Красавчик. Царская немилость

Андрей Шопперт, 2023

Людвиг Адольф Петер цу Зайн-Витгенштейн-Берлебург-Людвигсбург. Кто это?! Почему Наполеон пошел захватывать не находящуюся рядом с границей столицу, а ничего для государства не значащую Москву? Кто заплатил за восстановление Москвы после пожара 1812 года? Кто стал главнокомандующим русской армии после смерти Кутузова? В тело опального генерала графа фон Витгенштейна попадает сознание командарма РККА, Ивана Яковлевича Брехта. Сможет ли он изменить ход истории? Именно настоящий граф фон Витгенштейн не дал войскам Наполеона захватить Ригу и Санкт-Петербург, и именно он стал главнокомандующим после смерти Кутузова. Время действия январь 1801 года. До убийства императора Павла, отправившего генерала Витгенштейна в ссылку, два с небольшим месяца. Легко стать попаданцем. Быть попаданцем – намного сложнее, но ведь почти все попадают в принцев, наследников, или даже царей… А тут опальный генерал с деревенькой в сорок дворов. И что же будет делать Иван Яковлевич Брехт? Книга содержит нецензурную брань

Глава 2

Событие четвёртое

Выработка планов — напрасная трата времени, если это не поручено тем, кто будет их исполнять

Генри Киссинджер

А молилась ли ты на ночь, Дездемона? Может, эти люди ни в чём не виноваты, и у них семеро по лавкам, а он этих тридцать пять детей перед самой войной без кормильцев оставит? Ну, не судьба. Свои жена и дети дороже. Гораздо дороже. Они тоже ни в чём не виноваты, и ему для них нужно ещё хоть три дня выиграть.

— Иду, иду, Гришка, ты? — первое попавшееся имя брякнул. По дороге взял в правую руку с тумбочки у кровати мизерикордию, а в левую… А в левую тоже мизерикордию. Чего от хорошего к лучшему стремиться. Привычное же оружие.

Там стукнули ещё раз и, услышав, видно, вопрос, радостно подтвердили:

— Я, открывай.

Хрень-то какая! Это они ведь к генерал-лейтенанту в дверь ломятся. Как должен выглядеть «Гришка», который командующему армией и дважды Герою Советского Союза «ты» говорит?! Да ещё среди ночи требует открыть. Забавно было бы на этого Гришку посмотреть.

— С-сука ты, Гришка, последняя. Чего опять припёрся среди ночи, не буду я тебя сегодня пользовать. У тебя вся задница в прыщах. — Чего не покуражиться напоследок. Интересно, что теперь чекист ответит?

— Открывай! — и чего-то неразборчивое, оправдывался, наверное, перед собратом по органам, что и нет у него никаких прыщей на том самом месте.

— Иду, иду. — Брехт зажёг свет в коридоре или, вернее, в сенях, дом деревенский скорее, чем городской. Потом стал к стенке слева от двери и отодвинул громоздкую задвижку, от бывшего хозяина в наследство оставшуюся. «Гришка» толкнул дверь и руку с наганом вперёд выдернул.

— Руки… — Заозирался, никого перед собой не увидев.

Брехт ему клинок снизу под челюсть загнал. Глубоко, сантиметров на двадцать, пока острие снизу в черепную коробку не упёрлось. Потом оттолкнул мёртвого уже «Гришку» ногой и теперь уже правой рукой вогнал второй клинок в Plexus coeliacus^[2] сунувшемуся в сени второму обладателю нагана. Товарищ больше дышать не мог. Брехт спокойно втащил его в дом и, вынув из пуза клинок, воткнул его прямо в око всевидящее.

— Помойтесь, ребята, — вспомнил Иван Яковлевич фразу из «Белого солнца пустыни».

