Океан между

Андрей Смирягин, 2020

Захватывающий роман о безоглядной любви на сломе эпох и путешествии через океан.

Америкос

Иногда люди готовы заплатить самую высокую цену за одно мгновение блаженства. Они готовы пожертвовать подчас жизнью, что уж говорить о деньгах. Если, просыпаясь утром, ты понимаешь, что вчера отдал последнее в угаре страсти, то ни капли не жалеешь и о потраченном не вспоминаешь, потому что именно страсть делает нашу жизнь наполненной и осмысленной — а это цены не имеет.

Эта история началась с неожиданного звонка из Америки, который раздался в квартире Никиты Самолетова. Звонил его давний приятель по имени Гриша. Он попросил Никиту о маленьком одолжении: его дядю Юлика, который, так сложилось, был младше Гриши на пару лет, осенила гениальная идея делать бизнес в России, и на первое время ему требуется приют и небольшая опека, пока он сам не освоится и не найдет себе квартиру.

Гришиного дядю, о котором он так трогательно пекся, родители вывезли в Америку в десятилетнем возрасте, в результате чего тот совсем оторвался от российских реалий. Самолетов уже встречался с Юликом не раз в Москве и в Америке, но начиная с самой первой встречи на одной из вечеринок в Вашингтоне тот ему сильно не понравился. Уж слишком самоуверенно и даже нагло вел себя этот молодой человек со своими собеседниками, включая Самолетова, который был старше лет на пять, слишком беспардонно рассказывал о своих прошлых и нынешних амурных похождениях в присутствии незнакомых дам и своей нынешней подруги. Впрочем, личность Юлика при всех недостатках не могла остаться незамеченной, как пример человека, в котором удивительным образом соединилась русская простота, которая бывает хуже воровства, и американская деловая хватка, замешанная на еврейском прагматизме.

Жена Самолетова улетела на месяц погостить к родным в Сибирь, и поэтому не было причин отказывать старинному приятелю, который так тепло принимал Никиту в Америке.

В России Юлик решил наладить продажу пилюль от простуды — очевидно, предположив, что в стране, где полгода свирепствует зима, это не может не принести большой и быстрой прибыли.

Как он сам объяснил Никите, прилетев в Москву, прибыль от продажи лекарств всего в десять раз меньше, чем прибыль от наркотиков. На наркотиках на каждый вложенный доллар можно получить тысячу, а на лекарствах — только сто. Недаром в английском языке слово лекарства и наркотики обозначают одним и тем же словом «drugs».

Когда Никита спросил, почему Юлик решил разбогатеть на этом именно в России, он то ли в шутку, то ли всерьез заявил:

— Я хочу помочь несчастному русскому народу!

— Как именно? — поинтересовался Никита. — Привезешь сюда аспирин в красивой упаковке и будешь продавать в пятьдесят раз дороже? Это напоминает историю, как первые поселенцы на американском континенте обменивали у индейцев стеклянные бусы и зеркальца на золото и землю.

— Наоборот, — деловито ответил Юлик, — я буду возить лекарства абсолютно с таким же составом, как у крупных фармацевтических фирм, но гораздо дешевле.

— А почему ты решил, что люди будут покупать именно твою отраву, а не хорошо разрекламированные обертки?

— В том-то и дело, что их упаковки и название будут похожи!

— Но это же нечестно! Они столько денег вбухивают в рекламу, а ты будешь снимать с этого сливки.

— Эй, о чем ты говоришь?! — весело ответил Юлик. — В Америке это обычная практика: либо ты выбираешь имя, либо цену.

— Ну, если гадость внутри будет одна и та же, — рассудил Никита, — тогда это в самом деле скорее благо, чем зло.

— Эй, еще бы! — и Юлик расцвел своей фирменной акульей улыбкой от уха до уха.

После этого разговора начало симпатии Самолетова к Юлику было положено. Никита понял, зачем в насквозь пропитанную коррупцией и криминалом Россию с полным бардаком в законах и головах едут самые отчаянные американцы, когда с тем же запалом и трудолюбием они могли бы делать не меньшие деньги в понятной и благополучной западной экономике.

