Океан между

Андрей Смирягин, 2020

Захватывающий роман о безоглядной любви на сломе эпох и путешествии через океан.

Красная Стрела

Без пятнадцати двенадцать ночи Самолетов ступил на перрон Ленинградского вокзала и двинулся вдоль фирменного красного поезда, с волнением всматриваясь в толпу провожающих и отъезжающих в поисках Юлика и еще неизвестных ему спутниц.

Возле седьмого вагона он увидел плотную фигуру приятеля в вытертой желтой матерчатой курточке и рядом две девичьи фигурки.

Юлик, заметив Самолетова, замахал руками и заулыбался во всю ширину перрона. Девушки также повернулись в его сторону, с интересом вглядываясь в приближающегося к ним человека. Одна из них была выше Юлика на полголовы. У нее было симпатичное лицо с остреньким носиком и задумчивые глубоко посаженые глаза. Одета она была в длинную дубленку, под которой угадывалась фигура фотомодели.

Никита предположил, что это девушка Юлика: уж что-что, а фигуру он всегда выбирал идеальную. Другая девушка стояла чуть в стороне, и Никита не успел толком рассмотреть ее в свете вокзальных фонарей, лишь краем глаза отметив что-то изящное и волнующее.

— А вот и братан! — набросился на него со своим оптимизмом Юлик. — А мы уж думали, что ты испугался, что тебя растерзают две незнакомки, и не придешь. Познакомься, это Люба…

Девушка-фотомодель протянула ему руку и приятным низким голосом сказала:

— Люба. Очень приятно познакомиться.

— Никита, — пожал ее длинные суховатые пальчики Самолетов, отметив про себя, что по телефону разговаривал с другой.

— А вон та девушка, делающая вид, что она не с нами — это Лана, — пояснил американец.

Никита, наконец, получил возможность рассмотреть вторую девушку, стоящую в лучах привокзального прожектора. На ней были голубые плотно обтягивающие джинсы, короткая распахнутая рыжая дубленка и модные полуботиночки на высоком каблуке. Роста она была не выше среднего, но ее фигурка была настолько тонка и изящна, грудь развита, а попа создавала столь дивный крутой изгиб, что у Никиты перехватило дыхание от охвативших его предчувствий. Дубленка едва закрывала ее бедра, и в свете бьющего сзади прожектора Никита обратил внимание, что в том месте, где ее стройные ноги соединялись, образовывался треугольный просвет, притягивающий взгляд, словно магнит. Он и представить себе не мог, что джинсы могут сидеть на женщине столь волнующе. Нет, скорее всего Юлик выбрал именно вторую девушку, по крайней мере Самолетов на его месте сделал бы именно так.

Между тем она подошла и просто протянула руку:

— А я вас знаю, — сказала она звонким голосом, как будто и вправду давно была знакома с ним.

— Откуда? — удивился Самолетов, рассматривая ее большие зеленые глаза газели, классический носик, правильно очерченные немножко полные губы и волевой подбородок.

— Я читала ваши рассказы — мне Юлик дал. Я давно просила познакомить меня с автором, — она смотрела прямо в глубину его души, и он чувствовал в этом почти наглом взгляде неподдельный интерес.

— Какая приятная неожиданность, — он почувствовал, как его голос странно дрожит и каждое слово дается с трудом. Мало того, все тело приобрело деревянную неуклюжесть, утратив всякую естественность при движении.

— Скажите, а это правда, что там написано?

— Ну, как вам сказать, — попробовал найти слова Никита, — вообще-то мне хотелось, чтобы люди воспринимали все написанное мною как художественное произведение, а не как автобиографические записки.

— И все же я прочитала книгу взахлеб и ревела в некоторых местах, как ненормальная.

— Ладно, хватит болтать, — вмешался Юлик, заметив, что между двумя молодыми людьми мгновенно возник глубокий контакт, — сейчас поезд отойдет. Или вы остаетесь?

— Нет, мы едем. Остаетесь вы, — рассмеялась Лана, и компания со смехом и веселой суетой погрузилась в поезд «Москва — Санкт-Петербург», отходящий в полночь.

***

У них было два двухместных купе-люкс. Как только молодые люди устроились в одном из них, Юлик достал пару бутылок шампанского и початую бутылку клюквенного ликера «Wildman».

