Порядок в танковых войсках? Куда пропали танки Сталина

Андрей Уланов, 2011

Один из парадоксов истории заключается в том, что мы невольно оцениваем события далекого и не очень прошлого по меркам сегодняшнего дня. Так, к далекому 1941 году подходят с мерками СССР времен его расцвета. Книга Д. Шеина и А. Уланова позволяет нам увидеть настоящий сорок первый и танковые войска Красной армии такими, какими они 70 лет назад встретили агрессора на границе. Эта книга стала плодом многолетних архивных исследований независимых экспертов. Она позволит по-новому взглянуть на привычные и казавшиеся незыблемыми факты и пересмотреть устоявшиеся оценки известных событий (Алексей Исаев).

Глава 1

Сколько нужно танков?

24 000 и 3300. Целая пропасть между этими двумя цифрами, верно? Мало кто задумывается, что в них заключена не одна загадка, а две. И если первая — «почему у СССР было так много танков?» — известна всем, то второй вопрос — «почему же у немцев было так мало?» — задают очень немногие. А между тем ответ на него ничуть не менее интересен.

В июне 1941 года на поле боя столкнулись не просто две державы и даже не две идеологии. Проверку боем начали две принципиально разные концепции подготовки к будущей войне. Немецкий подход позволил вермахту достичь ближних подступов к Москве и зачерпнуть каской воды Волги в пылающем Сталинграде. Советский подход вошел в историю фотографиями советских солдат на ступенях взятого штурмом Рейхстага, братанием с союзниками на Эльбе и подписанием Акта о безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии в Карлсхорсте победной весной сорок пятого.

Но не будем забегать вперед. Посмотрим, как все начиналось.

Итак, представьте себе, что стоите вы у окна кремлевского кабинета, усмехаясь в усы, в руках у вас трубка, набитая «Герцеговиной флор», а за окном этого кабинета — начало 30-х. Только что вы успешно «сосредоточили в своих руках необъятную власть», и теперь самое время помечтать о «грядущей Мировой Федерации Советов» и даже заранее прикинуть, чего и сколько нужно для скорейшего принятия во всемирный Союз Советских Социалистических Республик последней республики. Это несложно — достаточно поднять телефонную трубку и сказать: «Визовите мне таварыша Тухачевского… хотя нэт, таварыша Тухачевского нэ надо. Визовите мне нашего Самого Главного Разведчика».

Через некоторое, очень непродолжительное, время в вашем кабинете появляется начальник 4-го (разведывательного) управления штаба РККА Ян Карлович Берзин. И если военные заслуги маршала Тухачевского, скажем так, неоднозначны — например, Варшаву наступающие войска Красной армии взять так и не смогли, — то авторитет Яна Карловича Берзина практически непререкаем. Берзин — руководитель советской разведки с 24-го по 35-й, фактически он и есть создатель того, что в будущем назовут ГРУ. Уж он-то все знает доподлинно. А если сам Ян Карлович сомневается в оценках, то всегда можно посовещаться с коллегами, среди которых не только краскомы в пыльных шлемах, но и полковники и генералы Русской Императорской армии, выпускники прославленных военных академий. Время безжалостно: уже не вызвать на совещание ни умершего от тифа в 1920 году члена Особого совещания при главкоме, бывшего военного министра империи генерала от инфантерии Поливанова, ни погибшего в том же двадцатом в железнодорожной катастрофе начальника Главного артиллерийского управления генерала от артиллерии Маниковского, ни умершего в марте 1926 года от воспаления легких инспектора кавалерии РККА генерал-адъютанта Брусилова, ни профессора Военной академии имени Фрунзе генерала от инфантерии Зайончковского, ни преподавателя Артиллерийской академии, бывшего начальника Главного штаба генерала от инфантерии Михневича… но и имена тех, кто продолжает службу, вполне достойны стоять в одном ряду с ними. Например, бывший генерал-майор Генерального штаба Александр Андреевич Свечин или полковник Генерального штаба Борис Михайлович Шапошников.

— Здравствуйте, таварыш Берзин. Есть мнение, что у Советского Союза маловато республик. И било би очень неплохо увеличить их число за счет некоторых европейских стран… для начала. Как ви полагаете, что для этого нужно нашей доблестной Красной армии?

И тут-то Ян Карлович начинает говорить очень странные вещи.

— Товарищ Сталин, — с дрожью в голосе произносит Самый Главный Разведчик, — увеличить число республик было бы, конечно, просто замечательно, но мировая обстановка сейчас такая, что нам бы сохранить в целости то, что сейчас имеем. Вот, — достает Самый Главный Разведчик пачку донесений из Очень Секретной Папки, — что наши суперагенты, пролетарские Джеймсы Бонды, доносят:

Вероятное развертывание армий военного времени (пехотных дивизий)^[1]

Армия — Мирного времени — Максимальное напряжение

Франции — 25 — 120

Германии — 7 — 21

САСШ — 54 — 216

Польши — 30 — 70

Румынии — 24 — 46

Латвии — 4 — 7

Эстонии — 3 — 5

Финляндии — 4 — 13

По сравнению с этой мощью сто дивизий Красной армии перестают выглядеть ужасно грозной силой, не правда ли?

— Вот, значит, — задумчиво говорите вы, — какими силами эти нехорошие люди располагают… А сколько, например, они могут произвести Самого Грозного Оружия — танков?

— Много, товарищ Сталин, — отвечает Берзин. — ОЧЕНЬ много. По нашей оценке на 28-й год, в случае войны только Англия и Франция будут способны производить около 4000 танков.

— Навэрное, за год?

— Никак нет, товарищ Сталин, — за месяц!

«Возможности танкостроения в будущую войну весьма значительны. Так, месячная продукция танков к 7-му месяцу войны (по состоянию производственных возможностей к 1928 году) может выразиться:

во Франции ок. 1500 танков

в Англии ок. 2500 танков

в Чехо-Словакии ок. 200 танков

в Польше ок. 100 танков»^[2].

Удивительно слышать? Не уронили еще трубку на мягкий ковер сталинского кабинета? Товарищ Сталин бы, наверное, уронил. Ну а пока он вместе с товарищем Берзиным достает ее из-под стола, мы вернемся в наше время и попробуем понять — сколько танков было нужно СССР и для чего.

Разумеется, вышеописанного разговора в реальности не было. Однако речь товарища Берзина мы вполне можем себе представить, даже не имея допуска в «недоступные совершенно секретные архивы», поскольку сборники документов Разведуправления вполне себе издавались и доступны ныне любому заинтересованному читателю. Переиздавалась и когда-то секретная книга «Будущая война», написанная в Генштабе РККА под личным руководством товарища Берзина. Сказано там следующее:

«Однако в первую очередь мы должны всесторонне проанализировать условия будущей войны при наиболее вероятном ее варианте. Таким вариантом мы считаем первый вариант: нападение на наши западные границы вооруженных сил западных соседей при материальной и технической поддержке Англии, Франции и их союзников».

Надо указать, что «Будущая война» — это отнюдь не динамичный роман про грандиозный успех всемирной пролетарской революции, такой, как, например, «Первый удар» Николая Шпанова. Отпечатанная весьма ограниченным тиражом, она представляет собой аналитический доклад советской разведки. Именно так будущая война выглядела из 28-го года. При этом процитированный выше вариант был одним из наиболее благоприятных по соотношению сил. Были и другие, подкрепленные опытом Гражданской войны, точнее — интервенции. Тогда, в 28-м, были свежи совсем другие, нежели у нашего современника, воспоминания — не о том, как на причалах Архангельска выгружались с английских, американских, советских пароходов танки, самолеты, грузовики, ботинки, тушенка, посланные нашими союзниками в помощь героической Красной армии, а как высаживались на берег прибывшие с совсем недружественными целями британские и американские солдаты. И японские во Владивостоке. И французские на юге. И перспектива войны не только с сателлитами из «малой Антанты», но и напрямую с коалицией ведущих мировых держав оставалась для СССР вполне реальной угрозой. Война на двух театрах военных действий, Западном и Восточном, связанным лишь тонкой нитью Транссиба. Война, которая, как представлялось тогда, в начале 30-х, стояла на пороге. Более того, в памяти еще была свежа так называемая «Военная тревога 1927 года», когда после отказа от выполнения условий «ноты Чемберлена» Великобритания разорвала дипломатические и торговые отношения с СССР. В XX веке от подобного шага до начала войны — всего ничего, это русские военные усвоили еще со времен Русско-японской.

