Цивилизация или варварство: Закарпатье (1918-1945 г.г.)
Монография посвящена одному из самых сложных и запутанных периодов в истории Закарпатья, борьбе европейских держав за контроль над этим краем. Раскрыты многие прежде не известные либо вызывавшие противоречивое толкование эпизоды внутренней и внешней политики соседних государств в изучаемый период. Большое внимание уделено судьбам многочисленного населения, проживавшего в Закарпатье при различных властях и режимах. При написании труда были использованы не публиковавшиеся ранее материалы из архивов Венгрии, Польши, Германии, Чехии, Словакии, России. Многие из этих документов сегодня недоступны. The monograph is dedicated to one of the most difficult and complex periods in the history of Transcarpathia and the struggle of the European powers to control it. The author reveals many of previously unknown or controversial episodes of internal and external politics of these states during the reviewed period. Major attention is given to the fates of the vast population that inhabited Transcarpathia under different powers and regimes. This historical effort made use of previously unpublished materials from the archives of Hungary, Poland, Germany, Czech Republic, Slovakia and Russia. Many of these documents are unavailable today.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Цивилизация или варварство: Закарпатье (1918-1945 г.г.) предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Введение
3акарпатьем (или Подкарпатьем) называли южные склоны зеленых Карпат в центре Европы. До прихода венгров в район Карпат и Дунайского бассейна оно было заселено в основном славянскими племенами, что признавали и крупные венгерские историки первой половины ХХ века Балинт Хоман и Дюла Секфю из школы «истории духа». Однако в то же время они утверждали, что местное славянское население в конце первого и в начале второго тысячелетия ассимилировалось в венгерской массе. Хоман, занимавшийся древней и средневековой историей Венгрии, признавал достоверность венгерской Хроники Анонима, где описаны подробности о населении, которое встретили венгры, пришедшие через Веречанский (Верецкий) перевал и Трансильванию. Говорится в ней и о кровном союзе семи вождей венгерских племен, заключенном в Ужгороде.[1]
Историки периода Венгерской Народной Республики в первых томах десятитомной истории (в 20 книгах) подтверждают эту мысль.[2]
По народным преданиям и изысканиям русских исследователей, в период появления венгров в районе Карпат территорию Подкарпатья и севернее Карпат (как отмечено и на исторических картах) заселяли славянские племена, именовавшиеся белохорватами. Историки П.П. Сова[3] и Н.Н. Лелекач,[4] изучавшие этот период, утверждают, что славянский союз белохорватов существовал в названном регионе начиная с конца первой половины первого тысячелетия новой эры. По упоминаниям в древних хрониках известно, что в походе киевского князя Олега в 906 году на Царь-город участвовали и белохорваты, предки закарпатцев. По мнению венгерских историков — родственники поляков, живших по соседству с ними.
В IХ — начале Х века, по данным Хроники Анонима, когда венгерские племена стали просачиваться по Верецкому перевалу в район Ужгородского и Боржавского укреплений, там правил князь Лаборец. Эти события сохранились и в устных преданиях, согласно которым венгры разгромили Лаборца и захватили его владения.
Балинт Хоман считал, что в то время в этом регионе Европы вплоть до верховья Тисы пребывали болгарские славяне. Среди тогдашних их князей называл и Лаборца.[5] Белохорватов он разместил на землях севернее и западнее от Подкарпатья, в т. ч. Словакии, считая их основным составным элементом будущих словаков.
Н.Н. Лелекач в упомянутом исследовании пришел к выводу, что Закарпатье в Х—ХI веках входило в состав Киевской Руси. П.П. Сова ссылался на «засеки» (т. е. границу продвижения венгров в северо-восточном направлении) в доказательство того, что разрозненные венгерские племена даже в XI веке не смогли захватить все Закарпатье. Они заняли только часть его (по долинам рек Тисы и Латорицы).[6] Причем этому в немалой степени способствовали династические связи венгерских князей и королей с великими князьями Киевской Руси.[7]
В конце XII — начале XIII века ситуация изменилась. Венгерские короли, не добившись успеха в своих походах на запад и юго-запад, попытались, используя междоусобные распри на Руси, расширить свою власть в северо-восточном направлении, овладеть территорией, которую населяли славяне-русины. Бела III с 1188 года вел так называемые Галицкие войны под предлогом помощи Владимиру Ярославичу. Однако, придя в Галицию, Бела III присвоил себе титул короля этой земли и поставил у власти своего сына — будущего венгерского короля Эндре II. Но уже в 1190 году галицкие бояре при помощи польского короля изгнали Эндре. Став королем Венгрии, Эндре II продолжил походы на Галицию. А после того как в бою с поляками в 1205 году погиб галицко-волынский князь Роман, Эндре сам непосредственно втянулся в междоусобную борьбу русских князей за овладение Галичем. У погибшего князя Романа остались два сына — малолетний Даниил (Данило) и только что родившийся Василько. Эндре II усыновил Даниила, оставил сначала в Галиче для его охраны свои войска, а затем поселил его при своем дворе. После похода 1205 года Эндре II прибавил к своим титулам еще один — король Галиции и Владимира (Лодомерии).