— Не хочешь выпить? — предложил он Никите, чем оказал большую помощь, так как из-за охватившего его смущения тот не мог вымолвить ни слова. — А то мы тут уже с утра напиваемся.

— И я буду, — подхватила Лана, оказавшаяся рядом с Никитой на одном спальном месте, — налейте мне ликера!

— А я буду шампанское, — почему-то смущаясь, проговорила Люба.

— Посмотрите, а строила из себя девственницу: мол, я не пью, — издевательски произнесла Лана.

— Я и не пью, — подтвердила Люба, — я только попробую.

Юлик разлил всем в полиэтиленовые стаканчики, найденные рядом с бутылками минеральной воды, положенной в люксе.

— Эй! — поднял он «бокал». — Я предлагаю выпить за знакомство. Надеюсь, оно будет приятным. Не так ли, девочки?

При этом девочки почему-то захихикали, а Никита от неприкрытости намека кашлянул.

Они выпили, и Самолетову стало немного легче.

— Кстати, Никита, — продолжал выполнять обязанности тамады Юлик, — я тебе еще не говорил. Я познакомился с нашими попутчицами в Воровске, куда недавно летал по делам.

— Кажется, ты слетал не зря, — заметил Никита.

Девушки, довольные комплиментом, переглянулись.

— Ты не представляешь, что это за город! Ищу я в центре администрацию и по ошибке захожу в какое-то здание. И тут же чуть не схожу с ума от невероятного количества красавиц.

Девушки весело засмеялись.

— Это был всего лишь наш университет, — пояснила Лана.

— Вы учитесь в университете? — спросил немного удивленный Никита, никак не ожидавший этого от девушек.

— Да, в Воровском государственном, на РГФ, — с нескрываемой гордостью сказала Люба.

— Звучит весьма загадочно… Что такое РГФ? — поинтересовался озадаченный Никита, не зная, верить им или нет.

— Факультет романо-германской филологии.

— Эй! Я все время думаю, — вмешался в разговор Юлик, — зачем в самом центре России, где ни разу не ступала нога ни одного германца, я уже не говорю про романцев, вдруг понадобился факультет романо-германской филологии?

— А ты не догадываешься? — спросила его Лана.

— Даже близко представить не могу. Я понимаю, факультет математики или физики.

— Я бы еще меньше поверил, — вмешался в разговор Никита, — если бы девушки оказались с факультета математики.

— Как раз с математикой все понятно, — с уверенностью знатока заверил Юлик. — Каждая женщина должна знать математику.

— Это еще зачем? — задал слегка обидный для женщин вопрос Самолетов.

— А как же! Чтобы складывать и отнимать мужиков, а затем их делить и умножать.

Такое объяснение вызвало у всех неудержимый прилив веселья.

— Нет, правда, — вошел в раж американец, — а еще девушку со знанием математики после окончания университета можно поставить на поле мешки с картошкой считать.

— Ага, — саркастически заметила Лана, — а со знанием физики — их грузить.

— Точно, — обрадовался такому дополнению Юлик. — Так вот вопрос: что будет делать в поле выпускница факультета романо — не приведи господи — германской филологии?

— Юлик, ты сейчас получишь! — Лана шутливо ткнула его в живот кулачком.

— Эй, я не шучу! Объясните мне, кому в Воровске понадобился ваш РГФ?

— Что же здесь непонятного, — начала объяснять Лана. — В любом городе есть его руководители, начальники разных предприятий и просто обеспеченные люди.

— Это я понимаю, — с комично-серьезной миной произнес Юлик.

— Хорошо. Если у них родится сын, его потом тоже можно сделать начальником. А представь, если родится дочка-красавица. Куда ей после школы?

— В Москву, в институт, — предположил Никита.

— В Москву — одну, да еще на пять лет?! Боязно! Да и зачем, когда здесь под боком тоже есть университет, а на нем есть такой замечательный факультет, как РГФ, где и языкам научат, и образование высшее дадут. Знаешь, как у нас ценится невеста с образованием!

— Как интересно! — воскликнул Юлик. — Значит, на вашем факультете выпускают невест?

— Он, кстати, так и называется, — пристально глядя на Юлика, заявила Люба, — факультет невест.

Юлик с преувеличенным подозрением посмотрел на Любу, сделав нарочито глупый взгляд.

— Короче, ты попал, Юлик! — засмеялась Лана.

Тот картинно схватился за голову. Люба подала глазами знак Лане — мол, зачем она так сразу — и та сдала назад.

