Раз герой, два герой...

Андрей Уланов, 2003

Как становятся Героями, настоящими, бесстрашными, с мечом в руке и принцессой в сердце? У Шаха из Дудинок вышло прям по поговорке: не пей из копытца, козленочком станешь, однозначно. Выпил – и стал. Правда, не совсем козленочком – заснул Шах слегка перебравшим молодого вина деревенским олухом, а проснулся Героем. Скажете, так не бывает? Да, действительно, над Шахом слегка подшутили односельчане, выставив его победителем двух драконов, но ведь он был не в курсе и поэтому сразу отправился подтверждать свою репутацию. И вскоре в том, что Шах – Великий Герой, не сомневался и последний гоблин. Страшные монстры Запустенья затрепетали, опасаясь за свою участь. А дорога к славе так и льнула к геройским стопам. Оставалось только по ней идти…

Глава 3

Учиться, учиться и… выигрывать!

В отличие от Хамилога Муходол не претендовал на звание полноценного города. Он им являлся — без всяких там натяжек и «если». В нем проживало около полутора тысяч жителей постоянно и еще столько же — во время знаменитой на все Запустенье муходольской ярмарки. Город был обнесен настоящей каменной стеной, а в сторожевых башнях размещался многочисленный и хорошо оплачиваемый гарнизон, оснащенный всеми возможными смертоубийственными приспособлениями вплоть до катапульт. Однако главным залогом безопасности Муходола и всех находящихся в нем были не стены, а личность его владельца — Великого и Могучего Мага Архана Страшилы.

Великий и Могучий Архан Страшила помимо звучного титула обладал множеством других, весьма полезных для своих подданных достоинств.

Во-первых, Архан был действительно Великий Маг.

Во-вторых, разменяв седьмой век, Страшила растолстел и порядочно обленился. Поэтому те редкие деяния, которые он все же совершал, на черном фоне действий прочих колдунов выглядели почти что светло-серыми. Учитывая, что по-настоящему белых магов жители Запустенья никогда не видели, а потому и не верили в их существование, Архан Страшила был для них образцом и лучшим примером светлого и добропорядочного колдуна.

В-третьих же, Архан Страшила был коллекционером, причем коллекционером заядлым.

Из-за этой его страсти подвалы и жилые помещения замка каждые двести лет заполнялись всяческим хламом настолько, что угрожали выселить наружу самого хозяина. Тогда Архан со вздохом брался за магическую метлу и вышвыривал почти все собранное с таким трудом барахло наружу — исключительно затем, чтобы освободить место для следующей партии. Однако из самой главной своей «жемчужины» он не выбрасывал никогда и ничего.

«Жемчужиной» же архановой коллекции были чучела чудовищ.

Именно из-за этого он поселился в столь неудобном для жизни месте, как Запустенье, и именно в эту коллекцию он вкладывал большую часть своей души, времени и магических способностей.

Такого количества и разнообразия экспонатов, как у Страшилы, не было нигде в Мире. Коллекции Аллидзога из Перевернутого Замка или Чарда Гарфилда и близко рядом с ней не стояли.

Поэтому все мало-мальски разумные чудовища изо всех сил старались не появляться в окрестностях Муходола без крайней необходимости. Никогда ведь не известно наверняка, рассуждали они, имеется ли у Архана в коллекции соответствующий тебе экземпляр или еще нет?

А даже если и есть — выяснится этот факт до момента набивки чучела или уже после?

Те же из чудовищ, которые не обладали способностью воспроизвести подобные рассуждения, довольно быстро заканчивали свою карьеру либо в качестве очередного экспоната, либо, что в последнее время случалось куда чаще, на городской свалке, после того как разочарованный Архан выяснял, что по одному экземпляру представителя этой разновидности у него уже имеется и в основном фонде, и в резервном, и даже в предназначенном для обмена.

Короче, под властью Великого и Могучего Мага Архана Страшилы Муходол процветал, и все были довольны — кроме, разумеется, чудовищ, но их мнение никого не интересовало.

Итак, в самый разгар ярмарочного дня базарная площадь Муходола представляла собой беспорядочное скопище палаток, шатров, навесов и просто столов общим числом примерно в тыщу.

Толпа самых разнообразных существ вокруг них толкалась, пихалась, глазела, торговалась, а также занималась еще сотней дел, многие из которых вполне могли бы закончиться прямиком на новеньком, только вчера заново сколоченном муходольском эшафоте, если бы, конечно, три десятка так называемых стражей порядка занимались чем-нибудь, кроме мелкого вымогательства.

Но перед Шахом толпа расступалась.

Сам Шах совершенно искренне полагал, что кишащий вокруг базарный люд и нелюд шарахается в стороны исключительно из уважения к его геройскому виду. Ведь на нем были надеты новые сапоги из, страшно сказать, лосомордой кожи, на нем ярко блестела кольчуга из настоящей гномской стали, а из-за его плеча выглядывала рукоять его знаменитого меча. Именно так, по представлениям Шаха, и должен был выглядеть настоящий герой.

Однако он глубоко заблуждался. Настоящих героев на муходольской ярмарке было хоть пруд пруди, а уж одевавшихся «под героя» и вовсе не счесть. Настоящая причина оказываемой Шаху почести заключалась в огненно-рыжей кобыле, которую Шах вел в поводу.

Эту кобылу Шах приобрел вместе с головной болью, проснувшись на следующее утро после совершения своего очередного подвига. Местные жители, наперебой и взахлеб, бросились рассказывать Шаху о том, как он после десяти кувшинов вина выиграл эту кобылу, разрубив напополам здоровенный валун, и, выхлебав еще три кувшина, взгромоздился на нее, после чего бешеная тварь умчала его прочь и вернулась только под вечер — к превеликой радости местного дурачка, выигравшего благодаря Шаху целых семь томасов, поставив на кон всего два сребреника.

Учитывая то, что оборотень, ради которого нанимали Шаха, успел загрызть только трех человек, а кобыла с учетом покалеченных — двенадцать, трудно сказать, какой из подвигов произвел на местных жителей большее впечатление.

