И опять Пожарский 7

Андрей Шопперт, 2021

Вот и доросли. Крым. Пора. Нужно снова идти воевать. Крым наш!

Глава 4

Событие десятое

Иван Охлобыстин шёл по лесу, что начинался у западной окраины Вершилова, в сторону болот. Шёл к якам. Количество лохматых коров за последний год серьёзно выросло, теперь их уже целое стадо. Ещё раз, третий уже, пригнал в Уфу пять яков китаец или другой басурманин, кто их разберёт, тем более что самого продавца Иван и не видел. Осенью приплыли лодьи с последней партией железа из Миасса, вот они и привезли пять яков, три самца и две самки и кроме того пять огромных тюков дорогущего чая. Чай этот главному животноводу Вершилова не нравился, медовый сбитень с травами и ароматней и вкусней и полезней для человека, как травницы говорят. Только если князю Петру Дмитриевичу хочется его пить, так и на здоровье. У нас, блин — «демократия». Это так шутит сам князь Пожарский, когда кто-нибудь упирается и делает всё неправильно. Кроме приплывших из Китая было пополнение и собственное, шесть телят родилось в июне. Сейчас у них снова гон, вон трубный рёв быков и за пару километров слышно. А ведь в другое время кроме тихого похрюкивания от них никаких звуков не дождёшься.

Сегодня праздник Покро́ва Пресвято́й Богоро́дицы — 14 октября по новому стилю. Как раз и снег со вчерашнего вечера идёт. Не так чтоб уж совсем снегопад. Падают редкие крупные снежинки, покрывая траву и ветви деревьев пушистым ковром. Лес сильно за восемь лет последних изменился. Первым делом-то Пётр Дмитриевич запретил рядом с Вершилово лес валить, и лесников набрал, чтобы присматривали первое время за непонятливыми. Лесники и пеньки вскоре извели и ямы от заваленных в прошлом сосен и елей землёй присыпали, сравняли. Особенно изменился лес, когда стали переселенцы в новые городки на Волге и Белой молодые деревца с собою брать. Весь подвой выкопали. Сухие и больные деревья сразу вырубаются, кустарник, и упавшие ветви детишки летом на растопку забирают. Красота получилась. Ни буреломов, ни каких, ни пней, ни непролазных зарослей малинника. Видно на сотни метров в любую сторону. Да и новые обитатели леса порядок помогают наводить. Яки, зубры, олени, туры и прочие великаны всю траву выщипывают. Даже дышится сейчас в лесу по-другому. Вольно.

У яков Охлобыстин несколько дней не был. Занят был. Роды принимал. И не у кого-нибудь. У слонихи! У слонов, по словам приставленного к ним кызылбаша Дэрэявэхуша, что с персидского переводится как — богатый, беременность длится 22 месяца. А отплыли они из Персии чуть более года назад, выходит, обе слонихи были уже в тягости. Скоро ведь и вторая разродится, со дня на день ждём. Кызылбашами, оказывается, персов называют из-за того, что им положено носить шапку с 12 пурпурными полосками в честь 12 шиитских имамов. Переводится это как — «красноголовые». Если бы не красноголовый Дэрэявэхуш, слоны давно померли бы. Ни кто ведь не знает на Руси ни как их кормить, ни чем кормить, да и сколько надо еды этим серым великанам неизвестно. На воле слоны, как рассказывал Дэрэявэхуш, питаются преимущественно ветками деревьев и кустарников, травой, фруктами. Взрослый слон съедает за день около 250 килограмм пищи и выпивает до 250 литров воды. В зоопарке Вершилова большую часть их питания составляют ветки деревьев, собранные в веники. Пацаны, что помогают Ивану, наловчились ломать ветки вербы, растущей вдоль берега Волги, на каждого слона приходится в сутки по 40 вербовых веников — порядка 8 килограмм. Сена и травы слону дают по 30 килограммов и ещё несколько килограммов соломы, 7 килограмм овса, 1 килограмм отрубей, несколько булок хлеба. Кроме того летом слонам давали фрукты и овощи: яблоки, морковку (15 килограмм), свёклу (5 килограмм), капусту (5 кило). Получали слоны и картошку, но только в варёном виде. Иногда серым исполинам давали даже немного лука. Интересно, что капусту слоны не едят целиком, а сначала кладут её на пол и слегка раздавливают ногой.

