Жизнь в рассрочку

Андрей Юрьевич Ротнов

Роман о современной молодёжи, о любви, о жизни. В романе рассматриваются проблемы жизни в социально-нравственном аспекте.

Глава вторая

Дым висел коромыслом. В сильно накуренной комнате, за круглым столом, стоявшим по — середине, сидели двое. Один из них «Боб» — Фёдор Бобыкин, другой — «Чугун» — Вадим Чугунов. Сидели молча, прищуривая полупьяные глаза, и только изредка кто-нибудь говорил: «Ходи». Они играли в карты. Стол заставлен бутылками с водкой, вином и разнообразной закуской: тарелки, блюдечки и салатницы с всякими яствами. На полу валялись окурки и пустые бутылки. Вадим — мужчина лет сорока, с лицом правильной формы. С выпиравшим вперёд подбородком, обросшим вчерашней щетиной; нос картошкой, расплюснутый у переносья, как у боксёра; густые, черные, как и волосы, брови, мутные серые глаза. Губы, немного распухшие, при удачном ходе вытягивались в ухмылке. Одет в брюки и майку. На открытых участках тела красовались тюремные наколки. Большая комната казалась пустой: мебели было мало. Большое окно и балконная дверь наполовину закрыты шторой, другая половина задёрнута тюлевой гардиной. В углу, на тумбочке с книгами, стоял телевизор, на нём — видеоплеер. На глухой части стены висел ворсистый ковёр с развешенными фотографиями в рамках, между ними — стенные часы с красной секундной стрелкой. Противоположная, оклеенная обоями стена, была голой. Из комнаты дверь вела в прихожую. Между дверью и стеной с ковром — ниша, прикрытая жёлтой с крупными красными цветами занавеской. Там стоял разложенный диван-кровать. Открылась входная дверь, вошёл мужчина лет пятидесяти и прошёл в комнату. В чёрном кожаном, не застёгнутом плаще и фетровой шляпе. Под плащом — тёмно-синий в полоску костюм, тёмная сорочка с серебристым галстуком. На ногах — чёрные лакированные остроносые туфли не по погоде. Взгляд карих глаз жёсткий, нос с горбинкой, чисто выбритый подбородок. Пальцы рук унизаны наколками и перстнями. Голос басовит. Это Борис Григорьевич Стапин; по схожести фамилии и манерой иногда говорить с кавказским акцентом и приветствовать по-грузински имел прозвище «Сталин». Внешне похож на кавказца, но русский, может с небольшой примесью кавказской крови.

— Ва-ах, дарагие! Гамар джоба, генацвале! Зрение меня не обманывает — хорошо вчера повеселились, — сказал Стапин, пододвигая ногой стул к столу, не вынимая рук из карманов.

— А чё, мы в натуре, мал-мал, расслабились, — заплетавшимися языками отвечали сидящие Чугун и Боб. — Хорош, братва, блибурдет разводить, — Стапин без приглашения сел, налил вина в фужер, выпил одним глотком, — у меня до вас касаемо дело.

— Не блибурдет, а бардельеро, — попытался поправить Боб.

— Пасть закрой! Это у Шукшина в «Калине красной» бардельеро, а у меня пусть будет так! В нашем улусе обнесли залётного фраера. Он кричит: на минутку забежал к тёлке, а вышел — дверь «Мерса» расхлебянина, пикалка не бачит. Тачку пощипали конкретно, утягли «авоську», а там «ловов» немеряно, аж десять косых зеленью. Но главное для него — бумажки — крутые бумажки! Чугун встрепенулся, пытаясь протрезветь. А Боб, кряхтя, встал и, пошатываясь, направился за занавеску, где спал, укрывшись простынёй, Ломакин. Рядом спала девушка.

— Подъём! Сеньор Ловелас! — толкнул в бок Ломакина Боб.

— У-у-у, — промычал Ломакин, — пошёл ты…

— Лом! Хорош нежится! — прохрипел Боб, — будем капусту рубить. Время — деньги, а у нас ни того, ни другого — всё пропили. Лом открыл глаза и приподнялся на локте. — Чё, горит что ли? — но, увидев Стапина, осёкся.

