Крупицы магии. Каждый сам за себя. Фэнтези

Андрей Сергеевич Ермолин

Магия ушла из мира, лишив чародеев силы, влияния. Чтобы выжить, колдуны осушают собратьев ради крупицы магии, которая хоть ненадолго продлит жизнь. Смогут ли они объединиться и вернуть часть былого величия или канут в историю?

Каменка

Пусть мне покажут чародея, что не единой жизни не загубил и я поверю в происхождение их светлое!

Утро для путников наступило поздно. Оба сильно устали и проснулись, когда солнце уже высоко стояло в небе. Холм разрисовали тени облаков, медленно плывущих по синему небу. Риги проснулся раньше и дико матерясь вскочил с телеги, разбудив тем самым и Дакшу.

— Вот так подрыхли! — возмущался гном, собирая пожитки. — Хоть лошадь воруй! А может… — посмотрел он на попутчика.

— Удиви, — продирая глаза, пробормотал Дакша.

— Зачаруй-ка лошадку! В миг доскачем!

— Отстань, Риги, — усмехнулся чародей. — Давай лучше тебе задницу скипидаром намажу.

Гном секунду переваривал сказанное, после чего захохотал и пошел запрягать лошадь, матюкнув попутчика.

Выехали через час. Видимо от спешки у Риги прихватило живот и он пару раз показывался из-за дуба, после чего скоро бежал обратно. Когда же вышел, то лицо его аж побледнело.

— Зад у меня так не трещал с того момента, как ты ножнами настучал. Живот крутит… Ух… Видимо пиво скисло, зараза! А пили ведь вместе…

— Лезь в телегу, — запрыгнул Дакша на козлы. — Я могу скисшее молоко выпить и ни чего не станется.

— Везет, — завалился Риги на мешки, поглаживая живот. — А у меня знакомый ноги протянул от усрачки! Вот так смерть героя! — захохотал Риги и тут же скукожился от боли.

— Ни чего удивительного, — тронул чародей лошадку вожжами. — Из него ушло много воды. Обезвоживание…

— Ага, только не воды много из него ушло а… Ух!

— Тебе бы тоже не помешало воды чистой попить, — обернулся Дакша, смотря, как гном морщится от резей. — Да и на телеге поди неудобно.

— Поселение каменщиков не далеко. Надо бы остановиться там. Эх… Еще с вчерашнего дня меня вздувало… Всю ночь аж накидка подлетала…

Риги с каждой минутой становилось все хуже и вскоре он уже ни чего не говорил, лишь скрипел зубами. Телегу приходилось останавливать каждые полчаса, чтобы гном добрел до кустов. Лошадке пришлось не сладко, ведь Дакша ее не жалел, стараясь побыстрее доехать до поселения. Пару раз он тихо что-то шептал и гном на пару минут забывался сном, но вскоре вновь его живот заунывно рычал, а лицо искажала боль.

Прошло около трех часов и времени было за полдень, когда Дакша увидел выложенную камнем дорогу, уходящую на северо-запад и теряющуюся меж двух зеленых холмов. Перед дорогой стоял указатель с двумя деревяшками на них. На первом было написано: «Гномовые горы», на втором — «Каменка». Лошадь зацокала копытами по гладким камням, под болезненное ворчание Риги. Дорога к Каменке была оживленной — три телеги навстречу, около двадцати пеших и половина из них с кирками на плечах. Дакша спросил у них про лекаря и оказалось, что в поселении есть ведунья-травница. Спросив дорогу, он погнал лошадь.

Поселение каменщиков было большим. Всюду возвышались деревянные дома на высоких каменных фундаментах с соломенными, а где и черепичными крышами. Каменка была построена настоящим профессионалом без толики фантазии и представляла собой квадратное поселение с квадратной площадью посередине и с четырьмя главными дорогами на все стороны света, встречающимися на площади. Были еще маленькие улочки меж домов. Дакша сравнил бы поселение с маленьким городком, но кроме домов, церквушки и дома советов здесь ничего больше не было. Улицы полнились людьми. Где-то звучал молот кузнеца, откуда-то лаяли собаки и гудели дети, а чуть поодаль телега, нагруженная горной породой, стучала по вымощенной камнем дороге. Серость улиц била в глаза. Лишь иногда около домов росло какое-нибудь дерево или цветы.