Потом снял со второго гостя васильковую фуражку, натянул на голову, прикрывая лицо, и, высунувшись только немного из двери, поманил рукой того, что остановился у угла его особняка. Товарищ, блеснув треугольниками в петлицах, вприпрыжку полетел к двери. Ну кто так захваты опасных государственных преступников планирует?! Не боятся?! Не встречали ещё ни разу сопротивления серьёзного. Все арестованные раньше шли, как быки на бойню, мыча только про свою невиновность. Надеялись, что там разберутся. И пример других ничего им не говорил. ТАМ обязательно разберутся, только ни тебе, ни твоей семье эти разборки не понравятся.

Третий забежал в сени и был встречен всё тем же прерывающим дыхание ударом мизерикордии в солнечное сплетение. Чекист согнулся, и Иван Яковлевич, вынув тонкое лезвие из тела всё тем же отработанным тысячи раз приёмом вогнал по самую рукоять клинок снизу из-под челюсти в мозг.

— Минус три.

Дальше было сложнее. Оставалось двое, один стоит с противоположной стороны дома под берёзой, а пятый за рулём автобуса. Что-то иностранное. Наверное, трофей из Финляндии. Он ближе и он опаснее. Может уехать. Иван Яковлевич потуже натянул чуть маловатую ему позаимствованную крапово-васильковую фуражку и «храбро», с силой распахнув входную дверь, пошёл к автобусу, обходя его спереди. Фары были погашены, шифровались товарищи. Это с таким-то ревущим двигателем?! И тут ацетиленом пахнуло. Твою налево. Где чекисты такой раритет отхватили? Он ещё с ацетиленовыми фарами. Брехт с ними только раз в Спасске столкнулся. Давно уже у себя все трактора и автомобили перевёл на электрические лампочки, а тут ещё этими раритетами пользуются. В защиту древности нужно сказать, что дорогу такие фары освещали вполне себе сносно, но как бы и не лучше электрических. Вот только их использование вынуждало водителя прибегать к целой куче предварительных операций. Чтобы «включить» эти самые фары, нужно было открыть кран подачи ацетилена, затем открыть стеклянные колпаки самих фар и, наконец, зажечь спичкой горелки. Ацетилен при этом вырабатывался прямо на ходу: в отдельном баке, разделённом на два отсека, в который перед поездкой нужно было засыпать карбид кальция и залить воду.

Иван Яковлевич, пока мозг удивлялся допотопному автомобилю, уже обогнул капот автобуса и потянул за ручку кабины. Так-то довольно темно было. Пасмурно, фонарями на улицах, светящими за каким-то хреном всю ночь, Петрозаводск ещё не обзавёлся, и весь свет образовывался из небольшой щели, что осталась от неприкрытой входной двери его купеческого дома.

— Там… — Иван Яковлевич махнул рукой в сторону дома.

— Чего? — Водитель подался вперёд и получил четырёхгранный клинок-шило в глаз.

— Минус четыре.

Теперь самое сложное. Тот, что стоит в засаде под деревом, на взводе. В доме тихо. Свет не загорелся. Товарищ если и не паникует, то весь на нервах. Что-то непонятное происходит. Выйди к нему внаглую, как поначалу хотел Брехт, а он шмальнёт из нагана. Не наш метод. Легче всего самому из вальтера в него стрельнуть. Довольно тихая машинка у немцев получилась. Калибр не велик — патрон 6,35 мм. Но…

Это днём, когда вокруг полно других звуков, не сильно громко получается. Сейчас ночь, и в соседних домах обязательно проснутся, а ему ещё трупы васильковые перетаскивать. Придётся рискнуть и с пятым тоже разделаться холодным оружием.

Позади берёзы выросли кусты малины полудикой. Прямо вплотную не подойдёшь, но можно, если тихонечко идти, подобраться метра на три. Брехт обогнул дом с противоположной стороны и пошёл, выбирая, куда ногу поставить, к пятому чекисту. Прошлогодние ветки малины в этом проулке никто не убирал, и они, сломавшись, могли шуму наделать. Шагов пять можно сделать, пока кусты отгораживают идущего от чекиста. Иван Яковлевич, стараясь не шуршать прошлогодней листвой и в то же время пошерудить ногой, выбирая место без сухих бадыльев прошлогодней малины, сделал. И тут товарищ из органов решил ему подарок преподнести. Видимо, вконец переволновавшись от непонятной тишины и темноты, он пошёл к углу дома и всего в шаге от Брехта оказался. Иван Яковлевич ему со всей дури рукояткой кинжала в височную кость заехал. Сотрудник органов Госбезопасности тихо пискнул и упал к ногам генерала.