Тогда, в 27-м, обошлось. Но надолго ли?

«3. Организация и численность мобилизованных армий наших западных соседей в сильной степени не соответствует их экономическим возможностям. Промышленность и вся экономика сопредельных СССР западных государств не в состоянии удовлетворить даже половины потребностей боевого снабжения армий во время войны. Вследствие этого наступательная война наших соседей против нас возможна только при чрезвычайно солидной финансовой поддержке и при военном снабжении их со стороны одной или нескольких великих держав; эта поддержка должна выражаться в миллиардах рублей. При этом чем лучше СССР будет подготовлен в военном отношении, тем более широкий промышленный базис получает снабжение нашей Красной армии во время войны, тем финансовая поддержка и военное снабжение наших соседей великими державами должны принять все более широкие размеры. Но вместе с возрастанием размеров необходимой помощи великие державы (одна или несколько) невольно вынуждены призадуматься об источниках и последствиях такой поддержки.

Таким образом, успешная индустриализация СССР, военная подготовка нашей промышленности, усиление технических средств борьбы и общая наша обороноспособность являются одними из наиболее действительных средств обеспечения мира на наших границах.

…

Правильный подход к вопросу о подготовке к войне требует, чтобы Вооруженные силы и вся экономика Советского Союза были подготовлены для ведения продолжительной войны».

— Ну так! — всплеснет руками информированный читатель. — Все понятно! Это ж большевики! Они же на горе всем буржуям мировой пожар раздувать готовились! Нет чтобы с соседями дружбу крепить и за мир во всем мире бороться, тогда и воевать с соседями не понадобится…

Не понадобится? Может быть, может быть… Правда, и в те далекие времена находились «ястребы», не верящие в долгий и крепкий мир во всем мире: «Важнейшим фронтом борьбы России является ее Западный фронт… Современные войны в Европе не могут оставаться локализированными, они неминуемо втягивают в свой водоворот все новые и новые государства. Вспомним только что минувшую войну, начатую Австро-Венгрией и Германией против Сербии, России и Франции, когда сразу же были втянуты Бельгия и Великобритания, а затем еще 16 государств…

Россия должна исходить из худшего для себя случая, а именно — военного союза перечисленных выше государств. Даже в том случае, если в начале войны на нашем западном фронте одно или несколько государств заявит о своем нейтралитете, стратегия не имеет права игнорировать его вооруженную силу. Автоматически каждое из них с началом нашей войны мобилизует свою армию. Малейшие наши затруднения на театре военных действий представят для них великий соблазн если и не вмешаться, то путем дипломатических требований осложнит наши дальнейшие военные действия. Такой же соблазн представится им в конце даже победоносной для нас войны, если против них не будет сохранено достаточно русских сил. Примеры подобных выступлений в минувшую войну были многочисленны: Италия, Румыния, Болгария сознательно выжидали неудач своих соседей, чтобы затем использовать обстановку»^[3]. Кто же и где, интересно, эти строки написал? Фрунзе? Тухачевский? Корк? Якир? Блюхер? Егоров? Или еще кто-нибудь из плеяды «красных милитаристов», под кремлевскими звездами зловещими стрелами будущих ударов карту мирной Европы пронзающий? Не будем томить читателей неведением: написал эти строки в 1924 году Николай Николаевич Головин, видный русский военный теоретик, генерал царской армии, кавалер Георгиевского креста. После революции Головин эмигрировал во Францию, читал лекции в европейских и американских ВУЗах (в том числе и военных) и даже успел поучаствовать в отправке русских эмигрантов в армию Власова. До самой смерти в 1944 году Головин не вернулся в СССР, не принимал советского гражданства и не высказывал каких-либо комплиментов большевизму и большевикам. Словом, довольно трудно заподозрить Головина в скрытых симпатиях делу мировой революции. А вот пишет он почему-то как под копирку с красными маршалами — будущей России, которую видит Головин (свободную и демократическую, а не большевистскую, просим заметить!), надо быть готовой воевать с обширным блоком европейских государств, выступающих единым фронтом под единым командованием, координирующим их совместные действия. Может быть, вовсе и не в большевистских грезах про мировую революцию дело?…

Si vis pacem, para bellum. Если хочешь мира, готовься к войне — рецепт не новый. Позже, в ракетно-ядерную эпоху, его доведут до логического конца, сделав арсеналы самого страшного в истории оружия своеобразной гарантией мира. Начинать войну, где победитель проживет на пять минут дольше проигравшего, не захотелось никому. Но тогда, в 30-х, еще нет атомных бомб и баллистических ракет. А значит — надо строить пушки, танки, самолеты. Много пушек, танков и самолетов. Очень много. Так, чтобы цена войны кое-кому показалась несоразмерно высокой.

Эти взгляды военных теоретиков вскоре начали претворяться в жизнь. По плану, принятому Наркоматом тяжелой промышленности (т. н. «программа 10 000»), уже к декабрю 1932 года предусматривался выпуск 2000 средних танков «БТ» типа «Кристи», 3000 легких танков «Т-26» типа «Виккерс» и 5000 танкеток. Позднее заказ на танкетки был урезан до 3000. Всего же в течение первого года войны тяжелая промышленность должна была обеспечить наличие в армии 40 000 танков и танкеток.

Ага, скажет внимательный читатель, все ясно. Какая уж тут оборона. Подготовка советизации Европы в чистом виде. Знают ведь, что у западных армий такого количества просто нет. Ладно бы еще просто заводы готовили к массовому производству, а тут сразу в армию хотят. А зачем в армии столько танков в мирное пока еще время?

Что ж… для начала посмотрим на год 1914-й. Время, можно сказать, доисторическое — нет еще ни танков, ни СССР. А занимает одну шестую часть суши Российская империя во главе с будущим гражданином Романовым, который пока еще Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский… Государь Псковский и Великий Князь Смоленский… Князь Эстляндский и Лифляндский… и всея Северныя страны Повелитель… и прочая, и прочая, и прочая на целый абзац. Полное титулование у Николая II было длинное, возможно, поэтому добавлять к нему новые названия он особо не стремился…

Однако на 1914 год в российской армии мирного времени — 1 млн 423 тыс. человек. Для сравнения: германская армия мирного времени была практически вдвое меньше — 761 тысяча солдат. Даже приплюсовав к немцам их австро-венгерских союзников, получаем неутешительную для центральных держав цифру в 1 млн 239 тыс. чел.

После мобилизации же численность русской армии вырастала до 5 млн 338 тыс. человек — опять-таки больше, чем армии Германии и Австро-Венгрии, вместе взятые. А если вспомнить про армии союзников по Антанте, то соотношение сил для центральных держав начинает выглядеть совсем неутешительно.

