Больше, чем отсутствие

Андрей Речевский, 2023

Что понимается под словом "Свобода?". Почему она так желанна, но при её достижении человек жаждет избавиться от неё, словно от проклятия? Ответы ни к чему, если они изначально спрятаны в свои вопросы.

Часть 1-3

***

— Внимание! Ограбление на С**эн-стрит, ситуация критическая…

— Пакет нужен? Чек? Товары по акции? Наша карта…

— Исходя из всего, вышесказанного… уважаемые, какой вывод вы можете сделать? Только не молчите опять — я сильно расстроюсь…

— Приговорить обвиняемого к 5 годам тюремного заключения в колонии строгого режима…

***

1.

Просыпаюсь ночью в глухом лесу, под тонким, но высоким стволом берёзы, кажется так её здесь называли. В правый бок, в самое ребро сквозь футболку упирается один из её недовыкопанных корней. Вокруг только деревья, все одинаково сонные в этот час. Не знаю, сколько времени, но судя по расположению луны на небе, примерно полночь. «Как же Луна сегодня прекрасна» — сказал бы какой-нибудь нездешний обитатель, увидев её в эти минуты, и кто б поверил, что в ней давно уже нет никакой жизни и никакой красоты. Она не жива в моих глазах, потому что я сам не живой, способен видеть только её форму — подобие круга. Это очередная точка, на которой в очередной раз оканчивается мой взгляд.

Пейзаж в радиусе нескольких сотен метров в любую сторону, как под копирку одинаков. Черно-белый, холодный, не предлагающий ни грамма интереса. В кармане завалялась монета, и кто бы мог подумать, с двумя одинаковыми сторонами. С одной — белого, с другой — чёрного цвета.

Когда она ещё в воздухе и мечется туда-сюда от одной крайности к другой, я уже понимаю, от чего хочу больше отказаться. Иллюзия выбора, которую мне даёт это чудо человеческой мысли, забавляет меня. Монетка упала белой стороной на чёрную тень земли, и мне пришлось в прямом смысле покопаться, чтобы её найти.

Какая разница, к какой из четырёх стен лучше подойти, чтобы посильнее удариться головой, если эти стены одинаково сильно бьют по твоему гордому одиночеству.

Иду в направлении луны, она постоянно скатывается от меня то влево, то вправо, как будто мы с ней с одного полюса. Трудно сказать, получилось ли у меня хотя бы на метр сдвинуться с места, где мне не повезло проснуться — вокруг всё те же мрачные стволы деревьев-близнецов, луна, по-прежнему мертвая, и бесконечный лабиринт возможностей.

К сожалению, в моих карманах не было звёзд, чтобы они, будучи выброшенными, могли бы оставлять за мной след. «Бесследная пропажа…» — напишут завтра в какой-нибудь из несуществующих газет. «Власти обязали людей носить в карманах звёзды. Ожидается, что такие меры позволят снизить, а затем и вовсе свести к нулю количество пропадающих без вести людей…».

Спустя ещё несколько километров вокруг своей оси, наконец-то прихожу в себя, такая прогулка по ночному лесу не покажется романтичной даже безумно-влюблённому подростку. Сажусь под первое попавшееся дерево.

–А что, если ночь на этом не закончится? — едва мысль успевает посетить мою скромную натуру, как где-то сбоку и чуть-чуть со стороны раздаётся звук — плотный хруст веток, словно тот, кто его создал, весом в пару легковых машин. Поворачиваю голову, справа белыми точками, на высоте примерно полутора метров над землёй, замерев, блестит пара маленьких глаз. Сколько животного в этом взгляде…

Я — цель, добыча, материал для работы его инстинкта, звено пищевой цепи. Оно — медленными, аккуратными шагами приближается ко мне. Нас разделяет всего несколько движений: его прыжок и моя попытка убежать. Не чувствую страха перед этим животным, поэтому встаю и тоже медленно иду к нему навстречу. Расстояния вытянутой руки оказалось достаточно для того, чтобы голодный хищник, ночью выискивающий очередную незадачливую жертву, опрометчиво набросился на меня.

Его глубокий рёв с брызгами слюны, отражающий свет луны мощный белый оскал, горящая в черных глазах ярость, тяжелые лапы с невероятно острыми когтями, и приятная на ощупь, мягкая, лоснящаяся бурая шерсть — таким он остался в моей памяти перед тем, как мне захотелось исчезнуть.