Сейчас зимою тяжелее будет. Но ничего страшного, ведь и свёкла и морковь есть, капуста тоже никуда не делась. Яблок наморозили. Да и веников полно пацаны насушили, распариваем сейчас и даём прожорливым гигантам. Плохо, конечно, им зимою придётся. Это ведь не Индия.

Слониха может рожать не чаще, чем один раз в пять лет, огорчил Петра Дмитриевича перс. Так что следующего пополнения зоопарка ждать долгонько придётся. Вес слонёнка получился 85 кило. Это почти в три раза больше, чем обычный телёнок у коровы рождается, или в два раза больше верблюжонка.

Верблюжат в этом году тоже более полусотни народилось. В следующем году уже будем вместе с переселенцами верблюдов в города на Волге и Белой отправлять. Там степи, пусть пасутся на вольных хлебах и шерсть для ковров дают.

Вторую слониху прислал из Исфахана доктор Али ибн Рустам Орипов, что остался следить за здоровьем шаха Абаза. Он ранней весной на деньги, что получил за лечение шахиншаха, купил эту слониху и отправил в Вершилово на персидском бусе. Кроме слонихи и другие товары на корабле были. Шёлка много и дорогой материи из него, необработанной бирюзы, или, как называют её сами кызылбаши — «фирузэ» — «камень счастья». В письме главный шахский лекарь писал, что Абаз подарил ему большой дом в центре Исфахана и хочет он в нём открыть лавку, что будет торговать товарами из Вершилова. Если Пётр Дмитриевич за слониху, шелка и бирюзу пришлёт стеклянные и фарфоровые вазы и другие изделия, бумагу, ткань, меха, то сможет Али всё это выгодно продать, а назад снова отправить редких животных и шёлк и разные необработанные драгоценные камни для вершиловских ювелиров. Князь Пожарский, когда рассказывал Ивану про оборотистого доктора, всё сетовал, что вот нет в русских этой жилки, не могут они так на ровном месте придумать способ обогащения. Подталкивать их всегда надо. Ещё Орипов писал, что следующей весной отправит целых два буса и обязательно пришлёт на них коров великанов из Индии. Видел он этих коров в Персии, называются они «гаял» или «гаур». Длина тела гаура достигает более трёх метров. Высота в плечах доходит до 2,3 метра, а его вес может достигать 1,5 тонны, и даже доходить до 2 тонн. Самка весит поменьше около 1300 килограмм. Шерсть бурая, с оттенками от красноватого до чёрного. Рога в среднем 90 см в длину и выгнуты наверх в форме полумесяца.

Интересно будет на этих гигантов посмотреть, ведь больше чем туры тогда они получаются. Правда, опять очень теплолюбивое предстоит пополнение. Для слонов построили огромный дом из дерева, и пять печек по бокам за кирпичной стеной разместили в разных местах. Так уже сейчас, в октябре, они к стенкам жмутся. Холодно беднягам. Зато детворе вершиловской радость. Новая забава у них появилась. Слоны оказались сладкоежками. Принёс как-то Иван Дмитриевич Пожарский ватрушку с творогом и мёдом и угостил слона. Слон ватрушку съел и за добавкой к княжичу потянулся. Всего его хоботом обыскал, даже за пазуху залез. На следующий день уже десяток пацанов прибежали с ватрушками и специально их под одеждой спрятали. А слоны учуяли лакомство и стали мальчишек обыскивать. Визгу-то. Хохоту. Через неделю уже и хлеб перестали серым сладкоежкам давать, Дэрэявэхуш ругается, что так и заболеть слоны могут. Пришлось ограничить количество желающих быть обысканным слонами. Всё равно больше часа это представление занимает. Смотрит каждый день Иван на это, улыбается и слёзы, что на глаза набегают, исподтишка смахивает. Радостно ему за детвору, вон как интересно и сытно им живётся, вспоминает своё голодное детство. Как здорово, что появился у них в Вершилово восемь лет назад княжич Пётр Пожарский. Жаль не родился и не приехал сюда он на десять лет раньше. Было бы и у Ивана Охлобыстина счастливое детство.