Они ехали в Россию за тем же, за чем больше века назад первопроходцы дикого американского Запада стремились в свое эльдорадо. В России они видели раздолье для авантюризма — в хорошем смысле этого слова. Они были искателями приключений на земле с неисчерпаемыми богатствами, где аборигены (то есть местные индейцы) глупы и заторможены, а женщины красивы и всегда готовы к услугам любому, у кого есть синий паспорт и такая вот располагающая улыбка.

Очевидно, порода этих людей, в свое время создавших Америку, еще не перевелась, и Юлик был одним из них: смышленый, трудолюбивый, пунктуальный, с внутренним кодексом деловой чести и, что было особенно симпатично, непреклонной верой в успех.

Единственной его слабой стороной была страсть к женскому полу. В его отношении у него была целая теория, одной из составных частей которой была идея о поиске на российских просторах не только сокровищ, но и идеальной жены. Впрочем, какая же польза от дальнего путешествия без настоящего романтического приключения?

Своего нового квартиранта Никита видел только по утрам и вечерам, все остальное время Юлик носился с небывалой энергией по городу, подписывая договора, собирая нужные бумажки у чиновников и заводя полезные контакты в аптеках.

Как-то вечером, вернувшись с очередных деловых переговоров, Юлик обратился к Самолетову с неожиданной просьбой:

— Эй, послушай, я узнал, что ночью на Тверской у вас можно снять проститутку, и как будто недорого.

— А что, разве ты уже отказался от идеи найти здесь приличную девушку? — сдерживая ухмылку, спросил его Никита.

— Да нет, дело не в этом. Проститутки — это совсем другое. Честно говоря, мне просто интересно, как этот вопрос решается в Москве.

— Ну, если ты хочешь снять девочку в чисто познавательных целях, то это можно устроить. Сколько сейчас?.. Половина девятого. Значит, они уже на рабочих местах. Поехали…

***

Кое-кто называет проституток ночными бабочками, однако в этот урочный час толпа девушек, облепивших Тверскую и Моховую вдоль гостиницы «Москва» до Старой площади, скорее напоминала скопление пчел на сотах припаркованных вдоль дороги машин. Пчелы кучковались вокруг своих маток, вернее, «мамок», которые и регулировали здесь торгово-денежные отношения.

У ближайшей разноцветной кучки Никита притормозил.

Все «пчелки», как по команде, повернули головы к остановившейся машине. В их взглядах читалось встревоженное любопытство, ведь в машине сидит тот, кто, возможно, через полчаса навалится на тебя всем телом. Какой он будет, этот твой любовник: старый вонючий импотент с гнилыми зубами или красивый любвеобильный юноша?

К пассажирской двери их машины тут же подлетела мамка — женщина лет тридцати пяти с остатками растаявшей фигуры.

— Вам девочек? Сколько? — сразу взяла она быка за рога, бросив оценивающий взгляд в салон автомобиля.

— Одну, — ответил Никита.

— Вам какую: подешевле, подороже?

— Ты построй всех, а там поглядим, — распорядился Самолетов, зная, что чем меньше здесь разводишь церемоний, тем больше тебя уважают.

Сутенерша захлопала в ладоши и закричала своим подопечным:

— Так, девочки, встали, работаем!

Девочки, суетливо перебирая не по погоде дерзко открытыми ножками, стали выстраиваться в линию, устремив на клиентов любопытно-нахальные взгляды.

Нет ничего красноречивее на свете, чем улыбка на лице проститутки, которую выбирает клиент. В ней сочетается и фальшивая бодрость, и презрение к выбирающим ее жеребцам, и покорность судьбе. С одной стороны, ты должна понравиться клиенту, а с другой — кто знает, что тебя ждет, если ты понравишься именно ему.

— Ну что, выбрал? — спросил Самолетов Юлика.

Тот, обалдело глядя на происходящее, неопределенно пожал плечами.

— А можно еще посмотреть?

— Думаю, даже нужно.

— Ну что, выбрали кого-нибудь? — спросила мамка прокуренным голосом бывшей проститутки. — Посмотрите, какие девочки! Вон та, с краю, видите, какая хорошенькая?

— И сколько за нее? — ради любопытства спросил Никита.

Мамаша, почувствовав сделку, оживилась.

— Отдам всего за сто. Хотите с нею поговорить? Сейчас позову. Э-э-э, как тебя, девочка с краю… да-да, Настя… подойди сюда.

