У каждого он есть…

Андрей Рин, 2021

У войны возраст тысячелетия. Жернова войны делают свой оборот круг за кругом, перемалывая судьбы и жизни людей. Страх у каждого он есть, но не каждый готов его преодолеть, даже сильные духом боятся потерять самое дорогое.... Он вернулся с войны, но война его не отпускает. Он нырнул в мирную жизнь, как в "темноту". Что это спасение или наказание, когда темнота тебя поглотит. Читайте в сборнике рассказы про войну с мистическим уклоном: "У каждого он есть…" "В темноту…" Содержит нецензурную брань.

У КАЖДОГО ОН ЕСТЬ…

Горы, дикая, неприкрытая красота. Иногда она бывает смертельно опасной. Хрустальный воздух и упоенная тишина. Не помню, где я это слышал: «Круче нас только горы. Выше нас только звёзды». Ах, да, так говорил старшина на КМБ. Но эту красоту не ощущаешь, когда взираешь на окружающий мир через оптику прицела. В любой момент тишина хрустнет, как сломанный шейный позвонок. Выстрел порванной струной унесёт кого-то в небытие. Есть только ты, цель и приказ. Отставить лирику, солдат. Расчувствовался маленько перед отправкой домой. Это последнее задание.

— Сид, РПГ на три часа, — раздался в гарнитуре рации сиплый голос Тунца.

Вот и наступил тот момент, отработанный до автоматизма. Цель в перекрестье. Оружие часть тебя. Время нет… Думать стрелять не стрелять. Или ты или он. Враг всегда остаётся врагом. Это закон войны. Дыхание замирает, с последним стуком сердца, ты плавно нажимаешь на курок. БАХ. Удачный выстрел, прямо в голову. На границе подсознания пролетает мысль: «минус один». Здоровый цинизм не помешает в экстремальной ситуации. Боевик, падая, рефлекторно нажимает на спуск гранатомёта. Заряд уходит в сторону. Взрыв на противоположном склоне вызывает камнепад. Обвал погребает под собой ещё двух бандитов, которые укрываясь за валунами, держали узкую горную тропу, огрызались лающими автоматными очередями, не давая Шмелю и прапорщику Доброму начать восхождение.

— Молоток, Сид, трёх зайцев одним выстрелом, — проскочил в эфире голос Доброго, — Командир, начинаем восхождение, мы на тропе.

— Доложите когда, выйдите на объект, — распорядился Тунец, — Мы прикроем.

Крепкий аварец Шамиль, он же Шмель. Мы его так прозвали за обилие растительности на теле. Он не обижался, только попросил не называть его так при родственниках, а то засмеют. И прапорщик Добрый, здоровый сибирский мужичище, любитель после ратных подвигов засесть за лепкой пельменей, говорил, нервы успокаивает. Вступили на тропу, которая вела на горное плато, где находилась наша цель. Задание заключалось в следующем. По данным разведки в данном горном районе затерялись развалины древней крепости, которую бандиты использовали в качестве перевалочного склада временного хранения оружия и наркотиков. По тем же данным сейчас там находилась крупная партия опасных товаров. Наша задача, обнаружить объект, установить и активировать вблизи него радиомаяки. Затем быстро покинуть опасный район, так как через пятнадцать — двадцать минут по объекту будет работать артиллерия и авиация. В общем, начнётся светопреставление.

— Сид, пулеметная точка, шесть часов, скала, — нарушил радиотишину голос Ужа, — Не вали их, оставь мне, лучше прикрывай.

— Отставить разговорчики! Боец, докладывать только по существу, — проворчал в рацию капитан Рыбин, он же Тунец.

Меняю позицию. А вот и рядовой Ушаков, взбирается по отвесной скале, не уступая в ловкости своему ползучему прозвищу. Только цель не поближе к солнышку, чтобы погреться, а оборудованное пулемётное гнездо. Выстрел. Пуля попадает в затворную раму ПК. Оружие выведено из строя, отстрелялись орлики. Уж зависает на пару секунд и бросает гранату. Взрыв.