Дакша проехал по западной улице и пересек площадь по краю, объехав какое-то сборище людей, жужжащих точно улей. Казалось, что вся Каменка собралась на площади и чародей свято надеялся, чтобы травница осталась у себя. Дакше приходилось встречаться со многими травницами и от них всегда несло кислым потом и помесью ста разных трав, что превращалось в блевотворный коктейль ароматов. А еще ведуньи чувствовали магов и скрыть натуру было сложно, если, конечно, не быть опустошенным. Чародей поморщился от предстоящей встречи, представляя древнюю старуху, вытирающую пот из-под обвисшей груди, словно стоящим рядом это не противно.

Впереди показался такой же, как и все дом на высоком фундаменте с соломенной крышей и дымком из трубы. За домом Дакша заметил небольшой, но густо усаженный сад, пестрящий разнообразием красок. Остановив лошадку около дома, чародей перелез в телегу, намереваясь взять гнома на руки, но Риги начал возмущаться и лишь позволил помочь ему спрыгнуть на землю.

— Сначала путешествуешь с магиком, теперь ковыляешь к ведунье… Что со мной сталось?

— Отравление, — поддерживая приятеля, слегка дрожащего от слабости, ответил Дакша.

— Ой, да иди ты в…

Крепкая дверь дома травницы отворилась и Дакша замер на секунду, смотря на вышедшую девушку. Рыжие, точно огонь волосы спадали волнами на белоснежные плечи, наполовину прикрытые легким, летним платьицем, выделяющим молодую грудь. Платье спускалось чуть ниже колен, оставляя на виду стройные, тонкие ножки. Девушке было не больше двадцати лет, то самое время, когда красота пышет своей неудержимой яркостью и одурманивает мужчин, заставляя их терять голову.

— Приветствуем, — поздоровался Дакша, наклонив голову. Риги вяло махнул рукой. — У моего приятеля сильное отравление. Будь добра, позови травницу.

Девушка осмотрела гнома, а после и ведущего его человек и поведя чуть вздернутым вверх носиком, усыпанным веснушками, проговорила:

— Чародей ведет больного гнома… Мир перевернулся?

— Вот, — прокряхтел Риги. — И я о том же…

— Не кричи так громко, — попросил Дакша. — Магов не любят. А ты, как я понимаю и есть травница. Как зовут тебя, ведунья?

— Первому встречному, а к тому же магу — не собираюсь говорить! — фыркнула рыжеволосая, приглашая жестом в дом.

— Меня зовут Дакша, — заходя, сказал чародей. — Его Риги.

— На койку, — властно сказала девушка, указывая в дальний конец большой комнаты, где около окна стояла широкая, крепко сколоченная кровать, устланная белоснежным покрывалом.

Все стены были увешаны вязанками трав и даже через всю комнату была протянута веревка с сушеными кореньями. От всего этого изыска запахов свербело в носу и Риги резко схватился за него, чудом остановив чих и тем самым уберег себя от возможного позора. Но даже в сотне запахов, Дакша сумел уловить один особенный — запах живущей здесь травницы и пахла она не кислым потом, а как-то сладковато. Аромат был знаком, но сейчас чародей не смог бы его назвать.

— Все, — отстранила рыжеволосая Дакшу от койки, где растянулся Риги. — Выйди. Только мешать будешь. А телегу можешь за дом завести. Живее, чародей!

