Замечательная жизнь Луппе Гонсалеса

Андрей Эл

Если главный герой чудаковат, кого-то это позабавит, если его унижают и он бесконечно несчастен в любви, кого-то это опечалит, а если вся его жизнь трагична, захочется плакать.

Часть II.

Отрочество

Глава 1. Талант

Луппе проснулся от дребезжания будильника. Приоткрыв один глаз, он со злостью взглянул на старый толстый циферблат с облупленной по бокам краской и, мысленно проклиная его, высунул руку из-под одеяла. Поднявшись с кровати, он потер глаза и уставился перед собой в легкий полумрак комнаты. Спустя несколько секунд к кровати подошла кошка. Она хромала, а одно из ее ушей было обрамлено запекшейся кровью. Рана была нанесена соседским котом в ночной драке, и Луппе было очень жаль бедное животное. Кошка мяукнула скрипучим старческим голосом и вопросительно посмотрела на Луппе.

Откинув одеяло в сторону, Луппе прошептал:

— Кс-кс-кск.

Кошка мяукнула еще раз и, немного помедлив, все же запрыгнула на кровать. Луппе погладил ее и ощутил запах. Кошка пахла дождем и мокрой шерстью, хотя была совершенно сухая. Кошка заурчала и выгнула спину.

— Не лежи, в школу опоздаешь! — послышался голос бабушки из кухни. — Вставай завтракать.

Луппе тяжело вздохнул и аккуратно спустил кошку на пол. Он нехотя надел школьную форму и вышел из комнаты. Остановившись в дверях, он наблюдал за тем, как бабушка нарезает хлеб старым полусточенным ножом.

— Чего стоишь? — буркнула она. — А ну, живо садись за стол.

Луппе послушно сел на табурет, взял ожидавший его стакан молока и сделал несколько глотков. Молоко было теплым и пахло коровой. Две капли стекли по подбородку Луппе и упали на школьные штаны.

— Опять все испачкал! — недовольно забрюзжала бабушка и, схватив кухонную тряпку, затерла штанину.

В воздухе висела тишина, разрываемая тиканьем настенных часов. Луппе съел кусок хлеба, допил остатки молока и, взяв тяжелый ранец, надел его себе на плечи. Кряхтя под тяжестью учебных принадлежностей, Луппе принялся зашнуровывать башмаки.

— Сначала завязать надо, а потом сумку…

Бабушка стояла над Луппе словно надзиратель и, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, громко сопела. Завязав шнурки, Луппе толкнул скрипучую дверь и вышел в сенки. Вслед за ним прошмыгнула кошка. Луппе взглянул в окно. Погода за окном ему не нравилась, как и запах калины, которая сохла на стекле. На улице моросил еле заметный дождь. Погладив кошку, которая терлась о его ногу, Луппе вышел на крыльцо. На дворе было пусто. Все животные сидели в стайке, спрятавшись от дождя.

Луппе открыл кривой материнский зонт и вышел за калитку. Оглядевшись по сторонам, он увидел одноклассника, которого очень недолюбливал. Даурен Буктубаев не так давно переехал в деревню. Он вместе с родителями прибыл из республики Казахстан и поселился неподалеку от дома Гонсалесов. Даурен был очень толстым и злым мальчиком. Впервые придя в класс, он сразу начал задирать Луппе, тем самым отводя от себя насмешки ребят по поводу своего веса. Даурен Буктубаев был довольно неприятным ребенком. Маленькие ехидные глазки и тонкие, с приподнятым в постоянной ухмылке уголком губы делали его заплывшее жиром лицо злобным и отталкивающим.

Даурен обладал лишним весом и сильной отдышкой. Он мало двигался и постоянно что-то ел. В момент принятия пищи Даурен был совершенно отрешен от реальности. Между перекусами он вертел головой по сторонам и внимательно изучал одноклассников, как будто выискивая нечто для себя смешное, а после, найдя это, громко и злобно смеялся. Луппе старался не обращать на его колкости внимания и всячески избегал любых контактов с ним. Вот и теперь, заметив его взгляд на себе, Луппе отвернулся и, прибавив шаг, быстро пошел в сторону школы.

В кабинете заведующего сельским клубом в это утро шли жаркие баталии.