Сейчас эта кобыла гордо выступала за Шахом, время от времени злобно всхрапывая и демонстрируя тем окружающим, кто никогда не лицезрел чистопородных адских аргамаков, свою пасть, наполненную множеством острейших клыков. Одним глазом кобыла косила на толпу, явно мечтая дотянуться до кого-нибудь неосторожного если не зубами, то хотя бы заточенным копытом, а вторым — на свою спину. Хотя седло было пусто, кобыле тем не менее постоянно казалось, что на ней кто-то сидит.

Ах да, еще с пояса Шаха свисал кошелек. Он висел так, как может висеть только кошелек деревенского паренька, впервые выбравшегося на городскую ярмарку. Набит был кошелек, как уже неоднократно успели убедиться окружающие, серебром, среди которого часто попадалось золото. Однако муходольские воры при виде этого кошелька тихо скрипели зубами и старались побыстрее проскользнуть мимо. Все они были прекрасно наслышаны о том, что произошло с тем воришкой, который не далее, как вчера, попытался срезать столь заманчивый плод у зазевавшегося олуха. Беднягу внезапно схватила за горло невидимая рука и не отпускала до тех пор, пока кошелек и его хозяин не удалились на два десятка шагов. Только тогда рука разжалась, и незадачливый воришка плюхнулся в грязь, жадно глотая воздух и старательно вспоминая, кому из богов он успел задолжать больше остальных.

Хотя воры знали, что большинство подобных охранных заклинаний — дешевые одноразовые заговоры, они также были наслышаны о сложных ступенчатых заклятьях, которые могли слегка придушить только ПЕРВОГО покусившегося на охраняемый предмет, а со вторым обойтись куда жестче. Например, оттяпать протянутую, куда не надо, конечность.

Так что кошелек на поясе у Шаха был в такой же безопасности, как если бы он находился в лучшем железном сундуке самого скупого и богатого ростовщика Муходола. Главная опасность его упитанности исходила от его владельца.

— Самые лучшие доспехи! Дешевле, чем везде! Самые прочные, самые надежные! Почти даром! Настоящая гномская работа! — Заметив остановившегося перед прилавком Шаха, продавец, который, если честно, куда больше походил на карликового гоблина, чем на гнома-переростка, которым прикидывался, мигом прекратил заунывно распевать свою песню и зачастил:

— Что-угодно-молодому-господину-у-нас-самые-лучшие-самые-дешевые-такого-выбора-больше-нигде-не-найдете-вот-например-настоящие-мифрильные-перчатки-заговорены-лучшими-магами-как-раз-ваш-размер-всего-за-каких-то-пять-томасов-только-из-уважения-к-такому-великому-герою-а?

Выпалив эту тираду на одном дыхании, гном-гоблин замер и выжидательно уставился на Шаха.

Восседавший на кобыле Шон сплюнул на лысину проходящего мимо жреца и смачно выругался.

Он-то знал, что даже если бы в этих перчатках была сделана из настоящего мифрила хоть одна чешуйка, они бы уже должны были стоить в десять раз дороже.

Не подозревающий об этом Шах рассматривал перчатки с искренним восхищением. Подумать только, перчатки из настоящего мифрила! Как раз его размер, сидят как влитые. И так подходят к его новой кольчуге.

— Берете? — радостно поинтересовался гоблин-гном, почти не сомневаясь в ответе.

Шах со вздохом положил перчатки обратно на прилавок.

— Они мне… велики.

— Не может быть! — совершенно искренне усомнился гном-гоблин и сам натянул перчатку.

Все было в порядке, заклинание Подходящего размера — единственное, действительно наложенное на перчатки и пропадавшее спустя полдня после покупки, — действовало исправно.

— Постойте, может другая пара вам подо…

Но Шаха перед прилавком уже не было.

Хотя ему и очень хотелось приобрести перчатки — равно как и большую часть содержимого лавки, — он прекрасно понимал, что их неминуемо постигнет судьба всех остальных его покупок — замечательного кинжала, украшенного самоцветными камнями, и великолепной эльфийской кожаной безрукавки. Все, что покупал он сам, находилось на нем до очередного подвига, после чего безвозвратно пропадало. Взамен пропавших обнаруживались куда более невзрачные и куда более дорогие вещи — например, самые обычные с виду черные перчатки, за которые Шах, как рассказали ему на очередное утро, уплатил бродячему гному тридцать пять томасов, причем собеседник Шаха был уверен, что гном сильно продешевил. А еще…

В этот момент Шах разглядел в рыночной толчее знакомое лицо, и все мысли о перчатках мигом вылетели у него из головы.

— Дядюшка Фло! — закричал Шах, бросаясь вперед.

Флауэрс Гногги по прозвищу Засушенный неторопливо развернул все свои семь с половиной пудов живого веса, дабы увидеть окликавшего, и остолбенел. Перед ним стоял молодой воин, тащивший на поводе огненно-рыжего адского аргамака. Он был похож на…

— Здравствуйте, дядя Фло, — улыбаясь, сказал Шах.

— Шах… — оторопело выдохнул Засушенный. — Но… Но…

— Я так надеялся встретить кого-нибудь из своих.

Фло опустил взгляд вниз, на носки сапог Шаха, и начал медленно поднимать его, по привычке подсчитывая стоимость увиденного. Получившийся результат примерно вдвое превосходил стоимость всех товаров, привезенных дудинцами на ярмарку. При этом в сумму не вошел конь вместе с содержимым седельных сумок.

Дядюшка Фло припомнил ходившие по ярмарке слухи о новом выдающемся герое по имени не то Шох, не то Шех и содрогнулся.

— Шах, — медленно произнес он. — Ты…

— Ну и как я выгляжу, дядя Фло? — засмеялся Шах. — А?

— Как герой, — выдавил Фло и неожиданно успокоился.

В конце концов, ничего из ряда вон выходящего не произошло. Самое обычное чудо, которое в Запустенье приключается довольно часто. Причем пока что последствия этого чуда ничем не угрожали Засушенному — если он, конечно, сумеет первым добраться до тех рядов, где стояли дудинцы, и заткнуть пасти хотя бы самым непроходимым идиотам.

— А где все наши? — спросил Шах.

Дядюшка Фло вздрогнул и махнул рукой в сторону, противоположную настоящей.

— Здорово! — восхитился Шах. — А Морри с вами тоже есть?

Не в силах произнести ни слова, Гногги кивнул, хотя и ему, и Шаху было прекрасно известно, что женщин, а уж тем более молодых девушек в столь опасное путешествие, как поездка на ярмарку, никогда не брали.