— Шутка! Ой, как курить хочется! — уводя разговор в сторону, воскликнула Лана. Затем, взяв со стола пачку дамских сигарет и зажигалку, спросила подружку. — Люба, ты не составишь мне компанию?

— Пойдем, — согласилась Люба, хотя было похоже, что она не курит.

Когда девочки удалились, закрыв за собою зеркальную дверь купе, Никита насел на загадочно улыбающегося Юлика:

— А теперь скажи, где ты их взял?

— Братан, это длинная история, — сразу с изощренностью инквизитора сообщил тот, видя, как горят глаза собеседника, — потом расскажу.

— Быстро говори!

— Братан, какая тебе разница, — не сдавался распираемый от удовольствия Юлик. — Представь, что тебе они свалились с неба. У нас два купе, впереди ночь, потом еще два дня в Питере. Расслабься…

— Юлик, ты не смотрел фильм «Восточный экспресс»? — Самолетов начал терять терпение. — Так вот, одного из пассажиров там убивают с особым цинизмом. Надеюсь, ты не хочешь оказаться на его месте?

— Только без угроз, братан. — попросил американец примиряюще, — Вижу, они тебе понравились.

— Понравились — не то слово. Я ничего не понимаю!

— Как будем делить? — с шутливым прагматизмом спросил американец.

— Обе ничего, но ты одну уже выбрал?

— Я-то выбрал. А кто тебе больше нравится? Хочешь угадаю? — Этот первопроходец российского «дикого Запада» знал толк в изощренных моральных пытках. — Как тебе, например, Лана?

— Я в шоке! — с предельной откровенностью сознался Самолетов.

— То-то, — милостиво сказал американец, — я ее уже давно знаю и очень рекомендую.

— А мне показалось, это она твоя девушка?

— Я чувствую, ты меня сейчас, как Дездемону, придушишь. Не волнуйся, с Ланой мы просто друзья. А моя девушка — Люба, меня с нею Лана и познакомила. Я ее спросил, нет ли у нее какой-нибудь красивой подруги, чтобы была и добрая, и хозяйственная, ну и вообще…

–…И вообще хороший человек, — с облегчением, смеясь, перебил его Никита.

— Эй, ты меня понял! Когда она познакомила меня с Любой, я тут же влюбился. Я нашел то, что искал! Ты не поверишь, но она девственница!

— Кто, Люба?

«Господи, — подумал Самолетов, — как легко обмануть эти наивные нетронутые российской действительностью американские души!»

— Представляешь, братан, это же феномен какой-то: в девятнадцать лет — и девственница!

— Что же ты теперь с нею делать будешь? — спросил Никита с сочувствием.

— Как «что»? Буду ее первым мужчиной! — Юлик, как всегда, был неподражаем в своей простоте.

— Куда я попал! — в шутку схватился за голову Никита, — а что же мне делать? Надеюсь, Лана не девственница?..

— Этого не знаю, но перед тем, как я с нею познакомился, она перетрахала половину…

Американец не успел договорить, так как дверь купе открылась, и на пороге появилась Лана с подругой.

— О чем вы тут говорите? — бодро спросила она, снова усаживаясь рядом с Никитой.

— Эй! Как о чем? О том, какие у нас красивые попутчицы, — тут же состроил свою белозубую улыбку Юлик. — Вот Самолетов, например, просто в шоке. Правда, Никита?

— Да уж, — промямлил он, мучаясь оттого, что в присутствии попутчиц сразу теряется и не может взять необходимый при общении с девушками беззаботный тон, чтобы не казаться полным идиотом.

— А я хочу еще выпить, — сообщила Лана.

— Эй! Предлагаю выпить за красоту! — тут же предложил Юлик. — Никита, разливай…

И вечер задорно покатился дальше. Четверо не обремененных заботами молодых людей от души веселились, говоря о тысяче как будто ничего не значащих пустяков, которые на самом деле являлись кодовым языком, состоящим из намеков и тестовых вопросов: «А ты мне нравишься! — Ты мне тоже! — Ну и до чего все это дойдет? — Я не знаю, но, похоже, до того самого, о чем каждый из нас думает! — Здорово! — Еще как!»

***

Наконец наступил столь поздний (или столь ранний) час, когда неожиданно встал вопрос, которым заканчиваются все подобные вечеринки: кто, где и с кем будет спать?