Однако вот какая странная вещь: невзирая на заметный перевес «в нашу пользу» цифр на бумаге, положение на фронтах всю Первую мировую было скорее обратным. На западе линия фронта проходила по территории Франции. Не лучше обстояли дела и на востоке — в течение лета 1915 года в ходе «Великого отступления» русская армия оставила Галицию, Литву, Польшу. Слово Антону Ивановичу Деникину:

«Весна 1915 года останется у меня навсегда в памяти. Великая трагедия русской армии — отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжкие переходы, бесконечная усталость — физическая и моральная; то робкие надежды, то беспросветная жуть…»

«Недостаток же выстрелов и даже «снарядный голод», ощущаемый русской артиллерией в течение первых двух лет войны, являлись, несомненно, одной из серьезных причин военных неудач на русском фронте и, в частности, чрезмерных потерь пехоты…

До самого конца войны давал себя знать снарядный голод полевой гаубичной и тяжелой артиллерии, что всегда влекло за собою значительно ослабленную ее боевую деятельность. Нередко даже легкие полевые гаубицы открывали огонь лишь по особому разрешению с указанием определенного на это и всегда ограниченного расхода снарядов». А это уже пишет генерал-майор Евгений Захарович Барсуков.

Вы запомнили это, уважаемые читатели? Русские офицеры — пока еще царской армии — запомнили это хорошо.

Надо заметить, что с нехваткой снарядов и других видов военного снаряжение в первые месяцы войны столкнулись все без исключения армии участников Первой мировой. Вот что пишет генерал Андрей Медардович Зайончковский:

«В сентябре после самсоновской катастрофы наступил острый кризис с винтовками, а за ним к концу года возник снарядный голод, буквально срывавший боевые операции: решение русской Ставки отвести в декабре армии на pp. Равка и Бзура, а в Галиции на р. Дунаец было подсказано недостатком вооруженных пополнений и артиллерийских снарядов. Несоответствия между боевыми запасами и запросами войны сказались в 1914 году и у всех прочих воюющих держав, но налаженность промышленности в крупных государствах Западной Европы позволила им более безболезненно изжить это явление. В России же оно оказалось в 1915 году одной из главных причин отступления ее армий в глубь пограничной полосы».

Впрочем, цифры^[4] красноречивей, чем строки мемуаров.

Название орудий — Количество израсходованных выстрелов

76мм легкие и горные пушки — 28 615 000

114мм английские и 122мм гаубицы — 3 596 000

107мм пушки — 608 400

120мм пушки — 10 200

152мм пушки — 90 700

152мм пушки Канэ — 15 700

152мм гаубицы — 1 185 600

203мм гаубицы — 39 100

280мм гаубицы — 1 670

305мм гаубицы — 5 200

Итого — 34 167 570

В таблице приводится расход за 1914–1916 годы, но даже с учетом расхода в 1917 году общий расход не превысил 50 миллионов выстрелов.

«Если же расход снарядов русской артиллерии сравнить с расходом выстрелов бывших союзников и противников России, то окажется, что русская артиллерия израсходовала в период мировой войны относительно совсем мало выстрелов.

Действительно, во время войны 1914–1918 годов всего было израсходовано выстрелов:

Франция

75-мм калибра около 163 630 000 выстрелов

155-мм калибра около 28 000 000 выстрелов

Германия

Всех калибров около 271 533 000 выстрелов^[5]

В том числе: приблизительно 156 000 000 77-мм, 67 000 000 10,5 см, 42 000 000 15-см и 7 000 000 21-см калибра

Англия

Всех калибров около 170 386 000 выстрелов

В том числе: приблизительно 99 000 000 76-мм пушечных, 25 000 000 114-мм гаубичных, 22 000 000 152-мм гаубичных и т. д.

Австро-Венгрия

Всех калибров около 70 000 000 выстрелов»^[6].

Вдумайтесь в эти цифры: Франция одних тяжелых 155-мм «чемоданов» расходовала примерно столько же, сколько Россия легких трехдюймовых, Англия только тяжелых 114-мм и 152-мм расходовала почти на 40 % больше, чем Россия снарядов всех калибров, а немцы, опять же, одних только тяжелых снарядов в 3,5 раза больше, чем Россия всех. Даже «отсталая» Австро-Венгрия, воевавшая преимущественно против России, причем лишь против части ее армии, израсходовала заметно больше снарядов, нежели Россия.

Нет ничего удивительного в том, что в этих условиях численное превосходство русской армии «не сыграло», да и не могло сыграть против смертоносного града тяжелых снарядов, которыми германская армия прокладывала себе дорогу в глубь России.

«Помню сражение под Перемышлем в середине мая. Одиннадцать дней жестокого боя 4-й стрелковой дивизии… одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывающей целые ряды окопов вместе с защитниками их. Мы почти не отвечали — нечем. Полки, истощенные до последней степени, отбивали одну атаку за другой — штыками или стрельбой в упор… два полка почти уничтожены одним огнем…»^[7] — это снова Деникин.

Урок жестокий, кровавый. И одной из главных задач военных теоретиков уже новой армии — Красной — стал поиск лекарства от «снарядного», «винтовочного», «патронного» и других «голодов».

Казалось бы, простой ответ лежал на виду: раз промышленность западных держав помогла им справиться с проблемами начального этапа войны, значит, и нам нужно развивать свою промышленность. В первую очередь тяжелую, которая обладает наибольшим военным потенциалом.

Но это все же был не ответ, а лишь часть ответа. Во-первых, сомнительной была сама возможность «догнать и перегнать». Хоть товарищ Сталин и провозгласил, что «мы должны пробежать это расстояние в десять лет, иначе нас сомнут», сами по себе его слова не воздвигли в мгновение ока новые заводы, домны и электростанции. Все это еще предстояло строить — ценой неимоверных усилий и жертв. И тогда, в начале 30-х, никто не взялся бы сказать, что у СССР будут эти десять лет. Столыпин уже однажды мечтал: «Дайте государству двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России». Тогда не дали.

Во-вторых же, даже мощной промышленности нужно время для перехода на «военные рельсы». Чем больше предприятий развертывают выпуск новой, неосвоенной до того военной продукции, тем больше нужно времени. Месяцы. Годы. Расчеты военных были неутешительны.

«Если материальная обеспеченность мобилизованной армии очень слаба, то еще хуже обстоит вопрос с обеспечением первых месяцев войны. Принимая во внимание, что мы еще не имеем мобилизационного плана промышленности, что сроки ее готовности еще неясны и неопределенны, а по некоторым важнейшим предметам достигают 8–9 месяцев, положение в этом вопросе остается УГРОЖАЮЩИМ. В первые месяцы войны Красная армия твердо может рассчитывать только на мобзапасы, накопленные в мирное время. Однако создание их в короткий срок упирается, во-первых, в отсутствие потребных на эти цели больших денежных ассигнований и, во-вторых, в существующие производственные мощности промышленности…

…по всем предметам боевого снабжения мы не обеспечены настолько, чтобы могли дотянуть боевые действия до развертывания промышленности, ориентировочные сроки которой гораздо длиннее. В особенности тяжело обстоит дело с выстрелами для 122 и 152 м/м гаубиц и 107 м/м пушек, ручными пулеметами, танками, средствами связи, самолетами, хим. имуществом»^[8].

А еще можно вспомнить, например, что город Ленинград — один из основных центров тяжелой промышленности — находится в зоне действия не то что авиации, а даже дальнобойной артиллерии противника. Случись война — заводы придется эвакуировать, и когда еще они развернутся на новом месте… и чем воевать до тех пор?

Надо сказать, что у советских военных были все основания не доверять проникновенным обещаниям промышленности. К примеру, вышеупомянутая танковая «программа 10 000» оказалась провалена с масштабом, вполне соответствующим первоначальному размаху. «К 19 марта 1933 года на вооружение РККА было принято 1411 танков «Т-26», 2146 танкеток «Т-27» и 522 танка «БТ». Причем качество изготовления практически всех этих танков было никуда не годным, что являлось прямым следствием поспешности изготовления и неподготовленности производства»^[9].

И это, заметим, в мирное время — без бомбежек, эвакуации, призыва рабочих. А если «завтра война»? Кто даст РККА танки? Уж не Гудериан ли, стращавший своего читателя тем, как «единственный русский танковый завод выпускал в день 22 машины типа «Кристи русский»?

