уездному комиссару о взятии в заложники сельчан, скрывающихся от мобилизации в Красную армию, с указанием, что «к сему списку прилагаются одобрения обществ всех упомянутых заложников»⁶². Таким образом, борьбу с дезертирством начали вести сельские общества, что свидетельствовало о прочном крестьянском укладе. До 1919–1920 гг. свои показания дезертиры давали сельским обществам, ревкомам, милиции, а затем уже — комдезертирам, исполкомам, ячейкам РКП(б), ОГПУ.

Многие участники Ижевско-Воткинского восстания действительно были мобилизованы принудительно. М.М. Шадрин отмечал в своих показаниях: «Мобилизовали меня в Белую армию в августе 1918 г., загнали меня и прочих граждан д. Богодуй, под силой оружия вынужден был сражаться против Красной армии»⁶³. А. Кострюков рассказал о том, что его заставил воевать с красными комендант завода «Ножовка» П.Г. Кузнецов, который ему приказал: «Бери в руки винтовку и иди на фронт против власти советов, а если не пойдешь — то становись к стенке»⁶⁴. Ф.Е. Морозов признавался: «При занятии Рождественской волости белыми, я находился дома, ко мне пришли наши граждане и приказали мне идти на Воткинский завод вооружаться, что я и исполнил, боясь их угрозы… Мне дали винтовку и зачислили в 1-й Воткинский батальон, в распоряжение капитана Юрьева, где я и находился по охране р. Кама, дабы красные не могли переправиться. После… белые отступили за Каму на левый берег и всю нашу дивизию расформировали… Я уехал вместе с ними в Сибирь. Доехав до Новониколаевска, я остановился и проживал там до прихода красных войск, а когда они пришли, то меня зачислили в строительный отряд Омской железной дороги…»⁶⁵.

Понимая, что фронт совсем близко и участия в военных действиях не избежать, некоторые крестьяне делали выбор не в пользу Красной армии. Так, один из них, Е.Н. Глумов, во время мобилизации, проводившейся Осинским уездным военным комиссариатом, на сборный пункт не явился, а добровольно ушел в Воткинск. В Маркетовской волости он расстрелял 12 человек (видимо, сочувствовавших Советской власти; по документам точно установить не удалось). Впоследствии, после отступления повстанцев, скрывался в лесу⁶⁶.

Скрывавшиеся в лесу уклонившиеся от призыва и дезертиры стали объединяться в группы и отряды, действия которых быстро превратились в бандитизм. Они грабили и убивали прежде всего крестьян, сочувствовавших Советской власти и участвовавших в работе советских учреждений, комитетов бедноты и т. д. С этого времени в документах ЧК, военных комиссариатов и других советских учреждений дезертиров фактически стали приравнивать к бандитам, а бандитизм, в котором участвовали дезертиры из Красной армии, считать «политическим».

Во второй половине 1919 г. проблема дезертирства в Пермской губернии обострилась. С одной стороны, помимо дезертиров из Красной армии появились дезертиры из колчаковских войск, и в целом дезертирство стало перерастать в социально-политическое явление — бандитизм. С другой стороны, органы Советской власти, реагируя на это, резко активизировали использование всего накопленного за первую половину года арсенала методов и средств борьбы с дезертирством, прежде всего карательных, репрессивных. Этому способствовали также победы Красной армии на Восточном фронте, разложение колчаковских частей и откат линии фронта за Урал (на фоне поражений Красной армии на Южном фронте и успешного наступления армий генерала А.И. Деникина на Москву⁶⁷).

Распространению «политического бандитизма» способствовало недовольство крестьян продовольственной политикой и другими шагами большевиков, которые задевали их интересы и наносили им ущерб. Это недовольство выливалось, в частности, в активную поддержку крестьянами уклонившихся от мобилизации и дезертиров. В свою очередь вооруженные и организованные в отряды дезертиры еще сильнее заражали крестьянскую массу антибольшевистскими, антисоветскими настроениями. Недовольные коммунистами и Советской властью крестьяне вместе с дезертирами стали представлять собой серьезную «третью силу», способную противостоять большевистской диктатуре, всему ее карательному аппарату и ее насилию по отношению к населению⁶⁸.

Житель д. Зяблых Д.Ф. Лысков рассказывал на сельском сходе: «Бандит Н. Дегтерев проявлял контрреволюционную деятельность с осени 1918 г. Когда во время восстания Тойкинский волисполком издал приказ о сдаче населением оружия, каковое было собрано председателем деревенской бедноты, Дегтерев и его единомышленники отобрали оружие. Вооружившись, они хотели сделать подлое дело контрреволюции — убить моего сына, за его сочувствие Советской власти и за то, что последний не хотел вооружаться против таковой — не бежал к белым в Воткинск, но сына скрыли соседи от бандитов и при первой возможности он бежал в стан Советской власти»⁶⁹. П.А. Шадрин рассказывал: «Дегтерев пришел на обыск и не нашел ничего. Потом начал бить мою жену. Начал агитировать против Советской власти, говорил, что надо вырвать этих людей и их поколение»⁷⁰.

После поражения ижевских и боткинских повстанческих сил часть повстанцев, и среди них жители Пермской губернии, вынуждена была уйти за Каму. Крестьянин Рождественской волости Осинского уезда А.А. Тумяков дал такие показания чекистам по возвращении домой в 1920 г.: «По занятии волости белыми бандами я находился дома… Пришел ко мне Я.П. Пермяков и сказал, что если не пойду, то буду расстрелян. Я вынужден был идти в с. Бабки, где и вооружили… Я ходил в караул на р. Кама для охраны берега, дабы красные не могли переправиться через Каму, в караул нас назначил начальник гарнизона… Ханжин Григорий Михайлович, [который] служил офицером. В настоящее время он находится в Красной армии комиссаром… При отступлении белых последний раз я вместе с ними на своей лошади уехал в подводы до Ялуторовского уезда, где меня снова мобилизовали, отправили в Томск и зачислили в Первый Сибирский артиллерийский дивизион, в котором я пробыл до восстания красных партизан, а когда [они] пришли, меня отправили по месту жительства»⁷¹.

Среди ижевских и боткинских повстанцев оказались и те пермские крестьяне, для которых участие в восстании, в том числе и формальное, стало одним из способов избежать мобилизаций в Красную армию. Впоследствии из-за страха за свою жизнь они переходили из одной армии в другую.

Бывший участник восстания П.К. Сычев рассказывал: «Когда в 1918 г. в Воткинске свилось гнездо контрреволюции, я бежал туда по добровольному желанию из-за боязни красноармейцев, но в рядах белых войск не был, а лишь проживал в Воткинске… При отступлении бежал в Сибирь, где и находился до нашествия Колчака на нашу местность, т. е. в июне 1919 г. при последнем отступлении белых, уехал с ними… и 25 августа через фронт прибыл оттуда домой и скрывался по причине боязни»⁷².

По словам А.А. Пятунина, «при занятии… завода Ножовка белыми» он «находился дома и был арестован местными гражданами, которые взяли меня и посадили под арест… после чего направили в Воткинский завод… насильно вооружили, а затем отправили в с. Альняши Осинского уезда, из села… направили на фронт за Осинскую дубраву. Там я находился до тех пор, пока белые не заняли снова Рождественскую волость. При отступлении из Ножовки я вперед них уехал вместе с беженцами до Красноярска… При занятии [города] красными, я сдался им добровольно и пошел к коменданту города, который отправил меня в милицию, а последняя, как эвакуированного, — по месту жительства, в Рождественскую волость»⁷³.

В Осинском уезде на Рождественском волостном сходе крестьянин Бурков рассказывал односельчанам: «Я служил в белой армии с 1 ноября 1918 г. по 1 марта 1919 г. Причина служить в белой армии в силу необходимости, так как угрожала опасность жизни и разорение домашности. В прошлом 1918 г. наша местность была под Советской властью, я имел должность председателя сельского земельного отдела. Мой сын в 1918 г. ушел добровольцем в Красную армию»⁷⁴.

Крестьянин д. Сосновки Еловской волости Осинского уезда В.Т. Наборщиков рассказал в военном комиссариате свою историю, не менее характерную: «В декабре 1918 года, при подходе белогвардейских банд в Еловскую волость, я был мобилизован под силой их оружия, для чего и прилагаю удостоверение от общества, заверенное ревкомом. В настоящее время перебежал и считаю долгом явиться в военком, так как года мои подлежали мобилизации. 4 июня 1918 года в селе Елово мне была перекомиссия ввиду тяжелого ранения в голову в Германскую войну и признан комиссией не способным к военной службе навсегда с назначением пенсии 298 руб. в год, свидетельство о болезни было одобрено комиссией, но документов для возврата на право проживания я получить не успел, так как уже подходили банды, по сему и прошу военком назначить меня на Врачебную комиссию для освидетельствования, что для меня будет служить правом проживания»⁷⁵.

* * *

Рост антибольшевистских настроений в пермской деревне, Ижевско-Воткинское и другие восстания летом 1918 г. в целом не помешали проведению мобилизации в Красную армию на территории Пермской губернии. Об этом свидетельствуют количественные данные о проведении мобилизаций Осинским уездным военкоматом в июне-августе 1918 г. Эти данные для отчета в Пермский губернский военкомат были сведены в таблицы⁷⁶.

Таблица 1

Результаты мобилизационных мероприятий Осинского уездного военкомата Пермской губернии за июль-август 1918 г. (призывной возраст: 1896–1897 гг. рождения)⁷⁷

Таблица 2

Результаты мобилизационных мероприятий Осинского уездного военкомата Пермской губернии за июль-август 1918 г. (призывной возраст: 1893–1895 гг. рождения)⁷⁸

Из табл. 1 видно, что явка призванных рабочих и крестьян составляла 90 %, а бывших унтер-офицеров — 82 %. Не явились 10 %. Согласно данным табл. 2, явка призванных рабочих и крестьян составляла почти 84 %, бывших унтер-офицеров — 57 %. Не явились 17 %.

За тот же период число явившихся унтер-офицеров призывного возраста 1890–1898 гг. рождения составило 55 %, а отправленных на пополнение РККА — 46 %⁷⁹.

Наступление войск Временного всероссийского правительства (Уфимской директории) существенно повлияло на ход проведения мобилизаций, о чем прямо указывалось военными комиссарами в «примечаниях»: «Разница в графах между „подлежало призыву“ и „фактически принятых“ замечается тем, что некоторые волости уезда заняты белогвардейскими бандами»⁸⁰.

Данные по Осинскому уезду за 16 августа выглядят следующим образом: подлежали призыву граждане, не эксплуатирующие чужой труд — 4085, принято — 3013 (74 %); за 18 августа (унтер-офицеры) — 622 и 381 (61 %); за 14 сентября (все граждане) — 2178 и 138 (6 %); за 3 октября (унтер-офицеры) — 360 и 165 (46 %), за 9 октября (все граждане, включая унтер-офицеров) — 2853 и 885 (31 %)⁸¹.

31 августа 1918 г. в Пермский губвоенкомат явились 5769 человек, из которых дезертировали 233 человека (4 %), а остальные были отправлены в пермские полки⁸².

Из некоторых волостей Осинского уезда, например, Мало-Ашапской, военные комиссары сообщали об отсутствии унтер-офицеров из крестьян, ушедших на мировую войну рядовыми солдатами и дослужившихся до унтер-офицерских чинов. В отчетах волостных военкоматов уездным говорилось о невозможности их мобилизовать ввиду того, что «унтер-офицеров не было»⁸³.19 августа комиссар Аряжской волости докладывал в уездный военкомат: «Унтер-офицеры, подлежащие призыву по мобилизации 17 августа, на подводы для следования в Осу не явились. По заявлению родителей сыновья их из дома ушли неизвестно куда»⁸⁴.

Всего же количество унтер-офицеров по Осинскому уезду в это время было 543. Из них 30 — в Осе, 32 — в Рябковской волости, 44 — в Аряжской, 25 — в Савинской, 25 — в Ошвинской, 20 — в Уинской, 20 — в Аспинской, 21 — в Беляевской, 20 — в Дубровской волости. В остальных волостях уезда количество унтер-офицеров не превышало 10 человек⁸⁵.

Успех мобилизации во многом зависел от агитационных отделов военных комиссариатов. В их задачу входило проведение митингов, распространение литературы. Так, в сентябре 1918 г. в Беляевской волости Осинского уезда прошли митинги на темы: «Причина и последствия войны», «Борьба за власть рабочих и беднейшего крестьянства», «Экономическое освобождение угнетенного класса», «Контрреволюция», «Об армии капиталистов и армии рабочих и крестьян», «Об организации партии коммунистов», «Организация комитетов бедноты», «Знакомство граждан с коммуной»⁸⁶.

Военный комиссар Куединской волости Н.Н. Левкин в докладе от 22 сентября 1918 г. осинскому уездному военному комиссару отмечал: «Николай Нефедович Левкин, 21 год, сочувствующий партии левых эсеров. Весьма сожалею, что население Куединской волости до сих пор еще мало проникнуто тем патриотизмом, какое должны бы оказать в настоящий момент. Запись добровольцев в Красную армию весьма незначительна. Это зависит от того, что здесь нет лиц с агитаторскими силами, которые внушили бы им текущие события, а если какие и бывают проездом, то не делают никаких собраний, а обещают на завтрашний день, а время идет и не ждет»⁸⁷.

Однако на агитационные отделы возлагались куда более серьезные задачи. Каждый работник заполнял анкету, в которой помимо личных сведений в самом последнем пункте требовалось дать общую оценку политической ситуации в той или иной волости. Заполнялся этот последний пункт в свободной форме, но именно он и дает объективные сведения. Как правило, агитаторы уделяли ему большое внимание.