***

— 5 миль до финиша, слышишь? Не сбавляй скорость! Этот придурок до сих пор у тебя на хвосте…

— Сотрясение мозга, перелом нескольких рёбер с внутренним кровотечением, подозрение на повреждения шейного отдела позвоночника…

— У нас слишком мало ресурсов, сэр, нам не выстоять, мы должны отступить, это слишком большой риск для нас…

— Посмотрите на этот рисунок, опишите свои чувства, когда видите эту картинку перед собой…

–3…2…1… Поехали…

— Вы нам поможете? Скажите, вы же найдёте его, вы спасёте нашего ребёнка…

— Я…просто хочу сказать, что ни в чём не виноват, я не хотел её убивать…

***

2.

Мне жутко холодно, больше всего замерзли ноги. Я ещё чувствую пальцы, но от этого только холоднее, чувствую ледяную подошву своих осенних ботинок, а под ней — уже глубоко промерзшую землю, каждый её продрогший камушек, каждую мертвую её снежинку, обжигающую нервы.

Говорят, ночью всегда холоднее, чем днем, но только потому, что по ночам часто становится чувствительнее сама душа.

— Зайдем в подъезд, хочу немного погреться.

— Хорошо, конечно.

Мне холодно, я спешу куда-нибудь, где нет зимы, а она плетётся где-то сзади, что-то ищет в телефоне, мне приходится замедляться, чтобы идти рядом с ней. Она раздражает меня. Под ногами все тот же ненавистный жалящий снег, на мне всё та же ненавистная сейчас легкая обувь.

Мы сидим на ступеньках лестничной клетки многоэтажного дома, обнявшись, и мне не хочется её отпускать. Я сочувствую ей.

Вспоминаю наши первые встречи, и мной овладевает отвращение к самому себе. Вспоминаю её в нашу первую встречу, и мной овладевает чувство несправедливости. Почему я? Почему она? До сих пор утешаю себя мыслью, что это не навсегда.

Меня радует, когда она говорит, что проснулась с хорошим настроением впервые за долгое время, что у неё что-то получается. Меня выводит из себя, когда она не может объяснить, почему ей сейчас плохо, меня раздражают моменты, когда ей плохо, когда я должен отреагировать на её очередную истерику, приступ тревожности или паническую атаку. Я не говорю ей об этом.

Она:

— Можно тебя обнять?

— Опять спрашиваешь? — улыбаясь, с распростертыми объятиями тепло встречаю её и свои дрожащие мысли о том, почему именно сейчас, когда мы на улице, когда я так замерз…

Быть может, я для неё последний человек, которого ещё можно обнять, и этим спастись от мыслей в голове или шрамов на руках, но мне до сих пор не даёт покоя вопрос, почему же этой осенью всё такое несправедливо-холодное.

***

— Дорогой, что думаешь насчёт того, чтобы отвезти детей в деревню на выходные…

— Убирайся отсюда, бомжара! ха-ха-ха, фуу, от него несёт дерьмом, чертов попрошайка…

— Сбежать с вами? Ах, как же вы спешите, негодник, лучше поцелуйте меня ещё раз…

— Мы должны сохранять суверенитет нашей великой державы, многовековая история является наглядным и нерушимым подтверждением нашего права на свободу и независимость…

***

3.

С высоты нескольких метров здоровенная туша медведя, озадаченного тем, что произошло, превращалась в нечто довольно скромное и безобидное. Зверь редкими перебежками бродил туда-сюда, принюхивался, пытался что-то откопать своими широкими лапами, иногда рычал. Через несколько минут, всё также принюхиваясь, с тихим бормотанием, он полностью скрылся в темных лесных зарослях. Брошенная ему вслед шишка была знаком того, что во мне всё ещё хранится беспричинная надежда на то, что он услышит, среагирует, вернётся, но этого не произошло.

«Не руби сук, на котором сидишь» — это то, чем мне меньше всего хотелось сейчас руководствоваться. И без того хрупкая ветка, расшатанная мной, вскоре не выдержала унижения, в последний раз прогнулась и хрустнула, оставив от себя свою озлобленную острую часть. Словно в наказание другая её половина приземлилась прямо мне на голову. Пробую изобразить боль.