Та покорно двинулась к машине.

— Да ладно, не надо, — остановил ее Никита, — я и так все вижу.

— А то смотрите, девочка стройненькая, грудь — третий номер.

— Ладно, если надумаем — подъедем, — оборвал ее Никита и нажал на газ.

Буквально через сто метров он притормозил у следующего улья. К ним резво подбежала худощавая мамаша с растраченным лицом и склонилась к открытому окну с подобострастной слегка пьяной ухмылкой:

— Вам девочек?

— Нам одну, — ответил Никита.

— Только без анального секса — почему-то сразу предупредила мамаша и поморщилась, словно вспоминая о чем-то неприятном.

— Само собою, — успокоил ее Никита.

Как и в первом случае, она дала команду, хлопнув в ладоши, и через пять секунд в свете фар у машины выстроилась рота девочек разнообразных типов, возрастов и степеней симпатичности.

Как и положено, все они были одеты с крикливым вызовом. При такой конкуренции каждая старалась подчеркнуть свои сильные стороны: те, у кого были красивые ноги — выделяли их высокими сапогами и сверхкороткими юбками, у кого имелась грудь — активно намекали на нее глубоким вырезом.

— Ну что? — обратился Никита к Юлику, про себя отметив тех, кого он мог рассматривать хотя бы как кандидаток на рассмотрение.

— Ну, вроде, вон та, по центру, в кожаной куртке…

Эту девушку с хорошей фигуркой и довольно правильным лицом, что было здесь редкостью, Никита тоже отметил, однако сразу предположил за ней немалый груз лет, умело скрываемый под ярко накрашенными губами и чрезмерным макияжем, который и в самом деле в темноте мог произвести впечатление сексуальной привлекательности.

— Хочешь, покажу фокус?

— Что ты имеешь в виду?

— Давай с ней поговорим.

— Зачем? — удивился Юлик.

— Надо переброситься с нею хотя бы парой слов, чтобы понять ее интеллектуальный уровень.

— А зачем нам ее интеллектуальный уровень?

— Затем, что интеллект девушки проявляется в постели, — объяснил Никита и, подозвав мамашу к окну, указал на выбранную девушку.

— Пусть подойдет вон та, в кожанке, мы посмотрим поближе.

Мамаша, в свою очередь, выкрикнула имя девушки, и та, вульгарно раскачивая бедрами, приблизилась к машине.

— Привет, — весело воскликнул Никита, как будто знал девушку уже давно.

— Привет, — осклабилась та, сразу обнаружив многочисленные морщины на лице, безошибочно выдающие ее возраст.

— Как дела?

— Пока не родила, — отшутилась девушка, выдав не только возраст, но и немалый опыт в общении с клиентами.

— Да ладно! — рассмеялся Никита. — Откуда ты?

— Из Иваново.

— А, город невест! — закончил сентенцию Никита и вопросительно посмотрел на Юлика.

— Denied, — произнес Юлик по-английски, чтобы девушка не поняла, что ей отказано.

— Ну что, берете? — вмешалась в их обсуждение сутенерша. — Надюша у нас девочка хорошая.

— Ага, а девочке уже тридцать четыре года, — усмехнулся Никита.

— Да нет, что вы… Надюша, сколько тебе? Вот видите, ей еще и тридцати двух нет.

— Консервы, — тихо проговорил Юлик.

— Я смотрю, ты вошел во вкус! — рассмеялся Никита. — Тогда как тебе вон та, с краю, в цветных лосинах? По-моему, ничего: и фигурка, и грудь. Правда, лицо слишком бледное. Не очень хочется нарваться на наркоманку.

— All denied, — объявил Юлик свое отрицательное отношение к кастингу в целом.

— Пожалуй, мы еще проедемся, — помахал рукой мамаше Никита и перенес ногу с педали тормоза на газ.

— Ну, как знаете! Лучше девочек вам все равно не найти, — разочаровано бросила та вдогонку и поспешила к следующей подъехавшей машине.

— Интересно, и много здесь проститутки зарабатывают? — спросил Юлик, пока они медленно ехали вдоль залитой огнями Тверской, выискивая глазами торгующую живым товаром точку.