— Доверяй, но проверяй. — Иван Яковлевич развернул кинжал и в глаз лезвие сунул. Тело дёрнулось. Жив был курилка. — Минус пять.

Событие пятое

Трудно делать прогнозы, особенно насчёт будущего.

Йоги Берра

Перед операцией под кодовым названием «Трансплантация органов» Брехт переоделся. Понятно, что крови с сотрудников этих органов много не могло накапать. Тоненькое четырёхгранное «шило» мизерикордии и дырочку маленькую оставляет, но ведь и небольшого кровавого пятна на бриджах или гимнастёрке хватит, чтобы заметили и спрашивать доброхоты стали.

Переоделся в тренировочный костюм, в котором бегал обычно, если время и погода позволяли, и стал по одному перетаскивать-«транспортировать» чекистов назад в их доисторический автобус. После чего вырулил на дорогу и погнал на юг, там километрах в шести или семи, если по этой дороге ехать, был небольшой обрыв недалеко от дороги, а сразу за ним довольно глубокое озеро. Если автобус разогнать немного, то он под обрыв скатится и потонет. Ну, наверное, потонет. Брехт как-то там учения проводил у создаваемой им группы диверсантов в 8-й армии, и рыбак им попался. Лейтенант его шуганул, а Брехт тогда обратил внимание, как долго товарищ леску скручивал, метра четыре было от крючка до поплавка. Должон автобус лечь на дно и скрыться полностью.

Ох, же ж, твою же ж мать же ж, налево. Надо сразу орден выдавать водителю таких колымаг. Передачи переключаются со скрипом и свистом и с пятого раза, там, интересно, вообще зубья остались на шестерёнках?! А как крутить баранку? Она просто не крутилась. Нужно Иваном Поддубным быть, а не Иваном Брехтом, чтобы руль провернуть. Намучился Иван Яковлевич, пока догнал антикварный автобус до того обрыва. Выехав из города, остановился и запалил всё же фары. Для чего пришлось обыскивать трупы на предмет обнаружения спичек. Нашлись как раз у водителя, почему сразу не догадался, зато обыск старшего, ну, судя по шпале в петлицах, лейтенанта Госбезопасности принёс ответ на вопрос, а не в гости ли просто ребята заехали или по ошибке не в тот дом постучали. Ордер нашёлся на его арест. Подпись неразборчива, нет, она, наверное, была вполне себе читаема, когда бумагу выписывали. Но лейтенант этот, как помер, штаны обмочил, а с ней и бумагу важную, расплылась подпись, может даже самого Берии.

Суровой чести верный рыцарь,

Народом Берия любим.

Отчизна славная гордится

Бесстрашным маршалом своим.

Припев:

Овеян славою народного доверия,

От юных лет мечтой прекрасною горя,

Хранит родной товарищ Берия

Завоеванья Октября!

Вождя заветам предан свято,

Он счастье Родины хранит.

В руке чекиста и солдата

Надёжен меч, надёжен щит.

Промурлыкал Брехт себе под нос песню, что товарищ Михалков написал. Старший. Автобус чуть самого песенника не утопил. Иван Яковлевич доехал, наконец, до того обрыва, развернул автобус, разогнал его как мог и, резко выкрутив руль, попытался выпрыгнуть из кабины, а нога застряла, зацепившись шнурком ботинка за педаль тормоза. Еле выскочил без ботинка в последнюю долю секунды. Ногу чуть не вывернув. Сел над обрывом и перекрестился. А ведь в прошлый раз тоже в воде помер. Может, и сейчас надо было?

Подумал. Ну, поздно уже. Не топиться же самому. Да и надо ещё хоть парочку дней для Кати с детьми выиграть.

