Наука подтверждает – 3. Сборник статей

Андрей Тихомиров

Упоминание об одежде в древних источниках подтверждает современные археологические данные о том, что древние люди использовали одежду уже 90—120 тысяч лет назад.

Упоминание об одежде и народных обычаях в эпосе народов

Заколдованный замок

(персидская народная сказка)

Было так или нет, у падишаха (Падишах — перс. «верховный государь») страны Хаверан (Хаверан — небольшой город на юге Ирана, в провинции Фарс) было три сына. Старшего звали Афруз (Афруз — перс. «победоносный»), среднего — Шахруз (Шахруз — перс. «царственный, счастливый, удачливый»), а младшего — Бехруз (Бехруз — перс. «преуспевающий»). («Священная» тройка). Однажды сидели они со своими приближенными и говорили о том о сем, пока речь не зашла о удивительных местах на земле и городах, которые стоит посмотреть. Тут всем сыновьям падишаха очень захотелось отправиться вместе в дальнюю дорогу, побродить по белу свету, посмотреть удивительное и невиданное. На том они и порешили. Пошли к отцу, поцеловали перед ним землю и попросили разрешения отправиться в дальние страны. Падишах им ответил:

— Хорошо вы это задумали! Ведь недаром наши мудрые старцы говорили: «Лучше странствовать, чем зря дома сидеть». Объехать весь свет — очень хорошо, человек при этом видит много интересного и запоминает то, что ему потом пригодится. Поезжайте, погуляйте, посмотрите разные страны, поговорите с мудрыми, многоопытными людьми и от каждого чему-нибудь научитесь. Как говорят мудрецы: «С каждого хирмана (Хирман — ток, гумно, площадка, на которой ссыпают зерно) возьмите колос, чтобы ваш хирман был больше любого другого». Но если вы поедете и в вашем путешествии достигнете

стоящего на самой границе города Нигаристан (Нигаристан — резиденция загородных шахских дворцов в окрестностях Тегерана), не заезжайте в него и поскорее поворачивайте оттуда, потому что это нехороший город, и всякий, кто туда приедет, становится несчастным. Хуже всего то, что неподалеку от города, на холме, за каменной стеной, стоит дворец, который называется «Заколдованный замок». Всякий, кто в него войдет все потеряет. Десятки юношей не слушали советов стариков и ходили туда. Они теряли жизнь и богатство, и до сих пор еще так не бывало, чтобы кто-нибудь приехал в город Нигаристан и не пошел в заколдованный замок. Еще раз говорю, сыновья мои! Будьте начеку, не дай бог, чтобы ваша нога ступила в город Нигаристан и вы пошли в заколдованный замок!

Сыновья низко ему поклонились, облобызали перед ним землю и сказали:

— Повинуемся! Душой и сердцем внемлем приказу падишаха!

Падишах поцеловал каждого и молвил:

— Поезжайте, будьте здоровы, да хранит вас бог!

На следующий день утром сыновья встали пораньше, сели на добрых коней, выехали из ворот города и поехали по дороге. Но каждый раз, когда они вспоминали речи отца и его строгий наказ, они начинали думать: «Такое ли уж опасное место город Нигаристан и заколдованный замок? Почему отец не велел нам туда ехать? Откуда он все знает? Сам там был, слышал от кого-нибудь или в книгах прочитал? Почему он не сказал нам больше, не объяснил, что за город Нигаристан и что это за заколдованный замок?»

Такие соблазнительные мысли приходили им все время в голову и лишали их покоя.

Проходили дни, проходили месяцы, они проезжали через города и деревни, пока однажды не выехали на зеленую, веселую равнину, которая издали манила пышными садами. Можно было догадаться, что за садами скрывается город, обильный водой и благодатный. Они проехали еще немного, въехали в сады и меж деревьев увидели зубцы и башни городских стен, вздымавшиеся к небесам. Навстречу стали попадаться люди, шедшие из города. Сыновья падишаха у них спросили: Что это за город?

Им ответили:

— Это город Нигаристан.

Тут все трое вспомнили речи отца, вздрогнули и застыли на месте… Наконец Афруз сказал:

Это тот самый город, стоящий на границе. Отец строго наказывал нам не ездить в эти места. Однако же, как видно, город стоит посмотреть. Не знаю, что нам делать, входить в город или не входить?

Младший брат, Бехруз, ему ответил:

— Как это не знаешь, что делать? Нужно выполнить наказ отца и, не взглянув на этот город, сейчас же повернуть назад.

Средний брат сказал:

— Раз мы уже здесь, неплохо бы подъехать к городским воротам и заглянуть туда, а потом уехать.

