После конца. Книга I. Дневник Алисы

Андрей Сталин

Яркая вспышка изменила всё и всех. Разумных людей почти не стало на земле, лишь жестокие хищники, ищущие свежее мясо. Беззащитная девушка, вышедшая из комы, могла погибнуть, как большинство на земле, но её спасает молодой мужчина, который знал обо всем и давно готовился. Спасти выживших может только сильный духом и строго следующий своему предназначению человек. Последний шанс человечества раскрывает нам философская антиутопия начинающего автора постапокалиптической вселенной.

Глава первая

Встреча.

День первый.

Я стояла на краю очень высокой скалы и смотрела на рассвет, солнце уже поднялось над горизонтом, казалось, что вся природа очнулась от ночного сна, наступал новый день. В воздухе летало ощущение чего-то неизвестного, вокруг не было ни души, ни намёка на человека. Казалось, что так и должно быть. Везде царила неописуемая гармония и тишина. Было очень легко на душе, играла приятная классическая музыка, временами переходя в мелодичные церковные напевы. Их часто включала моя бабушка, когда я подарила ей MP3 плейер со сборниками этих самых мелодий и научила им пользоваться. Она их очень любила и включала их мне постоянно, когда я к ней заходила.

Вдруг я поняла, что сплю, а музыка играет у меня в ушах. Картина рассвета быстро удалялась, меня как будто вытаскивало из сна. Я открыла глаза, в ушах у меня были наушники, а рядом лежал тот самый плейер. Реальность пахла ужасно, как будто что-то протухло, и протухло давно, вонь была неописуемая. Я лежала на больничной койке, подключенная к капельнице, всё тело было облеплено пластырями с электродами и проводами.

— Это что, такой прикол? Эй… кто-нибудь!!! Люди!!!

Я хотела пошевелиться, но не могла, ощущение было такое, как будто я нахожусь в свинцовом скафандре. Я наверно потратила около часа, чтоб пошевелить кистью, тело было как чужое, оно не слушалось меня. Ощущения возвращались очень медленно, когда я смогла шевелить рукой, я убрала часть пластырей и вытащила капельницу. Было очень больно, но это помогло мне почувствовать мое тело.

— Эй!!! Помогите!

Вокруг стояла гробовая тишина. Мне вдруг стало жутко. На тумбочке справа от меня стояла рамка с фотографией меня и бабушки, рядом лежал пожелтевший конверт, я смогла дотянуться до него. Он был подписан бабушкой, я тут же его открыла:

— Дорогая внученька, я стала плохо себя чувствовать. Наверно я «уйду» и не дождусь, пока ты поправишься. Но ты не расстраивайся, я всегда буду рядом. Я каждый день к тебе приходила и включала музыку, которую ты мне подарила, в надежде, что это поможет тебе быстрее проснуться. Твой папа обещал, когда меня не станет, он будет делать это за меня.

Я заплакала…

— Алиса, мы с тобой еще обязательно встретимся! Твоя Бабушка 25.09.10г.

Я лежала и плакала еще около часа, всё болело, как будто я попала под пресс. Последнее, что я могла вспомнить, это как мы всей семьей отдыхали на берегу Оби, за городом, жарили шашлык и купались. Вечером, когда мы поехали домой, папа очень торопился, я сидела на пассажирском сиденье и уговаривала его ехать медленнее. Вдруг на дорогу выскочила собака, отец захотел ее обрулить… Похоже мы попали в аварию…

Меня как током ударило:

— Сколько же я пролежала? Эй… кто-нибудь!!! Да где же все?