Возражения не принимались и Дакша покинул дом. Как только он вышел на свежий воздух, то тут же разразился чередой чиханий, согнувших его пополам. Придя в себя, он повел лошадь за дом травницы. Оказалось, что за домом было стойло на двух лошадей. Видимо к ведунье часто приезжали издалека и пришлось обзавестись и стойлом. Чародей распряг лошадь, накинул поводья на колышек, подбросил соломы и направился в сторону площади. Когда он проехал около толпы людей, то почувствовал что-то странное, но тогда нужно было доставить гнома к травнице, а не разузнавать что к чему. Теперь же ноги сами вели его по незнакомым улочкам туда, откуда лился гомон толпы.

Еще из далека Дакша почувствовал тревогу и прибавил шагу. Легкое жжение в пальцах едва ли не заставляло его броситься бежать к площади. Чувство было до ужаса знакомое — магия. Его тянуло к площади, точно магнитом. Когда же он наконец вышел из-за дома и увидел толпу людей, то страсти закипали и угрожали вылиться во что-нибудь серьезное.

— Сучий выродок! — услышал Дакша, приближаясь к толпе. — Где дитя? Украл ребенка, сволота! На кол его!

— Я спас вас! — раздался в ответ рык из окружения толпы. — Вы и понятия не имеете во что все могло обернуться, дураки!

— Что вы его слушаете?! — взвизгнула баба. — Бейте его!

Дакша побежал, видя, как толпа начала сжиматься, подобно кулаку. Но не успел он сделать и десятка шагов, как из толпы высоко вверх что-то вылетело, дика визжа. Это были два мужика, выронившие в полете из рук дубинки. Один был в черном кожаном доспех, второй грохнул об каменную площадь блестящими латами. Оба не смогли встать, оглушенные ударом. Толпа дрогнула, но лишь на миг и вновь бросилась в атаку, а через секунду оглушительный хлопок повалил всех на колени. Дакша увидел мужчину в длинном плаще, с белой бородой и длинными женскими волосами, свисающими ниже плеч. Седоволосый возвел руки над поднимающимися с колен людьми и резко дернув ими, выхватил невидимой дланью двух человек. Одной из них была женщина, дрыгающая ногами и визжащая, точно свинья, обезумев от ужаса. В другой руке вертелся паренек, мертвой хваткой держащийся за рукоять серпа и махал он им так, словно желал перерубить невидимую руку.

— Глупые холопы! — прорычал седоволосый. — Я спас вас от смерти, а вы такой монетой решили расплатиться?! Ну, что ж! Принимайте сдачу!

В один миг он свел руки вместе и серп паренька вонзился в тело визжащей бабы, тут же умолкнувшей, обвиснув в невидимой руке. Паренька чародей перевернул вверх тормашками и отпустил. Дакша услышал характерный хруст ломающихся позвонков. Люд, до этого желающий на кол посадить чародея, вдруг хлынул во все стороны, сверкая пятками.

Не медля и секунды, Дакша бросился на седовласого, тихо бормоча что-то под нос. Оба встретились взглядами и седовласый на секунду замер, но в следующее мгновение его руки были выброшены в сторону Дакши и на пальцах свернули миниатюрные молнии. Он подождал пока противник подбежит ближе, чтобы не промахнуться и резко разжал пальцы, направляя в Дакшу четыре сверкающие серебром искры… Чародей понял, что сплоховал лишь тогда, как три молнии рассыпались о грудь бегущего, а четвертая лишь едва его развернула, заставив хищно оскалиться. Дакша на всей скорости врезал седоволосому в солнечное сплетение так сильно, как только мог, а после крутанулся, отстегивая с пояса меч в ножнах. Собрав всю энергию от вращения, он вложил ее в удар и заехал чародею по спине, вонзая металлические пирамидки ему в кожу. Седоволосый едва успех охнуть, падая на камни площади и тут же тяжелый сапог опустился ему на пальцы рук. Хруст ломающихся костей повторился. Чародей взвыл и вновь раздался хруст, но уже на другой руке. Завершающим штрихом был удар сапогом в челюсть.