Так, в период с 5 по 9 января 1919 г. отправленный в Сайгатскую волость агитатор Пермяков докладывал: «Военный комиссариат беспартийный, военного руководства нет, секретарь мальчик 14 лет. Работает очень слабо». Далее в пункте анкеты «Если неработоспособны, что сделано вами для устранения неработоспособности» был ответ «Ничего не сделано». «Как поставлена вербовка добровольцев в Красную армию (есть ли вербовочные пункты)» — «Вербовки добровольцев совсем нет». «Организованы ли комитеты бедноты, в каких деревнях и когда» — «Организованы сословия советов во всех деревнях и селах». «Ваше впечатление об отношении населения к текущим событиям, к Советской власти, настроение его и познания идей социализма» — «Совершенно нерозбираютца, не могут разобратца что такое призыв в войска, но ввиду того что белые напугали крестьян красными, то они сейчас все ище дрожат, боятся красных»⁸⁸.

О Бабкинской волости агитатор Шавкунов докладывал 11 января 1919 г.: «Исполкома не существует. Есть военнореволюционный комитет из трех человек. Членов исполкома нет и военного комиссариата тоже нет. В комитетах бедноты есть только председатели… удовлетворяют продуктами население на равные пайки, беднейшее население наравне с кулаками и семьями белогвардейских бандитов ушедших в банду»⁸⁹.

Тот же агитатор о состоянии дел в Рождественской волости за период с 19 декабря 1918 г. по 22 января 1919 г. писал: «Военный комиссар не знал своих обязанностей. Так как волость была в белогвардейских руках более двух месяцев, то их агитация слишком пагубно врезалась в население волости, и граждане — большая часть — ушла в белую банду. Благодаря ихней агитации ушло и беднейшее население»⁹⁰.

Проведение мобилизаций сильно осложнялось отсутствием опыта. Создание сети военных комиссариатов было формальным. На местах большинство волостных комиссаров не имели представления о своих должностных обязанностях, попросту «отсиживая» свое время. Поэтому агитработники должны были грамотно инструктировать военных комиссаров. Некоторые комиссары, понимая трудность стоящей перед ними задачи, проявляли инициативу, обращаясь в вышестоящие комиссариаты.

Так, будущий военный комиссар Осинского уездного военкомата Колегов, в то время волостной комиссар Сайгатского волостного военкомата, 16 августа 1918 г. подготовил «Соображения по деятельности Сайгатского волостного военного комиссариата с объявлением мобилизации» в Осинский уездный военный комиссариат: «По получении оповещения от уездного военного комиссариата с объявлением мобилизации, волостной военный комиссариат немедленно заполняет таковые соответствующим текстом, с указанием, на который день мобилизации и в какие часы должны явиться призываемые волости граждане, в волостной военный комиссариат, на предмет регистрации их рассылает таковые с нарочными по селениям всей волости для немедленного оповещения населения о мобилизации и расклейки последних в видных местах населения, через председателей сельских комитетов. По отправке нарочных по селениям волости, немедленно делается помощником комиссара или же делопроизводителем выборка по книгам учета тем лицам, которые подлежат по мобилизации призыву на военную службу, по годам их рождения и по выяснении числа призываемых немедленно о сем, сообщается секретным порядком в волостной исполком, на предмет назначения от населения подвод, для доставки призываемых, на указанный уездным комиссариатом, сборный пункт, или же волостной комиссариат входит с ходатайством в уездный волостной комиссариат о предоставлении ему парохода по случаю возможности отправить призываемых волости до сборного пункта водным путем. На всех явившихся в волостной комиссариат для регистрации лиц, составляется делопроизводителем именной список, и он же выясняет, все ли явились для регистрации лица, подлежащие призыву и на не явившихся, составляет отдельный список, с указанием причин неявки последних. Для следования призываемых на сборный пункт, как водным путем, так и на подводах, назначается комиссариатом из среды их старший по команде, которому вручается при отправке именной список призываемых, вместе с маршрутом следования и некоторыми нужными указаниями для следования, или же все призываемые сопровождаются до сборного пункта лично самим комиссаром волости или же его помощником»⁹¹.

Призывы в Красную армию в Осинском уезде начались еще в июне 1918 г., о чем свидетельствовали доклады агитатора В. Ивушкина (вступил в должность 12 июня) Агитационному отделу Всероссийского агитационного бюро Красной армии. Так, в докладе от 14 июня он писал: «Записано по Осинскому уезду красноармейцев 240 человек. Регулярного обучения и организации Красной армии сделать не удалось, потому что все записавшиеся красноармейцы были отрядами направлены в распоряжения Пермского областного военного комиссариата для дальнейшего следования на фронт против чехословаков, при гарнизоне г. Осы находится лишь 20 штыков»⁹².

Однако сил агитационных не хватало, трудности возникали там, где было мусульманское население. Поэтому создать волостные военные комиссариаты в Бизярской, Карьевской и Мало-Ашапской волостях не удалось. 12 июля Осинский уездный военкомат созвал съезд волостных военных комиссаров, на котором и были выяснены недочеты в деле образования военкоматов на местах.

На 21 июля 1918 г. Агитационный отдел г. Осы состоял из заведующего, делопроизводителя, помощника делопроизводителя, переписчика и 14 разъездных агитаторов.

По данным осинского Агитотдела, мобилизация 15–24 августа 1918 г. прошла достаточно хорошо. Были мобилизованы лица 1896 и 1897 гг. рождения, а также унтер-офицеры, родившиеся в 1893–1895 гг. Всего явилось 5773 человек, принято 2782 и отправлено в Пермь 2159. По словам заведующего, «настроение мобилизованных в большинстве безучастное, незнание текущего момента и целей и значения мобилизации»⁹³. Количество добровольцев не указывалось.

В докладе командира отдельного пехотного батальона за сентябрь 1918 г. президиуму Пермского губернского чрезвычайного комитета говорилось следующее: «По прибытии нашего отряда дела на осинском фронте быстро поправились, переловлено более 150 дезертиров, и так подействовало в моральном отношении, что недавно бегущие части сразу оправились настолько, что погнали до этого наступающего противника. Командующий фронтом Аплок, почти умоляет нас не отзывать отряд, каковой и по сие время сражается доблестно на Осинском фронте. Первого октября был выслан отряд „Коммунистический“, так как сюда вошли коммунисты-мотовилихинцы, каковой и до настоящего времени находится там и по заявлениям Оханской уездной чрезвычайной комиссии крайне там необходим, ввиду того, что только благодаря его отрядам присутствию положение улучшилось и богатый до этого восстаниями Оханский уезд сохраняет спокойствие, каковое нужно для снабжения города Перми и армии жизненными продуктами, каковых так богато в Оханском уезде»⁹⁴.

29 сентября 1918 г. осинский агитотдел сообщал в агит-отдел Пермского губвоенкомата: «Запись добровольцев за последнее время сильно увеличилась, с 1 по 29 сентября записалось 334, между тем как в августе поступило только 90, а в июле 75, объясняется это отчасти окончанием полевых работ, а главным образом, благодаря усиленной за последнее время агитации… До сего времени заняты бандами и не очищены еще нашими войсками волости: Камбарская, Михайловская, Заводо-Михайловская, Фокинская, Ершовская, Сайгатская, Дубровская, Маркетовская, Брюховская, Альняшинская, Александровская, и частями — Больше-Усинская, Ошьинская и Саквинская»⁹⁵.

В сентябре 1918 г. белыми были заняты следующие волости: Алекснадровская, Аряжская, Альняшинская, Аксаитовская, Басинская, Брюховская, Больше-Гондырская, Больше-Толмазская, Больше-Усинская, Верх-Буевская, Дубровская, Ершовская, Камбарская, Красноярская, Куединская, Маркетовская, Заводо-Михайловская, Михайловская, Ново-Артауловская, Савинская, Сайгатская, Ошьинская, Урталкинская, Фокинская⁹⁶.

В итоге с июня по сентябрь было принято 826 добровольцев⁹⁷.

Призыв в Красную армию поддержал исполком Лысьвенского Совета рабочих и красноармейских депутатов, который 25 августа 1918 г. постановил: «Мобилизовать всех от 18 до 45 лет, не считаясь с нашими недостатками и болезнями, и выступить на защиту власти в тесном контакте с Лысьвенским полком, своей ротой или отрядом и к тому поручить компетентным лицам организацию в течении 10 дней роты или команды и быть готовым к выступлению и защите власти»⁹⁸.

Таким образом, в Пермской губернии к осени 1918 г. был создан аппарат для проведения мобилизаций в Красную армию, представленный военными комиссариатами и мобилизационными пунктами. И в первые месяцы своей работы при поддержке органов Советской власти он сумел наладить учет призывного контингента и проведение мобилизаций. Несмотря на рост антибольшевистских настроений и антибольшевистские, антисоветские восстания, мобилизации проходили более или менее успешно. Число не явившихся на мобилизационные пункты и дезертировавших при следовании в боевые части, судя по сохранившимся в архивных документах неполным данным, не превышало 10 %.

«Освободить от призыва в ряды армии как незаменимых советских работников»: причины и способы уклонения и дезертирства осенью 1918 г.

2 сентября 1918 г. ВЦИК постановил превратить Советскую Россию в военный лагерь. В постановлении, в частности, говорилось: «Все граждане, независимо от занятий и возраста, должны беспрекословно выполнять те обязанности по обороне страны, какие будут на них возложены Советской властью»⁹⁹. Фактически это означало, что уклонение от мобилизации в Красную армию и дезертирство возводились в ранг преступления против Советской власти, а уклонившиеся и дезертиры ставились вне законов Советской России. Это по-большевистски жесткое решение было вызвано не только поражениями Красной армии на Восточном фронте, но также покушением на вождя большевиков В.И. Ленина и борьбой за власть внутри высшего большевистского руководства¹⁰⁰.

24 сентября был отдан приказ Уральского окружного комиссариата по военным делам Уральского военного округа, согласно которому призыву на военную службу подлежали все бывшие офицеры, военные чиновники и унтер-офицеры, родившиеся в 1890–1898 гг. включительно, постоянно или временно проживающие на территории Пермской и Вятской губерний (напомним, что обе губернии входили в Уральский военный округ). Первым днем мобилизации было назначено 15 октября¹⁰¹.

Призыв предполагалось провести с таким расчетом, чтобы завершить его полностью не позднее 15 ноября. Точные сроки явки должны были устанавливаться губернским комиссариатом по военным делам в зависимости от степени готовности местных органов к осуществлению призыва. Ответственность за несвоевременную явку призываемых возлагалась не только на комиссариаты по военным делам, но и на главы семей, к которым принадлежали призываемые, а также председателей Советов и комитетов бедноты, фабрично-заводских и домовых комитетов по месту работы и жительства призываемых. Принятые на военную службу подлежали отправке в войсковые части согласно разверсткам, сообщаемым в уездные комиссариаты¹⁰².

Об итогах проведения мобилизаций осенью 1918 г. сохранились лишь отрывочные сведения.

Так, в Осинском уезде, по состоянию на 14 сентября, на сборный пункт рабочих и крестьян, не эксплуатирующих чужого труда и родившихся в 1893, 1894 и 1895 гг., явилось 1348 вместо 1145 подлежавших призыву (118 %), 15 сентября-835 из 529 (158 %), 16 сентября-1212 из 941 (129 %), 17 сентября — 462 из 701 (66 %), 19 сентября — 231 из 579 (40 %)¹⁰³. Далее по неустановленным причинам списки не были представлены.

Согласно отчетным данным Осинского уездного военкомата, по состоянию на 19 октября на сборный пункт явились 2237 человека из 2685, подлежавших призыву, т. е. явка составила 83 %, 738 получили «отпуска» (отсрочки) «для поправления здоровья» (27 %), признано годными к военной службе — 794 (30 %), всего отправлено в войска — 707 человек (26 %)¹⁰⁴. Сопоставляя эти данные с данными за летние месяцы, видно, что процент явки практически не изменился, а вот процент отправленных на пополнение в РККА снизился почти в два раза.

В Ашапской волости списки освидетельствованных врачебной комиссией лиц, подлежащих всевобучу, свидетельствовали о незначительном количестве «годных к службе». На 14 июля 1918 г. из 38 освидетельствованных, средний возраст которых был 30 лет, здоровыми было признано 11 человек. У остальных были обнаружены болезни: лево — или правосторонняя паховая грыжа, переломы правой руки, глухота, слепота, психические заболевания¹⁰⁵.

На 17 июля 1918 г.: из 10 годными признано 6 человек¹⁰⁶.

На 19 июля: из 11 был признан годным один человек¹⁰⁷. На 20 июля: из 10 человек — 2 человека¹⁰⁸.

На 9 августа: из 17 человек (средний возраст 16 лет) годен один человек¹⁰⁹.

На 11 августа: из 18 человек (средний возраст 16 лет) было признано годными лишь 7 человек¹¹⁰.