— Тогда присмотрите за лошадью, — попросил Шах, бросая ему поводья. — Я сейчас…

И он опрометью ринулся в сторону рядов, торговавших кондитерскими изделиями.

Дядюшка Флауэрс заглянул в пышущие алым пламенем глаза адской скотины и поспешно отступил назад. Кобыла злобно заржала, взвилась на дыбы и, словно пришпоренная кем-то, прыгнула следом за Шахом.

Шах же несся, словно на крыльях. Мысли, одна радостнее другой, о том, как он, великий герой, Шах из Дудинок, в ореоле славы предстанет перед своими опешившими односельчанами, подгоняли его в спину и поднимали над землей.

— Не так быстро, парень!

— О, простите, — пробормотал Шах, несясь дальше.

Какая-то неведомая сила развернула его вокруг оси и приковала к месту.

— Я сказал, не так быстро, парень! — повторил пожилой человек в красном, расшитом звездами халате до пят и длинном остроконечном колпаке, поглаживавший ухоженную белую бороду.

— Простите меня, пожалуйста, господин маг, — попросил Шах, — но я очень тороплюсь. Дело в том, что…

Однако маг не слушал его. Он во все глаза уставился на приближающуюся кобылу Шаха — точнее, на воздух над ее седлом.

— Будь я проклят на тыщу лет! — воскликнул он. — Шон А'Фейри, старый мерзавец, да ты, я вижу, просто наслаждаешься жизнью!

Шон резко осадил бешено храпящую кобылу и злобно уставился на мага.

— Ктрегуруп!

— И это все, что ты можешь сказать при виде своего старинного приятеля, — укоризненно заметил маг и, полуобернувшись к Шаху, добавил: — Старого, доброго Майкла-себе-на-уме, который…

— Э-э… ваше волшебничество, — начал Шах. — Я…

— Ты, — радостно перебил его маг. — Не кто иной, как свежепрославленный герой Шах из Дадинок. Я прав?!

— Из Дудинок.

— Неважно, — отмахнулся маг. — Ага. Так, значит. Ну, теперь мне все понятно.

— Что «все»?

— Долго объяснять, — отрезал маг, пристально вглядываясь в воздух над седлом. — Хотя… Все равно придется. Идите за мной.

— Э-э… многоуважаемое колдунство…

Уже начавший идти маг остановился и строго посмотрел на Шаха.

— Послушайте-ка, вьюноша. Либо вы будете переставлять свои ноги сами, либо они начнут ходить независимо от вас, но при этом…

— Я все понял, господин маг, — торопливо заверил волшебника Шах.

Хотя он и не знал, что грозило ему в данном, конкретном случае — а грозила ему вещь исключительно малоприятная, потому что заклинание, перехватывающее контроль над мышцами ног, одновременно расслабляло все остальные мышцы, — он прекрасно помнил третье правило выживания в Запустенье, которое гласило: «Никогда, ни при каких обстоятельствах не спорь с волшебником».

— Ну а ты, — обратился маг к воздуху над седлом. — Тоже сам пойдешь или помочь тебе?

— А не пошел бы ты сам…

— Ну вот, опять грубости, — заметил маг. — Причем совершенно незаслуженные. Я-то ведь исключительно из присущей мне душевной доброты собираюсь накормить вас… Ну по крайней мере одного из вас обедом.

При этих словах окружающая толпа, которая старательно делала вид, что вовсе не прислушивается, да и вообще ни в коей мере не интересуется столь необычным даже для Запустенья диалогом, моментально расступилась, освободив широкий — не меньше пяти шагов — проход к ближайшему обжиральному шатру.

— Значит, так, — сказал маг, неторопливо присаживаясь за стол, с которого при его виде совершенно волшебным образом исчезли не только храпящие посетители, но и все пролитое и выблеванное ими. — Постарайтесь, любезнейший, правильно запомнить, а лучше всего — запишите…

— Но я… — начал Шах.

— Да-с-с, — почтительно просипел хозяин шатра, материализовавшийся рядом с магом, судя по его фартуку, из того самого места, куда только что отправилось содержимое поверхности стола.

— Для начала — шашлыки по-тлакчильски, заливное м'гебе, крученые шалапури, такие, знаете ли, жаренные в масле. Потом флюссе по-окуличски, бутылочку синего касторского и на десерт — эльфийское шоколадное мороженое с орехами. Все это, — маг подозрительно оглядел стол, — на чистом подносе. А моим спутникам…

— Скажите, — робко осведомился Шах, — гномьего гуляша у вас случайно…

— Будет-с, — если бы даже хозяин был чистокровным змеелюдом, он бы все равно не смог изогнуться более волнообразно.

— Будет-с всенепременно.

— Вот и отлично, — кивнул маг.

— Только-с. Придется немного обождать-с, — выдавил продолжающий извиваться хозяин, отчетливо представляя при этом, что из всего вышеперечисленного у него в шатре может отыскаться разве что чистый поднос, да и то — случайно.

— Мы подождем, — сказал маг. — Немного.

— Совсем-совсем немного, ваша ми… — Остаток фразы повис в опустевшем воздухе.

— А пока, — заявил Майкл-себе-на-уме, поворачиваясь к Шаху, — я думаю, тебе стоило бы кое с кем познакомиться. Вот… с ним!

Уже слегка привыкший к загадочным исчезновениям и появлениям вокруг мага Шах тем не менее при виде появившегося на соседней табуретке героя подскочил примерно на сажень и едва не вылетел из-за стола.

— Я так понимаю, что вас друг другу еще не представляли, — продолжал разглагольствовать маг. — Ничего, это дело поправимое. Шах — это Шон, Шон — это соответственно Шах.

— О-очень п-приятно, — выдавил Шах.

— А мне — нет! — проворчал Шон.

— Я думаю, — усмехнулся Майкл, — что у вас найдется немало общих тем для разговора. Например, о том, как твой, Шон, меч оказался за спиной у этого паренька?

— В-ваш меч?! Но… я нашел его на дороге. Честное слово! Он просто лежал себе и…

— Он тебе верит, — «успокоил» Шаха маг. — Держу пари, именно он его туда и положил. Не так ли, Шон? Ага, вот и мой обед идет!