Самолетов до последнего момента был уверен, что девушки останутся в одном купе, а они с Юликом — в другом. Но, как всегда, инициативу взял на себя американец, заявив, что вообще-то пора спать, и они с Любой уходят. Упускать то, что было у него практически в руках, он не любил. Люба даже не пыталась возражать. Она с таким обожанием смотрела на Юлика, что Никита, поначалу решивший, что она просто глупа и заторможена, понял, что и сам по отношению к Лане находится в таком же положении и, возможно, тоже производит на окружающих впечатление полного кретина.

Юлик с Любой забрали свои вещи, недвусмысленно пожелали им спокойной ночи и удалились. Между Ланой и Никитой повисла напряженная тишина.

— Я хочу еще выпить, — сказала Лана и сама налила себе и Самолетову остатки клюквенного ликера.

Он с благодарностью глотнул рубиновой жидкости, даже не почувствовав вкуса, но легче от этого не стало. Он не знал, ни с чего начать разговор, ни что делать дальше. Неожиданно Лана встала:

— Я хочу курить. Самолетов, вы не составите мне компанию?

— С удовольствием, но с одним условием, — обрадовался нашедшемуся выходу из положения Никита, отодвигая перед девушкой дверь купе.

— С каким? — удивленно посмотрела на него Лана.

— Мы переходим на «ты».

— Договорились, — улыбнулась Лана, вселив в него надежду, что первый лед треснул.

В тамбуре сильно качало, и Никита вынужден был одной рукой крепко держаться за единственный поручень в стене, а другой — придерживать за талию девушку, которой долго не удавалось прикурить из-за толчков вагона. Чересчур мощная лампа неприятно била Самолетову в глаза, и он чувствовал себя психологически незащищенным по отношению к своей попутчице, лицо которой было в тени.

Закурив, она не отстранилась, а наоборот, как-то слишком близко встала к нему, так что при сильных толчках вагона на стыках ее грудь упиралась чуть ниже его груди, и он чувствовал по приятным твердым прикосновениям, что под ее белым свитером больше ничего нет.

— Расскажи мне о себе, — неожиданно попросила Лана, с прищуром рассматривая его лицо сквозь сладковатый сигаретный дымок. — Мы едем в одном купе и еще ничего не знаем друг о друге.

— А мне с первого взгляда показалось, что мы знакомы уже целую вечность.

— И мне! — согласилась она. — Странно, ты намного старше меня, а у меня такое ощущение, что мы великолепно понимаем друг друга.

И в самом деле,по расчетам Самолетова она была моложе его лет на десять, но при этом он совершенно не ощущал разницу в возрасте, что говорило о ее незаурядном уме.

— Похоже, у нас с тобою много общего, — заметил он. — Вот, например, какой у тебя был любимый предмет в школе?

— Больше всего я любила географию.

— Ха, какое совпадение! А я — географичку…

Она почему-то никак не отреагировала на заготовленную им шутку, и вдруг сделала неожиданное признание:

— Как здорово! Мне тоже в школе нравилась одна учительница. Она была высокая и стройная. Каждый раз, когда она шла мимо меня по коридору, со мною творилось что-то странное.

— Так ты лесбиянка? Ой… прости, ерунду несу, — Никита смутился, ему хотелось казаться веселым и непринужденным, при этом он чувствовал, как плохо это получается.

— Нет, — ответила она, казалось, не замечая пошлости в его словах, — но я люблю красивых высоких женщин.

— Ты сама очень даже ничего!

— Ты смеешься. Я не такая уж и красавица, и совсем невысокая.

— Не согласен! У тебя очень привлекательное лицо, а высота в девушке не главное… главное ж, известно что.

— Что?

— Чтобы человек был хороший. А невысокая — это даже здорово! Ее легче держать на весу… Вот, черт… Кажется, меня опять занесло совершенно не туда. Я, наверное, кажусь тебе полным идиотом?

— Ну, почему же, совсем не полным… идиотом…

В этот момент она красноречиво подняла на него свои большие зеленые глаза. Дальше говорить что-либо было бы просто глупо. Никита, загипнотизированный этим взглядом, используя толчки и вздрагивания мчащегося в ночи поезда, медленно стал склонять свою голову к поднятому навстречу лицу.