Выход из этой ситуации виделся один — для уменьшения зависимости войск от поставок промышленности в начальный период войны нужно, чтобы как можно больше вооружения уже было в армии. Как можно больше — чтобы была возможность вооружить всю отмобилизованную, развернутую по штатам военного времени армию и воевать потом до тех пор, пока заводы не перестроятся на военный лад. Идея не нова, и такие запасы есть, даже называются соответствующе — мобилизационные.

«Из опыта мировой войны можно сделать два основных вывода в части производства орудий и боеприпасов:

1. Запасы мирного времени должны быть достаточны, во избежание кризиса, пока не будет полностью развернута производственная мощь мобилизованной промышленности.

2. Питание войны не может быть построено на запасах мирного времени, сколь бы ни были велики эти запасы; война будет вестись в основном за счет продукции военного времени; подготовка промышленности в мирное время должна обеспечивать быстрое развертывание ее для массового производства во время войны»^[10],

— писали в 1940 году советские военные теоретики в пособии для слушателей военных академий.

«Мобилизационные запасы предназначались для восполнения убыли вооружения и питания войск боеприпасами, пока не будет отмобилизована промышленность. За их счет обеспечивались также новые формирования, производимые распорядительным порядком сверх мобилизационного плана. Мобзапасы являлись государственным резервом, специально предназначенным для первых месяцев войны.

Размеры мобзапасов зависели главным образом от мобилизационной готовности промышленности, т. е. от сроков развертывания ее мобилизационных мощностей. Чем медленнее отмобилизовывалась промышленность, тем большими должны были быть мобзапасы»^[11].

К примеру, в случае с танками «БТ-2» создание мобзапаса, согласно приказу по Управлению механизации и моторизации РККА, выглядело следующим образом: «В целях сбережения моторных ресурсов танков «БТ» 50 % машин в войсках держать в неприкосновенном запасе, 25 % эксплуатировать наполовину и 25 % — эксплуатировать полностью».

Тут, правда, необходимо заметить, что кроме желания иметь запас «на всякий случай» ситуация с танками «БТ» осложнялась еще и положением с запасными частями.

«Эксплуатация в войсках выявила множество недостатков как в «БТ-2», так и в «БТ-5». Капризные и ненадежные двигатели часто выходили из строя, разрушались траки гусениц, изготовленные из некачественной стали. Не менее остро встала и проблема запасных частей. Так, в первой половине 1933 года промышленность изготовила лишь 80 (!) запасных траков».

Впрочем, положение с запчастями в танковых войсках РККА — это тема, достойная отдельного рассмотрения. И мы к ней еще вернемся.

Пока же посмотрим, чем продолжала радовать высшее военное руководство доблестная советская военная разведка:

«ЗАПИСКА НАЧАЛЬНИКА ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ НАРКОМУ ОБОРОНЫ СССР МАРШАЛУ СОВЕТСКОГО СОЮЗА ВОРОШИЛОВУ

24 марта 1938 г.

Совершенно секретно

Только лично

Написано в одном экземпляре

…

При войне на два фронта СССР должен считаться с сосредоточением на его границах: от 157 до 173 пехотных дивизий, 7 780 танков и танкеток, 5136 самолетов»^[12].

Из подготовленной весной 1939 года справки Разведывательного управления РККА по вооруженным силам ряда европейских стран:

«Боевой состав германской армии с учетом вооруженных сил Чехословакии…

Вооружение: танков в германской армии 7300, в чехословацкой 350, всего 7650.

Бронемашин немецких 4360, чехословацких 120, всего 4480.

Самолетов немецких 4470 без гражданских и учебно-тренировочных военных, чешских 550, итого 5020»^[13].

Из справки Разведуправления Красной армии «О наличии танков и автобронемашин в иностранных армиях», подготовленной в мае 1939 года:

«Германия.

По расчетным данным, к началу 1939 года в Германии имелось 7300 танков и 4360 бронемашин.

Исходя из штатных расчетов существующих мотомехсоединений и частей (при полном укомплектовании их танками), общее число танков и бронемашин в армии в настоящее время должно составлять: танков — 7852… Кроме того, в Чехословакии захвачено 469 танков…

Польша.

Общее количество танков и автобронемашин, по ориентировочному расчету на 1.5.39 г., с учетом запасов и производства, составляет:

танков — 2100 (модернизированный Виккерс)

танкеток — 2450 («TK-2», «TK-3» — модернизированная танкетка Карден-Лойд)

автобронемашин — 725…

Англия.

При полном насыщении частей английской армии бронетанковыми средствами в английской армии к настоящему моменту должно было бы иметься 2100 танков и бронемашин. По данным прессы, фактическое наличие не превышает 1/3, т. е. в армии имеется около 700 танков и бронемашин.

Отдельные легальные источники дают различные цифры наличия автобронетанковых средств:

Немецкая газета «Фелькишер Беобахтер» от февраля 1939 года — 600 танков;

Немецкий журнал «Дойче Вер» от февраля 1939 года — 600 танков;

Английский справочник «Дейли Мейль Ир Бук» 1938 года — 300–350 танков;

Польская газета «Польска Збройна» от февраля 1939 года — 1100 боевых машин…

Франция.

Общее наличие танков, по иностранным источникам, определяется в 4500 единиц, из которых 1700 танков в армии… Ориентировочное количество бронемашин составляет около 300–350…»^[14].

Стоит ли удивляться, что подобные доклады только укрепляли советских военачальников и руководство страны во мнении, что им нужно «больше, еще больше, как можно больше» танков? Становится понятно, почему списать «убитый» боевой учебой или еще как-то танк в РККА было огромной проблемой. До 1936 года танки в СССР не списывались вообще. Ну, то есть совсем. Это, разумеется, не означало, что танки не ломались, не тонули в болотах и реках и не утрачивались еще каким-либо способом. Проведенная же после замены Ворошилова на Тимошенко на посту наркома обороны инвентаризация выявила совершенно удивительные вещи — в частности, «…сравнивая наличие боевых машин с количеством выпущенных заводами промышленности выявлены следующие расхождения:

Недостает:

«БТ-7» — 96 машин

«БТ-2» — 34 машины

«БТ-5» — 46 машин

«Т-26» — 103 машины

«Т-38» — 193 машины

«Т-37» — 211 машин

«Т-27» — 780 машин

«БА-10» — 94 машины

«БА-6» — 54 машины

«ФАИ» — 234 машины…

Поднятый архивный материал с 1929 года по учету, спец отправке^[15] и списанию боевых машин существенного изменения в уменьшении недостачи не дал, т. к. списания боевых машин до 1936 года не велось.

Количество списанных машин, например, «Т-27» — 26 штук, — явно не соответствует действительности, т. к. выпуск этих машин начался с 1931 года и за 10 лет эта цифра должна несомненно быть значительно больше…»^[16].

Как вам масштабы «недостачи», а? А ведь начнись война где-нибудь в 1938 или 1939 году — и удивлялись бы потом будущие исследователи: «Отчего ж это незаметен эффект от ввода в бой аж целых 780 числящихся в РККА Т-27?» Ведь 780 танкеток, для справочки — это заметно больше, чем реально имела к началу войны армия Польши (по разным оценкам, от 500 до 650 машин).

А вот уже доклад разведки ближе к роковому июню:

«Танковая промышленность.

Война вызвала быстрый рост производства танков. Завод «Алькет» в Берлине, выпускавший в конце 1939 года 30–40 средних танков в месяц, в 1940 году освоил производство 100 танков в месяц.

Наиболее крупными заводами по производству танков являются: «Алькет» и «Даймлер-Бенц» в Берлине, «Крупп» в Магдебурге и Эссене, «Миаг» в Брайншвейге, «ЧКД» в Праге, «Шкода» в Пльзене.

Система кооперирования заводов дала возможность предприятиям специализироваться на производстве отдельных агрегатов или деталей для танков, что значительно увеличивает производственные возможности танковой промышленности.