Событие одиннадцатое

Епифан Соловый потянулся на кровати и прислушался. Потрескивали дрова в большой центральной печи, что называется голландка, лаяли на улице собаки, напевала что-то заунывное жена, укачивая дочку. В комнату из-за неплотно прикрытой двери пробивались запахи. Пахло парным молоком, свежим, только испечённым хлебом, но всё перебивал запах гречневой каши с мясом. Господи, как хорошо дома.

Отряд казаков и стрельцов под командованием Епифана только позавчера вернулся в Миасс. А вышли ведь сразу, как лёд тронулся, по половодью, в самом начале мая. На это раз шли на лодьях. Три большие новые лодьи, что сделали мориски, могли принять на борт до сорока человек каждая, но столько народу отвлекать от строительства и производства мэр Миасса Никита Михайлович Шульга не дал. Отправилось с Епифаном по весне семь десятков человек, включая самого сотника, башкира толмача Темира, торгута или калмыка Айтина — по ихнему «Звонкий», что не захотел уходить из Миасса, когда отпустил Шульга пленного тайши, и самого важного участника «экспедиции» картографа гишпанского Карлоса Хосе. На этот раз гору искать не надо было. Другое задание пришло от неведомого князя Пожарского. Нужно было исследовать и нанести на карту верховья реки Тобол и его притоков.

Лодьи перегружены были. Кто его знает, удастся ли вернуться осенью, может ведь и зимовать придётся. Правда, Никита Михайлович напутствовал экспедицию увещеваниями не геройствовать и в конце июля или начале августа назад повертать. Никаких спешных дел на том Тоболе нет. Просто нужно нанести всё на карту, да проверить слова местных, что вдоль Тобола проходит дорога, коей купцы бухарские пользуются. Неплохо было бы наладить торговлишку с Бухарой. По дороге ещё нужно зайти в Тюмень. Ну, не совсем, понятно, по дороге. Чуть дальше придётся по Тоболу проплыть и потом свернуть в Туру, но путь этот знакомый и места вполне безопасные. В Тюмени должны были расторговаться. Чугунные казаны да сковороды предложить, ткань шерстяную, стекло для окон, ну и прочего всего, что производят в Миассе. С тюменцев же просить пушнину, что ещё можно у них взять. Разве что просил князь Пожарский орех кедровый поспрашивать, но Епифан в Тюмени был и про этот орех ничего не слышал. Где-то севернее, наверное, кедры растут.

Неприятности начались в Тюмени. Если это можно назвать неприятностями. Плохо всё получилось, и чем теперь закончится неизвестно. А случилось так. Приплыли к пристани уже на закате и даже сойти на берег ещё не успели, а тут сразу прибежал дьяк и говорит, что городовой воевода Плещеев Иван Васильевич только что прибывший на смену князю Михаилу Борисовичу Долгорукому требует старшего к себе в крепость. Епифан Плещеева знал, ну как знал, не ручкался, понятно, и вино заморское с ним за одним столом не пивал. Был казак Соловый в войске воеводы Плещеева, что потерпело поражение от литовского полковника Струся под Москвой.

19 марта 1611 года небольшие отряды поляков, загнанные и запертые в Кремле и Китай-городе, боясь восстания среди населения, решились на самое крайнее средство — поджог Москвы, когда народ разбежался из объятого пламенем города, а к полякам, запертым в Кремле, спешил на помощь сильный отряд под начальством полковника Миколая Струся, тогда Плещеев и был выслан с передовым отрядом, чтобы преградить ему дорогу к пылающей Москве. Плещеев подоспел вовремя, но был разбит и вынужден отступить. Епифана ранили в тот день болтом из арбалета. К счастью болт потерял всю силу, пробивая трофейную кирасу надетую казаком. Много с тех пор воды утекло. Епифан вон целым сотником стал. Что ж, делать нечего пошёл сотник за дьяком.

Сначала-то спокойно разговаривали, но только до того момента как узнал Плещеев, что миассцы приехали торговать в Тюмень. Мзду потребовал воевода и цифру назвал запредельную. Сто рублей! И обязательно золотом.

— Побойся бога, Иван Васильевич! Где я тебе такую деньгу найду! — осенил себя троекратно Епифан.