Вышедший из кухни прислужник не успел сделать и пары шагов по направлению к столу — уставленный тарелками и мисками поднос внезапно вырвался у него из рук.

Перепуганный прислужник едва не свалился в обморок, но в последний момент сообразил, что поднос вовсе не упал на пол, а наоборот — взмыл к потолку.

— Сами положили… — продолжал бормотать Шах. — Но… зачем?! И… кто вы такой?!

Вместо ответа Шон плюнул на стол и отвернулся.

— Перед тобой, о вьюноша, — сообщил Шаху Майкл-себе-на-уме, старательно обгладывая шампур, — не кто иной, как великий герой Шон А'Фэйри, как мне очень упорно кажется, покойный.

— У?!

— Проще говоря, — сжалился маг, — призрак.

— Ы?!

— М-да, случай, похоже, из тяжелых, — заметил маг. — Фэйри, ты что, не мог подобрать себе в… э-э… короче, кого-нибудь посообразительнее?

— Ты думаешь, — криво усмехнулся Шон, — у меня был очень большой выбор?

— В любом разе, — маг наконец расправился с последним шашлыком и подтянул к себе заливное м'гебе — блюдо, очень сильно, по мнению Шаха, походившее на болотную кочку, бьющуюся в падучей, и распространявшее вокруг соответствующий запах.

— Ты поступил с пареньком несправедливо.

— Несправедливо?! — сказать, что Шон возмутился, было бы явным преуменьшением — он прямо-таки взорвался от негодования.

— Да ты только посмотри на него!

Маг, а вслед за ним и сам Шон дружно уставились на Шаха, который под их взглядами моментально побледнел, покрылся красными пятнами и прибег к старому, испытанному средству — уткнулся поглубже в тарелку с гуляшом.

— Да если бы не я, — продолжал возмущаться Шон, — то этого… орком недоделанного героя сожрали бы за первым же поворотом!

— Но…

— Молчать!

— Я вижу, — иронически заметил маг, — взаимопонимание у вас полнейшее.

— А ты, — зашипел на него Шон, — ты, троглодит плесневелый, можешь внятно объяснить, за каким орком тебе надо было сунуть свой нос в МОИ дела?! Я что, когда-нибудь, хоть один ничтожный раз мешал ТЕБЕ?!

— Не припоминаю такого случая, — задумчиво сказал Майкл-себе-на-уме. — Разве что, когда ты спас меня от вайверна.

— Надо было позволить ему тебя прихлопнуть, — мстительно проворчал Шон.

— Если бы я не нес в мешке тринадцать кувшинов вина, — заметил маг, — ты бы, вне всякого сомнения, так и поступил бы.

— Надо было, — повторил Шон. — Орк с ней, с выпивкой, зато тут, сейчас, ты бы передо мной не сидел, развалясь, со своей всегдашней гнусной ухмылочкой. Нет, ну ты, друид прогнивший, скажи, зачем ты к нам пристал, а?!

— Если я скажу, — маг задумчиво разглядывал вычурные шоколадные башенки, часть которых уже слегка покосилась из-за подтаявшего мороженого, — что я это сделал исключительно из присущего мне чувства справедливости, ты мне поверишь?

Вместо ответа Шон возмущенно фыркнул.

— Тогда я попытаюсь, — Майкл наконец выбрал самую, на его взгляд, привлекательную башню и аккуратно подцепил ложечкой заостренный шпиль, — объяснить так, чтобы это было не очень далеко от истины и вместе с тем понятно тебе.

— Ну, ну. Попробуй.

Некоторое время над столом висела зловещая тишина.

— Ну! — не выдержал наконец Шон. — Какого же орка ты молчишь?!

— Щас, — пообещал маг, — вот только башню доем!

— Тебе помочь!?

Майкл отправил себе в рот последний кусочек въездных ворот, из-за решетки которых выглядывало искаженное ужасом личико привратника, с тоской поглядел на соседний со съеденным замок и отложил ложечку.

— Творениями эльфов, — укоризненно заметил он, — надо наслаждаться, их надо смаковать, стараясь уловить каждый оттенок, а не заглатывать большими непрожеванными кусками, как это делает, то есть делал при жизни, не будем уточнять, кто.

— А чего их жевать? — удивился Шон. — Если оно само во рту рассыпается. Вот, помню, однажды в Серых горах у меня кончились припасы, а из дичи вокруг — одни грифоны со скорпионами. Пришлось жарить собственные сапоги, по кусочку. Вот их надо было ЖЕВАТЬ!

— А варить, — заинтересованно спросил маг, — ты их не пробовал?

— Варить? — задумчиво переспросил Шон. — Вообще-то…

— Эй, — спохватился он, — ты мне зубы-то не заговаривай. Я первый спросил.

— Ах да. Твой вопрос.

— Да, мой вопрос.

— Что ж, — сказал маг. — Попытаюсь. Для начала… Вот скажи мне, о великий Шон А'Фэйри, неужели ты думаешь, что твоя встреча с этим несчастным…

— Не называй его несчастным!

–…Хорошо, с этим счастливым вьюношей была случайна?

— Да уж случайней некуда.

— Замечательно, — улыбнулся маг. — А теперь припомни всю свою жизнь и скажи: много ли там было подобных случайностей?

Шон нахмурился.

— Ну, не так, чтобы очень, — признал он после пятиминутной задумчивости. — Можно даже сказать, почти что совсем.

— И большинство таких случаев, — вкрадчиво продолжил маг, — на поверку оказывались…

–…Происками богов, — скривился Шон. — Нынче этих сволочей столько развелось, что честному герою уже и плюнуть некуда — обязательно в какого-нибудь бога попадешь! А все потому… — Шон осекся и с подозрением уставился на Майкла.

— Ты хочешь сказать, — медленно процедил он. — Что это гоблинское отродье попалось мне только потому, что так решил кто-то из этих долбаных небесных слизняков?!

— Ну, я бы не стал утверждать это столь категорично, — сказал маг. — Однако вероятность того, что дело обстоит именно так, весьма и весьма высока. Причем я бы добавил, что могут быть замешаны далеко не самые последние боги.

— Ктрегуруп! — прокомментировал Шон.

— Я бы на твоем месте… — начал маг.

— Клянусь дохлым огром! — одновременно с ним взревел Шон, разворачиваясь к Шаху. — Так, может, меня и убили именно из-за этого недоноска?!

