Рассказики-2. Разные истории

Андрей Сатирский

Веселые картинки про отношения людей друг с другом и их действия в разных обстоятельствах: от суровой военной службы до безудержной пьянки. Жизнь кипит, фантазия бурлит, вдохновение переливается через край. Книга содержит нецензурную брань.

ЗАСЕДАНИЕ СОВНАРКОМА

(Стенограмма от 24 октября 1918 года)

Ленин (с хитрым прищуром оглядывает собравшихся наркомов): — Все ли товарищи присутствуют? Кворум есть?

Калинин: — А кто это? Он по какой части? — (кашляет и тихонько попердывает).

Бонч-Бруевич (вскакивает): — Кажется, где-то стреляют! Переворот?

Троцкий: — Сиди, революционер! Не можешь отличить выстрелов от звуков сортира? Чувствуешь, как понесло?

Луначарский: — Надо бы открыть форточку.

Свердлов: — Не надо бы! Заседание секретное. А вдруг эсеры подслушают?

Чичерин (обмахивается надушенным платочком): — И поэтому будем сидеть, пардон, в дерьме? Увольте!

Ленин: — Нет, товарищ, терпите именем революции! Как весь русский народ.

Чичерин: — И почему все плохое, скверное связано с именем революции? Где что-то позитивное, светлое?

Ленин: — В будущем, товарищи, в будущем!

Чичерин: — Это утопия!

Свердлов: — Вы, товарищ нарком, не выражайтесь! Здесь вам не французское бистро. И, вообще, закройте свое сортирное поддувало!

Чичерин: — Но-но! Я во имя революции стрелял и кровь проливал. Вы же по ссылкам бока отлеживали! Благодарите свой чахоточный вид, а то бы по морде…

Ленин: — Прекратите посторонние дебаты! Пора переходить к делу. Кстати, разбудите нашего железного Феликса.

Троцкий: — Эй, Эдмундыч! Стук, стук, — (стучит ему по плешке).

Железный Феликс (открывает глаза): — Согласен, что стучать надо. Обязательно стучать, везде и всем. Но не по голове. Хотя… — (засыпает).

Сталин (на ухо Чичерину): — Кацо, у нас не увольняют, а кладут в Кремлевскую стену.

Чичерин (отсаживается подальше от Сталина; про себя): — Скорей бы за границу.

Ленин: — Яков Михайлович, ведите заседание. Огласите повестку дня.

Свердлов (читает по бумажке): — На повестке дня два вопроса. Первый — «Обсуждение новой гениальной книги товарища Ленина В. И.». Второй — «Что делать».

Калинин (после долгой паузы): — Ну, и что делать?

Свердов (растерянно): — Что-то да делать, — (переворачивает бумажку): — А-а, вот что!

«Что делать к первой годовщине Великой Октябрьской революции?».

Ленин: — Предлагаю проголосовать за повестку дня как подобает образованным людям.

Бонч-Бруевич: — Должен заметить, что не все из присутствующих подходят под ваше определение. Например, товарищ Свердлов — типичный представитель малограмотного рабочего класса.

Свердлов: — Какого, на хрен, рабочего класса?! Я из творческой интеллигенции!

Чичерин: — Это еще почему?

Свердлов: — Потому что публикую статьи в газете «Правда». Пишут же туда всякие кретины разную чушь, вот и я решил написать…

Луначарский (тихо): — Как просто — одел пенсне, и уже Чехов.

Бонч-Бруевич: — Или взять товарища Кобу…

Сталин (перебивает): — Ох, лучше меня не трогай, генацвале! У нас, грузин, даже неоконченное медресе — уже почти высшее образование! Мамой клянусь! Зачем обижаешь кавказцев? Они тебе ничего плохого не сделали пока что, — (про себя): — Придет время — зарежу.

Троцкий (ехидно): — Вы товарища Калинина забыли. Типичный крестьянин.