С назначением военных комиссаров тоже возникали проблемы. Как правило, на должность военного комиссара назначались лица с военным опытом. Так, в Альняшинской волости на пленарном заседании волисполкома от 25 июня 1918 г. проходили выборы военных комиссаров, где члены исполкома в количестве шести человек избрали бывшего участника русско-японской войны 34-летнего С.Д. Кирьянова и заведующего бюро всевобуча И.А. Хлебникова, отметив, что «избранные люди одобрительного поведения, принадлежащие к фракции большевиков, вполне отвечающие своему назначению. Первый, Кирьянов, давно знакомый с военным ведением дел, а последний, Хлебников, как бывший подпрапорщик, искусный деятель строевого обучения, должны пользоваться вознаграждением не свыше 300 рублей в месяц»¹¹¹. На заседании также постановили: «Предложить людям, стоящим на платформе защиты Советской власти, напрячь последние силы и показать на деле то, к чему стремится трудовой рабочий люд населения, т. е. стать грудью вплоть, против врагов, стремящихся задушить революцию и загнуть в три дуги мужика-труженика. Не жалея ничего и не оглядываюсь ни на что — отправляться прямо на места столкновений, сразиться и отбить коварные банды кровопийц, несущих в нашу среду населения неизбежный голод и кровопролитную бойню»¹¹².

В итоге 59 человек были признаны негодными по состоянию здоровья¹¹³, а сам недавно назначенный военный комиссар вскоре сбежал. 10 сентября 1918 г. на пленарном заседании Альняшинского волисполкома было принято решение назначить на эту должность бывшего председателя исполкома: «Председатель Белоногов объявил собрание открытым. Обсуждался вопрос по поводу бегства военного комиссара Сергея Кирьянова, который бежал 5 сентября, захватив с собою казенные деньги, выданные Осинским военным комиссариатом для вознаграждения инструкторов по всеобщему военному обучению. По обсуждении постановили считать Кирьянова изменником Советской власти, а вместо него избрать другого. Единогласно избран военным комиссаром председатель исполкома Денис Белоногов. Вместо него председателем избран Федор Стариков»¹¹⁴.

Наряду с подлежащими мобилизации на сборный пункт являлись добровольцы. При поступлении на службу им полагалось иметь два документа — личную и удостоверительную карточки. Последняя должна была предоставляться в приемный пункт каждым добровольцем, желающим вступить в Красную армию. Она составлялась органами сельского управления, домовыми комитетами, иными учреждениями, находящимися там, где проживала семья добровольца. Карточка содержала такие вопросы: год рождения, состав семьи, род занятий, участие в мировой войне, чин, в какую часть назначается.

Среди добровольцев были в основном крестьяне — как с опытом, дослужившиеся до унтер-офицера, так и без него; разного уровня достатка; грамотные и неграмотные¹¹⁵. Например: «доброволец Сухих Егор Петрович, 46 лет, неграмотный, село Ново-Никольское Сарашевской волости, хлебопашец, крестьянин, на действительной службе 3 месяца, ратник второго разряда, пехотинец»¹¹⁶.

На основании удостоверительной карточки приемным пунктом составлялась личная карточка добровольца. Все сведения по вопросам удостоверительной карточки могли заноситься в личную карточку только по данным удостоверительной карточки. Последняя являлась свидетельством добровольного характера службы¹¹⁷.

3 октября 1918 г. Пермским губвоенкоматом было мобилизовано 38 рабочих и крестьян, 23 унтер-офицера из числа крестьян; 5 октября — 26 и 49 соответственно, 6 октября — 4 и 41, 8 октября — 4 и 30, 9 октября — 280 и 12 (включая унтер-офицеров), 10 октября — 320 рабочих и крестьян¹¹⁸. Из Осинского уезда 5 октября на фронт были отправлены 84 человека¹¹⁹.

В октябре Рябковская волость Осинского уезда с населением около 19 тыс. человек дала не менее тысячи мобилизованных, Крюковская волость — 185, а Богомягковская — 102 человека¹²⁰.

Таким образом, говорить о массовости дезертирства осенью 1918 г. не приходится. Об отдельных случаях можно узнать из сводок волостных военкоматов. Так, в сентябре в Больше-Тамазской волости из 15 человек, отправленных в Осу, 5 сбежали¹²¹. В Бизярской волости отправленные 22 октября на переосвидетельствование мобилизованные в числе 7 человек дезертировали¹²².

Среди списков мобилизованных в документах военкоматов попадаются и списки добровольцев, изъявивших желание поступить в Красную армию, точнее — в местный «советский» или «коммунистический» батальон. Списки таких добровольцев составлялись волостными комиссарами и имели почти одни и те же названия: «список добровольцев для отправки в советский/коммунистический батальон», «составлял командир полка такой-то». Скорее всего, не только крестьяне, но и волостные военные комиссары понятия не имели, куда отправятся добровольцы. Часто в списках 1918 г. даже не указывались ни дата, ни название учреждения, работники которого составляли список, ни фамилии их и должности. Указывались только фамилия, имя и отчество добровольцев. Таковых было немало. Случалось, даже если это была небольшая деревня или село, в Красную армию добровольно записывалось почти все трудоспособное мужское население. Списки эти были длинными. Иногда напротив фамилии ставились знаки «плюс» или «минус».

В самих списках и сопутствующих им документах нет никаких указаний на то, что понималось под этими знаками и что означало отсутствие какого-то из двух этих знаков. Вероятнее всего, такое большое количество добровольцев, внесенных в список, объясняется тем, что мало кто рисковал отказаться, когда добровольно поступить в Красную армию предлагали командиры войсковых частей или руководители местных советских учреждений. Однако, когда дело доходило до отправки в часть и следования на фронт, далеко не все «добровольцы» являлись на сборный пункт. Кроме того, уже на сборном пункте кто-то мог быть признан негодным по здоровью, а кто-то мог и отказаться в последний момент, ссылаясь, скажем, на низкое жалованье и плохое вещевое и прочее довольствие (не выдали сапоги, не выдали махорку и т. д.). Их-то, вероятнее всего, и помечали «минусом».

В Осинском уезде 11 октября исполком Сарашевской волости составил список «большевиков-коммунистов, изъявивших желание встать на защиту Советской власти, подлежащих отправке в Осинский советский батальон»¹²³. Однако в списке из 21 человека согласились отправиться на фронт лишь трое.

Напротив остальных фамилий было отмечено: «в поступлении отказался». В селе Ново-Никольском Сарашевской волости из 19 человек отказались трое. В д. Усть-Шлыки из 10 по меньшей мере один человек отказался¹²⁴. В Крыловской волости добровольцами записались 22 человека, из них двое «находились в лесу, как сторожа»¹²⁵. В Комаровской волости 20 человек были отправлены добровольцами¹²⁶, в Мазунинской — 12¹²⁷, в Устиновской — 15 человек¹²⁸. Добровольцы имели разные профессии: столяр, кузнец, чернорабочий, хлебопашец, пекарь, плотник, портной, сапожник, стекольщик, маляр, извозчик, каменщик, фабричный рабочий, кучер, конторщик¹²⁹.

* * *

Осенью 1918 г. мобилизации в Пермской губернии стали возможными лишь на свободных от белых территориях, число которых стремительно сокращалось из-за успешного наступления войск Временного всероссийского правительства (Уфимской директории)¹³⁰. Это — Аксаитовская, Александровская, Альняшинская, Басинская, Маркетовская, Ново-Артауловская, Дубровская, Больше-Усинская, Фокинская, Ошьинская, Савинская, Сайгатская, Больше-Гондырская, Заводо-Ашапская, Камбарская, Михайловская, Ершовская волости Осинского уезда. Иногда военные комиссары, перед тем как эвакуироваться, успевали сообщить о невозможности проведения мобилизаций ввиду занятия местности белыми¹³¹. В Усольском уезде в сводках уездного военкомата говорилось: «Волостной комиссар из пределов Александровской волости эвакуировался, а потому проведение мобилизации невозможно»¹³². Тем не менее набор в Красную армию в таких волостях предполагалось осуществлять по мере их освобождения от белых.

Крестьяне приходили на сборный пункт без вещей, необходимых в дорогу. При этом они говорили, что необходимо вернуться за ними домой, на что в военкомате им отвечали согласием, и они вновь расходились. Отмечалось также формальное прибытие на сборный пункт: дождавшись, когда их возьмут на учет, крестьяне расходились по домам. Кроме того, придумывали разные причины, чтобы покинуть сборный пункт: «сходить за хлебом», «вернуться за одеждой» или «нужно в больницу»¹³³. Судя по отчетам волостных военных комиссаров, подобные отговорки не отличались разнообразием. О них крестьяне узнавали друг от друга и какое-то время успешно использовали в целях уклонения от службы.

Власти и военное командование пытались пресечь уклонение от мобилизации. Об этом, в частности, в сентябре 1918 г. велась переписка между отделом мобилизации Осинского уездного военкомата и начальником штаба 5-й Уральской пехотной дивизии. Было принято решение о мерах по пресечению уклонения и дезертирства: «В целях предотвращения дезертирства мобилизуемых и уклонения от явки на сборный пункт волостные и сельские власти на местах обязаны проверять документы у прибывающих со сборного пункта солдат, причем оказавшиеся без таковых под конвоем отправлять обратно в Осу, применяя строгие репрессии к родственникам, уличенным в укрывательстве дезертиров. Не допускать отъезда мобилизуемых домой под предлогом за хлебом и т. п., дающим повод к дезертирству, под ответственность волостных комиссаров»¹³⁴.

* * *

Мобилизации в Красную армию, проводимые осенью 1918 г., не распространялись на все население. Были исключения: когда призыву не подлежали так называемые «незаменимые работники».

Это создало еще один повод для уклонения от призыва: жители сельских населенных пунктов стали ссылаться на нехватку кадров и необходимость оставить «для нужд населения» того или иного специалиста. Основание для такого способа уклонения дал декрет СНК от 29 мая 1918 г. «О призыве на службу в РККА служащих правительственных учреждений и рабочих промышленных предприятий», где говорилось, что «в случаях, когда выбытие для исполнения призыва служащих из состава учреждений может неблагоприятно отразиться на работе последних, предоставляется означенным учреждениям право возбуждать ходатайство о командировании на места прежней службы тех из призванных в Красную армию лиц, которые являются незаменимыми специалистами. Число командированных таким порядком не должно превышать 1 процента штатного состава данного учреждения на каждую призываемую возрастную категорию»¹³⁵.

Декрет стал законным основанием для получения отсрочки в последующие годы и затронул главным образом служащих советских учреждений.

И хоть это не означало освобождение от службы полностью, а лишь предоставляло отсрочку, сразу же после выхода декрета уездные военкоматы начали получать множество ходатайств об освобождении «незаменимых работников». Иногда списки составлялись раньше, чем выходил приказ о мобилизации. В них говорилось: «освобожден приемщиком по ходатайству продовольственного отдела», «освобожден по ходатайству партии коммунистов», «собранием волостного совета рабочих и крестьянских депутатов», «коммуной слесарей и кузнецов», «кожевенным подотделом», «почтовым отделением»¹³⁶. Все, кто занимал какую-либо должность в советских и прочих учреждениях и организациях, подлежали освобождению: работники военкоматов, председатели и секретари отдела снабжения, председатели и секретари комитетов бедноты, лесные сторожа, лесообъездчики, учителя, транспортные служащие¹³⁷. При этом до службы в занимаемой должности почти все они участвовали в мировой войне и почти все получили освобождение¹³⁸.

Так, Д.С. Полыгалов, 1888 г. р., житель д. Гремята Беляевской волости Осинского уезда находился в старой армии в качестве ротного офицера. После возвращения работал в судоходстве¹³⁹. Ф.Е. Казаков, 1891 г. р., д. Наплывня той же волости и уезда, бывший унтер-офицер, по возвращении также работал в судоходстве. Рядовые Н.А. Болотов, 1895 г. р. д. Наплывня, А.В. Полыгалов, 1881 г. р., д. Гремята, К.Г. Петухов, 1874 г. р., д. Гляденово, А.А. Петухов, 1889 г. р., д. Пташки, старший писарь Г.Я. Петухов, 1887 г. р. также находились на разных должностях в гражданских учреждениях¹⁴⁰.

25 сентября возглавляемая И. Колеговым комиссия по производству расследования о причинах неявки мобилизуемых некоторых волостей Осинского уезда на сборный пункт 14–20 сентября постановила: «В отношении волостей Рябковской, Больше-Талмазской, Больше-Гондырской и Ашапской на основании поступивших из этих волостей сведений о причинах неявки считать таковую законной. В отношении волостей: Маркетовской, Дубровской, Альняшинской, Больше-Усинской, Фокинской, Ошьинской, Сайгатской, Александровской, Савинской, Больше-Гондырской, Аксаитовской, Басинской, Ново-Артауловской, Заводо-Ашапской, Камбарской, Михайловской и Ершовской, как находящихся в сфере военных действий против контрреволюционных банд, поручить уездному военному комиссару мобилизацию этих волостей производить по мере очищения их от контрреволюционных банд. В отношении волостей Верх-Буевской и Мало-Ашапской, как не входящих в сферу военных действий и не представивших никаких документальных данных о причинах неявки их на сборный пункт, поручить уездному комиссариату произвести дознание через подлежащие учреждения и в случае установления факта явного уклонения этих волостей от мобилизации сделать распоряжение о принятии соответствующих мер к немедленной высылке из волостей всех уклонившихся на сборный пункт, применяя для этого в случае надобности вооруженную силу вплоть до расстрела»¹⁴¹.

Военкоматы составляли списки тех, кто не подлежал мобилизации как освобожденный. Один из таких список был составлен по Беляевской волости Осинского уезда в октябре 1918 г.¹⁴²

76 работников комитета бедноты д. Курмакаша Аспинской волости направили просьбу оставить мобилизованного кузнеца «для ковки лошадей, устройства молотилок, сортировок, веялок и повозок, колес и прочего домашнего инвентаря»¹⁴³. В д. Барда рабочий, узнав, что его призывают на службу, обратился к врачу 5-й Уральской пехотной дивизии с просьбой зачислить его в санитарный отряд, так как он занимается «исключительно плотническим ремеслом»¹⁴⁴.