Вопрос: а без ордера, который явно не в Петрозаводске выписывали, пойдут его завтра арестовывать? Нет? И вообще, как сейчас эти краповые себя вести будут, когда автобус Брехта не привезёт. Это же не следователи? Это… Да хрен их знает, как там у них группа захвата называется. Но тот, который должен допрашивать, явно не в Петрозаводске. В Москве или Ленинграде. Не Васю же слесаря-сантехника арестовали. Командующий армией как-никак. Пока тому, кто ордер выписал, сообщат… А может, это сам Берия, и прямо с утра его известить, что «всё пропало, гипс снимают, клиент уезжает», не решатся. Пока в Москве новый ордер выпишут… Как раз пара дней пройдёт. Ну а ему нужно идти пять километров босым по ночной лесной дороге домой. И комары. КОМАРЫ!!! Лучше бы утонул.

Пришлось перейти на лёгкий бег. Под новую песенку:

Сегодня праздник у ребят,

Ликует пионерия!

Сегодня в гости к нам пришёл

Лаврентий Павлыч Берия!

Подобно быстрой молнии

Он входит в светлый зал,

Не зря Мингрельцем Пламенным

Сам Вождь его назвал!

Событие шестое

Ты чаво опять смурной?

Что причиной, кто виной?

Аль гишпанец гоношится,

Аль хранцуз пошёл войной?

Леонид Филатов,из книги «Про Федота-стрельца, удалого молодца»

Прихромал Иван Яковлевич домой босиком, сбив ноги, переоделся, позавтракал и пошёл, как обычно, пешочком на работу. В штаб. Штаб 8-й армии располагался в одном из немногочисленных каменных зданий Петрозаводска. Раньше там реальное училище размещалось. Никаких оград особых и охраны. От улицы отделён несколькими неказистыми кустиками черёмухи. Брехт подписывал бумаги, отвечал на звонки, провёл оперативку со штабистами, уточняя задачи на запланированные учения. Если его не будет, то люди должны сами принять решение, как только узнают о войне, уничтожить авиацию Финляндии и разбомбить к чертям собачьим Калини… тьфу, Кёнигсберг. В общем, занимался рутиной и текучкой генерал, а сам всё время в окно поглядывал. Есть наблюдение или нет.

Наблюдение появилось ближе к обеду. Целых два «наблюдения». Наверное, всё же приняли решения арестовать без ордера, но в штаб сунуться боятся. Мало ли как вояки себя поведут. Крикнет Брехт этот, что это шпионы ряженые, и постреляют командиры всех краповых. У каждого оружие, и каждый стрелять точно лучше обучен.

Пообедал Иван Яковлевич первый раз в столовой. Всегда на обед домой пешком ходил, чтобы не разжиреть, да и подумать о чем важном по дороге. Вечер наступил незаметно, захлопали двери, народ потянулся к выходу. Брехт вышел опять через запасной выход и кустами перебежками миновал несколько улиц. Топтунов не было. Домой он не пошёл. Утром, выходя из дома, Иван Яковлевич под скамейку около соседнего сгоревшего и брошенного дома запихал свёрток с вещмешком и спальником. Сейчас его достал, перекусил положенными сверху бутербродами и опять кустами и огородами в лес ушёл. Спалось плохо. То муравей заползёт, то комары совсем обнаглеют и щёлку найдут. Лежал, думал. Наверное, неправильно он поступил, Катю с детьми на поезде отправив, нужно было организовать спецрейс на СБ. Ну, все мы сильны задним умом, тогда просто запаниковал.

Утром поднялся с рассветом, часа в четыре. Всё же север, скоро самый длинный день в году. Иван Яковлевич решил проверить, что там с домом, перед тем, как в штаб идти. Подходил, подолгу вглядываясь в каждый куст, под которым могла засада сидеть. Но всё тихо было. И вокруг дома никого не было. Если чекисты и организовали засаду, то только внутри дома. Брехт туда и не полез. Зачем — ему нужно тянуть время. Каждый час, что он на свободе, давал Кате проехать лишние шестьдесят, скажем, километров. Завтра в это время должна уже быть в Хабаровске, если поезд не сильно опоздает, а послезавтра и в Спасске. Вот эти два дня и нужно продержаться, почему-то уверен был Иван Яковлевич, что, не арестовав его, Госбезопасность принимать какие-либо меры против жены не будет. Хотя сам отлично знал, что в случае с Люшковым все случилось и в реальной и в этой Истории как раз наоборот. Но вот у Блюхера же жену позже арестовали. Надеялся, в общем.