Калинин (тихо попердывает): — А я чего? Я ничего…

Луначарский (со стоном): — Ну, и вонища! Хоть кто-то моет сортиры?

Бонч-Бруевич (с пафосом): — Революция освободила народ от позорного труда! Никто и ничего не обязан чистить!

Железный Феликс (открывает глаза): — Чекисты найдут, кому что чистить и с кого начать.

Ленин: — Я рад, что вы снова с нами. Давайте же проголосуем за повестку дня. Кто за? (с ехидцей) У кого высшее образование, прошу поднять правую руку. Я сказал — правую. Единогласно. Архизамечательно! Кто против… советской власти? Шучу, шучу. Итак, начнем обсуждение по первому вопросу. Все прочитали мою новую гениальную книжку?

Наркомы (нестройным хором): — Да-а!

Ленин: — Вам она понравилась?

Наркомы (дружно): — Да!

Ленин: — А о чем она?

Наркомы (в едином порыве): — Да и еще раз да!

Ленин (грустно качает головой): — И есть ли вопросы?

Калинин: — Вот я вроде бы читал, но не понял, а при коммунизме деньги будут?

Ленин: — Нет, денег не будет.

Калинин: — Блин, так когда же они, проклятые, будут?!

Луначарский: — Можно мне слово? Ваше гениальное произведение, Владимир Ильич, весьма своевременное в деле окончательного посрамления господина Каутского и выявления симптомов детской болезни левизны в коммунизме. Но надо сделать так, чтобы ваши мысли были бы даже детям понятны. Поэтому книгу следует соответственно адаптировать и издать в серии «Мои первые книжки». А поручить это Горькому.

Ленин: — Алексею Максимычу? Эта глыбища, этот матерый человечище справится!

Луначарский: — А еще надо диспут организовать. Вот только кто возьмется со мной спорить? Никому не удавалось меня переговорить, уж такой я умный.

Чичерин: — Не льсти себе. Просто в споре ты — редкостный пидор.

Луначарский: — Прошу без похабщины! Культурный человек выразился бы так — «Эксклюзивный представитель лиц нетрадиционной сексуальной ориентации».

Железный Феликс (просыпается): — Вы на каком языке сейчас говорите?

Луначарский: — На языке великой философии Гегеля и Канта!

Железный Феликс: — По-немецки, значит. Вы не агент ли кайзера нашего Вильгельма?

Луначарский (грозит пальцем): — Вы прекратите! Сейчас не тридцать седьмой год…

Сталин (про себя): — А жаль…

Ленин: — Товарищи, не отвлекайтесь! Не делайте шаг вперед, а два назад. (про себя) Как архигениально сказано! Надо где-то использовать. (громко) Проголосуем. Кто за то, чтобы считать новую гениальную работу Ленина В. И. архиактуальной и архиталантливой? Единогласно при одном воздержавшемся Железном Феликсе.

Железный Феликс (просыпается): — Я не воздержался, я всегда за! За революцию!

Троцкий: — Отставить! Революция уже свершилась.

Свердлов: — И нам надо решить, что с ней делать. Какие есть мнения по второму вопросу? Чего молчите? Я же не предлагаю подумать, я прошу высказываться.

Ленин (задумчиво): — Как жаль, что мама с папой не дожили до победы революции. Лучше бы я не дожил…

Троцкий: — Полностью с вами согласен, Владимир Ильич. Я же вашего батюшку знал. Весьма скромный был человек, даже фамилию носил другую — Ульянов. А уж вашу мать постоянно поминаю, как вас вижу.

Ленин: — Спасибо, батенька. Помню, в детстве она кормила меня манной кашей, которую я терпеть не мог. Впихивала ложечку за ложечкой, приговаривая — «За маму, за папу, за веру, за царя, за Отечество». Я вырос, маму с папой все равно продолжал любить, но веру, царя и Отечество сильно возненавидел.