Жители Каменки, только что уносившие ноги и кричащие, точно напуганные дети, остановились, дивясь произошедшему. Они с открытыми ртами смотрели на незнакомца, присоединяющего ножны на пояс и склоняющегося над поверженным противником.

— Стража! — выкрикнул Дакша. — Он ваш! Ведите в тюрьму!

Стражники появились скоро, среди них были и те, кого седоволосый человек выбросил из толпы, словно котят. Двое быстро связали руки чародея с переломанными пальцами за спиной, сунули ему кляп в рот и натуго перетянули глаза платком. Высокий стражник подошел к Дакше, оценивая взглядом героя. Был он одет в черный, кожаный нагрудник, поверх серой рубахи, в черные сапоги и лишь светлые волосы контрастировали с чернотой. Было ему лет тридцать-тридцать пять.

— Капитан стражи в Каменке Леонид, — представился он, встав перед незнакомцем.

— Я — Дакша, — ответил чародей. — Странник.

— Хм… — заткнул капитан пальцы за пояс. — Ловко ты его, странник, отделал. Толпа не справилась, а у тебя получилось.

— Если в толпе один побежал, то побегут и остальные, — спокойно ответил Дакша. — Что с ним будет?

— Суд, — смахнул Леонид пот с выдающегося лба. — Потом сожгут, а может перед этим на кол посадят. Как по мне, так уж лучше сначала на кол. А ты как думаешь, странник?

— Не мое это дела, а стражи, — ответил Дакша. — Главное, чтобы не убил больше ни кого.

— Куда ему теперь, — неотрывно смотрел капитан в глаза странника. — Ты ему грамотно пальцы сломал. По чем знал, что так надо?

— Он же их на меня направил, — пожал плечами Дакша. — Я и подумал, что наговорит чего или как того паренька приземлит. Суд-то когда будет, капитан?

— Да, — почесал Леонид затылок, смотря на шею странника с запеченной кровью и отсутствием раны. — Утром. Ежели промедлить, то люд его из тюряги-то вытащит и разорвет и ни какого тебе «на кол». Ха-ха!

Дакша едва улыбнулся уголками рта, заметив куда направлен взгляд капитана.

— Пойду я, пожалуй, — сказал он, кивнув главе стражников. — Опрокину в таверне кружку другую.

— Постой, — бесцеремонно ухватил капитан странника за руку. — Что ж у тебя на шее кровь-то засохшая, а раны-то и нет? Пояснишь?

— Обязан?

— Пока нет, — улыбнулся стражник.

— Тогда нет. Пойду я, капитан. Будь здоров.

Дакша зашагал в сторону дома травницы, чувствуя на спине пристальный взгляд капитана. Люд на площади его тоже провожал глазами, пока он не исчез за углом дома и не вступил на восточную улицу.

— Постой! — раздался из-за спины голос. Дакша обернулся. — Ловко Вы того магика отлупили!

Перед ним стоял молодой человек, лет этак восемнадцати, наголо стриженный в оборванной, грязной одежде из грубой ткани.

— Ну, спасибо, — кивнул ему Дакша, продолжая идти дальше и чувствуя, что пацан увязался следом. — Еще чего хотел?

— Я слышал, что Вы в таверну путь держите? — спросил пацан, подходя ближе. — Не знаете ведь где она?

— А ты, конечно же, знаешь.

— А то! — засиял оборванец.

— Ну, пойдем, — осмотрел Дакша тощего пацана, поняв, что он вряд ли отвяжется, да и покормить его не мешало бы. — Только дойдем до травницы.

— Маришки что ль?

— Маришки, Маришки, — улыбнулся Дакша, зашагав по улице.

В хату травницы он заходить не стал, а сразу обошел ее и взял с воза свой мешок и достал из него кошель. Вместе с оборванцем они пошли к таверне, которая, как оказалось была от площади всего в паре домов. Таверна представляла из себя каменное, двухэтажное строение с небольшими окнами и соломенной крышей. Крыша выделялась желтоватым цветом соломы, по всей видимости, ее настилали совсем не давно. Перед дубовой дверью, покрытой подобием лака, стояли трое мужиков, обсуждая случившиеся на площади событие. Но как только Дакша с провожатым подошли, то они умолкли и отступили от двери, освобождая путь. Чародей ни чего не сказав прошел в таверну.