Борьба русских князей за Галич продолжалась. Эндре II также не желал отказываться от этих «своих» владений и в 1208 году направил в Галицию войска под предводительством воеводы Трансильвании Бенедека. Его правление, однако, вызвало в Галиции большое сопротивление, и он вскоре вынужден был бежать в Венгрию.
Новый правящий князь Галича Владимир просил Эндре II отпустить домой Даниила Романовича. Венгерский король на эту просьбу не откликнулся. У него были замыслы женить Даниила на своей дочери, после чего присоединить Галицкое княжество к своему королевству по примеру Хорватии. К Даниле в Венгрии при дворе Эндре II относились с уважением. В 1211 году Эндре II вновь нашел повод для посылки в Галицию мощной военной экспедиции. В этой армии в походе находился и десятилетний Данило, которому на этот раз достался престол Галицкой Руси. Однако, будучи малолетним, он только формально находился у власти. Правили галицкие бояре. В 1212 году Эндре II в Галиче расправился с некоторыми боярами, но вскоре и сам Данило вместе с матерью вынужден был искать убежище в Венгрии.
В 1213 году Эндре II вновь собрал войско в поход против Галицкой Руси, однако в пути получил известие об убийстве своей жены Гертруды и вернулся. Данило с матерью переехал в Польшу. Эндре II в сговоре с краковским князем с благословения папы римского королем Галиции короновал своего второго сына Калмана. Но уже в 1215 году Калман был изгнан из Галича. Там была установлена власть Мстислава, на дочери которого женился Данило. В этой ситуации в союзе с краковским князем Эндре II восстановил в конце 1216 года «рутенское королевство Калмана». Так юго-западное княжество Руси вновь попало под венгерское господство. Но это правление было недолговечным. Великий князь киевский и князь смоленский Владимир IV Рюрикович с 1216 года воевал не только с владимиро-суздальскими князьями, но и с венгерским королем, у которого отбил занятый Галич.
В 1219 году Калман потерпел поражение. В Галиче к власти пришел Мстислав, предложивший свою младшую дочь в жены младшему сыну Андрея II — Эндре, который на рубеже 1226–1227 годов стал во главе Галицкого княжества. В начале 1229 года Галич отвоевал Данило Романович, но, помня доброе отношение к нему венгерского короля Эндре II, отпустил домой его сына. Вскоре старший сын венгерского короля Бела повел войска против Данилы, но потерпел в Галиции поражение.
В 1231 году Александр из Перемышля и Судислав, который находился в бегстве, обосновавшись в Венгрии, уговорили Эндре II и его сыновей организовать новый поход на Галицкую Русь. В результате в Галиче у власти вновь оказался Эндре — сын венгерского короля. В этих условиях Владимир IV, великий князь киевский, вновь помог Даниле Галицкому в войне против венгров (1232). В 1234 году Владимир II и Данило заключили военно-политический союз. Но к этому времени Данило и Василько уже нанесли венграм поражение под Перемышлем.[8]
В 1234 году Эндре умер. Данило занял Галич. Этим закончились длившиеся около полувека венгерские походы в Галицию, в ходе которых венгры закрепились в Закарпатье.
В 1235 году Данило Галицкий вновь был вынужден бежать в Венгрию, спасаясь от восставших против него галицких бояр. В том же году после смерти Эндре II королем Венгрии стал его старший сын Бела IV. В 1237 году Даниил вернул себе Галич. Влияние его росло. В 1239 году великий князь смоленский Ростислав III Мстиславович (женой которого была венгерская принцесса Анна) занял киевский престол. Но он был изгнан Даниилом Галицким, взят им в плен и вывезен в Венгрию, где и умер в 1240 году. Сам же Данило Галицкий стал последним великим князем Киевской Руси и великим герцогом Галиции и Волыни. Но вскоре татаро-монгольские полчища не только захватили Киев, но и разорили Галицко-Волынское княжество.
После ухода татар Данило Галицкий и Бела IV заключили долгосрочный договор (1246), рассчитанный на 20 лет, что означало отказ Венгрии от притязаний на верховную власть над Галицко-Волынской Русью. Подкарпатская Русь осталась под властью венгерских королей и, как и Галицко-Волынская Русь, — оторванной от своих восточнославянских соплеменников еще на целых семь столетий.