— Закрой пасть! — пробасил Стапин, наливая одной рукой вино в фужер, а другой, пытаясь вилкой поймать единственный оставшийся гриб в салатнице. — Подъём… подъём, — уже снисходительней сказал Стапин и опять одним глотком выпил вино, закусил наконец-то пойманным грибом. Лом вскочил и, стыдясь своей наготы, завернулся в простыню, стаскивая её с девушки. Общему вниманию предстало зрелище с округлыми пышными формами. Девушка спала, раскинувшись, как ребёнок. — Короче, — сказал Стапин, — в авоське десять косых, дядька платит ещё столько же и те тоже будут наши, но при условии: мы находим того ухаря, что обнёс. — Бр-р-р, — встряхнулся Лом, отгоняя последний сон и натягивая на себя трусы, тельняшку и джинсы. Все остальные молчали, соображая и переваривая сказанное. Лом, одевшись, подошёл к столу, налил стакан водки, одним махом выпил, закусил солёным огурцом. — Вы больно-то не расслабляйтесь, — предостерегающе сказал Стапин, — дело-то предстоит серьёзное. Думаю, бомбил поц-профи, а не гастролёр. И к тому же из нашего улуса. Стапин расхаживал по комнате, топча окурки и несильно пиная тару, чтобы она перекатывалась. Доставляя себе этим удовольствие. — Волыны не берите, — доставая сигареты, сказал Стапин, — и чтоб без шухера. — За какое время раскрутить эту байду? — спросил Боб, услужливо поднося зажигалку. — Чем быстрее, тем лучше, — ответил Стапин, выпуская из ноздрей дым, послезавтра он ко мне заедет и скинет капусту, авансом, на текущие расходы. Чтобы мы не канителились, а крутились быстрее. Чугун вышел из комнаты, Лом начал ходить туда-сюда. Боб сидел, закрыв глаза, будто думая, но на самом деле дремал. Лом был здоровее и выше всех, широкоплеч и с накаченными, как у культуриста, мускулами. Светлые короткие волосы, огромный лоб, про который говорят: только поросят бить. Живые серо — голубые глаза, светлые, очень редкие, брови, сросшиеся над переносьем. Прямой, как выточенный, нос, узенькие усики, подбородок с ямочкой и узкие губы. На плече — татуировка с эмблемой ВДВ. — Мы должны порадовать фраера хоть какими-то бирюльками-результатами, — сказал Стапин, налил снова себе вина и выпил, — Он человек серьёзный, за него могут поручиться там, — и он указал на потолок. Прежде чем уйти, он ещё как бы в наставление добавил: — Наводите движняки и всё будет хоп! Оставшиеся призадумались. Вошёл Чугун и, придя к дивану; ущипнул спящую девушку, легонько шлёпнул ладонью по ягодице.

— Вставай, страна — труба зовёт, — засмеялся своей шутке Чугун. Девушка проснулась и, увидев, что перед всеми обнажена, покраснела лицом и потянулась за халатом, висевшим на гладильной доске у стены.

— Что пялитесь? Страдальцы! Гляделки сломаете, — сказала девушка ещё сонным голосом и, накинув халат, зашлёпала босыми ногами по полу, бубня при этом, — насвинячили, паразиты, как на базаре. Убирай потом после вас. Хоть бы не харкали на пол, не свинюшник же. Лом, Чугун и Боб засмеялись.

— С чего начнём? — первым прервал смех Лом.

— Ты, Лом, вызывай Руля, — попытался руководить действиями Чугунов, как старший по возрасту, — прошвырнись с ним до авторитетов, к самому, может он чего раскачает. А ты, Боб, пообщайся с местной шпаной. А я до Болта.

— Добро, — нехотя согласился Боб.

— А мне надо ещё домой заскочить — матушку попроведать, — выдал Лом, — с этими пьянками и дом забудешь.

— Ладно, ладно, — не возражал Чугун, — созвонимся и встретимся у тебя. Девушка — хозяйка квартиры — молча смотрела, пока мужчины совещались, и потягивала кофе, она пока не при делах и никуда не собиралась; ей ещё предстояла уборка квартиры после вавилонского столпотворения. Боб и Чугун вышли на лестничную площадку, Лом выходил последним. На пороге девушка его задержала.

— Серёж, ты сегодня придёшь? — спросила она и чмокнула его в губы.

— Как получится, если дела не задержат, — ответил он, — ты к вечеру сваргань пожрать и про пиво не забудь.