У штаба тоже было спокойно. У афишной тумбы метрах в тридцати от штаба стоял непонятный хлопчик в пиджаке кургузом, но он если и пас Брехта, то никак не проявил радости по поводу его триумфального появления. Почему триумфального? Да Брехт ход конём сделал. Зашёл в школу неподалёку и спросил, есть ли учащиеся в школе или все на каникулах. Есть, говорят, десяток двоечников, что пришли экзамен пересдавать.

— Замечательно. Давайте я их на экскурсию в штаб 8-й армии отведу. Из пистолета дам шмальнуть. Они тогда экзамен вам на пятёрку сдадут.

Армию в стране любили, и директриса с завучем с радостью пошли с детишками и Брехтом. Провёл их генерал по кабинетам и на пустыре за зданием штаба и правда дал из нагана стрельнуть каждому по разу, в том числе и завучу с директрисой.

Ночевал Иван Яковлевич на том же месте между двумя большущими соснами в лесу. На этот раз не поленился, наломал побольше еловых лап — и под себя постелил, и сверху накрылся. Рожу обтёр несколько раз срезанной с берёзы берестой, слышал где-то, что это отпугивает комаров. Что уж помогло, береста, ветки ели или, может, крепкий сон, но спал в эту ночь Иван Яковлевич как убитый. Н-да. Не сильно долго осталось.

Тот же вьюнош в кургузом пиджаке у штаба маячил. Пасли, выходит. Но опять никаких телодвижений от этого чекистика не последовало. Стоял, семечки лузгал, словно плевать он хотел на всех Брехтов.

А вот когда генерал-лейтенант вечером вышел из запасного хода, то сразу понял, что всё, это эпилог. Человек десять товарищей стояло. И в форме госбезопасности, и милиционеры со своими смешными петлицами в белых гимнастёрках, и штатские были. Сначала решил Иван Яковлевич вернуться в штаб, но так погано на душе стало, что он передумал. Выбрал кучку именно чекистов в фуражках с тульей светло-синего (василькового) цвета и околышем крапового и направился к ним. Эти товарищи стали поворачиваться, за оружием не тянулись, но и руки к козырькам, честь отдавать, не тянули. Старший был с двумя шпалами. Большой начальник у них, наверное.

— Ты, сучонок, чего генералу честь не отдаёшь?! — подошёл к нему вплотную Иван Яковлевич, да как гаркнет.

— Я…

— Головка! — Брехт выхватил из кармана вальтер трофейный и разрядил в эту группу васильковую его полностью. Девять патронов в немце, всем шестерым хватило. Старшему лейтенанту этому одну пулю в живот, вторую в центр груди. Ещё и на двух штатских пуль хватило. Менты стояли и только начали хвататься за застёгнутые кобуры, когда Брехт выхватил уже из своей кольт и навёл на них, предлагая стволом сойтись им поближе.

— Оружие аккуратно вынимаем и бросаем в кусты.

Милиционеры не поняли. Храбрые, один дёрнулся, Брехт ему в колено выстрелил, а вот рывок второго пропустил. Тот успел достать наган. Иван Яковлевич его опередил и выстрелил первым, но, падая, сержант милицейский успел потянуть спусковой крючок. Пуля вошла в грудь Брехта прямо по центру, перебила аорту, и он, захлёбываясь кровью, стал опускаться на непослушных ногах в пыль двора. Рука выпустила пистолет, и последним усилием уже мёртвый почти Брехт сунул её в карман и сжал синий кристалл.

Примечания

2

Солнечное сплетение.