— Уж, ответь, — слышится встревоженный голос Тунца.

— В порядке, — отзывается Ушаков, выбираясь из расщелины.

Он молниеносно добирается до поражённой огневой точки. В руках нож. Сталь вернее свинца, так было и будет всегда.

— Чисто, командир, — докладывает Уж.

— Принял. Сид, у тебя?

— Чисто, командир, — докладываю я.

— Собираемся у тропы, — скомандовал Тунец.

***

— Тунец, наблюдаем объект. Противника не наблюдаем. Тропа без «сюрпризов». Можете начинать движение, — доложил Добрый, — Не нравится мне эта тишина, командир, — добавил он.

— Не ворчи, Добрыня, живы будем, не помрём, — подбодрил бойца командир, — Ждите.

Подъём на плато занял двадцать минут. Отряд в сборе. Обжигаемое солнцем и продуваемое всеми ветрами плато. Величественные и непокорённые развалины крепости. Разрушенные стены, напоминающие собой симметрично уложенные неведомыми великанами гигантские кубики валуны, покрытые рыжей, сухой травой. Островки растительности напоминали собой пятна ржавой крови. Уцелевшие за долгие века две сторожевые башни, гордо подпирали небо, взирая на непрошенных гостей с незримой угрозой. Чёрные провалы глаз бойниц готовы выплеснуть на врага ливень стрел. Какая доблестная и кровавая история этого древнего сооружения? А через считанные часы, даже минуты, крепость примет на себя последний удар, который окончательно превратит её в вековой прах.

— Бойцы, пока всё по плану. Идём с опережением графика. Недаром нас в отряде зовут «счастливчики» — усмехнувшись, произнёс капитан, — Работаем по плану. Время пошло, — посерьезнев, закончил Тунец.

Тунец, Уж и я рассредоточились по периметру. Шмель и Добрый отправились в крепость устанавливать радио маячки. Тревожный отсчёт минут, задание почти выполнено. Скоро на базу, а там домой, ковать своё семейное счастье. Короткая автоматная очередь, подхваченная эхом, режет слух. Капитан и рядовой Ушаков бегут к крепости. Я прикрываю. Эфир разорвали тревожные фразы.

— Мужики, что у вас.

— Шмеля зацепило. Откуда он только вылез, нарик об долбанный.

— Добрый, обстановку.

— Противник уничтожен. Больше никого не наблюдаю. «Соловушки» установлены. Шмель самостоятельно передвигаться не может. Идём к вам.

-Добро, встречаем.

Из чёрного провала крепостных ворот показались бойцы. Шамиль повис на плече Доброго. Шмель ранен в ногу. Уж бегом рванул вперёд, подставляя своё плечо раненому товарищу.

— Уходим. В темпе. Через двадцать минут запоют «соловушки», — скомандовал капитан.

Отряд начал спуск. Мы поочерёдно подхватывали раненого Шмеля. Остались последние шаги. Впереди равнина, четыре километра до точки эвакуации. Грохот. Взрыв. Управляемый фугас. Огненный шар и темнота.

***

Открываю глаза. Живой. Надо мной багровое небо, а вокруг тишина. Ни звука, ни ветерка. Наверное, последствие контузии. Прислушиваюсь к ощущениям тела. Руки, ноги целы. Осторожно поднимаюсь. Озираюсь вокруг. Я в старой крепости, тень от сторожевой башни, указывает на меня грозящим перстом. Где все?

— Салам, Сергей, — послышался голос за спиной.

Я резко оборачиваюсь. Передо мной стоит старик. Экий великовозрастный маленький Мук. Обут в изогнутые турецкие сандалии. В красных шароварах, полосатый халат, на голове шапка пуштунка. За широким поясом кинжал. Старик не выказывал признаков агрессии. Конечно, меня удивило, откуда он знает моё имя. Но меня интересовал другой вопрос.