— Не так много они зарабатывают, сколько мы на них тратим, — туманно ответил Никита и указал на одиноко и как будто бесцельно стоящую у дороги приметно одетую девушку. — Ну что, еще одна попытка?

— Эй, еще бы! — с горящими от азарта глазами воскликнул Юлик.

— Что, понравилось? — усмехнулся его экскурсовод. — Это здесь всем нравится. Наши бляди — самые бляди в мире!

Общение с девушкой было кратким. Пароль: «Нам бы девушек посмотреть…», отзыв: «Во двор, налево».

— А эту можно? — спросил Юлик, пожирая глазами девушку-указатель, пока Никита сворачивал в арку, ведущую во двор.

— Можно, но только в конце ночи, она же у них еще и приманка.

В неосвещенном дворе уже стояло несколько машин, в свете фар которых выстроилась просто пугающе огромная толпа ночных фей. По команде старшей наблюдающей мамки, разбитной женщины неопределенного возраста в рейтузах и дурацкой вязаной шапке с начесом, девушки по очереди выходили из припаркованных в темноте микроавтобусов и, сменяя друг друга, строились в линию для демонстрации.

Никита сразу заметил девушку, которая резко выделялась из общего довольно однообразного ряда девочек-провинциалок, приехавших подзаработать в столицу и попавших здесь в жесткие и беспощадные лапы сутенеров.

Тоненькая, в коротеньком приталенном пальтишке, открывающем идеальные длинные ноги в темных чулках, с ангельским лицом подростка и красивыми грустными глазами, она стояла чуть сзади, как бы вовсе и не стремясь быть выбранной.

Никита и Юлик почти одновременно обратили друг к другу красноречивые взгляды. В их глазах читалось одно и то же — а именно, что выбор делать не надо, он уже сделан!

Неожиданно сзади раздался шорох автомобиля на широких шинах и по девушкам ударил мощный свет фар затормозившего во дворе джипа «Тахо», который в России очень любят бандиты, а в Америке — матери многодетных семейств.

Из него вывалились два мордоворота с растопыренными пальцами. Один из них тут же начал командовать:

— Так, мамка ваша где?.. Давай всех выстрой, сейчас смотр проводить будем… У вас тут что, наводнение было? Столько коряг нанесло! Так, расценки мне пробазарь… За опт скидываешь?.. Так, вот этих двух крайних подгони… Пальтишко расстегнули… Ну, чего, девчонки, замуж сегодня пойдем? У меня в гостях двое с Кавказа. По их законам сначала в баню…

Юлик с мольбой посмотрел на Никиту, но тот уж и сам понял всю критичность ситуации. Выскочив из машины, он подбежал к «мамке» в уродской шапке с начесом и как можно более равнодушным голосом спросил:

— Сколько вон та девочка в коротком пальтишке?

Сутенерша сначала оценивающе посмотрела на Никиту, а потом перевела взгляд в направлении его руки.

— А, Инна? Хороший выбор! Инна у нас девочка совсем молоденькая, еще не рожавшая, отдам за сто пятьдесят, никак не меньше.

— Договорились, — согласился Никита, — за сто двадцать мы ее берем.

— Да вы что, она у меня и за двести уйдет, а вам, как симпатичному мужчине, так и быть, отдам за сто пятьдесят.

Никита мгновение поколебался, продолжать ли торг, но, заметив заинтересованный взгляд одного из бритых громил в направлении их девушки, тут же сдался:

— Договорились, мы ее берем.

— Так, — громко скомандовала бандерша. — Инна идет за вещами, остальные работаем, не спим.

Расплатившись с сутенершей, Никита подождал, пока девушка возьмет в микроавтобусе пакет со своими вещами, усадил ее на заднее сиденье автомобиля, с удовлетворением отметив ее трогательно-сексуальную походку, после чего сам сел за руль.

— Эй, мы же забыли с нею поговорить! — с озорством в голосе воскликнул Юлик.

— Это можно, — хмыкнул Никита, и обратился к сидящей позади девушке. — Забыл уже, как тебя зовут?

— Инна, — приятным и немного смущенным голоском ответила та.

— Скажи, Инна, ты этим занимаешься с удовольствием или по необходимости?

— Вообще-то мне нравится, — произнесла девушка уже расслабленно и без смущения.