Тут опять заговорил старший брат:

— Я не думаю, что это тот самый город, куда нам не велел ездить отец. Тот город должен лежать в развалинах, а в этот, такой красивый и цветущий, по-моему, всякий может войти. Мы уехали из дома, чтобы видеть все достойное обозрения, а этот город, конечно, стоит того, чтобы на него посмотреть. Я полагаю, нам надо туда заехать, и, если это тот самый Нигаристан, о котором говорил отец, мы в заколдованный замок не пойдем, ночевать в городе не будем, верхом въедем в эти ворота и, не сходя с коней, из других ворот выедем.

Долго они так спорили, пока вдруг не заметили, что уже подъехали к самым городским воротам. Как увидели ворота и украшения над ними, так и прикусили от удивления пальцы. А как заглянули через ворота в самый город — прямо остолбенели… Видят: да, это тот самый город Нигаристан, стоящий на границе, о котором говорил отец.

Афруз, самый старший брат, сказал:

— Наш отец не велел нам ездить в этот город. Но он или не знал, что это за город, или думал, что мы еще беспомощные дети и если кто на нас нападет, то мы будем побеждены и попадем в плен. Он не знает, что, если кто столкнется с нами лицом к лицу, ему не сдобровать. Каждый из нас в стрельбе из лука, владении мечом и борьбе стоит десяти богатырей!

Сказал и еще прибавил:

— Будь что будет! Я еду в город! Средний брат молвил:

— Я еду с тобой!

А самый младший говорит:

— Я поневоле еду с вами, ведь мы едем вместе. Если перед нами дорога — надо вместе по ней ехать, а если перед нами яма — надо вместе туда падать!

И вот все три брата вступили в город. Такого они еще никогда не видывали! Дворцы и дома, сады и цветники поражали взор, над каждой дверью, на каждом перекрестке, на каждой стене такие картины нарисованы — глаз не оторвать! Но послушайте, какие там люди! Одни — белые, розовые, крепкие, одеты они в новые красивые одежды, говорят, смеются, веселы, с вечера до утра у них праздник, горя не знают. Эти веселые и красивые чаще встречаются на улицах, а другие, которых гораздо больше, чем первых, работают на них, и они, несчастные, голодные, оборванные, худые, живут в полуразвалившихся домишках на окраинах, никто на них и внимания не обращает.

Братьям очень понравился город, и они решили провести в нем несколько дней. Два или три дня там пробыли и совсем другие стали — точно захмелели. Ни о чем не заботились, веселились, и только и хотели, что петь и плясать.

Однажды, находясь в веселом расположении духа, старший брат Афруз сказал двум младшим:

— Я все думаю о том, почему отец не хотел, чтобы мы поехали в этот город. Разве он завидовал нашим удовольствиям?

Средний брат ответил:

— Может быть, этот город был раньше разрушен и отец с тех времен об этом знает, а о сегодняшнем дне ничего не знает?

Младший брат сказал:

— Может быть, он знает о чем-нибудь плохом в этом городе, с чем мы еще не встречались?

Не буду вас утруждать передачей их разговора, но долго они разговаривали. В конце концов они совсем прижились в городе.

Однажды Афруз говорит:

— Братья! Место здесь неплохое и, вероятно, заколдованный замок такой же, а отец просто зря наказывал нам не ходить туда. Надо нам в него тоже заглянуть, а если вы со мной не пойдете, я один пойду и скоро вернусь.

Шахруз ответил:

— Я в замок не войду, но до его подножья с тобой поеду. Бехруз ответил:

— Если уж вы оба пойдете, то и я с вами.

Встали тут братья, сели на коней и отправились искать заколдованный замок. Но у кого они не спрашивали, как к нему проехать, все показывали порогу, а потом давали один и тот же совет: «Туда лучше не ездить, это, говорят, плохое место; из юношей, ходивших туда, никто не возвращался таким же, каким уходил». И каждый житель города Нигаристана, попавшийся им навстречу, сообщал о заколдованном замке что-нибудь новое. Один говорил:

— Зимой там вместо снега и дождя падают с неба камни и молнии, а летом из дверей и окон бьет пламя.

Другой говорил:

— Падишах дивов (Дивы, дэвы — слав. «дивиться» — сверхъестественные человекоподобные существа, присутствуют в тюркской, иранской, славянской, грузинской, армянской, мифологиях, в зороастризме — злые духи) заточил в этот замок дочь шаха пери (Пери — перс. в персидской мифологии существа в виде прекрасных девушек, своеобразный аналог европейских фей) и хочет уговорить ее стать его женой. Но падишах боится, что, если дорогу в замок отыщет какой-нибудь богатырь, он увезет красавицу, и потому на всякого, кто приходит к замку, нападают дивы.