Люду в таверне было много и все галдели и вновь умолкли, увидев вошедшего. Дакша прошел по земляному полу, утоптанному со временем чуть ли не до каменного состояния. Свет лился на столы расставленные справа и слева у стен. В дальнем конце таверны находился большой камин с горящим в нем огне, облизывающим чугунный котел с бурлящей похлебкой. Перед камином был большой прилавок. Именно к нему пошел Дакша, а следом за ним оборванец. Люд, видя, что незнакомец не обращает внимания на их молчание, постепенно вернулись к обсуждениям, только чуть тише чем прежде.

— Привет, хозяйка, — поздоровался Дакша с крупной женщиной в возрасте, помешивающей похлебку в котле. — Пиво есть?

— А куда ж ему деться-то? — ответила она, не оборачиваясь. — Еще чего?

— Налей-ка нам похлебки две порции, хлеба и колбасы кровяной.

— Садитесь, сейчас принесу. — Хозяйка повернулась и чародей увидел на ее лице уродующий шрам. Кожа на левой щеке была корявой и красноватой. Ожог.

Дакша уселся за стол ожидая заказ, оглядывая присутствующих в таверне людей. Были здесь и мужики и бабы. Некоторых он видел еще у седоволосого чародея, других не признавал, да и не хотел. В Каменке люд походил друг на друга и, скорей всего, было это из-за серых одежд, которые местные так любили. Мужики же носили бороды и отличались ими лишь по цвету, а у баб на головах были серые и белые платки — все разнообразие.

— Откуда путь держите? — поинтересовался лысый паренек, усевшийся напротив Дакши.

— Из далека.

— А куда? — смутился оборванец.

— Не далеко.

— К Гномовым горам, значит?

— Туда, — кивнул чародей. — А ты здесь живешь? В Каменке?

Парнишка одобрительно склонил голову, почесывая грязную шею. Походил он на бездомного — уж больно тощий и грязный. А еще озирался постоянно, точно его могут схватить за рваный ворот и дав пинка выбросить на улицу.

— Часто к вам магики заезжают? Вроде того, что на площади, — спросил Дакша, отстраняясь, чтобы хозяйка трактира без помех поставила тарелки и пиво на стол. Через минуту был на столе и хлеб с кровавой колбасой.

— Сколько живу, — задумался парень, почесывая затылок, — так не упомню кроме этого никого. Может, конечно, и заезжали, но себя не выдавали. Их ведь хер поймешь, пока не начнут молнии пускать и людей убивать, точно назойливых мух. А чего интересуетесь?

— Смело у вас народ на него пошел, — ответил Дакша облизывая деревянную ложку. — Так, словно и раньше поколачивали магиков.

— Это они от незнания, — прошептал оборванец, чтобы ни кто из присутствующих не услышал и не посчитал себя оскорбленным. — А как только пинков от того чародея получили, так и бросились в рассыпную. Стыд и срам.

— А сам-то? — улыбнулся Дакша. — Ты не убежал?

— А я и не лез, — пожал плечами пацан. — Мне и бежать не нужно было.

Чародей ни чего не ответил, лишь разорвал каравай и отдал половину соседу по столу. После недолгого молчания и бряканья ложками по дну миски, он сказал:

— Говорил я с вашим капитаном, так он похвалялся тем, что на кол любит проштрафившихся сажать. Аж глаза у него загорелись. На площади сажают-то иль в тюрьме?

— На площади, — усмехнулся парень. — Тюрьма-то на юге поселения стоит и не пускают туда ни кого, коли чего не сделаешь не того. А на площади для люда казнь — лучшее развлечение. Чего тут еще интересного может произойти? Вот казнь и стала основным празднованием.