А воевода в крик, что тогда всё отберёт, а людишек с Миасса объявит холопами беглыми и в железа закуёт.

— Не будет такого, — усмехнулся чуть сробевший сначала Соловый, — У меня грамотка царёва есть, что вольны мы торговать на территории всей Российской империи беспошлинно три года. Так ещё и года не прошло, — по мере того, как говорил, стал успокаиваться Соловый и грамоту Государя уже спокойно Плещееву протянул.

Воевода грамоту взял, прочёл и вдруг топнул ногой и порвал её, а потом и закричит:

— Васька, Фрол вяжите его!

Из-за двери выскочили два стрельца и, правда, попытались схватить Епифана. С кем другим, может, и удалось бы. Только полтора года проведённые в Миассе среди вершиловских стрельцов, что обучал казацким ухваткам князь Пожарский, дали сотнику многое. Такую ситуацию тоже отрабатывали на тренировках. Соловый чуть присел и левой ногой, пяткой, пнул по голени того стрельца, что левую руку и крутил. Тот, понятно, руку выпустил и, заохав, принялся на одной ноге скакать. Сотник ждать и наслаждаться этим зрелищем не стал, он не поворачиваясь, шагнул назад и когда стрелец перенёс центр тяжести на одну ногу, сделал ему заднюю подсечку. Бабах, всей немалой тяжестью врезался в пол несчастный. В это время воевода вытащил кинжал из дорогих ножен, персидский явно, и попёр на Епифана. Шаг в право, воевода тыкает туда кинжалом, но Солового там нет. Он только обозначил движение, сам же крутанулся на этой ноге, и со всей силы ребром ладони заехал Плещееву по левому уху. После чего вырубил окончательно поднимающегося стрельца и коленом успокоил второго. Огляделся. Никто больше на него не нападал. Только давешний дьяк прятался в углу, изображая брошенную на лавку кучу тряпок.

— Видаком будешь, что вор Ивашка грамоту Государя-императора порвал и вопреки указу Государя мзду с меня требовал! — выхватил дьяка на центр горницы Епифан.

Тот закивал и начал что-то блеять про самоуправство.

— Ты, крапивное семя, сейчас сядешь и всё это опишешь в грамотке, а я пока воеводу с собой заберу. Как напишешь, приноси на пристань. Там ждать буду, — сотник встряхнул Плещеева, и, уперев ему, кинжал в бок, поволок вниз по лестнице.

Он и не помнил, как добрался до своих. Только, сунув голову в воду, чуть успокоился. Посовещались со старшими на лодьях. Решили пока подождать. Воевода уже не гавкал, сидел, кровавую юшку из носа по бороде размазывая, у, наполовину вытащенной из реки, лодьи, и глазами только зло зыркал. Дьяк пришёл не один. С пятью десятками стрельцов пришёл и с товарищем воеводы Ярлыковым Иваном Ивановичем.

— Кто вы и почто разбой творите? — громко начал второй городовой воевода, но Епифан видел, что успел он о случившемся дьяка расспросить. И теперь не знал Ярлыков как себя вести. Не знал кто эти люди в одинаковых необычных кафтанах болотного цвета. Не знал по силам ли тюменцам одолеть семь десятков вооружённых невиданными им мушкетами пришлых. Не знал что делать.

— Вор Ивашка Плещеев сейчас грамоту Государя порвал и мзду требовал с товара, что по наказу князя Пожарского мы привезли на продажу, хотя в грамоте указано, что торговать бы должны беспошлинно, и что в случае поборов неправедных виновного надо в железа имать и в Разбойный приказ в Москву доставлять, — Епифан шагнул вперёд и протянул воеводе разорванную надвое грамоту, со свисающей с одной половинки восковой печатью.

Кончилось всё более-менее мирно. Вид грамоты и имя князя Пожарского пыл тюменцев охладили. И расторговались хорошо. Почитай все меха, что на руках были у местных, перекочевали к миассцам. Десяток мешков полных набили мягкой рухлядью. Так и понятно, население Тюмени тысчи полторы и всем и посуда железная нужна и ткань отменная и прочие чудеса миасские. Плещеев прощения у сотника просил и в знак примирения дорогую турскую саблю преподнёс в позолоченных ножнах со вставками бирюзы. Так и кинжал персидский, что в драке достался Епифану за ним остался. Забоялся воевода его назад требовать. Жаль без ножен он.