Так, производство броневых корпусов сосредоточено на заводах «Эдельшталь» (Ганновер), «Мительшталь» (Бранденбург) и на заводах «Круппа» в Эссене.

Танковые двигатели и коробки передач поставляют фирмы «Майбах» и «Даймлер-Бенц».

Особенностью танковой промышленности Германии в настоящий момент является ее сравнительно равномерное размещение по стране.

Средняя производительная мощность основных танковых заводов Германии колеблется в пределах 70–80 танков в месяц.

Суммарная производственная мощность 18 известных нам в настоящее время заводов Германии (включая Протекторат и Генерал-Губернаторство) определяется в 950-1000 танков в месяц.

Имея в виду возможность быстрого развертывания танкового производства на базе существующих автотракторных заводов (до 15–20 заводов), а также увеличение выпуска танков на заводах с налаженным производством их, можно считать, что Германия в состоянии будет выпускать до 18–20 тысяч танков в год.

При условии использования танковых заводов Франции, расположенных в оккупированной зоне, Германия сможет дополнительно получить до 10 000 танков в год…

Начальник Разведывательного управления

Генштаба Красной армии

генерал-лейтенант Голиков»^[17].

Для современного читателя, знакомого с цифрами наличия бронетанковой техники в вермахте, этот доклад звучит как ненаучная фантастика — впрочем, о наличии танков в противоборствующих армиях мы еще поговорим. А пока давайте попробуем представить себе, каково было читать этот доклад советским генералам 11 марта 1941 года, когда война уже практически стояла на пороге? В условиях, когда выпуск танков старых типов фактически уже прекращен, а по «Т-34» не был выполнен еще ни один месячный план?

А разведка без устали добавляет:

«СООБЩЕНИЕ «МАРСА» ИЗ БУДАПЕШТА ОТ 1 МАРТА 1941 г.

Начальнику Разведуправления Генштаба Красной армии

1. Выступление немцев против СССР в данный момент считают все немыслимым до разгрома Англии. Военные атташе Америки, Турции и Югославии подчеркивают, что германская армия в Румынии предназначена в первую очередь против английского вторжения на Балканы и как контрмера, если выступит Турция или СССР.

После разгрома Англии немцы выступят против СССР.

2. Французский военный атташе Мери (бывший начальник разведотдела Генштаба) сообщил мне сегодня: в Клуже и Быстрица имеются немецкие войска. На аэродроме в Клуже много немецких самолетов. Количество не установлено.

Во время наступления на Францию немцы применяли тяжелые танки — вес 32 тонны, вооружение: одна 105-миллиметровая пушка, одна 77-миллиметровая пушка и 4–5 пулеметов. Команда 7 человек. Ширина больше 2 метров. Боевая скорость до 18 километров. Всего в наступлении участвовало 10 мотомехдивизий (400 танков), из них только 2–3 имели по 1 полку тяжелых танков (в тяжелой дивизии, 1 полк легких и средних танков — 250 штук и тяжелый полк — 150 танков).

3. Итальянский военный атташе сообщил — немцы готовят четыре парашютных дивизии и до 30 пехдивизий (для переброски на быстроходных судах) как авангард для вторжения в Англию. Уже в первой половине марта надо ожидать больших неожиданностей со стороны немцев»^[18].

Хотя точности ради имеет смысл напомнить, что был-таки год, когда Германия произвела двадцать пять с половиной тысяч танков и самоходок^[19]. В 1944-м — в условиях дефицита многих видов сырья, в условиях массового призыва рабочих, в разгар массированных бомбардировок союзной авиации. Двадцать пять с половиной тысяч бронированных машин, над которыми никто не скалил зубы — «легкие», дескать, и «устаревшие», «носящие тонны ненужной брони вокруг ненужных объемов», вот то ли дело у нас!.. Сейчас мы это знаем — как знаем и то, что в 44-м для Германии это было уже слишком мало и слишком поздно.

И мы сегодня знаем, во что это «слишком мало и слишком поздно» вылилось для Германии.

Ну хорошо, скажет какой-нибудь особо вдумчивый читатель. Но 25 тысяч танков — это все равно сильный перебор. Можно было, наверное, меньше. Другие же столько не строили — и ничего, тоже победили.

Что ж, есть и такое мнение. Но, прежде чем с ним согласиться, давайте чуть пристальнее взглянем на этих самых «других».

Вот, например, США. Как известно многим, в этой прекрасной стране перед началом Второй мировой было 400 — всего-навсего четыре сотни — танков. И ничего, выстояли. У вовсю готовящейся к войне Англии к лету 39-го наскреблось аж 547 танков, у Франции… Впрочем, Францию лучше не поминать — ей, как мы знаем, танков не хватило, иначе бы фельдмаршал Кейтель вряд ли бы стал удивляться, увидев французскую делегацию на церемонии подписания капитуляции Германии^[20].

Итак, СССР, Великобритания и США. Может быть, воспользоваться преимуществами англо-саксонского подхода к строительству вооруженных сил? Давайте попробуем найти ответ на глобусе.

Проще всего там найти, конечно же, СССР — как-никак одна шестая часть суши. Огромная территория — что, в свою очередь, означает огромную протяженность границ — и затрудненный маневр силами. Это не Европа, вся перекрещенная сетью железных дорог, Дальний Восток связан с «метрополией» фактически лишь одной тонкой нитью Транссиба. С водой же дело еще хуже — четыре потенциальных морских театра, каждый из которых изолирован от остальных. Из Черного моря корабли могут выйти только с согласия Турции, на Балтике — тоже идти через узости проливов, а потом или вокруг Норвегии (если на Север), или через Суэцкий канал, а то и вовсе вокруг Африки или Южной Америки, если на Дальний Восток. Фактически единственный «внутренний» путь для советских флотов — это Северный морской путь. Но путь этот сложен даже в эпоху атомных ледоколов, а тогда… тогда это была скорее узенькая и смертельно опасная тропка, пройти по которой может вынудить только жизненная необходимость. Ну и — как совсем тоскливый вариант для маневра силами флота — железная дорога. Недаром одним из основных требований при проектировании самой массовой серии советских довоенных подводных лодок — типа «Малютка» — было сделать так, чтобы лодки в собранном виде вписывались в железнодорожный габарит, пусть и ценой некоторого ухудшения боевых качеств.

Ищем теперь Англию. Это тоже довольно просто — надо всего лишь найти на глобусе группу больших островов рядом с Европой. Острова, если кто забыл, это участки суши, окруженные со всех сторон водами океана, моря, озера или реки. Вот и с Англией такая же история: чтобы попасть на ее зеленые лужайки, немецким, французским или советским войскам прежде надо преодолеть естественный противотанковый ров, больше известный как пролив Ла-Манш. Последний раз это удалось французам во время царствования Иоанна Безземельного, в девичестве — принца Джона, брата короля Ричарда Львиное Сердце, в далеком 1216 году. А вот Наполеону Бонапарту это уже не удалось, поскольку на пути в Англию появилась рукотворное препятствие — британский Королевский флот. К началу Второй мировой войны Королевский флот располагал следующими силами: 15 линкоров и линейных крейсеров (еще 4 строились), 6 авианосцев (еще 6 в постройке), 63 крейсера (плюс 19 строившихся), 168 эскадренных миноносцев^[21]. Для сравнения: СССР в 1941-м имел 3 линкора, 7 крейсеров, 54 эсминца и лидера. При этом даже самые старые из британских линкоров были заметно больше и сильнее советского «наследия прогнившего царского режима». СССР в 1941-м тоже строил 3 новых линкора (изначально 4, но постройку одного прекратили в 1940-м). Но и прибавив их, мы все увидим, что британский флот «давил массой» советский примерно… ну, примерно так же, как 25 000 советских танков превосходят 547 британских.