Сплошной лес, никакой мезозойской эры с динозаврами, ни одной хижины лесника, ни одной бригады рабочих-лесорубов, ни одного окопа, ни одного живого тела, ни единого огонька.

«Моё время пришло…» — сказал Мастер и под грустную колыбель лунной ночи растворился в буйном вихре нежно-розовых лепестков сакуры. Воспоминания нахлынули так, будто я, не умея плавать, оказываюсь в море посреди шторма.

Первый раз иду в школу, мой 8-ой день рождения, наш дом, в нем мои родители, родители моих родителей, их учителя, мои знакомые, ещё знакомые, приятели, друг, моя любимая синяя моделька Ferrari с открывающимися дверьми, багажником и капотом, затем настоящая Ferrari, тоже синяя, тоже моя, далее — война, награды, ордена, победы, поражения, проигрыш, выигрыш, предательство, прощение, ещё война, теперь гражданская, ничего нового, кроме новых смертей, после — университет, ещё один, третий. Я — врач, адвокат, гонщик, просто человек… Далеко после всего этого — лес, луна, напуганный медведь, ветка, стремящаяся мне в голову, и…падающая звезда!

Загадываю желание, делаю всё, как положено, оно непременно сбудется, потому что я никому теперь о нем не расскажу.

Спустя ещё некоторое время брожения в темных коридорах этого леса, мне всё-таки удаётся найти начало его отсутствия.

Сверкнувший перед глазами небольшой просвет меж деревьев, точь-в-точь, как свет в конце тоннеля, вселил в меня сразу несколько экземпляров надежды и уверенности в завтрашнем дне… Стало понятно, куда мне следует пойти, чтобы хотя бы не обезуметь от скуки и постоянства пейзажа последних нескольких часов.

— Оказавшись на краю, что ты себе скажешь?

— Прыгай молча, пожалуйста.

Я буквально на краю. Лес, воздух, деревья, кусты, листья, корни, вся прошлая земля, — всё завершилось в одной из своих форм, чтобы перевоплотиться и продолжиться в другой, в виде пологого, невысокого песчаного обрыва, упирающегося в стройную речку, в её размеренное течение с редкими волнами, заражающимися от лунного света недолговечными бледными искорками, которые затем, опускаясь на водную гладь, словно блёстками осыпали её, от чего она тоже будто начинала искриться. Берег подо мной был на удивление чист. Только песок, ни одного растения, по обычаю растущего у воды. Стало очевидным, что за этим местом хорошо присматривают.

Захотелось сойти вниз, к воде, но краем глаза чувствую, что не всё в новой картине на своих местах. С той стороны реки ничего не видно — слишком темно, на моём берегу всё также казалось уместно-мертвым, поскольку такая обстановка стала мне привычной, кроме, разве что, фигуры в паре десятков метров от меня, отдалённо напоминающей то ли большой несуразный пень, то ли человека, до основания сгорбившегося над своим отражением в воде.

***

— В этом доме ничего твоего нет, понятно? Когда будешь жить в своём доме, тогда и делай там всё, что тебе вздумается, умник какой, ты посмотри…

— Малышня, а ну бегите сюда, у нас для вас подарок. Как просили — приставка, её к телевизору сейчас только подключим и можно играть, только не целыми днями…

— Значит все объявляем ему бойкот, пусть подумает над своим поведением. Всё, с этого момента с тобой никто не разговаривает, пару дней так походишь, может и поймешь, как нужно разговаривать со старшими…

— Уйди с глаз долой! Видеть тебя не хочу…

— Можно приеду на недельку? Да, я точно найду работу за это время…

— Ну ты уже долго играешь, дай мне, ты один только сидишь, я тоже хочу. Ну хорошо, давай вместе…

— Да давай, че ты, давай подеремся, че ты как телка? Ха-ха-ха-ха, ну сильнее бей, давай, ха-ха-ха, выпусти всю свою злость, давай, ну, ха-ха-ха…

— Никаких гулять, сидишь дома и читаешь, что тебе в школе задали, потом ещё перескажешь, что прочитал. Будешь читать, чтоб от зубов отскакивало…

— Мам, прости пожалуйста, я больше так не буду… Мам, ну пожалуйста, я обещаю, ты слышишь? Я честно больше не буду так себя вести, простите меня, я всё понял, что так нельзя больше делать, я больше не буду, ты слышишь? Скажи что-нибудь, пожалуйста…