— Ну, это маловероятно, — заметил маг. — На такое мог пойти только действительно могущественный бог, Судьба, например, или хвостатый Ййо. Когда я сказал: «далеко не самые последние», я все-таки имел в виду уровень пониже.

— Навязался тут на мою шею…

— Вообще-то должен заметить, — сказал маг, — что ты с этим вьюношей сейчас примерно в одинаковом положении.

— Ты хочешь сказать — в одной и той же куче дерьма?! — осведомился Шон. — Ты прав. Ктрегуруп! Ктрегуруп! Трижды Ктрегуруп!

— На твоем месте я бы употребил выражение «Ктрегуруп в квадрате», — заметил маг. — Или в кубе. Так оно более весомо звучит.

— Да хоть в пирамиде! Что?! Мне?! Теперь?! Делать?!

— Ну, — Майкл-себе-на-уме начал подниматься из-за стола, — я лично посоветовал бы тебе довести дело до конца.

— Чьего конца?!

— Логического, — холодно сказал маг и исчез, оставив после себя только столбик золотых монет, покрытых инеем.

Примерно полминуты оба героя ошеломленно глядели на них.

Первым опомнился Шон.

— Старый гнилозубый вампир, — проворчал он, перегибаясь через стол. — Даже тут пожадничал.

— Но… но ведь… — попытался было запротестовать Шах, глядя, как Шон сгребает монеты в его кошелек. — Это ведь плата…

— Запомни, малыш, — медленно произнес Шон, продолжая рыться в кошельке. — Урок первый: цена такому обеду в базарный день — пять, от силы, — он яростно встряхнул кошель, — шесть сребреников.

* * *

— Я по-прежнему ничего не понимаю, — признался Шах.

— А что, — иронически осведомился Шон, — раньше ты понимал больше?

— Раньше я не понимал меньше.

— Хорошо, — вздохнул Шон. — В третий раз пытаюсь объяснить…

— Надеюсь, — вздохнул Шах, — чуть понятнее, чем два прошлых.

— Послушай, ты, мокрица безмозглая, — взорвался Шон, — если ты уродился тупее голема и не понимаешь даже самых простых и всем известных вещей, то сиди и слушай!

— А я что делаю?! — возразил Шах. — Сижу и слушаю. Уже больше часа.

Шон скрипнул зубами.

— Ну, так вот, — начал он. — Поскольку нас с тобой явно свел вместе кто-то из Великих Червяков, Сидящих Задницей на Небесах, совершенно ясно, что просто так мы друг от друга не отделаемся.

— Почему?

— По кочану! — припомнив давешнее высказывание своего Совести, отрезал Шон. — От воли богов так просто не отделаешься.

— И?

— Поэтому, — продолжил Шон, — я решил взять тебя в ученики.

— У?!

— В надежде на то, — Шон свирепо уставился на Шаха, — что когда я тебя выучу — если ты, конечно, способен хоть чему-нибудь выучиться, — то эти проклятые божки наконец отстанут от меня и позволят спокойно заняться своими делами.

— Какими делами?

— Гы?!

— Я только хотел спросить, — поспешно пояснил Шах, — какие срочные дела могут быть у призрака? Если они настолько важные, то, может…

— Заткнись!

Шон задумался.

— В любом случае, — заключил он, — я уверен, что присмотр за ополоумевшим деревенским молокососом, который отчего-то возомнил себя героем, не входит в число самых подходящих для призрака занятий.

— А… что входит?

— Слушай, ты, — медленно процедил Шон. — У-че-ни-чок. Задавать мне, своему учителю, вопросы и вообще открывать рот впредь будешь только с моего особого дозволения. Это тебе понятно?

— Ну, — замялся Шах. — Я как-то никогда не думал, что моим учителем будет призрак героя.

Шон ухмыльнулся.

— Ты здесь, — он медленно обвел взглядом крохотную комнатушку, — видишь более подходящих учителей?

— Нет, но…

— Что же касается призрачности. — Шон неторопливо поднял правую ладонь вверх, сжал пальцы и поднес получившийся кулак к носу Шаха. — Хоть это и рука призрака…

Раздался короткий двойной стук.

–…врезать она может вполне ощутимо, — закончил Шон. — Затылком сильно ушибся?

— Нет… не очень.

— Все понял?

— Да.

— Да, а дальше?

— Да, учитель.

Шон удовлетворенно кивнул.

— И что теперь, о учитель? — поинтересовался Шах.

— Теперь… — задумчиво протянул Шон. — Хм. Теперь…

— Ты, помнится, как-то хвалился, что умеешь не только читать, но даже и писать?

— Ну, вообще-то…

— Умеешь или нет?!

— Да, учитель.

— «Да» что?!

— Умею, учитель.

— Тогда бегом вниз, — скомандовал Шон, — и приволоки сюда более-менее чистый лист бумаги и это… как его… волшебный самопишущий тростник. Будем составлять список необходимых закупок.

Шах бросился к дверям.

— А потом?

— Это был вопрос?

Шах отпустил дверь, скрестил руки на груди и наклонил голову.

— Простите, учитель.

— А потом, — Шон сладко, от души зевнул, — мы пойдем спать, потому как время уже позднее, а дел завтра нам предстоит великое множество.

— А разве, — удивился Шах, — призраки спят? О, простите, учитель.

— Не знаю, как другие призраки, — усмехнулся Шон, — а я сплю, причем с удовольствием.

— А…

— Ты все еще здесь?

— Уже нет, учитель.

* * *

— Ш-а-а-х.

— Что?

Голос доносился из белого тумана, окружавшего Шаха со всех сторон. Даже… да, ноги тоже висели в этом тумане — и ни на что при этом не опирались.

— Ты спишь.

— Сплю?! А-а, понятно.

— Ты должен запомнить.

— Запомнить что?

— Ты увидишь коня. Сядь на него и скачи…

— Эй, — не выдержал Шах. — А если я увижу нескольких коней?

— Ты узнаешь его, — пообещал голос. — Это великий конь. Он служил многим великим героям. Ты не мог не слышать о нем. Его зовут «Держащийся-с-краю».

— О да, я слышал о нем, — подтвердил Шах. — Великое множество раз. Но… я ведь его никогда не видел.