Конечно, сравнивать корабли с танками — дело неблагодарное, примерно как выяснять, заборет ли слон кита или наоборот. Однако для общего понимания ситуации все же можно попытаться.

Например, мы знаем, что стоимость вступившего в строй в 1940 году немецкого линкора «Бисмарк» составила 196 800 000 рейхсмарок, достроенного годом позже «Тирпица» — 191 600 000 рейхсмарок. Для сравнения: стоимость танка «Pz.III» серии «M» — 103 163 рейхсмарки (без пушки и радиостанции), «четверки» серии «F2» (с длинноствольной 75-мм пушкой) в полной комплектации — 115 962 рейхсмарки^[22]. Давайте напишем эти числа рядышком в столбик, чтобы сопоставить:

«Бисмарк» — 196 800 000 рейхсмарок

«Pz.IVF2» — 115 962 рейхсмарки

Один линкор — и почти две танковые группы, которых, напоминаем, в 1941-м у Гитлера сыскалось всего четыре. Конечно, в немецкие танковые группы входили далеко не одни «голые» танки, но и линкор у Гитлера был не один. К осени 1939-го Кригмарине имели в своем составе 2 линкора, 3 т. н. «карманных линкора», 2 тяжелых и 6 легких крейсеров, 34 эсминца и миноносца, 12 миноносцев, 57 подводных лодок. В течение 1939–1945 годов было закончено постройкой еще 2 линкора, 2 тяжелых крейсера, 18 эсминцев, 36 миноносцев и около 1100 (!!!) подводных лодок^[23]. Последняя цифра особенно интересна в том плане, что подводные лодки немцы строили фактически до последнего дня войны — а подлодка VII серии стоила рейху около 4 700 000 рейхсмарок, более крупная и мореходная «девятка» влетала казне фюрера уже в 6 400 000 марок, ну а общие затраты Германии только на подводный флот составили порядка пяти с половиной миллиардов рейхсмарок. Учитывая, что судостроительная промышленность, как показал опыт СССР, не без проблем, но вполне себе конвертируется в танковую, о перспективах отказа немцев от строительства флота в пользу сухопутных войск лучше лишний раз не задумываться.

Смотрим дальше, на США. Тоже большая страна, почти как СССР, и границы у нее немаленькие. Однако сухопутными соседями США являются только две страны — Канада и Мексика. Танковые войска британского доминиона располагали аж целыми четырнадцатью легкими танками «Mk.VI», полученными из Великобритании летом 1939-го. Мексиканские бронечасти, как несложно догадаться, пугали американских военных еще меньше, как, впрочем, и угроза танкового блицкрига со стороны более отдаленных соседей по американскому субконтиненту.

Конечно, теоретически Канада и Мексика могли бы послужить плацдармом для агрессии против США, но для этого любому потенциальному агрессору пришлось бы сначала как-то перетащить свои войска даже не через тридцатикилометровый пролив, а переплыть целый океан. А океан — это уже, как мы знаем, зона ответственности флота. Флот США к середине тридцатых имел в своем составе 15 одних только линейных кораблей и 3 авианосца^[24], не говоря о тучных табунах всякой мореплавательной мелочи вроде крейсеров и эсминцев. Однако и такой флот не давал американцам до конца ощутить себя защищенными. Сразу после окончания действия лимитирующего размеры флотов Вашингтонского договора они немедленно заложили еще два линкора, а после начала войны в Европе — еще 8, не забывая при этом и про авианосцы, ну и, конечно же, про другие типы кораблей.

Как видим, если посчитать и сухопутного слоненка, и морского удава в одних и тех же попугаях, то танковая армада СССР перестает казаться чем-то затмевающим все прочие страны. Просто в силу банальной географии руководство других стран несколько иначе расставляло приоритеты строительства своих вооруженных сил. Для США и Англии главным являлся именно флот, способный предотвратить появление на их территории вражеских сухопутных армий — и, добавим, способный обеспечить свободный маневр собственными войсками. Большой и сильный флот позволял этим государствам в мирное время содержать армию «по остаточному принципу»: танки строятся быстрее, чем корабли, а промышленности не нужно будет под бомбами ехать за тысячи километров и там заново налаживать производство посреди чистого поля. Так и получилось в 1940-м, когда наиболее боеспособные части кадровой британской армии были разгромлены во Франции, почти вся их техника и вооружение остались на пляжах Дюнкерка, однако немецкие танки так и не появились на подступах к Лондону.

Для СССР, так же как и для Российской империи, протяженная сухопутная граница (и не очень дружелюбные соседи за ней) диктовала необходимость содержания в первую очередь армии. Очень большой армии — огромная территория и слабость коммуникаций вынуждала пытаться быть сильным везде, а все флоты, эскадры и флотилии СССР, даже случись им каким-то чудом объединиться, никак не могли помешать немецким танкам дойти до Минска, Киева или Москвы.

А теперь давайте вспомним, с чего мы начали эту главу? Второй вопрос: почему же 22 июня у немцев было так мало танков?

Действительно, у Гитлера есть немецкие танковые заводы, которые уже сейчас могут дать стране по 1000 танков каждый месяц^[25]. У Гитлера — захваченные во Франции трофеи порядка 2000 танков только новых типов, хватит еще на две танковые группы образца 1941-го. Будет их шесть вместо четырех — и уже не надо делать «роковую паузу» после Смоленского сражения, не надо совершать «приведший Рейх к гибели поворот на юг».

Гитлер получил танковые заводы на оккупированной территории Франции. И при всем этом он выставляет против СССР всего-то 3300 танков? Ну плюс 250 самоходных орудий, ну и еще всякой гусенично-бронированной мелочи, которую мало кто считает (мы попробуем, но чуть позже). И с этим он собрался нападать на страну, где еще в 1933-м «единственный русский танковый завод выпускал в день 22 машины»?^[26]

Ну как же, скажут некоторые информированные читатели, все дело в том, что Гитлер и не хотел нападать на СССР. А вот когда товарищ Сталин, того… замахнулся на Германию освободительным топором, тут попавший в безвыходное положение фюрер и бросился отчаянно, как кролик на удава. С тем, что было.

Есть такая версия. Однако вот незадача — разработка плана, получившего впоследствии наименование «Барбаросса», началась 21 июля 1940 года. Почти за год до начала войны. Еще есть время увеличить производство на своих заводах, есть время собрать «веником с пола» и подлатать французские трофеи, да и самих французов с их заводами напрячь… много еще чего можно сделать. Но — не делается. И после 22 июня не делается. Лишь после Сталинградской катастрофы «проснувшийся» Гитлер 13 января 1943 года объявляет «тотальную мобилизацию». Не поздновато ли спохватился запуганный жутким Сталиным кролик?

Впрочем, не будем зря гадать. Слово рейхсминистру вооружений и военной промышленности Альберту Шпееру:

«Одним из самых поразительных явлений войны остается тот факт, что Гитлер старался оградить свой народ от тягот, которые Рузвельт или Черчилль взваливали на свои народы без всяких колебаний. Разрыв между тотальной мобилизацией рабочей силы в демократической Англии и халатным подходом к этому вопросу в авторитарной Германии отражает обеспокоенность режима возможным отливом народного благоволения. Руководящие круги не желали сами приносить жертвы, но они не ожидали их и от народа, стараясь поддерживать его по возможности в добром расположении духа. Гитлер и большинство его сподвижников пережили солдатами революцию 1918 года и никогда не забывали. В частных разговорах Гитлер часто давал понять, что, памятуя уроки 1918 года, любая осторожность не будет чрезмерной. Для упреждения недовольства расходовались большие, чем в демократических странах, средства — на обеспечение населения потребительскими товарами, на военные пенсии или на пенсии вдовам погибших на фронте мужчин. Тогда как Черчилль ничего не обещал своему народу, кроме «крови, слез, тяжелой работы и пота», у нас на всех этапах и при всех кризисах войны монотонно звучал пароль Гитлера «Окончательная победа будет за нами». Это было признанием политической слабости, в этом просматривались серьезные опасения утраты популярности, из которой мог бы развиться внутриполитический кризис»^[27].