Аспинский волостной исполком составил список должностных лиц, подлежащих мобилизации, которых, по его мнению, следовало от нее освободить¹⁴⁵.

Уездные военкоматы получали ходатайства и от волостных военкоматов. Так, от Рождественнского военкомата в Осинский военкомат поступил список служащих, в котором, кроме комиссара, военного руководителя, секретаря и его помощника, упоминались два лесных сторожа¹⁴⁶.

Ходатайства нередко сопровождались разного рода удостоверениями с подписями их выдавших представителей местных сообществ и жителей. Например, в Бымовской волости Осинского уезда подобное удостоверение было выдано кредитным товариществом гражданину Н.Д. Веретенникову, в котором указывалось, что он «состоит на должности счетовода кредитного товарищества и заменить его совсем некому»¹⁴⁷.

Желающие избежать призыва получали удостоверение о том, что они находятся на той или иной службе, в том числе советской. Однако многие в действительности нигде не работали, проживали дома или скрывались в лесу. Впоследствии, в 1919–1920 гг., отряды по борьбе с дезертирством находили такие удостоверения в землянках дезертиров. Отношение к этим документам было разным. Борцы с дезертирством, если были заинтересованы в том, чтобы освобожденный от мобилизации оставался дома, закрывали на это глаза. Другие задерживали их и отправляли в действующую армию.

18 октября 1918 г. военный комиссар Осинского уезда Колегов направил распоряжение волостным комиссарам: «Все состоящие на службе в пределах волости учителя, учащиеся, служащие судоходного ведомства, в том числе и сторожа перекатов, служащие лесного ведомства и служащие волостных военных комиссариатов (делопроизводители, помощники их и переписчики) по бывшим и предстоящим мобилизациям не подлежат впредь до особого распоряжения, о таковых должны быть предоставлены соответствующие сведения в уездный военкомат»¹⁴⁸.

От мобилизации в Красную армию стремились уклониться и советские служащие. В качестве основания для освобождения от мобилизации использовались практически все виды деятельности работников исполкомов: от борьбы с контрреволюцией до устройства праздников, посвященных годовщине Октябрьской революции.

В качестве примера приведем список граждан, подлежавших мобилизации, но оставленных на службе в советских учреждениях Уинской волости Осинского уезда в октябре 1918 г.¹⁴⁹

Приведенный выше список в форме таблицы, как и приводимый ниже список лиц, которым были предоставлены отсрочки постановлением Особой комиссии по отсрочкам при Осинском уездном исполкоме, составленный 8 октября 1918 г.¹⁵⁰, являются типичными примерами. Подобных списков среди документов военкоматов сохранилось много. Они свидетельствуют прежде всего о большом числе желающих воспользоваться своим служебным положением, чтобы не оказаться на фронте.

Анализ обоих табличных списков показывает, что большинство освобожденных от мобилизации и получивших отсрочку находились на службе в уездных и волостных советских учреждениях, причем многие занимали в них высокие должности. Весьма красноречивым является тот факт, что отсрочку получали те, у кого уже был военный опыт. Все это не может не навести на мысль, что устроиться на службу в советские учреждения, несмотря на опасность для жизни, грозившей в случае прихода белых, стремились в том числе и по той причине, что советская служба избавляла от необходимости служить в Красной армии и защищать Советскую власть с оружием в руках на фронте. Кроме того, в ситуации, когда войска Уфимской директории в ходе своего наступления вплотную приблизились к Пермской губернии, а потом и вступили на ее территорию, советские работники сильно опасались — и справедливо — за свою жизнь в случае попадания в плен. Видимо, они считали, что у них гораздо больше шансов спасти свои жизни, если они останутся в тылу и смогут заблаговременно эвакуироваться.

16 октября 1918 г. начальник 5-й Уральской пехотной дивизии Домберг издал приказ, согласно которому призыву подлежали жители Бымовской волости Осинского уезда: Александр Николаевич Металлов — счетовод советской лавки, Алексей Николаевич Панов — секретарь волостного Земельного отдела и Федор Степанович Косухин — товарищ председателя комитета деревенской бедноты. В тот же день состоялось собрание Бымовского волостного Совета рабочих и крестьянских депутатов, на котором присутствовало 267 человек. Собрание единогласно постановило: подлежащие призыву — «отличные работники и заменить коих нет возможности… означенных граждан… на сборный пункт завода Ашап не посылать и ходатайствовать перед штабом 3-й армии об освобождении их от призыва в ряды армии, как незаменимых советских работников на местах»¹⁵¹.

26 октября 1918 г. на общем собрании 1-го Красноярского общества Бардымской области в составе председателя Ш. Габдушева и секретаря И. Тайгильдина было принято решение: «Заслушав разъяснения Белозеровой и Давлетбеева по текущему моменту и о том великом значении для деревенской бедноты комитетов бедноты и находя, что избираемый нами 5 сентября исполком бедноты работает вполне правильно и на пользу истинной бедноты, и если мы лишимся работников членов комитета, то за неимением среди нас других способных на эту работу людей, дела комитета бедноты расстроятся совершенно и мы будем бессильно вести классовую борьбу с нашими врагами, а потому постановили: просить приемочную комиссию дать отсрочку членам Красноярского комитета бедноты»¹⁵².

В Бымовской волости Осинского уезда, вслед за волостным Советом, Чрезвычайный комитет по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией завода Бым выдал удостоверение В.М. Пчелинцеву в том, что он состоял на службе в чрезвычайном комитете и выделялся как «примерный работник» по борьбе с контрреволюцией¹⁵³.

Случаев выдачи подобных удостоверений было много.

Например, в одном таком удостоверении указывалось, что «А.Н. Металлов действительно является партийным работником при местном волостном Совете рабочих и крестьянских депутатов, при котором он необходим со своею деятельностью, заключающейся в настоящий момент в том, что, кроме занимаемой должности секретаря-счетовода при торговом отделе волостного исполкома, состоит председателем комиссии по устройству торжества по случаю годичного юбилея рабоче-крестьянского правительства, и, кроме того, учителем пения во всех школах»¹⁵⁴.

Другое подобное «удостоверение» было «выдано библиотекарю Александру Павловичу Курочкину в том, что он действительно выбран в комиссию по устройству праздников Октябрьской революции, а также занимает должность заведующего внешкольным и дошкольным образованием и казначея рабоче-крестьянского клуба»¹⁵⁵.

Мотивация в подобных удостоверениях была разная, а цель одна — уберечься от призыва в армию, остаться в тылу, хоть как-то гарантировать себе сохранение жизни. При этом, несомненно, и руководство советских учреждений хотело сохранить «незаменимого работника», и сами работники не горели желанием попасть на фронт¹⁵⁶.

Приведем еще несколько примеров в обоснование нашего вывода.

Первый: «Удостоверение дано гражданину Бымовского завода Александру Ивановичу Меньшикову в том, что он действительно есть член трудовой коммуны и незаменимый работник по слесарному делу, так как наша организация нуждается в таких работниках и потому просим военный комиссариат освободить такового от призыва по мобилизации»¹⁵⁷.

Второй: «Удостоверение дано гражданину Бымовского завода Матвею Алексеевичу Лисину в том, что он действительно есть член трудовой коммуны и работник, занимающий должность молотобойца, и артель наша нуждается в молотобойцах, потому что это тоже отдельная специальность¹⁵⁸.

Третий: «Удостоверение выдано Ивану Афанасьевичу Короткову в том, что со дня открытия продовольственного отдела 13 марта по 17 октября 1918 г. он состоял на должности заведующего размолом и продажей хлебных продуктов населению волости, и что честно исполнял свою обязанность, и ни в чем предосудительном замечен не был»¹⁵⁹.

Подобные удостоверения об отсрочке от призыва о мобилизации выдавались самым разным категориям служащих, прежде всего — советских учреждений и организаций, созданных партией большевиков (как комбеды). Естественно, это ставило их более выгодное (в смысле возможности избежать риска быть убитых или покалеченным на фронте, а также попасть в плен к белым) положение по сравнению с другими категориями сельского населения.

Получившие отсрочку от призыва по мобилизации, как правило, вносились волостными военкоматами в особые списки (скорее всего, для посылки их в уездный военкомат), подобные приводимому ниже «Списку граждан, не подлежащих явке по мобилизации впредь до особого распоряжения по Аспинской волости, мобилизация на з. Ашап 18 октября 1918 г.»¹⁶⁰

Приказом Пермского губернского военного комиссариата от 25 октября 1918 г. мобилизации распространялись не только на рабочих и крестьян, но и на всех граждан, проживающих на территории Осинского уезда¹⁶¹.

В целях активизации работы и с подачи местных органов партии большевиков военкоматы пытались использовать в качестве организационно-идеологической формы поддержки мобилизационных мероприятий так называемые «недели

победы», приуроченные к различным революционным праздникам. В Чердынском уезде Пермской губернии в ноябре 1918 г. было заявлено проведение «Недели Красной победы». В ее рамках намечался комплекс мер: агитация за добровольное вступление в Красную армию, сбор находившегося у населения оружия и военного снаряжения (в том числе и для предотвращения восстаний), а также сбор продовольствия для передачи на снабжение Красной армии. Однако поскольку в числе чердынцев оказалось немало противников большевиков, которые якобы даже вынашивали планы восстания, захвата власти, убийства партийных и советских работников, «Неделю красной победы» поддержали немногие. Во всяком случае отчет уездного военкомата свидетельствует о отсутствии успеха этого мероприятия¹⁶².

В мобилизационные отделы уездных военкоматов начали поступать с мест в огромном количестве списки «незаменимых работников». Документы со всей очевидностью свидетельствуют, что все должностные лица, которые принадлежали к числу руководителей — даже самого низшего звена — местных советских и военных органов, максимально использовали все возможности для фактического уклонения от командирования в действующую армию.

Например, такой список был получен Осинским мобилизационным отделом от Аспинской волости на 37 человек, «не подлежащих явки по мобилизации». Список датирован 18 октября 1918 г. В этот период, как отмечалось выше, центральными органами Советской власти прилагались максимальные усилия по выполнению решения о создании трехмиллионной Красной армии. Таким образом, только по одной из 39 волостей Осинского уезда числится 37 человек. Между тем список содержит указания на лиц в возрасте от 19 до 22 лет, которые претендуют на освобождение от мобилизации в Красную армию. Среди них четыре учителя от 19 до 27 лет, восемь лесных сторожей от 28 до 33 лет, а также шесть секретарей комбедов и 10 председателей комбедов в возрасте от 18 до 33 лет. Кроме того, в этом же списке восемь чинов волостного военного комиссариата Аспинской волости, т. е. по существу весь личный состав военного комиссариата, включая волостного военного комиссара и его помощника, руководителей двух отделов, делопроизводителя, секретаря и даже его помощника в возрасте от 28 до 32 лет.

Разумеется, для сотрудников волостного военного комиссариата необходимы были отсрочки от призыва в армию. Именно на них возлагалась вся ответственность за проведение мероприятий по призыву. Однако трудно согласиться с тем, что делопроизводственное оформление этих многотрудных мероприятий превращало в абсолютно незаменимых в тылу делопроизводителей, секретаря и даже помощника секретаря волостного военкомата. Кроме того, легко представить себе, какое впечатление на «призывной контингент» деревень Аспинской волости производила «усидчивость» «на своих постах» комбедовцев — как на подбор «мужиков в соку», и это при том, что их односельчане явно не пользовались никакими льготами¹⁶³.

В Осе при уездном исполкоме существовала комиссия по отсрочкам от призыва в ряды Красной армии. В еще одном списке за 8 октября 1918 г. присутствуют 50 фамилий — незаменимых работников в возрасте от 18 до 32 лет. Среди них—11 председателей волостных отделов снабжения, управления, районного исполкома, волостных исполкомов, земельного отдела, городской коллегии по делам военнопленных и беженцев. Практически все они до революции служили в русской императорской армии, участвовали в Первой мировой войне, имели чин старшего или младшего офицера либо были «чиновниками военного времени»¹⁶⁴.

Все же комиссия по отсрочкам иногда отказывала, и тогда в графе напротив фамилии отмечали: «в отсрочке отказать, так как легко заменим»¹⁶⁵. В основном это были лица, «занятые в производстве».

Мобилизационные удостоверения об отсрочке от призыва выдавались самым разным категориям служащих, выходцам из крестьян, прежде всего, как уже говорилось, — работникам советских учреждений и организаций, созданных партией большевиков. Однако многие в действительности нигде не работали, проживали дома или прятались в лесу. Впоследствии, в 1919–1920 гг., о чем уже говорилось, отряды по борьбе с дезертирством находили такие удостоверения в землянках дезертиров.

Анализ сохранившихся количественных сведений об освобождениях от мобилизации показывает, что большинство получивших отсрочку являлись служащими преимущественно руководящего звена уездных и волостных советских учреждений. Характерно, что отсрочки от призыва часто предоставлялись именно обладателям опыта военной службы. Это явное доказательство того, что устройство на советскую гражданскую службу, несмотря на потенциальную угрозу жизни в случае прихода белых, — избавляло от прямой угрозы жизни, связанной со службой в Красной армии. Правда, когда наступавшие войска Уфимской директории вступили на территорию Пермской губернии, местным советским работникам пришлось серьезно побеспокоиться за свою жизнь. Тем не менее остается фактом их расчет на то, что гораздо больше шансов спасти жизнь, оставаясь в тылу и заблаговременно заботясь о собственной эвакуации, чем участвовать в борьбе за Советскую власть с оружием в руках на фронте.