Напрасно говорят, что вкус курящей женщины неприятен. Самая первая школьная любовь Никиты, которая была старше его на два класса, курила. И когда она в первый и, кажется, в последний раз сама интимно поцеловала его, он навсегда запомнил бесконечную сладость губ с горьковатым привкусом никотина…

***

Зайдя в купе и едва успев прикрыть за собою дверь, они встали напротив друг друга, как бы приготовившись к смертельной схватке на выживание, в их взглядах светилась одна и та же мысль. Потом они стали беспорядочно раздеваться, помогая партнеру, словно боясь не успеть до прибытия поезда в Санкт-Петербург.

Естественно, он раздел ее первый и, рассмотрев в свете слабых желтых ламп для чтения, сразу понял, что девушки с таким совершенным телом у него еще не было.

Тонкость кости сочеталась в ней с абсолютно идеальными линиями женских форм. Изящные ножки, абсолютно белые, без единого намека на вены и другие изъяны; тончайшая талия, переходящая смелым изгибом в выпуклую попку, при взгляде на которую уже нельзя было думать ни о чем другом, кроме как о желании во что бы то ни стало в нее войти. И неподражаемая грудь — именно такая, чтобы не висеть под собственной тяжестью, а с другой стороны, не вызывать сомнений в своей необходимости вообще.

Как оказалось, непреодолимая внешняя сексуальность ее тела не была обманом или пустышкой. Страсть, с которой она отзывалась на каждое его прикосновение, говорила о ее пламенной чувственности. Она спешила насладиться его телом и в тоже время отдать ему себя без остатка, как страстная поклонница плотского наслаждения.

Когда Никита попытался расстегнуть широкий кожаный ремень на своих брюках, Лана отбросила его руку, толкнула на одну из пастелей и, как будто в предвкушении чего-то, сказала, улыбнувшись:

— Подожди, я сама!

Умело расстегнув ремень и молнию на его брюках, она получила в свое распоряжение то, что неожиданно привело ее в дикий восторг, и на что она накинулась с обожанием и страстью нимфоманки.

Очень скоро наступил момент, когда он не смог больше сдерживать себя. Он отбросил ее на противоположную пастель и, окончательно освободившись от брюк, быстро достал из кармана упаковку презервативов.

Она, смеясь, вырвала у него упаковку, достала один, потом что-то про себя решила и откинула все это в угол.

— Не надо, — сказала она, чем привела Никиту в легкое недоумение. Впрочем, сейчас все его мысли были поглощены другим.

Он тут же попытался навалиться на нее всем телом, что было не так-то просто сделать на узких спальных местах, но она опять взяла инициативу на себя.

— Лучше так, — хриплым голосом произнесла она и, упершись руками в стену, встала к нему спиной.

Проникновение в девушку в первый раз — это путешествие в неизведанное. Тела только начинают знакомиться друг с другом. Еще не знаешь ни ее темперамента, ни ее сексуальных возможностей, ни даст ли она тебе вообще. Хотя нет: последнее уже знаешь.

Он никак не ожидал от этого юного создания такой чувственности и телесной податливости. С одной стороны, она была неопытна, как девочка, но при этом вела себя так уверенно и даже развратно, как будто хотела поразить его своей искушенностью.

Ему стоило огромного труда сдержать себя, чтобы тут же не разразиться в эти прекрасные девственно-гладкие и очень выразительные ягодицы. В какой-то момент он остановил движения, чтобы слегка охладить пыл, но она требовала его в себя снова и снова. Он поднимал глаза кверху, вспоминая все точные науки, которые он когда-либо изучал, чтобы хоть на мгновение отвлечься, но ее сдавленный накатывающий волнами крик возбуждал его все больше и больше.

Он насчитал в ней три сильнейших спазматических удара, перед каждым из которых она сдавленно шептала: «Сейчас, сейчас, ну еще немножко… Я кончаю-ю…» — пока, наконец, не решил покончить с бьющимся в нем самом неудержимым восторгом.

Теперь надо было поймать момент, чтобы на мгновение опередить фонтан живительной влаги. Он никогда не жаловался на реакцию, которая при сексе без предохранения должна быть безукоризненной, что женщины особенно ценят. Но когда по окаменению мышц в его теле и его сдавленному неконтролируемому стону Лана поняла, что сейчас все будет кончено, она вдруг в порыве страсти горячо зашептала: «В меня! Кончи в меня!»