Когда я смогла сесть, я убрала оставшиеся пластыри. Я попробовала слезть с койки, чуть не упала, хотела убрать шторку вокруг нее, но оторвать руку от кровати не решалась. Стоять было очень тяжело. Я медленно ходила вокруг кровати, держась за нее. В тумбочке я нашла пакет с четырьмя яблоками, наверно его оставили родные. Я попробовала откусить одно, меня тут же стошнило на пол. Я больше не могла ходить и забралась на койку. Хотелось есть, я откусила ещё раз, не проглатывая, я держала кусок во рту и очень медленно его жевала, таким образом, я съела два яблока. Я очень устала, пыталась вспомнить еще что-нибудь со дня аварии, ничего не получалось. Вспомнила бабушку, как мы с ней часто гуляли по городскому парку и набережной, я снова заплакала, я так устала, что не заметила, как заснула…

День второй.

Я проснулась на больничной койке, в нос сразу ударил ужасный запах, к нему невозможно привыкнуть. Никто так и не пришёл. Я решила, что ждать бесполезно, надо выбираться самой. Я сделала еще кругов десять вокруг койки. Тело все еще с трудом мне подчинялось. Держась за тумбочку, я дотянулась до шторки.

Я смогла ее чуть-чуть приоткрыть и, онемев, упала на пол. В углу на полу лежал мертвый человек, весь в крови и в изорванной одежде. Вонь была от него. Было похоже, что на него напал хищный зверь. Весь пол был залит кровью.

— Помогите! Помогите…

Бесполезно, казалось, что я осталась одна в целом мире, и нет никого, даже насекомых. На шее у трупа я увидела знакомый амулет. Передвигая перед собой тумбочку, я подошла поближе. «Нет, не может быть!» Это был мой отец.

Я отключилась.

День третий.

Не знаю сколько ещё прошло времени, до того, как я проснулась. Хотелось плакать, но не было сил, да и слез тоже. Никто так и не пришел. Я вспомнила слова отца: «Когда не знаешь, что делать, делай хоть что-нибудь». Он слышал их от какого-то известного спортсмена и очень любил их повторять. Дома у нас было две или три книги, написанные этим самым спортсменом, кажется он занимался каратэ, в те времена я не очень этим интересовалась. Отец даже сделал себе серебряный амулет с восточными иероглифами — девизом школы каратэ, основанной эти самым спортсменом. Я сняла этот амулет с шеи отца, руки у меня дрожали, я кое-как смогла одеть его на себя. Надпись на нем значила что-то вроде «никогда не сдавайся» или «идти до конца», отец мне говорил, что она значит, но я никак не могла запомнить.

Я уже могла медленно двигаться самостоятельно. За окном лежал снег, но на снаружи не казалось холодно, улицы были пусты. Я съела еще одно яблоко. Судя по солнцу, сейчас было где-то около полудня. В шкафу я нашла свою старую одежду, я удивительно легко вошла в свои старые джинсы, в которые раньше влезала с особыми уловками. Кофта тоже стала немного велика. В том же шкафу была моя синяя пуховая куртка, наверное, родители привезли в ожидании, что я вот-вот проснусь. В куртке мне стало легче, в палате было прохладно, и куртка была как нельзя кстати. А вот обувь они не догадались привезти. В тумбочке я нашла шерстяные носки, спасибо бабушке. Под койкой стояли тапочки. В кармане у отца я нашла сотовый телефон. Он включился, но пытаться позвонить было бесполезно. Связи не было. Посмотрела дату — завтра новый год. В голову пришла ужасная мысль:

— Где все? Что случилось? Война?

Дверь в палату была закрыта изнутри на защёлку и подперта стулом, наверное, отец это сделал, но зачем? За ремнем отец всегда носил небольшой нож, сделанный ему на заказ, я решила, что мне он может пригодиться и взяла его. Я держала нож в руке и медленно открыла дверь, в коридоре не было никого. Я с трудом перемещалась, зашла в соседнюю палату, там был жуткий беспорядок, все было перевернуто вверх дном. Там был кулер с водой, я как раз хотела пить. Я дошла до конца коридора, заходя в каждую палату, но везде была одна и та же картина — не было ни души. Ничего полезного в этих палатах я не нашла, все было разбито либо испорченно. В конце коридора, у лестницы примыкал еще один коридор, он был плохо освещен. На улице уже стемнело, идти дальше я не решилась. Я вернулась в палату и закрыла дверь, на всякий случай я её подпёрла стулом. Одеялом я накрыла отца. Задернула шторку, легла на койку в одежде и тихо заплакала…

День четвертый.