— Ладно! — сказала девушка и у неё на глазах отчего-то навернулись слёзы.

— Ну,… ты… это… Света… кончай, — запинаясь, сказал Лом.

— Я ночью сегодня кончила, — ответила девушка и захлопнула дверь. Света — невысокого роста, с русыми волосами. Круглолица, не худая и не толстая, про таких говорят: всё при ней. Волосы до плеч, иногда она их собирала сзади в хвост; лоб закрывала чёлка, светлые, узкие, едва заметные брови, зато длинные ресницы и огромные, цвета неба, глаза; чуть вздёрнутый носик и припухшие губки, крашеные в редких случаях. Света любила Ломакина и терпела его выходки и прибамбасы его друзей. Чугун, Боб и Лом вышли из подъезда и до угла дома дошли вместе. — Встречаемся у меня дома, — доставая мобильник, сказал Лом, — какие заморочки — сливайте на трубу. Погнали, пока ветер без сучков. Он набрал номер и, когда ему ответили, сказал:

— Нужна тачка, жду через пятнадцать минут. Мужчины разошлись, не прощаясь. С утра было солнечно и безветренно. Внезапно налетел ветер, небо заволокло тучами, посерело. Воздух увлажнился, пошёл мелкий снег, усиливаясь, становясь всё крупнее и крупнее, кружась огромными снежинками. Улица, как по мановению, стала белой, до слепоты в глазах. Деревья и кустарники окутаны инеем, на стволы, ветки налип снег, идущий большими хлопьями. При порывах ветра снег слетал с веток, и, казалось, что он валит ещё сильней. Но это явление быстро прошло — как налетело, так мгновенно и кончилось. Притих ветер, почти прекратился снег, и только небо всё ещё оставалось серым. Лом быстрым шагом дошёл до кафе, расположенного в подвале дома. У порога сбил с ботинок налипший снег и вошёл внутрь. Спустился по лестнице, устланной ковровой дорожкой, оставляя мокрые следы своих ботинок. На стенах, по обеим сторонам, через равные промежутки, висели светильники. В конце лестницы — открытая дверь, проём увешан гирляндами. Слева от входа — барная чёрная пластиковая стойка, отражавшая витрину с бутылками разных напитков. В небольшом зале шесть столиков в два ряда, с перевёрнутыми на них пластиковыми стульями. За стойкой — никого. Посетителей не было.

— Эй, на барже! Лом приплыл, — Лом сел на высокий табурет у стойки, любуясь своим отражением в пластике. На зов вышла девушка, завязывая сзади белый в синий горошек фартучек. Увидев Ломакина, приветливо улыбнулась.

— Как всегда? — спросила девушка.

— Да! И в двух экземплярах, — улыбаясь, ответил Лом. В кафе он был частым посетителем, его здесь знали все работники. Барменша налила из термоса на стойке две чашки кофе и поставила перед Ломакиным. Поставила на стойку сахарницу с быстрорастворимыми кубиками сахара, бросила в каждую чашку по кубику и аккуратно, чтобы не греметь, поставила в чашки чайные ложки и ушла в подсобку. Заиграла лёгкая приглушенная ненавязчивая музыка, девушка вернулась за стойку, ожидая, что ещё закажет Ломакин.

— Приготовь столик в углу, — повелительно выдавил Лом, — и принеси чего-нибудь, а то так есть хочется, что переночевать негде. Девушка ушла. Из подсобки вышел сонный, неряшливый по виду парень и принялся расставлять стулья, начиная со стола в углу. Снова вышла девушка, вымученно, но приветливо улыбаясь, неся в руках поднос. Без суеты накрыла столик белой скатертью, поставила стакан с салфетками. Разложила ложки, вилки, ножи, поставила перечницу с солонкой на подставке и поднесла Ломакину меню.