Многие говорили:

— Дочь китайского императора похитили и держат там в цепях. К ней приставлена крепкая стража, чтобы никто не мог ее освободить.

Иные говорили:

— В том замке, в подземелье, заточена девушка по имени Чильгис (Чильгис — перс. «Сорок кос», «священная» цифра 40. Наука не считает, что одни числа «плохие», а другие «хорошие», однако такое мнение существует в религиозно-мистическом мышлении. Некоторые примеры. 3. Представления о «божественной троице», явившись отражением факта существования моногамной семьи. Папа, мама и ребенок, роль мамы преуменьшена из-за господства патриархата, вместо мамы заимствованный у зороастризма — святой дух. 13. Чертова дюжина. Черт — представитель «неправильной» языческой религии, который носил шкуры животных, рога, на ногах подобие копыт — изначально для того, чтобы подобраться ближе к животным и поймать их. 12 — «дюжина», от «сдюжить» — то есть «смочь», число 12 делится на много чисел, а 13 ни на что не делится — получается «чертова дюжина». 40. Древние племена индоевропейцев тысячелетиями жили в районе северного полярного круга, там полярный день длится 40 суток, Солнце и было богом. 666. Апокалипсис, число зверя. У многих народов древности, и в том числе у иудеев, числа обозначались разными буквами алфавита, в иврите слова читаются справа налево: нун (50); вав (6); рэш (200); нун (50); рэш (200); самэх (60); куф (100) в сумме числовых значений и дают число 666, получается император «кесарь Нерон»). Ее привязали за косы к столбу, чтобы не убежала. Она там будет, пока не придет богатырь Джахантиг (Джахантиг — перс. «лавина») и не освободит ее.

Один или два человека сказали:

— Этот замок принадлежит дочери китайского императора. Она очень красива, но ни за кого не идет замуж и пойдет только за того, кто ответит на все ее вопросы. До сих пор никто еще не смог ответить на ее вопросы, а тем, кто сватался, но на вопросы не ответил, отрубают головы, насаживают на пики и выставляют их головы на зубцах крепостных стен. Кроме того, многих юношей там околдовали, и некоторые из них окаменели до пояса, а иные — с головы до ног.

Встречные рассказывали трем братьям обо всем этом, а им все больше и больше хотелось увидеть заколдованный замок. Пересказывать тут все — долго, и, короче говоря, Афруз спросил у тех людей, которые рассказывали об этом замке:

— Все, о чем говорите, вы видели своими глазами? Ответили:

— Нет! От отцов слышали, а из нас никто туда не ходил, потому что там — китайская граница и крепость за знаменитой китайской стеной.

В конце концов Афруз, Шахруз и Бехруз выехали из города Нигаристан по направлению к заколдованному замку. Издали они увидели на холме за мощной каменной стеной замок, вздымающийся к небу… Добрались до вершины холма. У самой стены сошли с коней и привязали их к дереву. С великими трудностями взобрались на стену, спустились с нее и оказались по ту сторону стены у подножия замка. Ворота замка были закрыты, и никого там не было. Братьев почему-то охватил страх, они хотели уже вернуться, но Афруз подумал и сказал:

— Раз мы сюда приехали, надо все-таки заглянуть в замок. Если вы боитесь, оставайтесь здесь и ждите меня. Я туда схожу и быстро вернусь.

Шахруз и Бехруз сказали:

— Нет, брат, давай уйдем отсюда! Мы не можем войти туда, этот замок нагоняет на нас страх, давай же уйдем отсюда!

Афруз ответил:

— Нет уж, как сказал мужчина, так он и должен поступать. Будьте здесь, я скоро вернусь.

Концом меча поднял засов, раскрыл ворота и вошел в замок. Шахруз и Бехруз, дрожа от страха, ждали его у ворот замка. Прошло два или три часа, а его все нет. Они встревожились. Шахруз сказал:

— По-моему, с нашим братом случилось несчастье. Побудь здесь, а я схожу в замок. Если мы вернемся оттуда с ним вместе, сразу уедем, а если я войду в замок и тоже не вернусь, — ты не ходи за мной, сразу отправляйся в наш город, к отцу, и все ему расскажи.

Бехруз спросил:

— Почему же мне не пойти за тобой, если ты не вернешься?

Шахруз ответил:

— Потому что я боюсь, ты тоже пропадешь с нами, и к горю отца прибавится еще горе, он останется совсем без сыновей, дом его опустеет, очаг погаснет. Во всяком случае ты один должен у него остаться, чтобы в старости у него была поддержка!