— Ну что? — с насмешливым вопросом посмотрел на Юлика Никита.

— Agreed! — с восторгом одобрения воскликнул тот…

***

Ничто так не сближает мужчин, как ночь, проведенная с одной женщиной, особенно если они берут ее одновременно.

У Самолетова так часто бывало: человек, с которым они с первого взгляда не нравились друг другу, потом завязывал с ним крепкую многолетнюю дружбу.

Юлик и в самом деле оказался неплохим парнем. Как он сам рассказывал, он происходил из бедной русско-еврейской семьи эмигрантов, и у него в жизни было только два пути: либо, как его отец, всю жизнь ходить в наемных работниках, пускай даже и высокооплачиваемых, либо самому заработать достаточно денег для обеспечения себя и своей будущей семьи.

За этим Юлик, собственно, и приехал в Россию, имея начальный капитал, который он заработал, еще учась в университете. В то время как его друзья наслаждались прелестями студенческой жизни с бесконечными вечеринками и любовными похождениями, Юлик купил газонокосилку и стал косить траву по объявлению.

— Я тогда учился и работал одновременно, — рассказывал он Самолетову в приступах откровенности, которые с ним случались достаточно часто. — Я шел за своею слабосильной газонокосилкой и плакал: мне надо было в университет, а я должен был скосить еще два акра…

Вскоре он купил вторую газонокосилку, гораздо мощнее, и фургон для перевозки. Год спустя он перестал косить сам, нанял работников, закупил десяток газонокосилок и открыл собственную фирму.

К концу обучения он подъезжал к университету на собственном восьмицилиндровом «Мустанге» в обществе красивой мулатки, в то время как другие студенты, весело, но бестолково проведшие годы обучения, провожали его завистливыми взглядами.

Побывав в девяносто втором году на родине в Ленинграде, он вернулся в Америку, встал на колени перед отцом и матерью и поцеловал им руки в благодарность за то, что много лет назад они вывезли его из России.

Однако страна, на чьих обширных просторах он родился, успела чем-то запасть ему в душу.

Случилось так, что Юлик, взяв лучшее от обеих культур, мог приспособиться к любым условиям и одновременно быть устойчивым к любым неприятностям и неудачам.

После ночной вылазки на Тверскую Юлика как подменили, он оказался настоящим авантюристом, освоение местных порядков пошло у него с поражающей всякое воображение скоростью. Если раньше, сбитый с толку страшными сказками, которые рассказывают о России западные средства массовой информации, он боялся выходить на улицу в темное время суток, то теперь почти каждую ночь он заявлялся домой в четыре часа утра, еле попадая ключом в дверь да еще таща за собою какое-нибудь юное и непритязательное создание с большими невинно хлопающими глазами.

Когда Самолетов поинтересовался, откуда Юлик их берет в таком количестве, тот, одарив его сверкающим оскалом своих зубов, рассказал о гениально простом способе.

Заметив на улице, в метро или кафе понравившуюся девушку, он подходил к ней и с сильным американским акцентом просил объяснить, как куда-нибудь добраться.

Это работало практически безотказно. Девушка не только рассказывала, как это сделать, но и доводила его до места. Мало того, завороженная приветливым иностранцем, она легко соглашалась на свидание вечером, которое обычно заканчивалось уже известным образом. Вообще-то в обычной ситуации английский акцент Юлика не сильно резал ухо — например, склонения и спряжения он не путал никогда, в этом смысле он был абсолютно двуязычен — но, когда Никита спрашивал его, на каком языке он думает, на английском или на русском, Юлик ухмылялся и отвечал: «На американском».

Простодушие Юлика, касалось ли это бизнеса или отношений с девушками, импонировало Самолетову, как пример здорового цинизма, в котором скрывалась большая жизненная сила. Он не комплексовал по пустякам и заражал своим пофигизмом других, отчего женщины легко прощали ему измену, а мужчины — предательство.

Апофеозом его панибратского отношения к любым проявлениям жизни стала фраза, как-то брошенная утром за завтраком:

— Сегодня я хочу сходить в церковь, — неожиданно заявил он, прихлебывая чай из блюдечка, чему научился где-то в гостях.

— Зачем это? — искренне удивился Никита.

— Хочу купить там лампадку — под нею здорово трахаться…