Чичерин (задумчиво): — И вот к чему это привело…

Свердлов: — Но, но, легче с высказываниями!

Чичерин (встрепенулся): — Я хочу сказать, что это привело к победе Великой Октябрьской революции и закономерной ее годовщине…

Свердлов: — И далее фильтруй базар. Так, товарищи, какие будут предложения?

Калинин (робко попердывает): — Может, дать народу погулять?

Бонч-Бруевич: — Правильно! А то люди засиделись, кровь застоялась.

Свердлов: — Только я категорически против этих русских гуляний, когда они дружно идут бить виноватых во всем евреев!

Бонч-Бруевич: — Нет, нет, гуляния нужны! Только их надо организовать. Пусть по главным улицам городов и сел пройдут под музыку лучшие представители рабочих и крестьян с флагами, транспарантами, портретами вождей. Только как бы назвать такие гуляния?

Луначарский: — Название давно известно — демонстрация.

Ленин: — Вот, вот, батенька! Вы архиверно выразились — именно демонстрация!

Бонч-Бруевич: — А в Москве пусть все колонны встретятся на Красной площади!

Чичерин: — И там их встретим мы — наркомы. Только чем? Хлебом-солью?

Свердлов: — Скажите еще — бутербродами с красной икрой.

Чичерин: — Не скажу, потому что бюджет не потянет!

Луначарский: — Лучше всего устроить митинг!

Свердлов: — Верно. Наркомы должны стоять на мавзолее, выкрикивая лозунги и приветствия народу под оркестр. А Владимир Ильич толкнет речь.

Ленин: — Архиздорово! Единство партии и народа! Кстати, о каком мавзолее идет речь?

Свердлов: — О том, который построим по случаю вашей смерти. Забальзамируем, и будете впрямь как вечно живой. Народ валом повалит на вас поглазеть…

Железный Феликс (просыпается): — О какой смерти разговор?

Свердлов: — Эдмундыч, ты дурачком не прикидывайся! Мы же давно все спланировали!

Железный Феликс: — А-а, да… Вы, Владимир Ильич, не волнуйтесь, ЧК в курсе.

Свердлов: — Тем более, что это все еще впереди, а к празднику можно пока построить деревянную модель, этакую трибунку.

Ленин: — Трибунка — это хорошо. А то с броневика весьма неудобно выступать, того и гляди навернешься.

Свердлов (радостно): — Наконец-то хоть одно решили! Записываю — с утра народ гуляет на демонстрации, а затем митинг на Красной площади. Есть еще предложения?

Троцкий (ехидно): — За трудящихся вы поратовали, но забыли про лучших сынов народа, про армию! А ведь красноармейцы просто обязаны показать свою мощь. Я настаиваю на проведении военного парада.

Ленин: — Так никто и не против! Правда, товарищи? Вам, как создателю Красной армии, парад организовать и им командовать.

Свердлов: — Пока имеем демонстрацию трудящихся, митинг и парад. Что еще?

Чичерин: — Надо бы пригласить наших зарубежных товарищей, коммунистов Третьего Интернационала. А то как-то неудобно получается — они нам помогали революцию совершить, а праздновать победу собираемся без них. Я списочек составлю.

Ленин: — Архисвоевременно! Я поддерживаю.

Свердлов: — А куда их ставить? На мавзолее места не хватит.

Сталин (горячо): — Так прямо к стенке и ставить! Э-э… Вы меня неправильно поняли. Я предлагаю поставить их пока около Кремлевской стенки. (тихо) Потом разберемся, кого куда, прямо по списочку.

Калинин (попердывая громкими очередями): — Я еще предлагаю это… Ну, это…

Чичерин: — Он предлагает не пускать на трибуну пердунов, а то праздник пробздят!

Троцкий: — Правильно! Пусть идет вместе с трудящимися в колонне, демонстрируя единство Правительства с народом. И там пердит, сколько хочет.

Бонч-Бруевич с Луначарским (в один голос): — Категорически поддерживаем!