* * *

Очевидная нехватка энтузиазма со стороны основной массы сельского населения в отношении мобилизационных мероприятий властей вовсе не свидетельствовала о преобладании дезертирских настроений. Иначе говоря, известные документальные источники не содержат сведений, позволяющих предположить, что летом-осенью 1918 г. на территории Пермской губернии среди сельского населения наблюдалась массовая склонность к дезертирству.

Во второй половине 1918 г. ход и результаты мобилизаций в Пермской губернии непосредственным образом связаны с событиями, длительное время трактовавшимися в историографии как «Пермская катастрофа». Согласно ортодоксальной историко-партийной историографии 1920—1930-х гг., отступление войск Восточного фронта и сдача Перми белым были обусловлены в том числе и в значительной мере «массовым дезертирством» в частях РККА¹⁶⁶.

Между тем документальные источники, обнаруженные нами в пермских архивах, опровергают это общепринятое мнение. На наш взгляд, неправомерны заявления о «массовости», ведь военкоматы Пермской губернии еще не приступили к проведению действительно массовых мобилизаций, и, следовательно, учет уклонившихся от призыва еще не велся.

Тот очевидный факт, что продвижение 3-й армии «могло идти с большим успехом», отмечал главнокомандующий всеми вооруженными силами Советской республики И.И. Вацетис, хорошо знавший Восточный фронт¹⁶⁷, в директиве главного командования об активизации действий на Восточном фронте 11 ноября 1918 г.¹⁶⁸

В середине декабря 1918 г. В.И. Ленин в телеграмме Л.Д. Троцкому просил обратить внимание «на крайне тревожные вести из-под Перми»¹⁶⁹, предписывал срочно выслать подкрепление, указав на важность Кизеловского района, снабжавшего углем все заводы и Пермскую железную дорогу¹⁷⁰.

Сдача Перми была обусловлена просчетами командования и общей политической обстановкой момента. Части Красной армии (300 тыс.) растянулись на 8000 км по фронту, не имея прочного оперативного тыла. А противник смог сосредоточить основные силы на одном направлении¹⁷¹.

Сохранившиеся лишь частично документы не дают полной картины дезертирства на территории Пермской губернии во второй половине 1918 г. Так, в цитированном выше докладе Пермской губЧК за сентябрь 1918 г. отмечалось: «Солдаты бегут, а местная и военная власти не в состоянии справиться с этим. Отряду губЧК удалось задержать более 150 дезертиров»¹⁷². Ясно, что речь идет о дезертирстве красноармейцев 3-й армии, но далеко не все эти красноармейцы были мобилизованы на территории Пермской губернии. Кроме того, по выявленным нами документам, мобилизации, согласно данным Осинского уездного и Пермского губернского военкоматов, проходили в целом успешно.

Для понимания и оценки результатов проведения мобилизаций в Пермской губернии во второй половине 1918 г. важен и более поздний документ — доклад Пермской губернской комиссии по борьбе с дезертирством, составленный уже после освобождения Перми Красной армией. Он позволяет уточнить некоторые причины сдачи города белым:

«В Пермской губернии в 1918 году была проведена только частичная мобилизация, но и то, ни губвоенкомату ни уездвоенкоматам не известно, за какие годы были мобилизованы, а по взятию губернии советскими войсками только сейчас проведена мобилизация от 18 до 35-летнего возраста и кончается поверочным сбором. До сих пор были лишь мобилизованы фабрично-заводские рабочие и также были частично мобилизованы по некоторым уездам действующими 2 и 3 армиями, благодаря чему губкомдезертир не могла проявить решительную борьбу с дезертирством и до сих пор еще приходится вести не вполне решительную борьбу со всеми трусами и шкурниками»¹⁷³.

Между тем к концу ноября, после военного переворота в Омске и провозглашения адмирала А.В. Колчака верховным правителем России и верховным главнокомандующим, обстановка на Восточном фронте обострилась. На Пермском направлении наступала Екатеринбургская группа, образованная в октябре из войск бывшего Северо-Уральского фронта в составе Западного фронта Сибирской армии (в нее входили 1-й Средне-Сибирский стрелковый корпус и 2-я чехословацкая дивизия). Ее наступление на Пермь-Вятку-Котлас началось 29 ноября¹⁷⁴.

В первых числах декабря войска 1-го Средне-Сибирского корпуса генерала А.Н. Пепеляева заняли Лысьву, 12–14 декабря — станции Чусовскую и Калино. 3-я армии, командующим которой 30 ноября был назначен М.М. Лашевич, основными силами отступила на Пермь, часть — на север. 21 декабря 30-я стрелковая дивизия В.К. Блюхера оставила Кунгур, который заняла Екатеринбургская группа. 23 декабря на сторону белых перешел полк под командованием бывшего полковника Бармина, который должен был прикрывать район станции Сылва. 24 декабря в с. Ильинское восстал 10-й кавалерийский полк¹⁷⁵.

Наконец, 24 декабря части генерала Пепеляева заняли Пермь, после чего Колчак на основе Екатеринбургской групп организовал Сибирскую отдельную армию под командованием чешского генерала Р. Гайды.

А 26 декабря приказом командира 1-го Средне-Сибирского корпуса генерал-майора А.Н. Пепеляева Советская власть объявлялась «низверженной». При этом все офицеры русской армии обязывались явиться к начальнику Пермского гарнизона. Неявившиеся должны были считаться дезертирами и подлежали военно-полевому суду. Новоназначенным местным воинским начальникам предписывалось взять на учет молодых людей призывных возрастов для последующего призыва в армию¹⁷⁶.

За период боев с 22 по 29 декабря 1918 г. 3-я армия понесла потери: 29-я стрелковая дивизия, включая 4-ю Уральскую дивизию, — убитых около 350, раненых около 900, без вести пропавших около 4300. Последняя цифра включала 1-й Советский полк, а также другие части, перешедшие на сторону противника. 30-я стрелковая дивизия потеряла примерно 560 человек убитыми, 1800 были ранено, около 900 без вести пропали. Общее число потерь за указанный период составило 8600 человек¹⁷⁷.

С января 1919 г. на Пермском участке Восточного фронта шли упорные, кровопролитные бои между советской 3-й армией М.М. Лашевича (позже, с марта по август, армией командовал С.А. Меженинов) и Сибирской армией генерала Р. Гайды. От исхода этих боев в стратегическом плане, в общероссийском масштабе, зависела судьба «Совдепии», в региональном масштабе — судьба Советской власти на территории Пермской губернии, равно как и успешность проведения мобилизаций в Красную армию на той части губернии, которую не заняли колчаковцы и которая превратилась, по сути, в ближний тыл 3-й армии.

6 января 1919 г. А.Н. Пепеляев приказал бывшим солдатам 1911, 1912, 1913 и 1914 годов призыва явиться на службу к 12 января в волостные и уездные правления для укомплектования «партизанских отрядов», формируемых при полках 1-го Средне-Сибирского корпуса «временно» (на 8 месяцев). Этот «временный призыв» назначался на участках от левого берега Камы в Соликамском уезде, Пермском и Кунгурском уездах, а также от правого берега Камы в Чердынском, Соликамском, Оханском уездах соответственно начдивами 1-й и 2-й Сибирских стрелковых дивизий. Гражданской администрации (губернскому комиссару), а также органам городского и земского самоуправления вменялось в обязанность оказывать «полное содействие и помощь военным местным властям». Особо подчеркивалось, что «неявившиеся будут преданы военно-полевому суду и расстреляны, как дезертиры, а сельские и волостные самоуправления будут строго наказаны, как за укрывательство дезертиров и за пособничество врагу»¹⁷⁸.

Таким образом, белые на территории Пермской губернии также были готовы к дезертирству со стороны местного населения. И обоснованно: в приказе А.Н. Пепеляева от 7 января 1919 г. упоминалось, что «часть офицеров и солдат призывного возраста до настоящего времени не явилась на службу»¹⁷⁹. И это при том, что официально выражалась полнейшая поддержка военным властям со стороны «благодарного населения».

Между тем в Чердынском уезде произошло событие, которое не могло не повлиять на ход как военных действий, так и мобилизаций и дезертирство: в январе 1919 г. в Юрлинской волости вспыхнуло антибольшевистское восстание. Его началу и успеху способствовало то, что в городе Чердыни и уезде в силу его социально-экономического и политического положения органы самоуправления и большая часть населения не поддерживали Советскую власть. Кроме того, организаторы восстания, несомненно, рассчитывали на помощь и скорый приход колчаковцев. Так, в приветственной телеграмме командиру 1-го Средне-Сибирского армейского корпуса председатель Чердынского уездного земского собрания Марков 23 января 1919 г. писал: «Вашей могучей рукой славные, верные, самоотверженные двинуты на наше спасение и мы, земские люди далекого Чердынского края, вновь ожили в гражданской жизни. Возродившееся земское собрание от лица всего населения уезда шлет земной поклон Вам и Вашим войскам. Душу и тело отдадим на создание нашей Родины. Из своих скудных, ограбленных большевиками средств земское собрание единогласно ассигновало на нужды армии 50 000 рублей»¹⁸⁰.

Предпринятые белыми мобилизационные мероприятия поначалу оказались успешными. По меньшей мере в Чердынском уезде. В приказе от 5 марта 1919 г. генерал Пепеляев объявил благодарность начальнику Пермской дивизии генерал-майору Шарову, командиру 2-го Чердынского полка капитану Реингардту за «правильно налаженное дело»: «Объезжая город около 7 часов вечера, я заметил на одной из небольших площадей команду солдат еще не обмундированных, но своим лихим молодецким видом обращавших на себя внимание… Проходя мимо меня, несмотря на то, что было темно, начальник команды узнал своего командира корпуса и громко подал команду. Отчетливый, веселый, лихой ответ братьев стрелков порадовал меня и я несколько раз благодарил стрелков за их молодецкий вид. Команда оказалась — учебной командой 2-го Чердынского полка»¹⁸¹.

Само по себе то обстоятельство, что Пермскую губернию рассекал фронт, на котором между красными и белыми велись боевые действия, что эта линия фронта постоянно колебалась и перемещалась, стало серьезной предпосылкой для уклонения и дезертирства крестьян из Красной армии. Когда же в конце весны и начале лета колчаковские войска стали терпеть поражение и отступать с территории Пермской губернии, в них неизбежно началось разложение, которое прежде всего проявилось в росте дезертирства и перебежках к красным. Как и на других фронтах, в первую очередь дезертировали местные крестьяне, принудительно мобилизованные в белую армию. «Белые» дезертиры примешивались к «красным» дезертирам, и это становилось дополнительным фактором роста уклонения от службы в Красной армии и дезертирства из нее, в целом вело к обострению проблемы дезертирства и усложнению борьбы с ним.

Дезертирство начиналось уже в тылу. В приказе А.Н. Пепеляева от 27 февраля 1919 г. говорилось: «За последнее время стали наблюдаться случаи, когда воинские чины, как солдаты, так и офицеры, следующие в свои части из отпусков, командировок, лазаретов, и даже дезертирствующие пристают к другим частям, начальники которых самовольно, никого не уведомляя, заносят их в списки своей части»¹⁸².

Кроме того, документы содержат сведения о поддержке, которой пользовались большевики со стороны беднейшей части крестьянского населения в уездах, находившихся под контролем Красной армии. Именно в них мобилизации в Красную армию протекали успешно.

Так, в Кунгурском уезде, согласно материалам фонда Свердловского истпарта, в ноябре 1918 г. жители Тихоновской волости постановили открыть запись в формируемый местным военкоматом в с. Орде 3-й Кунгурский батальон. Отмечалось, что «необходимые для военных нужд лошади доставляются на сборные пункты крестьянами очень аккуратно»¹⁸³. При этом, однако, умалчивалось о главном: как много крестьян записалось в этот формируемый батальон.

«На месте расстреливать»: первые организационные и карательные меры по борьбе с уклонением от призыва и дезертирством

Уклонение от мобилизации и дезертирство из войсковых частей были восприняты большевиками как серьезная угроза строительству Красной армии, более того — как пособничество врагу. Летом 1918 г. власти различных губерний Советской России приступили к созданию органов по борьбе с дезертирством, стремясь всеми доступными средствами предотвратить его распространение. Поначалу применялись карательные меры, а затем, с накоплением опыта практической работы и развития организации, в их арсенале появились различные предупредительные меры.

Чтобы проанализировать, как устанавливались и развивались организация и система мер по борьбе с уклонением и дезертирством именно в Пермской губернии, необходимо обратиться к обстоятельствам зарождения этой системы, ставшим известными благодаря выявленным нами архивным документам.

До создания специальных органов борьба с дезертирами началась с возложения ее РВСР на все советские учреждения, а меры борьбы значились предупредительные¹⁸⁴.

В конце 1918 г. в протоколе № 73 заседания РВСР от 19 декабря 1919 г. прямо указывалось на необходимость проведения широкомасштабной агитационной работы — чтобы в массах и главным образом в Красной армии произошло осознание «всей преступности дезертирства и настроения враждебности к дезертирам»¹⁸⁵.

В течение второй половины 1918 г. борьба с уклонением и дезертирством требовала налаженного взаимодействия между системой военных комиссариатов и штабами дивизий, армий и фронтов Красной армии, поскольку, с одной стороны, дезертировавшие с фронта стремились поскорее просочиться в тыл, в родные места, а с другой — многие мобилизованные дезертировали по пути из сборных пунктов на фронт, когда совершали переходы, останавливаясь на дневки и ночевки, в составе маршевых рот. Для Пермской губернии это взаимодействие имело особое значение ввиду непосредственной близости как линии фронта, так и районов антибольшевистского повстанческого движения.