С этими словами Шахруз вошел в ворота замка и тоже пропал… Бехруз, когда увидел, что средний брат тоже не появляется, хотел поступить, как он сказал, и вернуться к отцу, но потом подумал: «Это было бы неблагородно! Пойду-ка я в замок, и, если они попали в плен, я, может быть, смогу их освободить!»

Вошел Бехруз в ворота замка и видит: стоит огромное здание, в нем много айванов (Айван — крытая терраса) и комнат, стены всюду покрыты росписью, полы — из мрамора и порфира (Порфир — вулканическая горная порода. Порфир (ткань) — материя пурпурного цвета, шедшая на изготовление верхней одежды царственных лиц и других важных особ). Очень ему сперва понравилось смотреть на все это, но потом он вдруг подумал: «Я ведь пришел за своими братьями и сейчас же потерял голову перед этими картинами, да так, что и забыл о братьях! Стою как околдованный! Вот уж правильно прозвали этот замок заколдованным!»

Двинулся с места и пошел искать братьев. Переходил из айвана на айван, из комнаты в комнату, пока не дошел до комнаты, которая была больше других, и увидел: его братья стоят там смятенные, прикусив от удивления палец, перед какой-то картиной. Обрадовался он при виде братьев. Посмотрел вокруг и видит: что за прекрасные картины! Про себя сказал:

«Здесь нужен знаток, чтобы во всем разобраться! Похоже, эти картины начертала рука самого пророка Мани!» (Мани — полулегендарный пророк, основатель религии манихейства (III в. н. э.). Манихейские храмы были украшены настенной живописью, и потому самого Мани считали искусным художником).

Потом он подошел к братьям и взглянул на то изображение, на которое они смотрели. Тут сердце у него упало, и он тоже оцепенел от удивления. Все трое смотрели на картину, пока не стемнело. Ночь провели там же, в замке, страдая от голода и жажды. Когда взошло солнце и стало совсем светло, снова подошли к картине. На этот раз Бехруз осмотрел ее и увидел рядом с ней надпись на китайском языке, шедшую сверху вниз: «Мей-Куй-Гуль, дочь китайского императора». Как прочитал, повернулся к братьям и говорит:

— Это портрет дочери китайского падишаха, и она сама сейчас находится в этой стране, и мы неизвестно чего остолбенели здесь перед ее лишенным души изображением!

Афруз на это сказал:

— Правильно ты говоришь! Я влюбился в ту, что здесь нарисована, и пока я не приду к ее порогу, сладостный напиток жизни будет мне горек! Будь что будет, а я сейчас же сажусь, на коня и буду день и ночь гнать его, пока не доберусь до Китая. Там я пойду к китайскому императору скажу ему, что я — царевич и попрошу руки его дочери и прибавлю: или возьми этот меч и отсеки мне голову, или отдай мне твою дочь! А вы оба сейчас же возвращайтесь отсюда к нашему отцу и все ему обо мне расскажите.

Младшие братья сами влюбились в ту девушку, но они не смели сказать об этом открыто и потому промолвили:

— Нет, мы не можем допустить, чтобы ты поехал один. Мы едем с тобой.

Сколько он ни уговаривал их не ездить, они отвечали:

— Мы должны ехать!

В конце концов все трое направились из заколдованного замка в сторону китайской столицы. Много они разных городов проехали, пока не добрались до столицы Китая и не остановились там в караван-сарае. На следующий день Афруз пошел в баню, хорошенько вымылся, умастил волосы и собрался идти к императору. Но тут средний брат Шахруз ему сказал:

— Этак у тебя ничего не получится. Ведь император, наверное, не захочет отдать дочь какому-то пришельцу. Ты лучше проберись к его дочери и заставь ее полюбить тебя. Когда ты ее приманишь и поймаешь в силки, тогда — согласится ее отец или не согласится — все равно она станет твоей женой. Афруз на это ответил:

— Нет, я так не поступлю. Я знаю, что никто не сможет пробраться к этой девушке.

Короче говоря, пошел он во дворец китайского императора, представился главному придворному и попросил разрешения видеть императора. А тот мало кого пускал к себе и придворному ответил:

— Разузнай, хорошенько проверь, правду ли он говорит, что он сын шаха. Спроси у него, привез ли он мне послание от отца или отец на него разгневался и он сюда приехал просить моего посредничества, чтобы я их примирил. Или, может быть, он ищет убежища в моем дворце? Во всяком случае, если он привез какое-нибудь послание, отбери и принеси мне.