— А чего люд на магика пошел, а не стража? — меж делом спросил Дакша. — Странное дело.

— Потому, что стражников всего-навсего тридцать человек и патрулируют они постоянно улицы, приставая к таким, как…

— Ты, — закончил Дакша, отгрызая кровавую колбасу. — Ты бездомный и стража от таких и ждет преступлений иль еще каких провинностей. Все, как везде.

Паренек кивнул в знак согласия и принялся усердно доедать хлеб с колбасой. Дакша вновь почувствовал колкость в кончиках пальцев и возвел глаза к двери таверны, увидев травницу. Ведунья ярко выделялась на фоне поселковых баб. Одно лишь платьице темно-синего цвета, доходящее до колен срывало мужикам голову, а у баб вызывало злостную зависть. Дакша отчетливо услышал шлепок и повернулся на звук: одна из жен не выдержала и залепила мужу оплеуху за вытаращенные глаза. Травница не обратила на это внимания, поздоровавшись с парой человек и направившись к хозяйке. Дакша проводил ее взглядом и не получив взаимности в ответ, вернулся к колбасе и пиву.

— А чего Ваша лошадь у Маришки за домом в стойле стоит? — просто и прямо спросил оборванец с набитым ртом.

— Приятеля моего лечит, — ответил Дакша, посмотрев в окно. Вечер приближался и свет в окнах таверны стал более оранжевый, извещающий о скором закате. — Отравился он.

— Вот так да, — улыбнулся оборванец и только теперь чародей понял, что паренек охмелел.

— У тебя дом-то есть? — поинтересовался Дакша, заранее зная ответ.

— Был, когда-то, — присмотрелся пацан к шее сидящего напротив. — Вам бы кровь стереть, а то паршиво выглядит.

Дакша пошарил в кошельке и выложил на стол пять кун.

— Отдашь их хозяйке за комнату и попросишь в бане помыться, понял? — оборванец кивнул. — Но если смоешься с деньгами, то… Ты видел, что я сделал с тем чародеем?

Парень протрезвел на секунду, вытаращив глаза на, как оказалось, не знакомого ему человека.

— А теперь иди, — сухо сказал Дакша и положил еще три куны, добавив: — Закажи мне пива и себе возьми в комнату.

— Спасибо, — неуверенно кивнул оборванец, направившись к хозяйке неловкой хмельной походкой.

Дакша же вновь уловил сладостный аромат. На место паренька села травница с ниспадающими на плечи рыжими волнами. Зеленые глаза заблестели в свете зажигаемых хозяйкой масляных лампах.

— Как там Риги? — поинтересовался Дакша, наслаждаясь ее ароматом. Колкость в пальцах не прошла. — Ему лучше?

— А ты как думаешь? — вызывающе бросила травница. — Я ж ведунья-травница. Думаешь не справлюсь с дизентерией?

— Я думал, что это отравление, — отхлебнул чародей пива. — Слушай, ты чего на меня взъелась? Я тебя не обижал и…

— А ты попробуй, — оскалилась рыжая в ухмылке. — Думаешь, если напинал чародею на глазах у всех, так стал неприкасаем? Каково собрату пальцы ломать?

— Не приятно и не отвратительно, — пожал плечами Дакша. — Я был бы тебе признателен, если бы ты не кричала так громко — вдруг кто услышит? А если услышат, то могут и твою тайну узнать.

Маришка холодно метнула на чародея взгляд, пронзительно глядя на его легкую улыбку. Было заметно, что она стушевалась, но всего лишь на мгновение.

— В Каменке не любят чародеев, как и везде, впрочем. А как местные жители отнесутся к тому, что их лекарь на половину магик? Посмотри, Маришка, и скажи мне, кто из этих людей, что пьют и обсуждают будущую казнь, будет выкрикивать: «Сожгите чертову ведьму!» Так что, — допил Дакша пиво, — не будем сориться, тем более, что такой милой девушке не пристало хмуриться… Хм… А сколько тебе лет?