Ее, возможно, безотчетное желание на мгновение смутило его: либо она предохраняется сама, либо хочет от него залететь, либо страсть ее настолько сильна, что ей уже все равно, что будет с нею — лишь бы это произошло.

Но спрашивать об этом сейчас было совершенно невозможно, и он принял единственно правильное решение.

Почувствовав стремительно поднимающуюся волну, он отпустил ее бедра, жестко взял ее за волосы и наклонил ее лицо вниз, к себе. Это неожиданно привело Лану в бурный восторг, который закончился четвертым взрывом в ее теле, когда белая терпкая роса ударила ей в лицо, в закрытые глаза, в полуоткрытый рот и дальше на шею и грудь…

***

Они лежали в темноте на узкой полке купе. Она забралась на него сверху почти целиком, но ему не было тяжело. Поезд стоял на какой-то промежуточной станции, и в освещенном синими фонарями перрона полутемном купе было непривычно тихо. За окном ходили, переговариваясь, какие-то люди, вдалеке слышались гудки маневровых поездов и усиленный громкоговорителем голос диспетчера.

Они разговаривали вполголоса, просто и спокойно, как старые любовники.

— Когда я прочла твою книгу, — рассказывала Лана, — я подумала, как здорово было бы трахнуть автора.

— Ты шутишь… — улыбнулся во мраке Никита.

— Тебя это удивляет?

— Да нет, просто как-то странно. Впрочем, это даже здорово: хоть какая-то польза от этих книжек.

Лана тихо засмеялась, прижалась к нему и нежно поцеловала его в подбородок.

— Интересно, — задал Никита вопрос в темноте, — чем сейчас за стеной занимаются Юлик с Любой?

— Наверное, он лишает ее девственности, — с несвойственной для женщин прямотой предположила Лана.

— А ты большая шутница! — рассмеялся он.

— Мне ли не знать! Это моя лучшая подруга.

Да, с этими девочками не соскучишься, подумал Никита. Впрочем, на профессионалок они и в самом деле мало похожи. Скорее всего, девочкам из провинции захотелось впечатлений. А где их еще столько наберешься, как не из общения с разными мужчинами.

— Да, бедный Юлик. Не позавидуешь ему сейчас, — посочувствовал американцу Никита.

— А ты лишал кого-нибудь девственности? — неожиданно спросила Лана.

— Гм… Тебе это так интересно?

— Конечно! Я даже не представляю, что должен испытывать мужчина при этом. Наверное, большую любовь?

— Вообще-то кроме большого неудобства и чувства испорченной ночи он ничего не испытывает.

— Расскажи, как это было, — с горячим интересом попросила она. — Наверное, ее долго пришлось уговаривать?

— Не очень, — Никита слегка замялся, чтобы точнее сформулировать мысль. — Выяснилось, что девушки ничего так не боятся в жизни, как лишиться девственности, и ни о чем другом так не мечтают. И если ей попадается хороший парень, она ни секунды не задумается.

— Хороший — это какой?

— Тот, который сделает это мягко и ласково, чтобы не привить девушке отвращение к самому процессу.

— А Юлик, по-твоему, хороший парень?

— По крайней мере, он ничего не испортит. Впрочем, завтра увидим, как будет чувствовать себя Люба. Кстати, а как лишилась девственности ты сама?

— Ничего интересного. Я потеряла девственность, вставляя первый раз тампон. Мне было больно, но я его все-таки вставила…

Никита засмеялся, в темноте прижимая к груди забавно мыслящую девушку. Он обожал эти как будто беспредметные разговоры, когда тело расслаблено после хорошего секса, а мысли легки и непринужденно остроумны.

— А что испытывает мужчина, — спросила она, — когда лишается девственности?

— Так не говорят. Вернее, говорят, но это звучит как бред. Получается, что мы чего-то лишаемся. Может быть, применительно к голубым так можно сказать. Но по отношению к нормальным мужчинам это звучит как издевательство.

— А как говорят?

— Э-э-э… лишаются невинности. Хотя тоже спорный вопрос, есть ли в этом какая-то вина.

— Все равно, расскажи мне про свою первую женщину.

— Да чего рассказывать. — Никита не мог без циничной улыбки вспомнить эту историю. — Все было неромантично и глупо. Нас было четверо недорослей на одну проститутку. У троих, в том числе и у меня, ничего не получилось.

— Ты, наверное, сильно страдал? — сочувственно спросила Лана.