— Вороной. — В голосе проявились отзвуки эмоций, правда, Шах не был уверен, каких именно. — С белой звездочкой на лбу. Он. Будет. Один. Ясно?

— Сел, поскакал, а дальше?

— Ты встретишь Лиико.

— Так ведь он давно умер, — удивился Шах.

— Неважно. Ты встретишь эльфийского короля и величайшего из героев Лиико Свет Несущего. Он. Будет. Один! Возьми у него то, что он даст тебе, и выполни то, что должен. Ты?! Все?! Понял?!

— Ну… не совсем… — промямлил Шах.

Похоже, источник голоса его попросту не расслышал, поскольку начал стремительно удаляться.

— Ты должен исполнить предначертанное… чертанное… анное.

Шах моргнул… И почувствовал, что он просыпается оттого, что кто-то трясет его за плечо.

— Что они тебе сказали?

— А? — Шах попытался протереть глаза и обнаружил, что он стоит все в том же белом тумане.

— Так я не проснулся?

— Конечно, нет, идиот, — раздраженно отозвался голос.

Это был другой голос. Хотя он доносился откуда-то сверху, у Шаха сразу же возникло ощущение, что его обладатель очень маленького размера — примерно по колено.

— Быстро говори, что они тебе сказали?

— Кто «они»?

— Не имеет значения, — быстро отозвался голос. — Те, кто были здесь до меня. Что они тебе велели?! — На слове «велели» голос почти сорвался на визг.

— Сесть на «Держащегося-с-краю», поскакать вперед, встретить Лиико, забрать у него то, что он мне даст, и выполнить предначертанное, — без запинки отбарабанил Шах и озабоченно осведомился: — А что я, собственно, должен буду выполнить?

— Не имеет значения, — заявил голос. — Потому что предначертанное ими тебе выполнять не придется. Лиико, значит. Посмотрим, посмотрим…

— Да кто вы все, орк вас побери, такие?! — в лучшем шоновском стиле заорал Шах. — И что делаете в моем сне?!

— Не имеет значения, — в третий раз повторил голос.

В следующий миг Шах почувствовал, что идет по чему-то твердому, а спереди доносится дробное постукивание копыт и нетерпеливое ржание.

— Должно быть, это «Держащийся-с-краю», — пробормотал Шах и уставился на выплывшего из тумана коня. — Вороной… звездочка на лбу…

Он осторожно взялся за луку седла, вставил ногу в стремя — конь стоял спокойно, и это придало Шаху храбрости — и решительно вскочил в седло.

Вороной немедленно рванулся вперед, да так, что Шах едва не вылетел из седла макушкой вперед — его спасло только то, что он изо всех сил вцепился в роскошную гриву вороного.

Дикая скачка из ниоткуда в никуда длилась примерно десять минут. Затем «Держащийся-с-краю» постепенно замедлил бег, перешел на шаг… и в этот момент Шах разглядел сквозь туман какую-то неясную фигуру.

— Пресветлый… э-э… король, — начал он.

Фигура подвинулась поближе, и Шах замер с раскрытым настежь ртом.

— Фиора?! — выдохнул он. — Что ты тут делаешь?!

Толстушка Фиора — одна из самых некрасивых дудинских девушек — оглянулась по сторонам и жалобно вздохнула.

— Я должна кое-что отдать тебе.

— Ты?! — поразился Шах. — А… где Лиико?

— Я всенепременно должна передать тебе, — в своей обычной манере зачастила Фиора, — вот эту безрукавку из овчины, две головки свежего сыра и вот этот меч.

— Что?! — переспросил Шах. — Постой, Фиора, мне вовсе не нужна безрукавка, у меня есть прекрасная куртка, и сыр мне не нужен, и меч у меня свой, то есть не совсем мой… И потом, разве это меч?

То, что так настойчиво протягивала ему Фиора, походило разве что на рукоять меча, к которому приделали… приделали…

— Эй, малыш, хорош дрыхнуть! Вставай!

Шах открыл глаза и на этот раз, к своей великой радости, узрел не надоевший до боли белый туман, а ту самую маленькую, тесную — и такую родную — комнатушку, в которой он вчера так неудачно заснул.

— Доброе утро, Шон, — радостно отозвался он. — Ты знаешь, то есть ты, конечно, не знаешь, мне приснился такой странный сон…

— Сейчас ты мне его расскажешь, — пообещал Шон. — Потому что я очень хочу понять, откуда в запертой комнате посреди ночи могло появиться… — Шон мотнул головой, и Шах с ужасом увидел лежащую белой грудой на полу безрукавку, из-под которой торчала давешняя загадочная рукоять. Чуть поодаль высились обе сырные головки. — ЭТО?

Шах вздохнул и начал рассказывать.

По мере его рассказа брови Шона сдвигались все ближе, пока не образовали совершенно сплошную линию.

–…и это все, что я помню, — закончил Шах.

— Эге.

Шон зачем-то поднял с пола составленный ими вчера вечером список необходимых закупок и задумчиво уставился на него.

— Значит, так, — заявил он, осторожно беря список за верхний конец. — Сейчас ты…

Р-раз. Списков стало два.

–…пойдешь в лавку…

Списков стало уже четыре.

–…и купишь…

Теперь списков было уже восемь.

–…четыре, нет, шесть колод карт, — закончил Шон и, разжав пальцы, внимательно пронаблюдал за тем, как шестнадцать клочков бумажки, кружась, усеяли пол комнатушки.

* * *

Шон аккуратно подцепил край колоды и ловким щелчком перевернул ее рубашкой вверх.

Шах в ужасе закатил глаза.

— А теперь, — неумолимо продолжил Шон. — Еще раз назови мне все масти. В порядке роста.

Шах тяжело вздохнул.

— Значит… э-э, так, — начал он. — Всего мастей четыре: Свет, Добро, Тьма, Зло. В каждой масти по девять карт.

— Вот-вот, — кивнул Шон. — Их-то мне и перечисли.

Шах зажмурился.

— Свет: гномы, феи, эльфы, нимфы, пегасы, грифоны, единороги, серебряные драконы, фениксы. Ух.

— Дальше.

— Добро: крестьяне, ополченцы, наемники, королевские воины, имперские воины, монахи, рыцари, золотые драконы, добрые маги. Ух.