— Ну нет у меня цимбалиста! Нету! — голосил Иван Петрович и тряс себя за грудки, как будто хотел вывернуть душу наизнанку.

Над ним сурово возвышался председатель колхоза Иван Павлович. У него под мышкой была красная папка, которая особым образом подчеркивала важность «общего» дела. Медленно стащив с головы белый картуз, он потряс им прямо перед носом завклубом, а затем, заикаясь, произнес:

— Ты-ы м-мне-е н-не-е-е г-гов-вори н-ни-ич-чего. Т-ты-ы лу-учше в-в-в райс-совете э-это с-с-скажи.

После этого он раздраженно бросил папку и головной убор на стол, достал из-за пазухи пачку папирос и, засунув одну из них себе в рот, стал нервно чиркать промокшими спичками. Иван Павлович всегда нервничал, когда звонили из районной администрации, а когда он нервничал, то начинал жутко заикаться.

В конце концов спичка вспыхнула, и он затянулся горьковатым терпким дымом. Подойдя к окну, за которым во всю поливал осенний дождь, Иван Павлович уставился на улицу.

Петрович положил локти на стол и, взявшись за волосы, попеременно поглядывал то на красную папку, то на силуэт председателя. После двухминутной паузы Иван Павлович нарушил молчание.

— Т-ты-ы в-вот чего. В-возьми из ш-школы кого-н-н-нибудь и н-н-науч-чи.

— Да как же я научу?! — взмолился Петрович. — Я ж не музыкант!

— Так н-н-найди м-м-музыканта! — рявкнул Иван Павлович и, повернувшись вполоборота, одарил Петровича недобрым взглядом.

— С-с-са… С-са-а… С-самоучитель в-в-возьми в биб… либ… вби… бли… в библи-и… Возьми в-в общем!

Затем он подошел к столу и затушил в большой хрустальной пепельнице папиросу. Проникновенно взглянув в глаза Петровича, он сгреб со стола папку и натянул на голову картуз.

— Н-н-неделя! — грозно произнес он и потряс указательным пальцем. — Н-неделя, — повторил он и, громко стуча сапогами, вышел из кабинета.

Петрович еще раз взялся за волосы, издал нечленораздельный звук, а затем резко вскочил на ноги. Натянув плащ, он решительно двинулся к выходу. Выйдя на улицу, он поморщился от холодного дождя, плюнул на землю и зашагал по направлению к школе.

Первым уроком был английский. Англичанка, войдя в класс, громко произнесла:

— Хэлоу, чилдрен!

— Хэлоу, — хором ответили дети.

— Давайте проверим домашнее задание, — сказала она и присела за учительский стол.

Учительница открыла журнал и надела очки. Английский был любимым уроком Луппе, он всегда шел на него с огромным удовольствием.

— И к доске у нас пойдет…

Учительница задумалась, сдвинула очки на нос и обвела взглядом класс. Все ученики как по команде опустили глаза в учебник. Исключение составил лишь Луппе. Широко улыбаясь, он тянул вверх руку.

— И к доске у нас пойдет… давай, Гонсалес.

Класс облегченно выдохнул, а Луппе, вскочив со стула, поспешил к доске.

— Итак, Луппе, расскажи нам о себе.

Набрав в легкие больше воздуха, Луппе громко произнес: — Май нейм из Луппе!

Он заметил, как Даурен ехидно улыбнулся.

— Айм э бой, — продолжил Луппе.

— Глупый и тупой! — выкрикнул с места Даурен и затрясся от смеха.

За ним начал смеяться весь класс. Маленькие черные глазки, заплывшие жиром, стали еще уже. Он хохотал не переставая.

— Прекратить! — ударив ладонью по столу, воскликнула учительница.

Все моментально замолчали, но Даурен продолжал улыбаться и подрагивать от смеха.

Луппе глядел на него с ненавистью и в какой-то момент взорвался.

— Заткнись, гад! Сам ты жирная, тупая скотина! — воскликнул он.

На несколько секунд в воздухе повисла пауза, которую прервала учительница.

— Что ты себе позволяешь, Гонсалес?! — негодуя, произнесла она. — Немедленно выйди из класса, и завтра придешь в школу с родителями!!!

— Но я…

— Вон, я сказала!

Конец ознакомительного фрагмента.