— Салам, отец. Ты солдат здесь не видел? — спросил я.

— Я много солдат повидал на своём веку, — ответил старик.

— Отец, в такой форме как у меня, — произнёс я.

— А, как у тебя, — старик хитро прищурил глаза, — Посмотри под ноги.

Он, что сумасшедший? Я машинально смотрю под ноги и не верю своим глазам. Волчья яма в десяти сантиметрах от носков моих берцов, я на краю.

— Хе-хе. Там твои друзья, — миролюбиво воркует старик.

Что за хрень? В яме на деревянные колья в неестественных позах нанизаны тела моих боевых товарищей. Я застыл в немом ужасе и непонимания происходящего. Вдруг тела на кольях зашевелились.

— Э, Сид, дорогой не забудь на свадьбу пригласить, я тебе настоящую лезгинку станцую и дедушкин кинжал, как дорогому другу подарю, чтоб родила твоя жена настоящего джигита, — произнёс Шамиль.

— Ак сись, Шмель, как ты станцуешь у тебя, ведь ног нет, — ответил Добрый.

— Да и, правда, — расстроился Шамиль.

Разговор хотел поддержать Уж. Но из горла торчало остриё кола. Бедняга открывал рот, издавая булькающие звуки, и фонтанировал кровью.

— Отставить разговорчики, бойцы! Пора в ЖЕРНОВА, — прохрипел капитан Рыбин, — Равняйся! Смирно! Шаго-о-м марш! Песню запевай! — скомандовал он.

И мертвецы завыли слова старой строевой песни:

Как будто ветры с гор трубят солдату сбор дорога от порога далека,

И, уронив платок, чтоб не видал никто, слезу смахнула девичья рука.

Не плачь девчонка пройдут дожди,

Солдат вернется, ты только жди.

Пускай далеко твой верный друг

Любовь на свете сильней разлук.

Твердь из камня и глины сомкнулась. Волчья яма исчезла. Некоторое время ещё доносились глухие слова песни:

Немного прошагал пока не генерал,

Но может быть я стану старшиной.

Прости, что не сумел сказать,

Что буду, смел и, то, что будешь ты моей женой.

Не плачь девчонка пройдут дожди,

Солдат вернется, ты только жди.

Пускай далеко твой верный друг,

Любовь на свете сильней разлук.

Минутная слабость прошла. Я взял себя в руки. Пора действовать. Рука нащупала гранату. Выдёргиваю предохранительное кольцо, граната падает под ноги «безумного» старика. Отпрыгиваю в сторону, падаю на землю, прикрыв голову руками. Губы беззвучно прошептали:

— Двадцать два.

Трёхсекундная задержка, но взрыва не последовало.

— А ты смелый. Такие, как ты, заставляют крутиться ЖЕРНОВА быстрее, — произнёс старик, — Но не может быть такова, чтобы ты, ни чего не боялся. Страх, у каждого он есть.

Я стою на коленях, боль скручивает тело. Старик в шаге от меня.

— Ты кто? — спрашиваю я.

— Люди, вы не меняетесь. Первый ваш вопрос, остаётся неизменным, — отвечает старик, — У меня много образов и обличий. Я мальчик, застреленный случайной пулей, может быть и твоей. Кто-то перепутал палку в его руках с ружьём. А он просто отгонял крыс и бродячих псов от тела погибшей старшей сестры. Я мать в скорбном уборе, застывшая в слезах над гробом погибшего сына. А для тебя, я старик ваххабит, тебе так легче меня воспринять. Я кручу, ЖЕРНОВА войны, я дух войны, — закончил он.

Я пытался переварить в голове весь этот бред. Нет — это не реально.

— О, это, что-то интересное, — произнёс старик.

Незримый ветерок приподнял с земли фотографию, с симпатичной, рыжеволосой и зеленоглазой девушкой, покрутил её в вихре и вручил в руки старика.