Ленин: — И это правильно, потому что верно! (про себя) Вот ведь сказанул!

Свердлов: — Получается пока — демонстрация трудящихся с Калининым, парад с Троцким, Правительство на мавзолее с лозунгами, зарубежные товарищи у стенки, митинг, оркестр. И это все?

Калинин: — Предлагаю без пердежа — народу бы надо выпить.

Ленин: — Вот архиздравомыслящая идея от человека из народа, точно знающего нужды революционных масс! Надо на время праздника приостановить сухой закон, открыть винные лавки да кабаки.

Чичерин: — Давно пора, а то на окраинах России народ протрезвел и уже интересуется, куда дели царя-батюшку.

Троцкий: — Открыть надо, но только после окончания демонстрации. А то мало ли что…

Сталин: — Ох, не верите вы в народ, товарищ. Когда-нибудь поплатитесь за это, обещаю.

Троцкий: — До обещанного еще дожить надо.

Свердлов: — А вот чтобы не было инцидентов, предлагаю деньги трудящимся до праздника не выдавать.

Ленин: — Архирезонно! Выдадим, если все пройдет спокойно.

Бонч-Бруевич: — Спокойно, это если не будет переворота?

Чичерин: — Да что вы все революциями бредите?! По спирали диалектики народу вполне хватает одного восстания раз в 12 лет.

Сталин (про себя): — Очень здравая мысль! Надо через 12 лет приструнить возможных бунтовщиков. (вслух) Предлагаю кого-нибудь публично расстрелять. Революционный праздник без выстрелов народ просто не поймет.

Чичерин: — Вам, с вашими бандитскими замашками, лишь бы пострелять!

Сталин: — Ты бы, бомбист, молчал! Я не бандит, а экспроприатор!

Чичерин: — Один хрен!

Бонч-Бруевич: — Не забывайте, что у нас мораторий на смертную казнь!

Сталин: — Доиграетесь вы со своим мораторием, товарищ с двуличной фамилией! Пострелять просто необходимо.

Ленин: — А что скажет наш Эдмундович?

Железный Феликс (поглаживает маузер сквозь сон): — Пострелять — это хорошо. Но не расстреливая, а просто в воздух. Попугать мировую буржуазию.

Луначарский: — Именно в воздух! Потому что стрелять в людей некрасиво. Устроим праздничный салют!

Сталин: — Да что ты понимаешь, белоручка? Вроде и пенсне носишь, как товарищ Свердлов, но стеклышками блестишь не так. Он — грозный, а ты добренький.

Луначарский: — Да, я добренький! Несу в массы культуру, а не пулеметные очереди.

Троцкий: — Народу нужно и то и другое!

Ленин: — Успокойтесь, товарищи! Предложение о салюте принимается. И, конечно, мы никого расстреливать не будем. (тихо) В праздник…

Луначарский: — Предлагаю также устроить на площадях концерты для масс.

Ленин: — Архикрасивейшая мысль! Вот и организуйте артистов.

Чичерин: — Пусть, наконец, Маяковский покажет, что там у него за облако в штанах!

Свердлов: — Записываю салют и концерты. Но для Правительства надо организовать отдельный концерт с лучшими артистами. В Большом театре, для солидности.

Ленин: — И чтобы обязательно исполнили «Аппассионату». Архигениальнейшая музыка!

Сталин (про себя): — Это же бодяга на полчаса! (громко) Пусть «Лезгинку» спляшут! Национальный колорит…

Калинин: — И споют мои любимые «Валенки»!

Чичерин (ехидно): — А Котовский сбацает «Семь сорок»?

Ленин: — Хорошо бы в буфет пивка завезти… Баварского…

Калинин: — С «Московской» водочкой…

Луначарский: — Да с коньячком «Шустовским»!

Сталин: — И с парой ящиков «Хванчкары»!