Первоначально борьба с дезертирством была одной из задач ЧК. Так, в Пермской губернии борьбу с дезертирством вел Отдел по борьбе с контрреволюцией, саботажем и преступлениями при губЧК во главе с Г.Ф. Воробцовым, который вступил в должность заведующего 1 июня 1918 г.¹⁸⁶

8 августа 1918 г. приказом Военного совета 3-й армии Восточного фронта объявлялось: «Всем советским организациям и военным властям предлагается к неуклонному исполнению следующее: за последнее время участилось дезертирство с фронта, а посему подлежит принять самые строгие меры. Всех красноармейцев, не имеющих документов от командиров своих частей, немедленно разоружать и арестовывать: оказывающих сопротивление при разоружении и аресте — на месте расстреливать, как дезертиров и изменников революции»¹⁸⁷.

С каждым днем все очевиднее становилась необходимость создания специальных чрезвычайных органов, которые бы занимались борьбой с уклонением от мобилизации и дезертирством. По быстро укоренившейся большевистской традиции оптимальной организационной формой сочли комиссию, и такими органами стали губернская, уездные и волостные комиссии по борьбе с дезертирством — «комдезертиры». Они создавались исполкомами местных Советов и работали в тесном взаимодействии с военными комиссариатами, различными советскими учреждениями и, естественно, под контролем местных комитетов партии большевиков.

Борьбу с дезертирством вели также и военные комиссариаты. Первыми стали создаваться — решениями исполкомов уездных Советов (при несомненном руководящем участии комитетов большевистской партии) — уездные, а за ними — волостные комиссии по борьбе с дезертирством. По мере создания волостных и уездных комдезертиров военные комиссариаты перекладывали на них эту работу, но и далее между комдезертирами и военкоматами продолжалось взаимодействие в этой области, поскольку того требовали интересы дела. Как и комдезертиры, военкоматы регулярно отчитывались о ситуации на «фронте борьбы с дезертирством» перед вышестоящими военкоматами и исполкомами Советов, а также партийными комитетами.

В Пермской губернии самые ранние обнаруженные нами сведения о комиссиях и принимаемых ими мерах относятся к июлю 1918 г.

Так, в Оханском узде военный комиссар Тойкинской волости обратился в уездную комиссию по борьбе с дезертирством: «Из предписания вашего от 26 июля 1918 г. видно, что здесь якобы есть волостная комдезертир, но таковой нет. За дезертирством и прибывающими из белой банды следит только комиссариат, всем остальным как будто нет дела»¹⁸⁸.

В сентябре комиссии по борьбе с дезертирством были созданы в Степановской и Неволинской волостях Кунгурского уезда¹⁸⁹.

По всей видимости, создавая комиссии по борьбе с дезертирством, исполкомы местных Советов или самостоятельно реагировали на рост дезертирства, или, что более вероятно, выполняли указания соответствующих вышестоящих губернских учреждений.

Таким образом, местные власти Пермской губернии еще до создания Советом рабоче-крестьянской обороны в декабре 1918 г. Центральной временной комиссии по борьбе с дезертирством приступили к образованию таких комиссий, начали применять карательные и предупредительные меры по борьбе с уклонением и дезертирством.

Как мы убедились ранее, массового уклонения от мобилизации и массового дезертирства летом и осенью 1918 г. в Пермской губернии не было. Однако в Пермской губернии уклонение и дезертирство имели свои особенности, которые усложняли борьбу с ними. Ее сильно затрудняли такие факторы, как неоднородность населения, сильная географическая разбросанность уездных центров, сложная политическая обстановка и хозяйственная ситуация. Следствием всего этого стала несогласованность действий губернской, уездных и волостных советских учреждений и партийных органов. Кроме того, судя по тому, что нам не удалось обнаружить никаких свидетельств получения каких-либо директив по борьбе с дезертирством из центральных советских учреждений, у губернских властей не было связи и взаимодействия в этом деле с Москвой.

И еще: в силу географических и климатических особенностей Пермская губерния стала территорией, куда стекались дезертиры из других губерний. Все это крайне осложняло работу первых комдезертиров. Именно в силу совокупности всех этих обстоятельств борьба с уклонением и дезертирством в разных уездах проходила неодинаково, с различными результатами и последствиями.

Так, 11 сентября 1918 г. отдел мобилизации Осинского уездного военкомата предложил сельским властям приступить к обязательной проверке документов у прибывающих со сборных пунктов солдат. Тех, кто оказывался без документов, — отправлять под конвоем обратно. Запрещалось отпускать мобилизуемых домой «за хлебом», «переодеться». Одновременно объявлялось о праве применять репрессии в отношении родственников, «уличенных в укрывательстве дезертиров»¹⁹⁰.

В Осинском уезде категорический отказ крестьян воевать заставил уездный военкомат принять решение о создании комиссии по производству расследования о причинах неявки некоторых волостей уезда. Ее председатель — И. Колегов — поручил уездному военному комиссару провести расследование и принять надлежащие меры к высылке всех уклонившихся на сборный пункт. Колегов также указал на возможность применения вооруженной силы вплоть до расстрела¹⁹¹.

И хотя уклонение и дезертирство не были массовыми, комдезертиры, поскольку они находились в начальной стадии организации, а местами существовали пока только на бумаге, не могли справиться с этими «контрреволюционными» явлениями. По оценке Пермской губЧК (сентябрь 1918 г.), «местная и военная власти не в состоянии справиться» с бегством красноармейцев с фронта¹⁹². А между тем антисоветские восстания разрастались и угроза занятия губернии белыми усиливалась. Это заставило органы большевистской власти прибегнуть к репрессивным мерам в соответствии с объявленным ВЦИК красным террором.

Так, в Оханском уезде председатель Верещагинского районного военно-революционного комитета Горшечников 22 октября заявил: «Учитывая то положение, что контрреволюционеры зверски уничтожают всех советских работников и их семейства, то в целях гарантии за более спокойное житье граждан в занятых местностях белогвардейцами, предлагается сейчас же взять с каждой волости заложников: из буржуазии, кулаков, правых эсеров и меньшевиков под усиленным караулом. При случае эвакуации волостных исполкомов — увозить их с собой, причем объявить гражданам волости, что при случаях контрреволюционных выступлений и выдачи белогвардейцам советских работников — все заложники будут расстреливаться»¹⁹³.

18 ноября отделение Пермского губернского ревтрибунала «за злостное и неоднократное дезертирство из рядов Красной армии, оказавших вооруженное сопротивление, участвовавших в восстаниях и расстрелах советских и партийных работников» приговорило: П.И. Ушакова и Г.И. Ушакова, жителей Степановской волости Кунгурского уезда; Ф.А. Рычкова и А.И. Мальцева, жителей Пермско-Останинской волости, — к расстрелу; П.М. Рычкова и Е.Н. Черепанова, той же волости, к 10 и 15 годам (соответственно) принудительных работ с заключением в рабочий исправительный дом; С.Е. Беляева, жителя Усольского уезда Крохалевской волости, — направить с первой маршевой ротой на фронт¹⁹⁴.

Далее следовало предупреждение, оповещавшее, что каждого красноармейца, дезертировавшего из войсковой части, эшелона, сборного пункта или не явившихся по мобилизации, а также дезертиров труда ожидает наказание, а семьи их будут наказываться штрафом, конфискацией скота, надела, движимого и недвижимого имущества. Помимо этого наказанию в виде конфискации имущества и предания суду трибунал угрожал подвергнуть волостные и сельские власти и население за укрывательство дезертиров и отказ вести с ними борьбу¹⁹⁵.

* * *

Строительство центрального аппарата и всероссийской системы комдезертиров началось с разработки, с учетом опыта губернских и военных властей, и принятия постановления Совета рабоче-крестьянской обороны от 25 декабря 1918 г., которым, с учетом первого опыта работы подобных комиссий в губерниях, была образована Центральная временная комиссия по борьбе с дезертирством (Центркомдезертир). В самом ее названии подчеркивалось, что существование ее будет временным. Центркомдезертир являлась высшим органом, которому предоставлялось право учреждать и контролировать местные комиссии по борьбе с дезертирством, разрабатывать и издавать постановления и распоряжения по борьбе с дезертирством, с правом наложения дисциплинарного взыскания в отношении служащих местных комиссий. Ее распоряжения были обязательны для выполнения всеми без исключения местными комиссиями.

Центркомдезертир состояла из председателя, назначаемого приказом РВСР, представителей Всероглавштаба, Политуправления РВСР и Народного комиссариата внутренних дел РСФСР. К совместной с ней деятельности привлекались представители других учреждений, необходимые по ходу работ комиссии, с правом совещательного голоса. Постановления комиссии выносились простым большинством голосов и публиковывались в установленном порядке. В случаях, затрагивающих компетенцию других ведомств, требовалось предварительное соглашение с последними.

При Центральной комиссии создавалось Управление делами (секретариат), на которое возлагались выработка и представление на утверждение комиссии проекта мероприятий по борьбе с дезертирством; организация ее заседаний; ведение протоколов; проведение в жизнь ее постановлений путем их издания, опубликования и поддержания связи с соответствующими учреждениями. Управление делами (секретариат) должно было сноситься с окружными, столичными, губернскими и уездными комдезертирами¹⁹⁶.

Председателем Центркомдезертира был назначен И.Л. Дзевялтовский — польский революционер, участник Октябрьской революции, комиссар Всероглавштаба.

Распоряжением Центркомдезертира в январе 1919 г. учреждались полевые, губернские и уездные комиссии по борьбе с дезертирством.

Полевые комдезертиры должны были создаваться при штабах фронтов, армий и дивизий в составе представителей особых отделов, политотделов и комиссаров штабов. В прифронтовой полосе для борьбы с дезертирством создавались заградительные отряды. Организовывались также пункты принятия жалоб красноармейцев на плохое снабжение продовольствием, обмундированием, недостаточное обеспечение их семей пособием. Полевые комиссии подчинялись реввоенсоветам армий и фронтов и носили временный характер.

Тем же распоряжением учреждались окружные комиссии (окркомдезертиры) при окружных военных комиссариатах в составе председателя — представителя окружного военкомата, представителя культурно-просветительного отдела окружного военкомата, представителя отдела управления губисполкома. Представители утверждались Центркомде-зертиром¹⁹⁷. При окркомдезертире находился секретариат, в функции которого входило инструктирование всех низших комиссий с правом наложения на них взысканий за «неправомерные действия»¹⁹⁸.

Окружная комиссия должна была распубликовывать по округу распоряжения Центркомдезертира, инспектировать и инструктировать все нижестоящие комдезертиры, с правом наложения на них дисциплинарного взыскания за бездействие или неправильность действий, предоставлять Центркомдезертиру периодические сводки работы по борьбе с дезертирством по губерниям округа¹⁹⁹.

Губернские комиссии (губкомдезертиры) должны были создаваться при губернских военкоматах в составе председателя — представителя губернского военкомата, представителя культурно-просветительного отдела губернского военкомата, представителя отдела управления губисполкома. Представители утверждались Окркомдезертиром. Губкомдезертиры издавали постановления и распоряжения.

Губкомдезертиры должны были проводить в жизнь все постановления центральной и окружных комдезертиров, руководить работой уездных и волостных комиссий с правом наложения на них, в особых случаях, дисциплинарных взысканий²⁰⁰. В функции губернских комиссий входили также наблюдение и инструктирование эшелонов при отправке их на фронт. В целях агитации с эшелонами отправлялись коммунисты.

На губкомдезертиры возлагалась непосредственная борьба с дезертирством губернии, проведение в жизнь постановлений и распоряжений Центркомдезертира и Окркомдезертира, руководство работой уездных и волостных комиссий.

Меры, применяемые губкомдезертиром, разделялись на предупредительные и карательные. Предупредительные меры включали в себя развитие и углубление политической сознательности и общего культурного уровня рабоче-крестьянских масс, главным образом красноармейцев, путем пропаганды и агитации о вреде дезертирства и невозможности для дезертиров скрываться, посредством устройства митингов и лекций. Карательные меры включали в себя производство облав в домах, местах скопления и увеселений, в волостях и селах, высылку пикетов для проверки документов, проверку отношения к отбыванию воинской повинности служащих в учреждениях и предприятиях, в подотделах учета и распределения рабочей силы. Карательные меры осуществлялись при содействии местных властей, команд, милиции, войсковых частей ВЧК и других воинских сил.

Губкомдезертиры должны были ведать разбором дел дезертиров, установлением дезертиров злонамеренных и по слабости воли, с направлением последних в запасные штрафные части и с передачей дел о дезертирах, признанных злонамеренными, в подлежащих случаях, ревтрибуналам; наблюдением и инструктированием эшелонов при отправке их на фронт путем посылки с эшелонами совместно с губкомами партии агитаторов для агитации в пути и путем вливания коммунистических частей в маршевые роты, равно принятием других мер в пределах инструкции Центркомдезертира.

Губкодезертиры должны были осуществлять наблюдение и контроль за местными учреждениями Народного комиссариата социального обеспечения и Народного комиссариата земледелия в части исполнения ими декретов об обеспечении семей красноармейцев и о запашке и засеве их полей, привлечение в необходимых случаях уездных и волостных комиссий к дисциплинарной ответственности за бездействие или неправильное действие с наложением на них дисциплинарных взысканий²⁰¹.