— Отдай, сука! — прохрипел я, в сердцах ругая самого себя. Сам виноват, нарушил правило, не брать на задание никакие личные вещи. Ни документы, ни письма, не фотографии близких людей — строго запрещено.

— Красивая, — сказал старик и перевернул фотографию, — Сергею от Иришки. Люблю, скучаю, жду, — прочёл злобный дух, — Любовь. Я тоже, когда-то знавал её, но она ушла. Теперь я знаю твой страх.

Мгновение и странный старик оказывается за спиной. Чувствую холодную сталь у горла. Но ничего сделать не могу.

— Хочешь к ней вернуться? — спрашивает дух.

— Да, — коротко отвечаю я, проглатывая подступивший к горлу ком.

— Ну, что же. Я как всегда оказался прав. Ты боишься её потерять. Скучные вы люди, — говорит старик, — Я тебя отпущу, при одном условии. Я всегда буду с тобой и однажды попрошу отдать мне самое дорогое, что у тебя есть. Ты согласен? — заканчивает он.

— Да, — выдыхаю я.

— Так тому, и быть, — отвечает дух войны.

ГРОХОТ. ВЗРЫВ. УПРАВЛЯЕМЫЙ ФУГАС. ОГНЕННЫЙ ШАР и ТЕМНОТА.

— Да, не повезло «счастливчикам», — слышится голос.

— Один живой. Пульс есть, но слабый, — отвечает другой.

— Мужики, аккуратно грузи на «броню».

Кто-то участливо произносит:

— Потерпи, братишка. Всё будет хорошо.

Оранжевое, раскаленное блюдце солнца. Надоедливой мухой слышен шёпот:

— Ты готов жить со страхом за спиной? Я всегда буду рядом.

***

Пару месяцев госпиталя. Реабилитация. Отправка домой. Долгожданная встреча с любимой Ириной. Свадьба. Семейная, обычная жизнь. Правда, призраки войны приходят иногда во снах. Это реальность, и в ней надо жить. Счастливый момент, рождение сына.

***

Вечерело. Я допиваю кофе, встаю, собираюсь покинуть кухню. Чтобы поцеловать жену и малыша перед уходом на работу в ночную смену. Делаю пару шагов, тело скручивает боль. Падаю на колени.

— Не забыл. Время пришло платить по счетам, — раздаётся скрипящий голос за спиной, — Пора смазать ЖЕРНОВА. Видишь, нож на столе. Возьми и убей сына. Мне нужен этот младенец.

НЕТ!!! Забытый кошмар продолжался.

— Не оглядывайся. А делай, что я сказал. Я жду, — настаивал дух.

— Нет, сволочь. Это ты мне заплатишь за всё, — процедил сквозь зубы я.

Превозмогая боль, я хватаю нож. Резко оборачиваюсь, нанося удар. Ещё удар. Сталь с яростью рассекает воздух. В лицо ударил песчаный вихрь. Злобная сущность растворилась. Но по кухне эхом слышится злорадный хохот и фраза:

— Ты сделал свой выбор.

ГРОХОТ. ВЗРЫВ. УПРАВЛЯЕМЫЙ ФУГАС. ОГНЕННЫЙ ШАР и ТЕМНОТА. ТИШИНА, ВЕЧНАЯ ТИШИНА. Огонь медленно пожирает фотографию, выпавшую из кармана разгрузки. Миловидное личико рыжеволосой, зеленоглазой девушки скукоживается от жара.

— Мужики, грузите «двухсотых». Не повезло в этот раз «счастливчикам» — произносит старший спасательной группы.

***

Крупные капли дождя, глухо ударяют по обелиску с красной звездой. В их монотонном звуке боль. С фотографии обелиска смотрит молодой парень в круто заломленном чёрном берете. Сергей Сергеевич Сидоров, дата рождения и смерти. Ветер разметал завядшие цветы с надгробья. В его завывании, слышен скрип ЖЕРНОВОВ. Хлюпанье крови и хруст перемолотых костей.

Конец ознакомительного фрагмента.