Чичерин: — Ишь, мечтатели кремлевские! Где я на это денег возьму?

Свердлов: — Где-нибудь украдешь по привычке. А я все уже записал. И неплохим получается праздничек! Есть еще предложения?

(Наркомы глубоко задумываются о своем будущем).

Крупская (входит с подносом, ставит стакан перед Лениным): — Володенька, я тебе чай принесла.

Ленин: — А почему только мне?

Крупская: — Потому что я — твоя жена. А у товарищей есть свои жены, которые, если захотят, смогут о них позаботиться.

Свердлов: — Сюда никто не должен был заходить! Где караул?

Крупская: — А караул устал. (заглядывает в записи Свердлова) Понарешали вы тут, но, как всегда, забыли о самом главном.

Ленин: — О чем же, Наденька?

Крупская: — О детях! Для них надо организовать отдельные концерты с раздачей подарков — вместо игрушек, книжек и конфет хотя бы хлеба с селедкой…

Ленин: — Архигуманистично! Принимается.

Крупская: — И пора позаботиться о беспризорниках.

Сталин: — Пусть Эдмундыч их отловит, посадит за решетку и заставит работать!

Железный Феликс (просыпается): — Я и мои чекисты любим детей. Будем их ковать, ковать, еще раз ковать и… перековывать.

Ленин: — Молодец, Наденька! Сколько дельных предложений внесла в Правительство.

Троцкий (тихо, но зло): — Нынче любая домохозяйка может управлять страной!

Сталин (на ушко Троцкому): — Как и любая проститутка — армией.

Крупская: — Тебе, Володенька, пора пообщаться с рабочими. Вот гражданка Каплан приглашает нас приехать на завод Михельсона.

Ленин: — Я подумаю о твоем предложении. (про себя) Когда я познакомился с Наденькой, меня сослали в Сибирь. Едва она ко мне приехала, меня арестовали. Только вышел из тюрьмы и прибыл к ней, срочно пришлось бежать из России. Поехали вместе в гости на Новый год, так меня чуть не убили бандиты! Может, от нее все несчастья? И не надо принимать ее совет? Как же с ней дальше жить?

Крупская (выходя): — Помни, Надежда умирает последней…

Свердлов: — Итак, товарищи, все решили по второму вопросу?

Чичерин: — Решили, но как успеть выполнить? Ведь праздник, 25 октября, уже завтра!

(Наркомы впадают в оцепенение).

Ленин: — Да уж… (встает, задумчиво ходит вокруг стола заседаний): — А сегодня какое число? (заглядывает в календарь) 24 октября. (залпом выпивает чай) Думайте, товарищи!

(Наркомы не выходят из оцепенения).

Ленин (принимает любимую ораторскую позу, заложив руки за жилет): — Придумал! Давайте Декретом перенесем время на две недели. Будет этакое чудненькое декретное время! И тогда будем праздновать день Октябрьской революции 7 ноября.

Чичерин: — Ну, и матерый вы человечище!

Троцкий (с иронией): — А как быть с календарями в остальном мире?

Бонч-Бруевич: — Остальной мир нам не указ! Мы назло буржуям пожар мировой революции раздуем и установим по всему земному шару декретное время!

Калинин (засыпает на плече Железного Феликса): — Ура… (радостно пердит).

Ленин: — Считаю, что принято единогласно. Продолжайте заседание, а я побежал, у меня архиважнейшие дела!

Свердлов: — А как насчет пения «Интернационала»?

Ленин (убегает): — Попросите спеть за меня господина Шаляпина.

Свердлов: — Так как Шаляпин сбежал за границу, петь не будем. Заседание закрыто.

Сталин: — Непонятно, почему вождь так быстро сбежал? Он обычно еще с полчаса словоблудием занимается…

Троцкий: — Так я же ему в чай пургенчика насыпал.

Сталин: — Ох, Иудушка ты наш!

Луначарский: — Окно! Откройте, наконец, окно!