Когда я проснулась, было уже светло. Я набрала маму, никто не отвечал, связи по-прежнему не было, я набирала снова и снова. Телефон полностью разрядился. Надо было идти. Я полчаса посидела около отца, уже не плакала, но мне было очень плохо. Я съела последнее яблоко, уже могла нормально глотать небольшие кусочки. Достала нож и вышла из комнаты. Тело уже почти освоилось, и я довольно резво дошла до конца коридора.

— Эй! Эй вы там, помогите. Что случилось?

В конце второго коридора стояла женщина, я кричала ей, но она молчала и медленно приближалась ко мне. Лица было не различить, волосы все закрывали. Когда до меня оставалось метров 15, женщина вдруг зашипела, прогнулась в спине, как кошка, и побежала на меня. Я стояла и не могла пошевелиться, вся одежда на ней и руки были в крови. Не добегая метра три, она кинулась на меня, как дикий зверь и повалила меня на пол. Вдруг она заскулила и резко отскочила в сторону. Она лежала в углу, поскуливая и подергивая ногами. Около пяти минут я не могла шевелиться. Я молча смотрела на нее и не могла произнести ни звука, пока она не перестала подавать признаков жизни. Придя в себя, я подошла к ней. Под левой грудью у нее был воткнут отцовский нож. Не зря отец учил меня владеть ножом. Меня вдруг охватило чувство глубокой печали и благодарности. Часто, когда мы выезжали на природу, он учил меня им правильно бить. С отцом мы кидали нож в дерево на меткость, я постоянно выигрывала отца. Не думаю, что он мне поддавался, он всегда так переживал, когда проигрывал, но и одновременно гордился моими успехами.

Я выдернула нож и отодвинула волосы с лица этого существа. НЕТ! Это была моя мать. Все ее лицо было в крови. Она была похожа на обезумевшую: взгляд дикий, глаза стеклянные, как у злых бродячих собак. Я бросилась бежать вниз по лестнице, дверь, еще одна дверь, коридор, открытые центральные двери больницы, я бежала и ревела. В голове было все сразу отец, мать, бабушка. За что? Почему я? Что случилось с мамой? Мимо проносились дома, машины, брошенные прямо на дороге. Мне казалось, что я бегу очень быстро, слезы лились по лицу. Я устала, задыхалась, но не могла остановиться. Я хотела умереть, решила, что буду бежать, пока не упаду замертво. Не знаю, сколько я бежала, когда я заметила, что уже просто иду пешком, я упала на колени, нож выпал из руки, сил уже не было. Я стояла на коленях в центре Новосибирска перед маленькой часовенкой, мимо которой всегда ездила с отцом, но никак не могла зайти, постоянно откладывала на потом. Я начала молиться. Я не знала ни одной молитвы. Я просто плакала и просила у бога помощи. Просила, чтоб это оказалось сном, чтоб я проснулась, и все было, как раньше. Я очень долго стояла на коленях и, кажется, отключилась.

Когда я снова очнулась уже стемнело. Вдруг за спиной я ощутила чье-то надрывное дыхание, переходящее в хрип. От испуга я резко повернулась и упала на бок. Голодными звериными глазами на меня смотрел огромный мужчина в одних трико, с волосатой грудью. Он хрипел и медленно приближался ко мне, все лицо и руки у него были в крови. Я отчетливо ощущала себя добычей, но ничего не могла сделать. Я медленно пятилась к часовне, пытаясь найти отцовский нож, но он остался лежать у ног этого зверя. Осознание того, что он хочет меня пришло очень быстро и я приготовилась умирать. И последний момент в моей голове промелькнула мысль: «Ну, вот вышла из комы, бабушка мы встретимся быстрее, чем ты думала».