Когда придворный вышел к Афрузу и стал его обо всем расспрашивать, тот огорчился и сказал:

— Все это не то и не так! Я возмечтал поехать в Китай и повидать там императора. Есть у меня, конечно, к нему просьба, но я не могу никому, кроме него, об этой просьбе сказать.

Долго они вели переговоры. В конце концов император разрешил Афрузу войти. Тот пришел, низко поклонился, сложил к ногам императора подарки, постарался, насколько можно, быть сладкоречивым и выказать покорность. Когда император узнал, что Афруз говорит правду, что он действительно царский сын, стал обходиться с ним очень милостиво и сказал:

— Ты мне вроде как племянник. Раз ты приехал ко мне, не подобает, чтобы ты останавливался в караван-сарае (Караван-сарай — большое общественное строение на Ближнем и Среднем Востоке и в Средней Азии, в городах, на дорогах и в ненаселённых местах, служащее кровом и стоянкой для путешественников, как правило — для торговых караванов). Я велю приготовить для тебя целый дом.

Потом обратился к слуге:

— Приготовь для шахзаде (Шахзаде — перс. «сын царя, принц») один из моих домов с садом, рабами, служанками, привратником и евнухами, чтобы он не оставался в караван-сарае.

Афруз согласился, но не сказал, что он не один, а с братьями, которые тоже остановились в караван-сарае. Несколько дней он прожил в том доме, который ему отвели. За это время подружился с рабами и служанками и стал их потихоньку расспрашивать о Мей-Куй: какая она, собирается ли она замуж или нет? Влюблена ли в кого-нибудь или кто-нибудь в нее влюблен? Есть ли у нее нареченный жених? Насчет этого одна их служанок, которая все хорошо знала о Мей-Куй, сказала ему:

— Царевна во всей обширной китайской стране по красоте не имеет себе равной, и насколько она прекрасна, настолько же разумна. Она хочет выбрать такого жениха, который ей нравился бы. Много царевичей приезжало свататься, но ни одного из них она не пожелала, и даже сын индийского падишаха ей не понравился.

Афруз спросил:

— А ее отец что говорит об этом?

Ответила девушка:

— С отцом она так условилась, что всякого, кто к ней посватается, она хорошенько расспросит и, если он окажется разумным, станет его женой, хотя бы он был нищий, а если он невежда — не пойдет за него, хотя бы он был падишахом.

Оставим пока Афруза и поговорим о Шахрузе и Бехрузе.

Когда они оба увидели, что старший брат не появляется три или четыре дня, они забеспокоились и подумали: «А что если, не дай бог, император рассердился на Афруза и его убил или бросил в темницу?»

Огорченные, встревоженные, они разыскали дворец китайского императора, пришли к главному придворному и спросили его о брате:

— Что стало с тем человеком, который несколько дней назад приходил сюда?

Тот им ответил:

— Император предоставил в его распоряжение дом с садом, рабами и служанками. Ему хорошо живется.

Братья попросили у него, можно, если можно, разрешить им пойти повидать Афруза. Придворный спросил:

— Разве вы ему родственники? Те говорят:

— Да, он наш старший брат.

Тогда придворный провел их к Афрузу. Тому их приход был очень неприятен. Младшие же братья, как увидели, что старший жив и здоров, очень обрадовались. Посидели с ним часа два, поговорили и ушли. Рассказал придворный китайскому императору об этом посещении, и тому не понравился поступок Афруза: почему он не сказал ничего о братьях, почему оставил их в караван-сарае? После этого император перестал принимать Афруза с прежним почетом и уважением, совсем иначе стал к нему относиться.

В конце концов терпение Афруза кончилось, и он однажды спросил придворного:

— Если я попрошу о чем-нибудь императора, он не рассердится? Можно мне все прямо ему сказать или надо сказать сперва кому-нибудь другому, чтобы ему потом передали?

Придворный ответил:

— Нет, он не рассердится. Но нужно сперва спросить у него разрешения, а потом уже обращаться с просьбой.

Афруз попросил разрешения и пошел к императору. Вошел, поклонился в землю, облобызал порог. А император был в тот день в хорошем настроении. Двух людей, которых он считал колючками на своем пути, ему удалось устранить хитростью, две-три добрые вести о подобных делах пришли с разных концов страны, да к тому же из Кашмира, из Индии, привезли красивую рабыню. И он был не прочь поговорить с кем-нибудь или исполнить чью-нибудь просьбу.

Царевич, как увидел, что император весел, подумал: «Судьба благоприятствует исполнению моего желания!»

Прежде чем говорить, еще раз поклонился в землю и снова попросил разрешения. Император у него спросил:

Конец ознакомительного фрагмента.