В XVI–XVII веках Венгрия была разделена на три части. Центральную захватили турки. Западная и северная части оказались под властью Габсбургов, а Трансильвания попала в вассальную зависимость от Османской империи. Тогда же западная часть Подкарпатья находилась под властью Габсбургов, а восточная — Трансильванского княжества. После изгнания турок и установления господства Габсбургов над всей территорией Венгрии Закарпатье также оказалось в условиях габсбургского абсолютизма.
В дни венгерской антигабсбургской революции и гражданской войны 1848–1849 годов жители Закарпатья, как и другие славянские народы Габсбургской империи, поддерживали экспедиционную русскую армию И.Ф. Паскевича.
В материалах Будапештского архива по подготовке мирных договоров после Второй мировой войны сохранилось письмо — ответ на просьбу директора гимназии из Подкарпатья В. Сулинчака. Авторами ответа могли быть мадьяризованные русины: Антал Годинка, Шандор Бонкало, Гиадор Стрипский (оставшиеся в хортистской Венгрии) или один из них, воспринявших венгерскую националистическую концепцию, согласно которой первыми организаторами государства в районе Карпат и Дуная были венгры. До них якобы его не было. Сулинчак собирался написать статью и просил предоставить ему материалы о позиции русинов в революции 1848–1849 годов. Но из Будапешта пришел отказ. О данном аспекте рекомендовалось не писать вообще. Причем мотивировалось это следующим:
«Руський средний народ не проявил должного взаимопонимания с нашей освободительной борьбой». За исключением ужгородских малых попов, другие русины не вступили в армию гонведов. Те русины, которых мобилизовали в армию гонведов в западной части Подкарпатья, перебежали к австрийским солдатам. По заметкам того времени, русины вообще симпатизировали русским, считали их братьями. Об этом говорили те русские офицеры, которые принимали участие в подавлении освободительной борьбы и подготовили записи, а также заметки подкарпатских русинов (Виктор Добрянский, Иван Сильвай и др.). «Только мукачевский греко-католический парохус (приходской священник. — А. П.) Еромош Хайду писал в провенгерском духе и не хвалил русских солдат»,[9] — завершил автор письма.
С 1867 года в дуалистической Австро-Венгерской монархии Закарпатье находилось в составе Венгерского королевства. Это был период беспощадного национального и социального угнетения населения. Мадьяризацию национальных меньшинств, составлявших около половины жителей Венгрии, правительство проводило особенно усиленно с развитием венгерского национализма в конце XIX — начале XX века. Оно стремилось добиться полной ассимиляции иноязычных жителей страны. Для достижения этого применялись различные методы. Прежде всего, было введено принудительное преподавание во всех государственных школах всех предметов на венгерском языке.
Так было и в Подкарпатье (Ka’rpa’talja), как обычно власти называли край проживания славянской народности (постепенно превращавшейся в нацию) наравне с наименованием Верхний край (Felvide’k). Население этого края со времени Средневековья называли латинским термином «рутены» (rutheni, rute’nek) или, в некоторые периоды, его самоназванием — русины. Славянское население этого края, столетиями жившее (пока шло формирование трех восточнославянских наций — русской, украинской и белорусской) в изоляции в пределах иностранного государства, сохранило свои язык, обычаи, культуру. В первой половине XX века русины идентифицировали себя с жившими на востоке другими украинцами, которых довольно долго называли малороссами.
В начале XX века к осуществлению плана ассимиляции венгерское правительство привлекло и церковь, особенно греко-католическую, или униатскую, получившую это название после Ужгородской унии 1646 года. Процесс перехода от православия к новой религии шел медленно, со скрипом. Как римско-католическая церковь, так и венгерские власти вынуждены были согласиться на сохранение церковнославянского языка в богослужении и восточных обрядов.
Это, несомненно, способствовало сохранению населением его самобытности. К тому же властям не удалось (несмотря на массовые аресты и преследования, как Мараморош-Сиготский процесс 1913–1914 гг.) полностью искоренить православие. Примерно пятая часть славянского населения оставалась православной.