— Подобное у девушки не спрашивают, — холодно ответила Маришка. — Или чародея не научили хорошим манерам?

— Почему же? — принялся Дакша доедать кровавую колбасу, поглядев в окно. — Научили. Но ты не просто девушка, ты — травница-ведунья-чародейка. Таких редко встретишь. Так что, сорок? Пятьдесят? Неужели больше?

Улыбка на лице Дакши заметно выводила Маришку, но она продолжала его слушать поигрывая скулами.

— Я, в отличии от тебя, не убиваю, а спасаю людей. Может вспомнишь про своего дружка? Как думаешь, приятно находиться в одной комнате со смердящим гномом? Подобные тебе уничтожают все на своем пути… Не пытался кровь с шеи отмыть? Я чувствую, что она твоя. И знаю, что тот, кто тебя ранил уже мертв…

— Вот и ошиблась, — спокойно ответил чародей. — Он жив. А вот за гнома тебе моя благодарность. Я с радостью заплачу за твои неудобства.

Травница фыркнула, сведя руки на груди и посмотрела на Дакшу так, словно он предлагал ей не серебро, а яд.

— Мне твои деньги ни к чему. Деньги покрытые кровью? Нет, спасибо. В благодарность, — склонилась она над столом, смотря в глаза Дакши. — В благодарность уезжайте с гномом завтра утром и не возвращайтесь.

Дакша не ответил, положив руки на стол перед собой. Палец указательной руки направился на Маришку. Медленно крутясь по часовой стрелке, он поднял рыжую прядь волос с ее головы и направил под нос. Травница в момент перерубила заклинание чародея легким взмахом руки.

— Что ты делаешь? — оглядываясь по сторонам, испуганно прошипела она. — Хочешь на костер?

— Любопытно… Ладно, — похрустел Дакша пальцами. — Мы уедем с Риги утром. Можешь не переживать.

— Будьте любезны, — встала Маришка из-за стола и поспешила к выходу.

Чародей проводил ее взглядом. Вскоре хозяйка принесла ему еще пива. Приняв кружку, Дакша посмотрел в темнеющие окна и погрузился в размышления.

В таверне люду становилось все больше. Рабочее время закончилось и все стремились поговорить, обсуждая богатый на события день. Кружки стучали друг об друга, жужжание люда взвивалось под потолок, а камин кидал на них всех причудливые тени, весело потрескивая сухими поленьями. Из размышлений Дакшу вырвала подошедшая женщина. Было ей около пятидесяти лет. Глаза походили на темные колодцы и как и в колодце в них стояли слезы.

— Извини, — шмыгая носом, тихо выговорила она, присаживаясь напротив. — Я хотела бы тебя поблагодарить…

— За что же? — потер чародей глаза.

— За то, — едва сдержала всхлипывание женщина. — За то, что отомстил за моего сына… Ему чародей шею… слом…

— Я понял, — кивнул Дакша, сделав глоток темного пива. — Не благодари. Сына-то твоего больше нет.

Женщина взяла себя в руки, громко утерев нос и смахнув слезы с темных, заплаканных глаз.

— Да… Но теперь его убийца, благодаря тебе, будет казнен… Мой… мой сын… Он будет отомщен… Спасибо.

Дакша вновь кивнул, прячась за дном кружки с пивом. Женщина уже хотела уходить, как Дакша вдруг спросил у нее:

— А ребенка давно он украл?

— Какого ребенка? А, ну да… Три дня назад, — выговорила женщина. — Так ее и не нашли… Стража сказала, что искать уже нет смысла… Убил, наверное! Для чародеев же это в порядке вещей…

Женщина вновь разрыдалась и быстро покинула таверну в тишине, которая тут же заполнилась прежним жужжанием. Вслед за ней вышел на темную площадь и Дакша. Вечер был стар. Луна еще не вышла, а солнце уже скрылось и от того на улицах стало темно. Чародей подышав чистым вечерним воздухом и направился в сторону южной улицы.