Уездкомдезертиры должны были учреждаться при уездных военкоматах в составе председателя — представителя уездного военкомата и членов — представителей отдела управления уездного исполкома и культурно-просветительного отдела уездного военкомата, утверждаемых губкомдезертиром.

Волостные комдезертиры создавались при волостных военкоматах.

Губернские комиссии подчинялись окружным, уездные — губернским, волостные — уездным комиссиям. При комиссиях, как правило, создавались отряды, целью которых было непосредственное задержание дезертиров. Для налаживания взаимодействия комдезертиров с местными партийными органами и советскими учреждениями в губерниях учреждались «четверки», состоящие из председателя губкомдезертира, представителей губкома партии, губЧК и губернского военкомата. В уездах создавались «тройки» из представителей уездного исполкома, уездной комдезертир и уездного военкомата²⁰².

Общее руководство комиссиями должна была осуществлять Центркомдезертир. Состав каждой нижестоящей комиссии определялся вышестоящей, перед которой и производился регулярный отчет.

Состоялось три заседания Центркомдезертира: 24, 25 и 27 декабря 1918 г. Первое, подготовительное, заседание открылось 24 декабря.

В заседании 25 декабря приняли участие представители народных комиссариатов юстиции, продовольствия, труда, путей сообщения, социального обеспечения, агитационного отдела Бюро военных комиссаров и Военного отдела издательства ВЦИК, Московского Окружного комиссариата по военным делам. На этом заседании было принято постановление о принятии срочных мер: поручить агитационно-просветительному отделу Бюро военных комиссаров принять немедленные меры к борьбе с дезертирством посредством печати, представив к следующему заседанию доказательства выполнения этой задачи; привлечь через Народный комиссариат просвещения художников к составлению плакатов, иллюстрирующих дезертирство и борьбу с ним, представив к следующему заседанию список художников; поручить издательству ВЦИК составить для распространения брошюру о дезертирстве; сообщить в партийные комитеты об устройстве в ближайшие дни митингов на тему о дезертирстве и борьбе с ним. Указанные пункты было предложено выполнить представителю Бюро военных комиссаров²⁰³.

Представитель Всероглавштаба должен был предложить округам выработать в окружных совещаниях меры борьбы с дезертирством и о принятых решениях сообщить комиссии; выработать проект приказа Реввоенсовета Республики об отпусках военнослужащих Красной армии, о порядке снабжения военнослужащих удостоверениями в случае утраты отпускных документов, об обязанностях военнослужащих предъявлять предписания и отпускные билеты в комендантские управления, о предоставлении органам военного управления права привлечения к ответственности сельские советы и домовые комитеты в случае обнаружения в состоящих в их ведении населенных пунктах дезертиров, а также о принятии местными органами военного управления самых действительных мер надзора за регистрацией всех военнослужащих, прибывающих в пункты расположения названных учреждений, об учреждении распоряжений окружных комиссариатов трехчленных комиссий для выяснения состояния здоровья военнослужащих, находящихся в лечебных заведениях для испытания, а также для надзора за порядком приема поступающих в эти заведения²⁰⁴.

Всероглавштаб должен был выработать проект приказа Реввоенсовета республики об отпусках служащих Красной армии, о порядке снабжения военнослужащих удостоверениями в случае утраты отпускных документов, об обязанностях военнослужащих предъявлять предписания и отпускные билеты в комендантские управления, о предоставлении органам военного управления права привлечения к ответственности сельские советы и домовые комитеты в случае обнаружения в состоящих в их ведении населенных пунктах дезертиров. Кроме того, на местные органы военного управления возлагалась обязанность следить за регистрацией всех военнослужащих, прибывающих в пункты расположения названных учреждений. Для выяснения состояния здоровья военнослужащих, находящихся в лечебных заведениях, и для надзора за порядком приема поступающих в эти заведения создавались комиссии из трех человек²⁰⁵.

Начальники гарнизонов должны были следить за деятельностью всех врачебных комиссий, свидетельствовавших о состоянии здоровья призванных военнослужащих в пути, проверять документы, пресекать попытки красноармейцев к побегу, разработать проект анкеты для опроса пойманных дезертиров, предоставлять в Центркомдезертир справку о количестве призванных в ряды Красной армии возрастных групп. Военнослужащие, уволенные на определенный срок, не имели права поступать на службу в другие учреждения. Руководители последних, в свою очередь, не должны были их арестовывать. По истечении отпуска военнослужащие обязаны были возвратиться в часть, из которой увольнялись. В случае, когда военнослужащий все же поступал на службу в другую организацию, ее руководитель подлежал привлечению к ответственности.

Московскому окружному военному комиссариату было предложено к очередному заседанию представить разработанный план облавы на дезертиров в Москве. В заседании 27 декабря Московскому окружному военному комиссариату было предложено переработать план облавы на дезертиров в кратчайший срок.

Представителям народных комиссариатов социального обеспечения, продовольствия и путей сообщения было предложено представить перечень мер, которые эти ведомства считают необходимыми немедленно провести в жизнь для борьбы с дезертирством — первым двум к 3 января, последнему к 30 декабря. Народному комиссариату внутренних дел было предложено разработать проект приказаний домовым и сельским комитетам о том, кто считается дезертиром и какие срочные меры борьбы надлежит принимать против них.

Главному военно-санитарному управлению было предложено представить к следующему заседанию доклад о составе при госпиталях медицинских комиссий и об их деятельности. Потребовать от Народного комиссариата труда и издательства ВЦИК обязательного присутствия делегированных членов комиссии, а также сообщения о причинах отсутствия этих членов. Потребовать от всех указанных выше учреждений сообщений к 3 января через делегированных ими членов комиссии, что ими осуществлено по вопросу о борьбе с дезертирством²⁰⁶.

Под руководством Центркомдезертира, при участии представителей Всероссийского главного штаба, Центрального управления военных сообщений, Высшей военной инспекции и Политуправления РВСР, была разработана инструкция о посадке в эшелоны и перевозке эшелонов по железной дороге. Главное внимание при отправлении маршевых рот обращалось на политическую работу. Их начальники, по прибытии на фронт, обязаны были отчитаться перед вышестоящими инстанциями, указывая при этом все факты задержки эшелонов и причины: отсутствие приготовленной пищи, халатное отношение со стороны железнодорожных и военных властей²⁰⁷.

Необходимость разработки этой инструкции диктовалась тем обстоятельством, что случаи дезертирства из маршевых рот не были редким явлением. Еще по пути на фронт многие разбегались. Кроме вышеуказанных причин задержки эшелонов существовали еще проблема с транспортом и кадровая проблема. Иногда эшелонам приходилось ждать отправки по нескольку часов, что создавало благоприятные условия для намеревавшихся дезертировать. В результате часть мобилизованных разбегалась, а проследить за всеми не представлялось возможным.

* * *

Таким образом, ход и результаты мобилизаций в Пермской губернии во второй половине 1918 г. непосредственным образом связаны с событием, получившем в большевистской России, «Совдепии», и, соответственно, в советской историографии трагичное название — «Пермская катастрофа». В советской историографии утвердилась точка зрения, что отступление Красной армии и сдача Перми были вызваны в том числе и «массовым дезертирством». Та же точка зрения продолжает существовать и в современной российской исторической литературе²⁰⁸.

Однако документы, выявленные нами в пермских государственных архивах, содержащиеся в них статистические данные, по нашему убеждению, опровергают это общепринятое мнение. На наш взгляд, нельзя говорить о «массовости» дезертирства, поскольку военкоматы Пермской губернии еще не приступили к проведению действительно массовых мобилизаций, а точная система учета уклонившихся и дезертиров не была создана ими.

Конечно, сохранившиеся за вторую половину 1918 г. документы отрывочны и не дают полной картины уклонения и дезертирства в Пермской губернии в это время. Сведения о количестве дезертиров мы находим лишь в переписке между военными учреждениями или сводках губЧК, что не может нам дать полной картины.

Вместе с тем согласно выявленным нами документам, мобилизации, по данным Осинского уездного и Пермского губернского военкоматов, проходили в целом успешно.

Одновременно со строительством регулярной Красной армии, наряду со всеобщим воинским обучением и мобилизациями большевиками проводилась жесткая политика продовольственной диктатуры, у крестьян реквизиции подлежало всё, чего недоставало армии в боевых условиях. Помимо зерна, скота и другого продовольствия забирали лошадей и перевозочные средства, так необходимые в хозяйстве крестьян. Все это вело к росту недовольства в деревне и уклонению от призывов, особенно в период летне-осенних полевых работ в 1918 г.

Кроме того, волостные и уездные военные комиссары не имели еще опыта проведения массовых мобилизаций, им явно не хватало организованности в приеме мобилизованных и их отправке в действующую Красную армию. Губернскими властями не был твердо решен и проведен в жизнь вопрос о мобилизуемых возрастах и вопрос о социальном происхождении подлежащих мобилизации.

Хорошо зная об антивоенных и антибольшевистских настроениях значительной части сельского населения Пермской губернии, партийные комитеты и советские учреждения делали упор на мобилизацию рабочих и крестьянской молодежи, а главное — на пополнение Красной армии добровольцами. И в этой работе они добились очевидного успеха. Следует считать очевидным, что число уклонившихся и дезертиров вполне компенсировалось, а скорее всего — даже с лихвой превышалось числом добровольцев.

С учетом этой ситуации очевидно, что Ижевско-Воткинское и другие антибольшевистские и антисоветские восстания имели сугубо социально-экономические причины. Мобилизации в Красную армию являлись сопутствующим фактором и сами по себе не могли служить причиной столь масштабных восстаний и повстанческих движений.

Наконец, как только начались уклонение от мобилизаций и дезертирство из маршевых рот при их движении на фронт, пока еще в относительно небольших масштабах, военкоматы и исполкомы местных советов начали борьбу против этих явлений, грозящих срывом пополнения Красной армии, защищающей Советскую власть в непосредственной близости от Пермской губернии и отчасти уже на ее собственной территории. Самым первым и естественным шагом стало создание губернской, уездных и волостных комиссий по борьбе с дезертирством. Другим шагом стало применение репрессивных мер против уклоняющихся и дезертиров.

Образование Центркомдезертира в самом конце 1918 г. должно было по замыслу руководства Советской России привести к быстрому строительству государственной системы борьбы с дезертирством сверху донизу и тем самым усилить действенность мер по борьбе с дезертирством.

Примечания

¹ Анишев Ан. Очерки истории Гражданской войны 1917–1920 гг. Л., 1925. С. 24.

² Международный круглый стол «Русское крестьянство и Первая мировая война» // Новый исторический вестник. 2014. № 2 (40). С. 8–89.

³ Асташов А.Б. Членовредительство и симуляция болезней в русской армии во время Первой мировой войны // Новый исторический вестник. 2012. № 4 (34). С. 6—18.

⁴ Асташов А.Б. Русский фронт в 1914 — начале 1917 года: военный опыт и современность. М., 2014. С. 466–515.

⁵ Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 325. Оп. 2. Д. 56. Л. 13.

⁶ Декреты Советской власти. Т. II. М., 1959. С. 156.

⁷ Пермский государственный архив социально-политической истории (ПГАСПИ). Ф. 90. Оп.4. Д. 886. Л. 8.

⁸ Декреты Советской власти. Т. II. М., 1959. С. 334.

⁹ Портнов В.П., Славин М.М. Становление и развитие конституционного законодательства Советской России (1917–1920 гг.). М., 1987. С. 121.

¹⁰ РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 46. Л. 4.

¹¹ Сборник статистических сведений по Союзу ССР: 1918–1923 гг. М., 1924.

¹² Обухов Л.А. Прикамье в огне Гражданской войны // Гражданская война на востоке России. Пермь, 2008. С. 214.

¹³ ГАПК. Ф. Р-29. Оп. 1. Д. 1. Л. 2об.

¹⁴ Там же. Ф. Р-358. Оп. 1. Д. 158. Л. 240, 240об.

¹⁵ Там же. Д. 10. Л. 25.

¹⁶ Там же. Л. 27.

¹⁷ Там же. Л. 31.

¹⁸ Шевырин С. Забытый герой // Ретроспектива. 2008. № 5. С. 61–65. ГАПК. Ф. Р-358. Д. 10. Л. 46об., 47.

¹⁹ Там же. Ф. Р-29. Оп. 1. Д. 2. Л. 11, Иоб„12.

²⁰ Там же.

²¹ Там же. Д. 1. Л. 2об.

²² Там же. Л. 3.

²³ Там же. Л. 4.

²⁴ Там же. Л. 8.

²⁵ Там же.

²⁶ Там же. Л. 15об.

²⁷ Там же.

²⁸ ГАПК. Ф. Р-358. Оп. 1. Д. 268. Л. 7.

²⁹ Гражданская война в Прикамье: май 1918 — январь 1920 гг.: Сборник документов. Пермь, 2008. С. 137.

³⁰ ГАПК. Ф. Р-358. Д. 10. Л. 46 об. 47.

³¹ Там же. Ф. Р-29. Оп. 1. Д. 1. Л. 18.

³² Там же.

³³ Там же.

³⁴ ГАПК. Ф. Р-29. Оп. 1. Д. 162. Л. 141.

³⁵ Там же. Ф. Р-744. Оп. 1. Д. 4. Л. 27.

³⁶ Там же. Ф. Р-358. Оп. 1. Д. 158. Л. 322об„323, 323об.

³⁷ Там же. Д. 157. Л. 256, 258.

³⁸ Там же. Ф. Р-657. Оп. 1. Д. 10. Л. 34об.

³⁹ ПГАСПИ. Ф. 90. Оп. 4. Д. 882. Л. 18.