Выше мы говорили об уроках Первой мировой для русских офицеров. У офицеров немецкой армии тоже был свой опыт Первой мировой войны — опыт «пушек, которые съели масло». Опыт проигранной войны. И опыт проигранного ресурсного противостояния с Антантой.

В Первую мировую на Германию и Австро-Венгрию работала промышленность двух крупных держав Европы. На Антанту — весь оставшийся мир.

«Лето 1918 года… На каждый немецкий аэроплан приходится по меньшей мере пять английских и американских. На одного голодного, усталого немецкого солдата в наших окопах приходится пять сильных, свежих солдат в окопах противника. На одну немецкую армейскую буханку хлеба приходится пятьдесят банок мясных консервов на той стороне».

Это уже Эрих Мария Ремарк. Он был на той войне и знал, о чем пишет. Ефрейтор Адольф Гитлер тоже очень хорошо это помнил.

В принципе, можно сказать, что перед немецкими офицерами стояла в чем-то схожая с их советскими коллегами задача. Советские военачальники знали, что промышленность у них слабая и соревнования с крупными западными державами не выиграет. Немецкие знали, что промышленность у них сильная, но затевать ресурсную борьбу со всем остальным светом не стоит — можно надорваться. И они нашли свой вариант ответа.

«Замысел главнокомандующего сухопутными войсками сводится к тому, чтобы внезапным вторжением на польскую территорию упредить организованную мобилизацию и сосредоточение польской армии и концентрическими ударами из Силезии, с одной стороны, из Померании — Восточной Пруссии, с другой, разгромить главные силы польской армии, находящиеся западнее линии рр. Висла — Нарев.

Возможные действия противника из Галиции должны быть нейтрализованы.

Главная идея уничтожения польской армии западнее линии рр. Висла — Нарев при устранении воздействия, ожидаемого из Галиции, останется неизменной, даже если в период предшествующей напряженности польская армия будет приведена в боевую готовность…»^[28]

Молниеносная война, блицкриг. Об этом уже написано много книг и наверняка будет написано еще больше. Но наша книга не о блицкриге — мы говорим о танках.

Взлеты после провалов — это отнюдь не пополнения с заводов. Это лишь возвращение подбитых танков из ремонта. Советские танковые соединения тоже смогут рисовать подобные графики — в сорок третьем, сорок четвертом, сорок пятом.

А немецкие будут таять, как снег под теплым весенним солнышком, отчаянно затыкая дыры в расползающемся под ударами Красной армии фронте.

22 июня 1941-го на поле боя столкнулись два подхода к войне — в том числе и к войне танковой. Одна страна готовилась наступать — готовилась к быстрой и короткой войне. Войне, для которой не нужно напрягать промышленность — достаточно обеспечить сравнительно небольшие по численности войска запасными частями и ремонтными средствами. Если поле боя будет оставаться за нами, процент безвозвратных потерь все равно будет невелик — главное, чтобы наступление развивалось успешно.

Вторая страна готовилась к войне долгой и жестокой. К эвакуации промышленности. К большим потерям. К тому, что эти потери надо будет восполнять «здесь и сейчас», затыкая дыры на месте погибших, «сточившихся в ноль» частей. К войне, для победы в которой потребуется очень много танков. Пусть даже с запчастями к ним будет не очень — подбитый танк не вытащить с поля боя; если поле боя досталось врагу, стоять насмерть на новом рубеже выпадет другому. И так до тех пор, пока вражеский блицкриг не начнет буксовать.

Вы сможете назвать эти страны в правильном порядке?

Приложение к гл. 1

Анализ производственных возможностей танковой промышленности вероятных противников и предложения по развертыванию производства танков в СССР

Наши основные вероятные противники «соседи» Германия, Япония

На основе анализа материалов Разведывательного управления о степени развития танковой промышленности этих государств и их ориентировочной производственной мощности приходим к следующим цифрам.

Германия

Основные фирмы, выпускающие танки:

«ФАМО-Юнкерс» (ориентировочно) 3–4 танка ежедневно

«Даймлер-Бенц» — 2–3

«Эдельшталь» — 4–5

«Мительшталь» — 5–6

«Алькет» — 5–7

что составляет — 20–25 танков ежедневно

Сюда необходимо еще внести поправку выпуска танков неизвестными нам заводами примерно 20–25 %. Кроме основного танкового производства Германия практикует выдачу заказов на изготовление небольших партий танков на нетанковых заводах (вспомогательных) с тем, чтобы эти заводы освоили производство танков и в случае необходимости могли быстро перейти на массовое их производство, так что необходимо увеличить выпуск за счет этих производств на 10–15 %. Таким образом, Германия имеет месячный ориентировочный выпуск 1000–1200 шт., основной тип которых «Т-III» — «Т-IV» с 30-мм и 40-мм бронированием.

В состав Германии влились заводы «Шкода» с производственной ориентировочной мощностью 150-75 танков типа «Ш-IIа», «Т-21», «ЧМКД» — 100 «38-Т» и 50–60 «V8HZ», толщина брони этих танков от 15 до 50 мм; завод «Урсис» (бывшей Польши), где запущен серийный выпуск 11-тонного танка в количестве 30–40 танков в месяц.

В общем приблизительном количестве месячный выпуск даст германской армии 1300–1550 танков, не принимая во внимание выпуск вступающих в строй заводов оккупированной территории Франции.

Конечно, выпуск такого количества танков в известной степени будет лимитироваться наличием материала, но такую производственную возможность нужно иметь в виду.

Япония

Производит отечественные танки на своих арсеналах (Асакский, Нагасакский, Какутский, Токийский) и частных фирмах, которые дают среднемесячный выпуск танков 220–250 шт. с толщиной брони от 10 до 30 мм.

Германию и Японию делить нельзя и необходимо учитывать как одну ось, а отсюда средний месячный выпуск танков этой оси будет 1550–1800 шт., что в год составит 18 600–21 600 шт.

Анализируя конструкцию выпускаемых машин иностранных армий, можно сделать вывод, что от выпуска тонкобронных танков и вооруженных только пулеметами — отказались. В основном толщина брони выпускаемых танков колеблется в пределах 20–50 мм.

Вооружение — пушка, начиная с калибра 20 мм и до 75 мм, спаренная с пулеметом.

Как вывод, можно сделать следующее заключение: что капстраны по танкостроению имеют явную тенденцию на увеличение бронезащиты, на усиление мощности вооружения, на увеличение скорости движения.

На основе этого краткого анализа танкостроения капиталистических стран, с учетом значительного преимущества боевых качеств наших танков, количественное производство их все же недостаточно (500–550 шт.). Особенно необходимо обратить внимание на выпуск средних (типа «Т-34») и легких (типа «Т-50») танков.

Предложения по развертыванию производства танков на 1942–1945 гг.

По танку «Т-40»: выпуск танков «Т-40» с 1.7.42 г. прекратить.

Основание — танк с тонкобронной защитой и специального назначения, его применение очень ограниченно. Для выполнения же специальных задач будет достаточно количества, выпущенного до 1942 года.

Во-вторых, танки этого класса будут нести большие потери от противотанковых орудий мелкого калибра, от которых они не защищены и не могут парировать своим огнем. При установке же на танк 20-мм пушки будет затруднено ведение огня на плаву. Для борьбы с пехотой противника не возле водных преград Красная армия имеет достаточно тонкобронных и более эффективных танков.

По танку «Т-50»: Кроме основного завода № 174 переключить на выпуск этих танков завод № 37. Бронекорпуса для этого завода поставляет Подольский завод, а поставщик брони — Кулебакский завод, на котором можно развернуть цех изготовления корпусов, для чего использовать имеющуюся коробку, оснастив станками.