Из Тюмени выплыли пятого июня. Вода в реке уже спала, и подниматься против течения было не тяжело. Берега в основном были безлюдны, только один раз за седмицу встретились с татарами, что привели пару десятков коней на водопой к реке. Только, увидев три большие лодьи и несколько десятков вооружённых русов, те поспешили убраться подальше от берега. А вот на следующий день лодьи пристали к берегу ещё до полудня, да так дальше и не пошли. Река в этом месте поворачивала и текла как бы с восхода на закат. На левом или северном берегу высился огромный курган, а вокруг него был выкопан ров и насыпан вал, ширина рва была 13 метров при глубине 1 метр, при этом в нем имелось два разрыва шириной до 18 метров. Вал был высотой с лишком полторы сажени, то есть около 3,3 метра. Епифан с десятком своих казаков излазил все укрепления, но не нашёл ни одного каменного или деревянного строения. Только поросшие травой рвы и холмы. Если здесь и стояла раньше крепость, то или она была полностью сделана из земли и глины, либо всё деревянное сгорело и сгнило за десятки, а то и сотни лет. А вот место сотнику понравилось. Высокий берег, уже готовый ров и большой холм, на котором можно построить сторожевую башню. Вот только нужно доставить сюда по реке лес. Хотя перезимовать здесь без дров будет не просто. Морозы зимой лютые бывают.

После остатков крепости без малого полтораста вёрст река шла почти прямо на полдень, может, лишь чуть отклоняясь к заходу. Потом Тобол поворачивал на запад и тёк так вёрст с полсотню. Дальше проплыть было труднее, перекаты и мели и раньше встречались, сейчас же пошли прямо сплошь. Только и успевай в воду прыгать и пытаться волоком лодью через перекат перетащить. Промучившись так две седмицы, и пройдя всего, может, с сотню вёрст, решили возвращаться. Тем более что июль уже к концу подходил. Получается не полностью они задание князя Пожарского выполнили, не нашли истока Тобола.

Вот на обратном пути в одну из ночёвок на них татарва и напала. Было басурман около сотни и, скорее всего, они долго наблюдали за первопроходцами, готовясь к нападению. Получилось у поганых плохо. Караулы их заметили и подняли тревогу, а выстрелы из семидесяти ружей, хоть и не прицельно из-за темноты, всякое желание вступать в перестрелку отбили. Куда там луку против ружья с цельнометаллическим патроном.

Утром место боя осмотрели. Нашли трёх убитых и одного раненого. Но были это не башкиры и не калмыки. Пленного выходили, и с грехом пополам используя и башкира и торгута толмачами расспросили. Он оказался кипчаком. Род свой пленник называл тортуыл. От пленника узнали и немного про приток реки Тобол, возле которого на экспедицию напали. Приток назывался Уй, и, по словам кипчака, река эта бежала с предгорий Урал-тау. Вот тогда Епифан и предпринял попытку вернуться домой не по Тоболу, потом Исети и Миассу, а по этому самому Ую (по-башкирски — низина).

Лодьи пришлось оставить через пару сотню вёрст. Дальше почти месяц шли пешком. Страшно повезло, что у самого истока реки на небольшой горушке встретили кочевье башкир. Тех самых, что показывали, как добраться до истока реки Яик. Они и проводили уставший сверх меры отряд до дороги, что соединяет Миасс с Белорецком. Десяток лошадок помогли припасы тащить.

На следующий год теперь уже на лошадях и поедем искать исток Тобола. Часть пути можно пройти и на лодьях. Их ведь не просто бросили. Перевернули в неприметной низинке и ветками забросали. Должны зиму пролежать, а весною можно будет просмолить и вновь до того места, где в этот раз остановились доплыть, ну а дальше на конях. Нашли гору Магнитную, нашли истоки Яика и Уя, найдём и истоки Тобола. Всё в наших силах.

Событие двенадцатое

Захариас Янсен простыл. Лежал теперь дома, укутанный одеялами и, попивая горьковатую коричневую жидкость, рассматривал листы бумаги с рисунками.