— Ну, ну, — подбодрил его Шон. — Продолжай. Пока неплохо.

Шах набрал в грудь побольше воздуха.

— Тьма: троглодиты, гоблины, орки, гремлины, огры, вайверны… э-э… ну, эти, которые… На быков похожи.

— Минотавры.

–…минотавры, красные драконы, колдуны. И Зло: мелкие бесы, бесы, черти, демоны, церберы, черные рыцари, черные драконы, дьяволы. Все!

— Молодец, — подытожил его усилия Шон. — Всего одна запинка — прямо-таки выдающееся для тебя достижение.

Он поднял колоду, несколькими стремительными движениями смешал карты и смахнул десять верхних на доску перед Шахом.

— А теперь, — ухмыльнулся Шон. — Посчитай-ка мне, малыш, сколько взяток у тебя на руках?

— А-а… В какой игре?

— Уже соображаешь, — одобрительно кивнул Шон. — В «свадьбе».

Шах озадаченно уставился в карты.

— Раз, два, три… Четыре верных и одна, э-э, возможно на… на…

— Наигрывается, — проворчал Шон. — Ну-ка, дай сюда.

Он заглянул в протянутые карты и скрипнул зубами.

— Ну сколько раз повторять тебе, сыр ты недопеченный, что рыцарь считается за полвзятки, только когда он сам — третий. А если он, как у тебя, третий, да еще с магом, то он играет обязательно. Это не четыре с крестом, это пять верных, и при таком раскладе можно играть! Понял?

— Угу.

— Что «угу»?

— Я понял, — уныло сказал Шах. — Что я ничегошеньки не понимаю.

Шон отложил колоду в сторону и с любопытством уставился на Шаха.

— А соблаговолишь ли ты, любезный мой у-че-ни-чок, объяснить, чего ты не понимаешь больше всего?

— Я не понимаю, — признался Шах, — почему из-за какого-то дурацкого сна мы вдруг отменяем все наши планы, тратим почти все деньги на заклятье невидимости для тебя, хотя ты и так невидим для всех, кроме магов и меня, и устраиваемся в этот караван. И, наконец, я не понимаю, почему ты решил, что самым важным для меня сейчас является умение играть в карты.

— Ну, — осклабился Шон, — без этого умения твое геройское образование не может считаться полным и законченным. Что же ты за герой, если не умеешь играть?

— Я и пить не умею.

— Что же касается всего остального… По-моему, один раз я тебе уже все это объяснял?

— Да, — подтвердил Шах. — Но я все равно ничего не понял.

— Послушай, у-че-ни-чок, — сказал Шон. — Если мне придется вдалбливать в твою тупую башку ВСЕ по два раза…

— А почему бы тебе, — обиделся Шах, — не объяснять попонятнее с ПЕРВОГО раза?

Шон вздохнул.

— Ладно. Так и быть, попробую еще раз.

— Я, — скривился Шах, — весь — сплошное внимание, о учитель.

— Этот «дурацкий», как ты выразился, сон, — начал Шон, — был явно послан тебе кем-то из богов. А это, в свою очередь, означает, что они отвели тебе в своих планах какое-то место, хотя зачем им могло понадобиться такое ничтожество — тайна сия велика есть!

— О, как ты мудр, учитель, — пробормотал Шах. — Ты знаешь столько слов, о которых я в жизни не слыхал, — и все они непристойные.

— Поэтому, — продолжал Шон, — у меня нет времени пытаться научить тебя хоть чему-то — все равно ты ничему не научишься.

— О учитель, как ты добр!

— И значит, нам нужно добыть для тебя чужое умение.

Шон сделал паузу.

— Всем — кроме, понятно, таких деревенских дуболомов, как ты, — известно, что умение в нашем Мире — это такой же товар, как и все остальное. Обычно его завещают по наследству, иногда продают. — Шон усмехнулся. — Но я не думаю, что какой-нибудь старец вдруг воспылает к тебе отческой любовью, и у нас нет времени ждать, пока кто-нибудь решит продать умение нужного нам качества. Значит, нам нужно отправиться туда, где оно наверняка есть — и его можно добыть, — Шон оглянулся. — А вот, кстати, и оно.

— Умение?

— Нет. Место.

Караван, на одной из телег которого сидели герои, со скрипом, ржаньем и руганью медленно выплыл из-за поворота, и взорам путешественников предстало небольшое городище, обнесенное многократно латаным частоколом.

«Бриджтаун»… — с усилием прочитал Шах надпись на покосившейся доске, затем посмотрел на соседнюю, ведущую к тем же воротам дорогу, увидел там такую же, только еще более покосившуюся доску и с еще большим усилием прочел: «Покервилль».

— Ну да, — подтвердил Шон. — А если въезжать по третьей дороге, на той стороне городища, то там будет надпись «Префербург».

— А как же он на самом деле называется?

— А как хочешь, так и называй, — ответил Шон. — Местным все равно. Удивительно милые существа, даром что вампиры.

— Что?!

— А что такого? — удивился Шон. — Ты что, никогда не имел дело с вампиром?

— Н-ну… Не-ет!

— На самом деле высшие вампиры — довольно симпатичные, — пояснил Шон и, на секунду задумавшись, добавил: — Если, конечно, они хотят такими показаться. И вообще, многие из моих лучших друзей — вампиры.

— Н-но целый город вампиров…

— Да ладно тебе. Неужели ты думаешь, что они только тем и занимаются, что пьют кровь из приезжих?

— А чем они тогда, — подозрительно переспросил Шах, — занимаются?

— По правде говоря, именно этим, — не моргнув глазом, сознался Шон. — Только более изобретательно. Они кровь покупают.

— У кого?

— У проигравшихся, — пояснил Шон. — Все очень просто. Продувшийся в пух и прах игрок встает из-за стола, бежит, сломя голову, к ближайшему бармену, выцеживает из себя пинту-другую крови и снова бежит к игорному столу, шатаясь под тяжестью золота в карманах. Так что, — закончил Шон, — если увидишь бледного как снег типа с горящими глазами, не надо с воплем шарахаться от него — это не вампир, а всего-навсего невезучий игрок. Вампиры здесь, все как на подбор, лоснящиеся и розовощекие.

— А-а кто т-такие б-бармены? — выдавил Шах.