— Не хочу читать, выбери сама, — сказал Лом. И принялся рассматривать девушку, будто видел в первый раз. Она уловила взгляд, засмущалась, щёки налились румянцем, отошла в сторону. Лом смотрел и удивлялся, как он раньше не обращал внимания на девушку. Её короткая стрижка тёмных, жгучих, зачесанных назад волос, зрительно увеличивала затылок. На голове — диадема, утыканная стеклярусом; узкий гладкий лобик, как чёрточки, чёрным карандашом брови и круглые-круглые глаза. Аккуратный с горбинкой носик, над верхней губой едва заметный пушок. Тонкие, ярко накрашенные, делающие рот большим губы. Было в ней что-то итальянское, она напомнила Сергею собственную мать в молодости. На девушке, под фартучком, светло-салатовая, с пышными рукавчиками блузочка и тёмно-синяя, почти чёрная короткая юбочка. На фартучке джойстик с её именем — Карина. «Вот-вот, чем-то смахивает на итальяшку», — думал Сергей. Хлопнула входная дверь, на лестнице раздались шаги. Щурясь после яркого света и снега, привыкая к полумраку в кафе, вошёл невысокого роста, плотный и костистый, широкоплечий парень. Привыкнув к мрачному свету, направился к Ломакину, вытянув театрально для приветствия руку.

— Здорово-здорово, коль не шутишь, — Ломакин пожал вошедшему руку.

— Привет! В чём проблема? Вошедшего тоже звали Сергей, но из-за тяги к технике, машинам, тракторам, будь то хоть соковыжималка, имел прозвище «Руль». У Руля карие глаза, тёмные прямые волосы, обыкновенный небольшой нос; когда улыбался — обнажались ровные и белые зубы. Одет был налегке: джинсы и лёгкий пиджачок, голова не покрыта, на поясном ремне висел телефон.

— Бери кофе и пошли за столик. Есть базар, — Лом направился к накрытому столику, Руль за ним. Они сели, подошла Карина с подносом, выставляя на стол тарелку с пельменями, салат из свежих помидоров и огурцов, заправленный майонезом. На маленькой розетке — черная икра, графинчик с коньяком и две стопочки.

— Вы будете что-нибудь кушать? — обратилась девушка к Рулю.

— Нет! — ответил категорически Руль, — а вот кофе выпью.

— А я похаваю! — улыбнулся Лом и, хотя он не хотел обидеть девушку, добавил, — исчезни.

— Ну и… — Руль приготовился слушать. Когда барменша отошла на почтительное расстояние к барной стойке, Лом объяснил товарищу суть дела, продолжая уничтожать принесенную ему еду.

— Надо постараться поскорее развести стрелки. Усёк? Между прочим, хорошие бабки светят и надо пошевелиться, — закончил он.

— Я, как пионер, всегда готов.

— То-то же. Чугун с Бобом, наверное, во всю пыряют.

— Так, поехали…

— Надо же подкрепиться и здоровье поправить. Тем более после вчерашних возлияний.

— Базара нет, — ответил Руль, делая жест рукой официантке. Девушка-барменша, улыбаясь только одному Ломакину, принесла чашку кофе, поставила на стол, забрала пустую посуду и спешно удалилась восвояси.

— Сколько будет на брата? — спросил Руль, одобрительно причмокивая, потягивая кофе.

— Точно не знаю, — пожал плечами Лом, — но думаю, что никому обидно не будет. Таксистом столько не заработаешь. Лом потянулся к графинчику и наполнил стопку, Рулю он не предлагал, зная, что за рулём тот ни-ни. Они закончили и встали, подошла барменша. Лом протянул ей пятисотенную бумажку.

— Сдачи не надо, — вежливо сказал Лом, видя, что девушка считает что-то на калькуляторе. Выйдя из кафе, Лом и Руль сели в джип, припаркованный у тротуара. Боб выглядел вполне счастливым, слегка покачиваясь, он не спеша прогуливался по дворам своего района, заглядывая в укромные уголки, скрытые от глаз, где обычно собирались подростки компаниями, не занятые учёбой или просто по каким-то причинам прогуливающие занятия.

— Привет, братва, — приветствовал Боб мальчишек и девчонок. Боб щедро угощал всех сигаретами, непринуждённо заводя беседу о том, о сём.

— Ну что, студенты прохладной жизни, как жизнь половая, всё в подполье обитаете? — продолжал Боб. — Хорош, прикалываться, Боб, — отвечала компания. — Ладно, не кипишись, пацаны, — успокоил Боб, — а ты, Малой, сгоняй в магазин, — обратился он к рослому парню, — возьми что-нибудь для успокоения души. Да про закусь не забудь. Хоть пирожок возьми. Только не тот, что на углу валяется, — и протянул парню измятую купюру.

— Ладно, — ответил парень.

— А мы тут пока взаимообоюдно побеседуем о вреде курения и прочего, — сказал и чуть ехидно захихикал Боб, — вы не против девочки?