Началось всё ещё больше полугода назад, весною. Пришёл к нему в мастерскую князь Пожарский. Посмотрел на оборудование, на котором мастер шлифовал линзы, покрутил в руках недоделанную подзорную трубу, потом повращал штатив телескопа почти законченного и, ничего не сказав, ушёл. Вернулся он после обеда с Иоганном Кеплером.

— Господа, мне нужен мощный микроскоп, — Пётр Дмитриевич взял карандаш и лист бумаги и изобразил схематично требуемый прибор, — Смотрите. Снизу нам нужно зеркало, лучше чуть вогнутое, чтобы оно собирало свет. Зеркало должно вращаться в обеих плоскостях, чтобы им можно было направить луч света на предметное стёклышко. Сверху к корпусу должно быть тоже приделано зеркало. Это должно вращаться уже в трёх плоскостях. Им будем подавать свет на исследуемый объект, если он непрозрачен. Вопросы есть?

Захариас прикинул. Сложно. Как заставить зеркало вращаться сразу в трёх плоскостях? Об этом и спросил.

— Нужно крепление сделать в виде шарнира, — князь взял руку Кеплера сжал её в кулак и, накрыв своей огромной мозолистой пятернёй, повращал, а потом подвигал руку астронома в локте, — Всё за нас уже природа придумала.

А ведь и правда!

— А механики смогут такое изготовить? — усомнился теперь уже Иоганн.

— Смогут. Теперь дальше. Вот эта полочка будет называться предметный столик. Он должен винтом подниматься и опускаться очень плавно. Нужно будет настраивать фокусное расстояние. Не мне вам объяснять, что есть люди с близорукостью, а есть с дальнозоркостью. Этот микроскоп должен обоим позволить видеть всё чётко. Кроме того верхняя панель должна скользить на салазках, чтобы можно было осмотреть весь исследуемый предмет, не трогая его, — Пётр Дмитриевич разжал руку астронома выпрямил тому ладонь и, обхватив на этот раз её, показал, что нужно от этой панели.

Как наглядно всё. Всё же князь великий учёный. Если бы он ещё на всякие войны не отвлекался.

— Ну, с простыми вещами покончено. Теперь сам микроскоп. Иоганн, ты ведь знаешь, что если в приборе две линзы, то их увеличение общее можно посчитать, умножив одно на другое. Теперь давай представим, что линз больше двух. Третья линза делает перевёрнутое изображение правильным. А четвёртая, а шестая, а десятая. Только нужно разбить этот прибор на две части. Назовём верхнюю — окуляр. Туда будем смотреть. Он сделан из бронзовой трубки, в которую вставлено несколько плоско-выпуклых линз. Иоганн, нужно просчитать, что получится с двумя, а что с четырьмя линзами. Нижняя трубка будет объективом, там тоже нужно вставить от четырёх до шести линз. Понятно, что объектив должен быть закреплён неподвижно, а окуляр ходить вверх и вниз. Ну, вот и всё. Стоп. Ещё на предметном столике нужно предусмотреть из плоской пружины зажимы, чтобы фиксировать стёклышко с препаратом, — князь оглядел смотревших на него учёных, — Иоганн, договорись с Захарией, о диаметре линз и начинай расчёты. Могу ещё посоветовать, чтобы линзы закреплять, можно использовать резиновые прокладки. Вот теперь точно всё.

Янсен после того, как князь Пожарский ушёл, долго рассматривал эскиз и понуро качал головой. Разве можно сравнить этот совершенный прибор с тем убожеством, что они с отцом сделали два десятка лет назад.

Закончил изготовление микроскопа голландец как раз к празднику 3 ноября. В этот день, правда, в разные годы, русские разбили поляков под Москвой и заключили мир со Швецией в Нарве, после разгрома той. Теперь вот и ещё один праздник будет. День создания первого настоящего микроскопа. В этот же день Захария и простыл. Полез на улицу с новым прибором рассматривать снежинки. Иоганн Кеплер как-то обмолвился, что все снежинки имеют шесть лучей и при этом в природе не существует из множества миллиардов снежинок ни одной одинаковой. Хотелось Захарии проверить это. Взял он карандаш и бумагу и пошёл на мороз зарисовывать снежинки. Да так увлёкся, что и не заметил, как простыл. Вот теперь жар и кашель. А снежинки и в самом деле разные.