⁴⁰ Васъковский О.А. Проблема расстановки классовых сил в деревне в период обороны Урала от белогвардейцев и интервентов // Вопросы историографии Гражданской войны на Урале. Свердловск, 1967. С. 96.

⁴¹ Васъковский О.А. Проблема расстановки классовых сил в деревне в период обороны Урала от белогвардейцев и интервентов // Вопросы историографии Гражданской войны на Урале. Свердловск, 1967. С. 96.

⁴² Обухов Л.А. Прикамье в огне Гражданской войны // Гражданская война на востоке России. Пермь, 2008. С. 216.

⁴³ ПГАСПИ. Ф. 90. Оп. 4. Д. 882. Л. 29, 30.

⁴⁴ Там же.

⁴⁵ ГАПК. Ф. Р-656. Оп. 1. Д. 30. Л. 2.

⁴⁶ Обухов Л.А. Прикамье в годы Гражданской войны // Гражданская война на востоке России. Пермь, 2008. С. 219.

⁴⁷ ПГАСПИ. Ф. 90. Оп. 4. Д. 882. Л. 18об.

⁴⁸ Там же. 19об.

⁴⁹ Там же. Л. 21.

⁵⁰ Там же. Л. Поб., 12.

⁵¹ Там же. Л. 27, 27об.

⁵² Там же. Л. 71.

⁵³ Там же. Л. 45.

⁵⁴ Иголкин А.А. Военный коммунизм: политика против экономики // Гражданская война в России, 1917–1922. М., 2006. С. 255–318.

⁵⁵ Карпенко С.В., Крушелъницкий А.В. Обострение Гражданской войны в 1918 г. и интервенция // История России: XX век. М., 2010. С. 187–190.

⁵⁶ Карпенко С.В. Белое движение: экономика, политика и стратегия // Гражданская война в России, 1917–1922. М., 2006. С. 379–384.

⁵⁷ Ефимов А.Г. Ижевцы и воткинцы //1918 год на Востоке России. М., 2003. С. 355–356.

⁵⁸ ГАПК. Ф. Р-358. Оп. 1. Д. 181. Л. 30, ЗОоб.

⁵⁹ Там же.

⁶⁰ ГАПК. Ф. Р-418. Оп. 1. Д. 60. Л. 3, Зоб., 4.

⁶¹ Там же. Ф. Р-744. Оп. 1. Д. 4. Л. 49.

⁶² Там же. Д. 2. Л.157.

⁶³ Там же. Ф. Р-415. Оп. 1. Д. 36. Л. 16.

⁶⁴ Там же. Ф. Р-371. Оп. 1. Д. 201. Л. 122.

⁶⁵ Там же. Л. 75, 75об.

⁶⁶ Там же. Ф. Р-744. Оп. 1. Д. 4. Л. 291.

⁶⁷ Карпенко С.В. Белые генералы и красная смута. М., 2009. С. 182–310.

⁶⁸ Булдаков В.П. Красная смута: Природа и последствия революционного насилия. М., 2012. С. 179–220.

⁶⁹ ГАПК. Ф. Р-418. Оп. 1. Д. 60. Л. 12.

⁷⁰ Там же. Л. 13.

⁷¹ Там же. Ф. Р-371. Оп. 1. Д. 201. Л. 60.

⁷² Там же. Ф. Р-418. Оп. 1. Д. 60. Л. Поб.

⁷³ Там же. Ф. Р-371. Оп. 1. Д. 201. Л. 56.

⁷⁴ Там же. Ф. Р-744. Оп. 1. Д. 4. Л. 32.

⁷⁵ Там же. Л. 27, 27об.

⁷⁶ Там же. Ф. Р-358. Оп. 1. Д. 158. Л. 436об„437.

⁷⁷ Составлено по: ГАПК. Ф. Р-358. Оп. 1. Д. 158. Л. 436об., 437.

⁷⁸ Составлено по: ГАПК. Ф. Р-358. Оп. 1. Д. 158. Л. 436об., 437.

⁷⁹ Составлено по: ГАПК. Ф. Р-358. Оп. 1. Д. 158. Л. 436об., 437.

⁸⁰ ГАПК. Ф. Р-358. Оп. 1. Д. 158. Л. 322об„323.

⁸¹ Там же.

⁸² Там же. Л. 93.

⁸³ Там же. Л. 79.

⁸⁴ Там же. Л. 80.

⁸⁵ Там же. Л. 301, 301об., 302.

⁸⁶ Там же. Д. 495. Л. 7.

⁸⁷ Там же. Л. 3.

⁸⁸ Там же. Д. 270. Л. 1, 1об., 2об.

⁸⁹ Там же. Л. 3.

⁹⁰ Там же. Л. 6, 7об.

⁹¹ Там же. Д. 158. Л. 57.

⁹² Там же. Д. 266. Л. 2.

⁹³ Там же. Л. 10, Юоб.

⁹⁴ ПГАСПИ. Ф. 90. Оп. 4. Д. 882. Л. 11., Иоб.

⁹⁵ ГАПК. Ф. Р-358. Оп. 1. Д. 266. Л. 17, 17об.

⁹⁶ Там же. Л. 70об„71, 71об.,72, 72об„73, 73об„74.

⁹⁷ Там же. Л. 42, 42об.

⁹⁸ ПГАСПИ. Ф. 90. Оп. 4. Д. 886. Л. 52, 52об.

⁹⁹ Декреты Советской власти. Т. 3. М., 1964. С. 268.

¹⁰⁰ Вошпиков С.С. «Официального заместителя не назначать»: Попытка перехвата власти Я.М. Свердловым после ранения В.И. Ленина // Новый исторический вестник. 2015. № 2 (44). С. 72–88.

¹⁰¹ ГАПК. Ф. Р-358. Оп. 1. Д. 157. Л. 108.

¹⁰² Там же. Ф. Р-29. Оп. 1. Д. 1. Л. 54, 54об.

¹⁰³ Там же. Ф. Р-358. Оп. 1. Д. 158. Л. 131, 131об„132.

¹⁰⁴ Там же. Л. 209, 210, 211, 211об„212, 212об.

¹⁰⁵ Там же. Д. 333. Л. 8, 8об., 9, 9об.

¹⁰⁶ Там же. Л.12, 12об.

¹⁰⁷ Там же. Л. 14.

¹⁰⁸ Там же. Л. 15, 15 об.

¹⁰⁹ Там же. Л. 28, 28 об.

¹¹⁰ Там же. Л. 30.

¹¹¹ Там же. Д. 396. Л. 6, 6 об.

¹¹² Там же. Л. 8, 8 об.

¹¹³ Там же. Л. 10, 10 об., 11.

¹¹⁴ Там же. 11.

¹¹⁵ Там же. Д. 268. Л. 18, 19.

¹¹⁶ Там же. Л. 18.

¹¹⁷ Там же. Л. 18–20.

¹¹⁸ Там же. Д. 158. Л. 129, 130.

¹¹⁹ Там же. Д. 268. Л. 13, 13об., 14.

¹²⁰ Там же.

¹²¹ Там же. Д. 158. Л. 160.

¹²² Там же. Л. 235.

¹²³ Там же. Д. 268. Л. 15.

¹²⁴ Там же. Л. 15.

¹²⁵ Там же. Л. 44.

¹²⁶ Там же.

¹²⁷ Там же. Л. 46.

¹²⁸ Там же. Л. 48.

¹²⁹ Там же. Л. 53.

¹³⁰ Там же. Д. 158. Л. 146, 146об.

¹³¹ Там же. Л. 94.

¹³² Там же.

¹³³ Там же. Д. 157. Л. 98.

¹³⁴ Там же.

¹³⁵ ПГАСПИ. Ф. 90. Оп. 4. Д. 886. Л. 75, 75об.

¹³⁶ ГАПК. Ф. Р-358. Оп. 1. Д. 158. Л. 338, 338об.

¹³⁷ Там же. Л. 371, 371об„372, 372об.

¹³⁸ Там же. Л. 361об., 362.

¹³⁹ Там же.

¹⁴⁰ Там же.

¹⁴¹ Там же. Л. 146, 146об.

¹⁴² Там же. Л. 361об., 362.

¹⁴³ Там же. Л. 328.

¹⁴⁴ ГАПК. Ф. Р-358. Оп. 1. Д. 172. Л. 89, 89об.

¹⁴⁵ Там же. Д. 158. Л. 326.

¹⁴⁶ Там же. Л. 358.

¹⁴⁷ Там же. Л. 331.

¹⁴⁸ Там же. Л. 350.

¹⁴⁹ Там же. Л. 421, 421об.

¹⁵⁰ Там же. Д. 602. Л. 103, ЮЗоб„104, 229.

¹⁵¹ Там же. Д. 158. Л. 334.

¹⁵² Там же. Д. 172. Л. 73.

¹⁵³ Там же. Д. 158. Л. 337.

¹⁵⁴ Там же. Л. 339, 339об.

¹⁵⁵ Там же. Л. 340, 340об.

¹⁵⁶ Там же. Л. 342.

¹⁵⁷ Там же.

¹⁵⁸ Там же. Л. 343.

¹⁵⁹ Там же. Л. 344, 344об.

¹⁶⁰ Там же. Л. 371, 371об„372, 372об.

¹⁶¹ Там же. Л. 247.

¹⁶² ПГАСПИ. Ф. 1040. Оп. 1. Д. 2. Л. 7.

¹⁶³ Подсчитано по: ГАПК. Ф. Р-358. Д. 158. Л. 371—372об.

¹⁶⁴ ГАПК. Ф. Р-358. Д. 602. Л. 103, ЮЗоб„104.

¹⁶⁵ Там же. Л. 103.

¹⁶⁶ Гуковский А.И. Ликвидация Пермской катастрофы. М„1939; Капцугович И.С. Прикамье в огне Гражданской войны. Пермь, 1969.

¹⁶⁷ Карпенко С.В., Крушелъницкий А.В. Обострение Гражданской войны в 1918 г. и интервенция // История России: XX век. М„2010. С. 193–194.

¹⁶⁸ Директивы Главного командования Красной армии (1917–1920). М„1969. С. 284.

¹⁶⁹ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 50. С. 221.

¹⁷⁰ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 50. С. 220.

¹⁷¹ Эйхе Г.Х. Уфимская авантюра Колчака (март — апрель

1919 г.). М„1960. С. 75.

¹⁷² ПГАСПИ. Ф. 90. Оп. 4. Д. 882. Л. Иоб.

¹⁷³ Там же. Ф. 557. Оп. 1. Д. 185. Л. 2.

¹⁷⁴ Директивы Главного командования Красной армии (1917–1920). М„1969. С. 286.

¹⁷⁵ Обухов Л.А. Прикамье в годы Гражданской войны // Гражданская война на востоке России. Пермь, 2008. С. 214–220.

¹⁷⁶ ПГАСПИ. Ф. 90. Оп. 4. Д. 895. Л. 38.

¹⁷⁷ Директивы командования фронтов Красной Армии (1917–1922 гг.). Сборник документов. Т. 1. М„1971. С. 733.

¹⁷⁸ ПГАСПИ. Ф. 90. Оп. 4. Д. 895. Л. 94.

¹⁷⁹ Там же. Л. 96.

¹⁸⁰ Там же. Л. 159.

¹⁸¹ Там же. Д. 946. Л. 225.

¹⁸² Там же. Д. 895. Л. 264.

¹⁸³ Там же. Д. 860. Л. 95об.

¹⁸⁴ Там же. Д. 946. Л. 225.

¹⁸⁵ Реввоенсовет Республики: Протоколы, 1918–1919: Сборник документов. М„1997. С. 155–158.

¹⁸⁶ ПГАСПИ. Ф. 90. Оп. 4. Д. 882. Л. 16

¹⁸⁷ Гражданская война в Прикамье: май 1918 — январь

1920 гг.: Сборник документов. Пермь, 2008. С. 65.

¹⁸⁸ ГАПК. Ф. Р-418. Оп. 1. Д. 60. Л. 4.

¹⁸⁹ ПГАСПИ. Ф. 90. Оп. 4. Д. 860. Л. 96об.

¹⁹⁰ ГАПК. Ф. Р-358. Оп. 1. Д. 157. Л. 98.

¹⁹¹ Там же. Д. 158. Л. 146, 146об.

¹⁹² ПГАСПИ. Ф. 90. Оп. 4. Д. 882. Л. Иоб.

¹⁹³ Там же. Д. 858. Л. 24.

¹⁹⁴ ГАПК. Ф. Р-382. Оп. 1. Д. 63. Л. 213.

¹⁹⁵ Там же.

¹⁹⁶ Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 130. Оп. 3. Д. 198. Л. 61об.

¹⁹⁷ Там же.

¹⁹⁸ Там же. Л. 62.

¹⁹⁹ Там же.

²⁰⁰ Государственный архив Новосибирской области (ГАНО). Ф. 1137. Оп. 1. Д. 1. Л. 7об.

²⁰¹ ГА РФ. Ф. 130. Оп. 3. Д. 198. Л. 62об.

²⁰² ГАПК. Ф. Р-358. Оп. 1. Д. 536. Л.32.

²⁰³ ГА РФ. Ф. 130. Оп. 3. Д. 579. Л.1.

²⁰⁴ Там же.

²⁰⁵ Там же.

²⁰⁶ Там же. Л. 1об.

²⁰⁷ Там же. Д. 198. Л. 3.

²⁰⁸ Бакулин В.И. Соликамский (Усольский) уезд в 1917–1919 годах. Соликамск, 1995; Капцугович И.С. Прикамье в огне Гражданской войны. Пермь, 1969.