— О-о! — Шон наставительно поднял палец. — Вот их-то как раз и надо опасаться больше всего. Бармены — это самая худшая разновидность вампиров!

— А…

— Ага! — радостно воскликнул Шон, глядя на приближающиеся ворота. — А вот и первая местная достопримечательность!

Шах послушно уставился в том же направлении и выяснил, что столь восхитившей Шона достопримечательностью был пожилой монах, который стоял в воротах и, словно хоругвь, вздымал над собой здоровенный плакат.

— Оставь надежду всяк, сюда входящий, — вслух прочитал Шон и зевнул: — Не смешно. У его предшественника была надпись поинтереснее: «Куда стремитесь, вы, безумцы!»

— Но… но…

Шон оглянулся на побледневшего Шаха.

— В любом случае, — «успокоил» он его, — тут говорится про входящих, а мы въезжаем. Ты когда-нибудь слышал, чтобы в ад въезжали?

— Слышал, — огрызнулся пришедший в себя Шах. — И не раз.

* * *

— Сколько, ты говорил, у нас осталось? — спросил Шон.

— Ровно семь гвеллеров, — уныло отозвался Шах. — Со времен твоего последнего вопроса они не размножились.

— А жаль, — усмехнулся Шон. — Но ты прав. С горстью медяков в казино делать нечего. Да и вообще жить как-то скучновато. Надо срочно найти какого-нибудь местного фраера, который посчитает нас, то есть тебя, за лоха, которым ты на самом деле и являешься, и попытается ободрать, и тогда мы, в свою очередь… Ага, вот!

— Твои охотничьи… — начал Шах, но Шон уже тащил его за рукав навстречу заунывному пению: «Кручу-верчу, всех научу».

Источником сих заунывных напевов оказалось нечто, похожее на женщину, уныло склонившееся над тремя красными колпаками.

Возможно, в другой момент Шаха весьма заинтересовал тот факт, что из одежды на даме присутствовало только несколько дюжин цепочек и браслетов, но в данный миг его гораздо больше занимали руки, а еще точнее — их число.

Их было восемь.

— Правда, здорово, — шепнул ему в ухо Шон. — Ловкость рук — и никакого обмана. Главное, чтобы рук было много.

Увидев, наконец, что перед ней рискнул кто-то остановиться, восьмирукая оживилась и, ловко подхватив разложенные на земле колпаки, под одним из которых обнаружился мирно похрапывающий лепрекон, зачастила:

— Не проходите мимо, не упускайте своего счастья. Один раз пальцем показал, гнома поймал, горшок золота получил. Все просто так, что проще не бывает. — Колпаки медленно покружили в воздухе и шлепнулись на землю. Где гном?

Шах озадаченно оглянулся по сторонам, натолкнулся взглядом на ухмыляющуюся рожу Шона и неуверенно ткнул в правый колпак.

— Уверен, да, — осведомилась восьмирукая и, не дожидаясь ответа, подняла колпак.

По-прежнему мирно посапывающий лепрекон дрыгнул ножкой и перевернулся на другой бок.

— Какой умный мальчик, — восхитилась восьмирукая. — И какой везучий мальчик. Один раз пальцем показал, пять гвеллеров получил, да. — Колпаки покружили немного быстрее. — А теперь где гном?

Шах снова указал на правый колпак. Лепрекон лежал на прежнем месте и просыпаться, похоже, не собирался.

— Нет, ну какой везучий мальчик! — восхитилась восьмирукая, протягивая Шаху очередные пять гвеллеров. — Или это у меня гном такой ленивый? Гноги, совсем работать разленился, да? На тебя люди смотрят, а ты дрыхнешь без задних лап.

— Ну сколько раз повторять, — донесся снизу тоненький голосочек, — без задних ног, да?!

Лепрекон сел, зевнул, потянулся, встал, медленно просеменил под средний колпак и снова улегся.

— А теперь где гном?

Шах уже начал поднимать руку, но в этот момент Шон наклонился, провел рукой сквозь все три колпака и, осклабившись, указал на правый — тот самый, из которого гном только что выбрался.

— А… — начал Шах, увидел, как ухмылка Шона превращается в бешеный оскал, и, поспешно захлопнув рот, указал на нужный колпак.

— Этот? — озадаченно переспросила восьмирукая, уже взявшаяся за макушку среднего колпака. — А ты хорошо продумал, да? Совсем уверен?

— Нет, — признался Шах. — Просто… нравится мне этот колпак.

— Ну смотри.

Колпак медленно поднялся вверх. Лежавший под ним лепрекон перекатился на спину, протер глаза и озадаченно уставился на Шаха.

Спустя три минуты стопка монет перед Шахом превысила рост лепрекона, который уже не храпел, а тоненько сипел, старательно выжимая тощую бороденку. Мелькающие колпаки слились в сплошной красный круг.

— Пора заканчивать, — сказал Шон, озабоченно глядя на задыхающегося гнома. — Еще пару монет… Ага!

Он опустился на четвереньки, старательно пошарил в колпаках и прямо-таки расплылся в улыбке.

— Вот этого я ждал, — сообщил он озадаченному Шаху. — Сдергивай все три.

— А?

— Сдергивай!

Шах подхватил кончики колпаков и рванул их вверх.

Под колпаками обнаружилась совершенно чистая брусчатка без малейших следов лепрекона.

— Официально разрешенный трюк, — прокомментировал Шон. — Но раз уж мы оказались ловчее…

Восьмирукая издала тяжкий вздох, проделала второй правой рукой замысловатое движение и протянула пораженному Шаху… полновесный золотой томас!

— Эй, — донесся тоненький голосочек из-под ног Шаха.

Шах отпрыгнул в сторону. Булыжник, на котором он только что стоял, зашатался, и из-под него выкарабкался перемазанный в земле лепрекон.

— Ладно, — угрюмо пропищал он, старательно отряхивая кафтанчик. — Ты нас сделал, не спорю, все по правилам. Деньги твои. Но, — он поднял голову и озадаченно уставился на Шаха, — может, орк тебя побери, все-таки скажешь, как?!

Шах загадочно улыбнулся и запихал кошелек с выигрышем поглубже за пазуху.

— Все очень просто, — сообщил он озадаченному лепрекону. — Только ловкость рук — и никакого обмана.

Конец ознакомительного фрагмента.