Когда я уже приготовилась встретиться с бабушкой и родителями, у зверя неожиданно оторвало голову. Кровь ударила фонтаном, тело упало, на снегу образовалась целая лужа крови, наполняющаяся последними затухающими толчками сердца. Когда я оторвала глаза от этой ужасной картины, передо мной стоял человек в белой камуфлированной одежде, ростом около метра восьмидесяти пяти, широкоплечий с рюкзаком за спиной и огромным ножом в руке, по которому стекала кровь. Не дожидаясь пока, я встану, он схватил меня под руку и заволок в часовню. Там он снял рюкзак и положил на алтарь с иконами нож. Он все делал молча, а я все еще не могла говорить.

— Рано к родным собралась — проронил он и вышел из часовни.

Я услышала, как завелась машина, сквозь открытые двери я увидела, что он подогнал машину к трупу. Он положил тело и голову в багажник, достал канистру и залил всю кровь на снегу бензином, потом облил им машину и ее салон, взял какую-то палку из багажника и что-то сделал на месте водителя, после этого машина с визгом уехала вперед. Он поднял мой нож и вернулся в часовню. Когда незнакомец отдал мне нож я смогла разглядеть его. Мой спаситель был очень коротко стрижен, почти лысый, на вид ему было лет двадцать семь, добрые черты лица и безумно красивые синие глаза.

— Больше не теряй. Нож тебе еще пригодится.

— Хорошо… — дрожащими руками я взяла нож.

Он взял с прилавка большой железный крест и запер им деверь так, чтоб снаружи нельзя было открыть. Стало темно, через витражи немного проникал лунный свет, было мало что видно. Из рюкзака он достал свечку и зажег её. Вдруг где-то вдалеке прогремел взрыв.

— О, доехала… — с чувством удовлетворения отметил незнакомец.

— А зачем ты это сделал? — недоумевая спросила я.

— С каждым днем нюх у них все лучше. Учатся. Нам же не нужны утром голодные гости.

— Учатся? Их много? Утром? Мы будем здесь ночевать?

— Много… В темноте ходить опасно. Да и отдохнуть надо, завтра тяжелый день.

Он отстегнул от рюкзака спальный мешок и дал его мне.

— С Новым Годом! Вот… повезло же тебе, проспала все самое интересное…

— Но откуда…?

— Завтра… все завтра…

Он положил под голову рюкзак, что-то достал из него и протянул мне. Это был мандарин, я взяла его. От страха я даже не заметила, как хотела есть, я залезла в спальный мешок, и почти сразу съела угощенье. Он протянул мне еще один.

— Последний, все что осталось… С Новым годом. С новой эрой… завтра найдем что съесть.

— Я Алиса, а тебя как зовут?

— А теперь все равно, как ни назови, хочешь сама придумай…

— Но как…?

— Да вот так, нет у меня имени. Оно там осталось, в прошлом…

— Тогда я буду звать тебя Артуром, так моего папу звали.

— Да хоть самоваром назови…

Мы с ним улыбнулись. Это была первая позитивная нотка за целую вечность. Удивительно, но я не чувствовала от него опасности, а скорее наоборот испытывала чувство абсолютной защищенности. Я все еще надеялась, что это сон, и завтра я проснусь дома, и всё будет хорошо.

— Все будет хорошо, но не завтра, а чуть позже…

— Это сон! Я знаю, это сон. Такого в реальности не бывает. Это все напоминает Голливудские фильмы. За что мне это, мне всего девятнадцать, я и пожить то еще не успела…

— Уже двадцать пять, а пожить ты еще успеешь…

— Но…

— Завтра… все завтра…

Он задул свечку. Стало совсем темно. Я закуталась глубже в спальник и тихо заплакала. Он был прав, получалось, что еще четыре месяца назад пятнадцатого августа, мне исполнилось двадцать пять лет. Я жалела себя, папу, маму, бабушку, все казалось нереальным. Я так сильно устала, что не заметила, как уснула.