— Да нет, Боб! — ответили весело девочки. — Правда, я сейчас без бабок, и поэтому посидим скромно, — признался Боб, — но к вечеру будет капуста, тогда и гульнём.

— А ты что жениться вздумал? — пошутили девочки.

— Да что вы! Ни в коем разе. Мамка может заругать.

…Чугун направлялся в один известный всему городку ресторанчик, расположенный в отдельно стоящем двухэтажном здании старинной постройки. У подъезда беспорядочными рядами стояли автомобили. Вадим знал, где собирается такая же братия, как и он сам. Вошёл. На двери звякнул колокольчик. Вестибюль был сплошь увешан зеркалами, будто зеркальные стены. Он прошёл мимо гардеробной прямо в зал.

— Ну и погодка… прости меня, мама, — чертыхнулся басом Вадим, несвойственно для занимаемого им положения в блатной иерархии, отряхивая с кожаного плаща налипший снег кепкой. Несколько человек, стоявших у стойки бара недалеко от входа, обернулись. Чугун здесь бывал нечастым гостем. Посреди ресторанчика приподнятая эстрадная площадка. На ней стоит ударная установка, клавишный аппарат, за которым восседал мужчина лет пятидесяти в черном с блестками пиджаке. Вокруг него расхаживали две молоденькие девочки в белых блузочках и коротеньких юбочках, едва прикрывавших нижнее бельё. Девочки пели, подражая модному шлягеру. Все столики были заняты. «Когда люди пашут?» — подумал Вадим. Не обращая внимания на сидевших и галдевших посетителей, от которых в добавление к музыке звенело в ушах. Вадим прошёл через весь зал к лестнице на второй этаж. Поднявшись, он прошёл по коридору, отделанному цветным пластиком и заглянул в первый банкетный зал — там никого не было. Прошёл дальше. Из двери, которая напротив второго банкетного зала, вышел здоровенный парень с курчавой шевелюрой, прилично одетый. На нём была белая батистовая сорочка с бабочкой, а через плечо перекинута портупея с наплечной кобурой.

— Утю-тю-тю, — тихо произнёс Вадим.

— Что вам нужно? — поинтересовался амбал.

— Свиридова! Сви-ри-до-ва, век воли не видать, — нервозно ответил Вадим.

— Вот сюда,… пожалуйста…, — вежливо, но не терпящим возражений тоном сказал парень и указал на открытую дверь, откуда он вышел. Чугунов молча вошёл в комнату и без приглашения плюхнулся на стул рядом с другим охранником, точно таким же, как и первый. «Что у них, сходняк что ли?» — думал Вадим, начиная уже нервничать. В комнату вошёл в сопровождении охранника нужный ему человек. Это был Свиридов, по кличке «Болт». Вор в законе, имевший авторитет среди воров не только городка, но и в столице и по всей России. Выглядел он солидно. В элегантном чёрном костюме, в белой сорочке с черным полосатым галстуком. Рот расплылся в улыбке, голубые глаза светились добротой. Свиридов пожал руку Чугунову.

— Прошу, — Свиридов указал рукой, куда следует идти. Они вышли вместе из комнаты, прошли по коридору мимо нескольких запертых дверей. У одной из дверей они остановились.

— Прошу сюда, — Свиридов толкнул дверь, пропуская вперёд Вадима. Комната напоминала гостиничный номер. У стены стоял диван, напротив, ближе к углу, два кожаных кресла, между ними журнальный столик со стаканом, наполненным салфетками, с настольной лампой с желтым абажуром и глиняной вазой с цветами. В комнате было светло, шторы были отдёрнуты.

— Присаживайтесь, — Свиридов указал на диван. Сам сел в кресло напротив. Он достал сигареты, угостил Вадима и закурил сам.

— Слушаю вас. С чем пожаловали? — галантно поинтересовался Свиридов у Вадима.

— Базар есть, — без церемоний отвечал Вадим, — к Сталину приехал кореш из столицы, а его тачку бомбанули. Бабки стянули, ну и прочее. Да хрен с ними с бабками. Главное — бумаги какие-то пропали.

— Печально, печально! — выпендривался Свиридов.

— Ты, Болт, потряси своих охламонов.

— Базара нет, — отвечал Свиридов, — чем смогу!