К освоению производства танков «Т-50» указанные заводы приступают с начала 4-го квартала 1941 г., а с 1.7.42 г. начало серийного выпуска.

Кроме того, привлечь к выпуску этого типа танков с полным циклом еще один завод — цех Краматорского комбината, производство для него брони развернуть на Таганрогском заводе им. Андреева или на Днепропетровском заводе им. Петровского, обязав эти заводы начать освоение с 3-4-го квартала 1941 г. и с 1.1.42 г. перейти на серийный выпуск…

По танку «Т-34»: Завод № 183 до конца 1941 года выпускает «Т-34» по существующим чертежам, внеся лишь изменения по смотровым приборам, гусенице, вентилятору. Проектирует, изготовляет и испытывает «Т-34-Т»^[29] из расчета начала его серийного выпуска с 1.1.42 г…

Завод СТЗ изготовляет «Т-34» по существующим чертежам до 1.7.42 г., а с 1.1.42 г. подготавливает переход на «Т-34-Т»…

В дополнение к этому привлечь к изготовлению танков этого типа с полным циклом еще один завод — цех комбината «Уралмаш» (в Свердловске)…

Все указанные заводы должны приступить к освоению производства с 3-го кв. 1941 г. и начать серийное производство указанных танков с 1.4.42 года. Как мобилизационный запас привлечь к производству танков «Т-34» Харьковский тракторный завод.

По танку КВ: Кировский завод дорабатывает танк с 90-мм бронированием и осваивает его серийный выпуск в 1941 году. Проектирует и изготавливает танк тяжелого бронирования (125–150 мм толщины) с началом выпуска не позже 1.4.42 г.

Завод ЧТЗ в 1942 г. выпускает танк «КВ-1» (75-мм бронирование).

Проведение таких мероприятий по развертыванию танковой промышленности даст возможность значительно увеличить количественное производство танков. Значительно обезопасит территориально, так как танковая промышленность будет рассредоточена в различных пунктах.

Докладывая свои соображения, прошу возбудить ходатайство о проведении намеченных мероприятий.

Панов^[30].

Примечания

1

М. Н. Тухачевский, Я. К. Берзин, Я. М. Жигур, А. Н. Никонов «Будущая война». М.: ВАГШ ВС РФ, 1996. С. 98.

2

М. Н. Тухачевский, Я. К. Берзин, Я. М. Жигур, А. Н. Никонов «Будущая война». М.: ВАГШ ВС РФ, 1996. С. 276.

3

Н. Н. Головин «Мысли об устройстве будущей Российской вооруженной силы. Общие основания». Белград, 1939.

4

Таблица составлена по: Е. З. Барсуков «Артиллерия Русской армии (1900–1917 гг.)», том II, часть III. «Артиллерийское снабжение». М.: «Воениздат», 1949 г. С. 251.

5

По другим источникам — свыше 300 000 000 выстрелов.

6

Е. З. Барсуков «Артиллерия Русской армии (1900–1917 гг.)», том II часть III «Артиллерийское снабжение». М.: «Воениздат», 1949 г. С. 251.

7

А. И. Деникин «Очерки русской смуты», т. 1, вып.2. С. 29–30. Цит. по: Н. Н. Головин «Военные усилия России в мировой войне». М.: «Кучково поле», 2001. С. 218.

8

Доклад РВС СССР «Состояние и перспективы в строительстве Вооруженных сил СССР», не позднее 27 июня 1929 г. АП РФ, ф.3, оп.50, д. 259, лл. 98-105, цит. по: «Вестник Архива Президента Российской Федерации. Красная Армия в 1920-е годы». М., 2007.

9

М. Н. Свирин «Танковая мощь СССР». М: «Яуза-Эксмо», 2009. С. 101.

10

Коллектив авторов «Артиллерия в основных видах боя». М.: Госвоениздат, 1940. С. 58.

11

«Артиллерийское снабжение в Великой Отечественной войне 1941-45 гг». М.-Тула, издательство ГАУ, 1977.

12

ЦАМО РФ, ф. 16, оп. 2951, д. 239, лл. 121–151. Цит. по сб. «1941 год» в 2 кн. М.: «Международный фонд «Демократия», 1998. Кн. 2. С. 557.

13

ЦАМО РФ, ф. 23, оп. 9197, д. 2, лл. 375–406. Цит. по: «Военная разведка информирует. Документы Разведуправления Красной армии. Январь 1939 — июнь 1941 г». М.: Международный фонд «Демократия», 2008. Док. 1.13. С. 39.

14

ЦАМО РФ, ф. 23, оп. 9197, д. 2, лл. 125–129. Цит. по: «Военная разведка информирует. Документы Разведуправления Красной армии. Январь 1939 — июнь 1941 г.». М.: Международный фонд «Демократия», 2008. Док. 1.29. С. 85–87.

15

Под «спец отправкой» подразумевается экспорт бронетанковой техники.

16

ЦАМО РФ, ф. 38 (ГАБТУ КА), оп. 11355 (Танковое управление), д. 241 («Сведения ГАБТУ о наличии боевых машин в округах на 1.1.1941; акты приема военпредами танков с заводов»), л. 92.

17

ЦАМО РФ, оп. 7237, д. 2, лл. 21–50. Цит. по сб. «1941 год» в 2 кн. М.: «Международный фонд «Демократия», 1998. Кн. 1. С. 752–753.

18

ЦАМО РФ, оп. 24119, д. 4, лл. 160–161. Пометка: «Использовать для доклада о герм. армии п. 2. Голиков. 2.03.41. Цит. по сб. «1941 год» в 2 кн. М.: «Международный фонд «Демократия», 1998. Кн. 1. С. 386.

19

25 478 танков и САУ. Командирские машины, машины артиллерийских наблюдателей, ремонтно-эвакуационные машины, мостоукладчики, «сухопутные торпеды», бронетранспортеры и бронеавтомобили в это число не входят. А если их учесть, то годовая производительность немецких заводов составит 32 635 бронированных машин в год.

Подсчитано по: П. Чемберлен, Х. Дойль «Энциклопедия немецких танков Второй мировой войны». М.: АСТ-Астрель, 2003. С. 261–263.

20

Согласно легенде, увидев на церемонии подписания акта о капитуляции кроме представителей Большой Тройки еще и французскую делегацию, фельдмаршал Кейтель не смог удержаться от иронического вопроса: «А что, мы и им проиграли?»

21

Роскилл С. У. Флаг Святого Георгия. М.: ACT, 2000.

22

«Waffen und Geheimwaffen des Deutschen Heeres 1933–1945» von Fritz Hahn.

23

Руге Ф. Война на море. 1939–1945. М.: АСТ; СПб.: Полигон, 2000.

24

Морисон С. Э. Американский ВМФ во Второй мировой войне. М.: ACT; СПб.: Terra Fantastica, 2002.

25

См. приложение к гл. 1.

26

«Еще в 1933 году я знал, что единственный русский танковый завод выпускал в день 22 машины типа «Кристи русский». — Г. Гудериан «Воспоминания солдата». Смоленск: Русич, 1999. С. 194.

27

Шпеер А. «Воспоминания». Смоленск: Русич; М.: Прогресс,1997.

28

Из директивы по стратегическому сосредоточению и развертыванию германских сухопутных войск от 15 июня 1939 г.

29

Модернизированный «Т-34» с торсионной подвеской.

30

ЦАМО РФ, ф. 38 (ГАБТУ КА), оп. 11355 (Танковое управление), д. 6 («Программы ГАБТУ КА, донесения заводов о изготовлении и испытании танков и переписка по этому вопросу; тактико-технические требования на проектирование и изготовление танка тяжелого бронирования»), лл. 164–169.

Документ составлен в июне 1941 г. до начала войны. Зачеркнутый текст повторяет вычеркивания документа.