— Если бы! Как дурак, целую неделю ходил в школу гордый, циничным взглядом завзятого Дон-Жуана разглядывая наших девочек. Я тогда думал, что вот это и есть секс, хотя у нее там было сухо, как наждачная бумага.

— А сейчас ты стал опытным? Впрочем, чего я спрашиваю. Видно, что да.

— Что, так прямо и видно?

— Еще по твоему взгляду, когда ты посмотрел на меня на перроне.

— Взгляд как взгляд.

— Тебе никто не говорил, что у тебя очень сексуальный взгляд? Я даже почувствовала, как у меня намокают трусики, когда ты меня своим взглядом раздел, а потом снова одел.

Ее слова польстили Никите, хотя он никогда не замечал за собой чего-то особенно сексуального. Конечно, он не урод: ноги не кривые, тело плотное, средней волосатости. Женщины часто говорили, что им нравится с ним спать: они утверждали, что он пушистый и уютный.

— И в сексе с тобой есть что-то непреодолимо привлекательное, — продолжала делиться впечатлениями Лана. — Вот интересно, сколько раз, самое большее, ты кончал за ночь?

— Ну, не знаю, — задумался Никита, — мой личный рекорд в сексе — одиннадцать раз за ночь.

— А разве такое возможно?

— Мне что, свидетельниц приглашать? — засмеялся Никита.

— Не надо. Боюсь, их будет слишком много.

— Не так много, как тебе кажется.

— Надеюсь… Кстати, а сколько любовниц у тебя сейчас? Кроме меня, естественно.

— Ты не поверишь, но нет ни одной, — засмеялся Никита.

— Не поверю, — подтвердила она. — Хорошо, поставим вопрос по-другому: сколько любовниц одновременно у тебя когда-нибудь было?

— Это надо подумать… Вообще, я считаю, три женщины — это предел, как постоянные любовницы.

— Почему три? — удивилась Лана.

— Потому что на большее не хватит ни физических, ни душевных сил. Со всеми же еще поговорить надо.

— Вот как со мною? — подозрительно спросила Лана.

— Нет. Как с тобою бывает очень редко. Ты какая-то простая и понятная, и от этого очень привлекательна.

— Спасибо, так меня еще никто не оскорблял! — воскликнула она и в шутку ткнула Никиту острым кулачком под ребро.

Он прижал к себе ее невесомое тело и почувствовал, как первый червячок желания после недавнего безумия снова шевельнулся у него внизу. Но она отвлекла его от этой игривой мысли новым вопросом:

— А какие женщины тебе нравятся? Например, брюнетки или блондинки?

— Если есть выбор, то брюнетки, а если нет — то пофигу.

— Но я же блондинка!

— А я тебя не выбирал. Нас Юлик познакомил, за что я ему буду благодарен по гроб жизни.

— Увидим… А правду говорят, что мужчинам нравится какой-то один тип женщин?

— Конечно. В каждый момент времени любому мужчине нравится конкретный тип женщины. Вот, допустим, сейчас мне безумно нравишься ты…

Никита погладил Лану по гладкой спине и сделал движение рукой дальше вниз.

— Подожди, подожди, — остановила его руку Лана, — давай еще поговорим. Мне так нравится с тобой разговаривать!

— Может, потом пообщаемся? У нас еще будет куча времени для этого.

Никита нежно взял ее за попу и сделал своими бедрами движение навстречу. Лана глубоко выдохнула, и разжала ноги.

— Давай еще последний вопрос, — произнесла она, прерывисто дыша.

— Ну, хорошо, — сдался Никита в предвкушении того, что последует за ним.

— А по национальности кто тебе больше нравится?

Какой только компот из мыслей творится у этих женщин в голове! При чем здесь национальность? И он отшутился:

— Для меня женщина вообще национальности не имеет — только пол.

— Ну а все же, кого бы ты выбрал в жены?

— Ну не знаю… Либо еврейку, либо хохлушку, либо татарочку.

— Почему?

— Потому что из них получаются прекрасные жены.

— Жаль, что я не попадаю ни под одну из этих категорий…

Они не замечали, что поезд давно уже стучал колесами, раскачиваясь от скорости. Остаток ночи они провели в поисках точек соприкосновения не только в горизонтальном, но и в вертикальном положении, переливая друг в друга мысли и тела. Лишь под утро он забылся коротким и тревожным сном, она так и не уснула.