Нужно подчеркнуть, что тогда венгерские власти придерживались точки зрения, согласно которой все жители страны — венгры. В 1909 году Августин Волошин (будущий премьер-министр и президент Карпатской Украины в 1939 г.) был редактором газеты «Наука» (дотированной правительством) и по требованию премьер-министра Венгрии пообещал употреблять в политическом тексте выражение «наш венгерский народ», а в статьях общественного характера — «наша угро-руська народность». Он согласился быть проводником венгерского языка и заявил, что будет держаться в стороне от украинского и русского литературных направлений.[10]
По поручению мукачевской епархии была создана комиссия под председательством Гезы Каминского с заданием разработки инструкций о введении преподавания на венгерском языке и в церковных школах. В результате было установлено: первый год детей обучать только устному венгерскому языку, а со второго класса — и письменному, чтобы затем можно было вести на венгерском языке и преподавание религии и религиозного пения. Для облегчения мадьяризации названной комиссией был разработан алфавит «фонетического звучания» для печатания русских молитвенников венгерскими литерами и ликвидации кириллицы.[11]
Предпринимались и попытки группы священников слить греко-католическую церковь с римско-католической. Сохранились документы, свидетельствующие о том, что некоторые священники «проявили инициативу» и не только вели пропаганду в этом направлении, но и принимали решения. Так, 27 марта 1915 года греко-католические священники Нижневерецкого округа единогласно приняли решение — просьбу, направленную мукачевскому епископу Анталу Паппу, административным органам Берегского комитата, венгерским правительству и Национальному собранию.
В ней, в частности, указывалось, что народ, который живет в северо-восточной части нашей отчизны, знают как «рутенов» или «малорусов». Но эти названия неправильные. «Ибо мы венгры, приросшие к той земле, куда наши предки пришли по милости венгров». И требовали, чтобы тот народ называли «объединенными венгерскими католиками». Главную причину того, что народ внешне мадьяризуется значительно медленнее, чем внутреннее его убеждение, собравшиеся видели в том, что «в наших церквах мы молимся по-руськи», и просили разрешения молиться «в наших церквах на венгерском языке». А также детей в школах обучать на венгерском языке и объединить юлианский и григорианский календари.
Если будет удовлетворена эта просьба, заверяли участники собрания, то за короткое время в Карпатах «руськое слово будет таким редким явлением как белая ворона».[12]
9 августа 1915 года эстергомский архиепископ, примас римско-католической церкви Венгрии Янош Чернох провел строго секретное совещание элиты греко-католической церкви (над которой он имел право контроля). На нем присутствовали 16 человек, в том числе мукачевский епископ Антал Папп, пряшевский епископ Иштван Новак, ряд каноников и преподавателей религии, где обсуждался вопрос замены кириллицы латинским шрифтом как в государственных, так и в церковных школах. Во вступительном слове, наряду с подчеркиванием секретности и избежания просачивания предмета обсуждения в печать, он еще допускал сохранение староцерковного языка, обычаев, свят. Стремясь смягчить все то, что происходило, он заявлял, мол, речь идет только о замене кириллицы на латинские литеры, что уже сделало правительство Австрии в Далмации с целью противодействия проникновению чужих идей из Сербии.[13] На северо-востоке Венгрии так пытались воспрепятствовать проникновению украинских идей из Галиции и схизмы из России.
Однако, несмотря на убаюкивающую речь примаса, наступление с целью ассимиляции населения продолжалось, игнорируя яростное сопротивление верующих. В 1918 году усилилось противостояние населения запрещению юлианского календаря, о чем священники доносили в епископат. Наместник епископа в Мараморош-Сиготе Ш. Сабо сообщал: верующие открыто выступали против реформы календаря, что стало общим явлением в Хустском, Тячевском и Тересвянском округах.[14]
Замена юлианского календаря григорианским вызвала у населения такую ненависть и злобу и одновременно страх священников за свою судьбу, что они сплошь и рядом обращались за помощью к вооруженным силам, жандармам и армии, пытаясь усмирить непокорных. Народ «уже не доверяет не только священникам, но еще в большей мере властям»,[15] сообщалось в одном из донесений по церковной линии. 20 июня 1918 года уже епископ Мукачевской епархии обратился с циркулярным письмом ко всем священникам быть осторожными. Ибо часть людей, «зараженных анархизмом в России», может воспользоваться тем, что объединение календарей и замена алфавита вызвали в нашей епархии возмущение консервативно настроенного населения. Поэтому рекомендовал им быть с верующими ласковыми и если нужно — помогать им.[16]
Приближались конец Первой мировой войны, распад Австро-Венгерской монархии, приведший к существенным изменениям и в судьбе славянского населения этого региона. Задачей данного исследования является в научном плане раскрыть процесс становления, развития населения Закарпатья на первом этапе новейшей истории — в межвоенный период и в годы Второй мировой войны. Для этого привлечены материалы опубликованных документов во многих странах, а также хранящиеся в архивах России, Украины, Венгрии, Германии, Польши и др.
По проблемам истории Подкарпатья периода 1918–1945 годов серьезных научных исследований, за исключением нескольких статей, не было. Они создавались по ходу событий практически на протяжении всего сложного процесса преобразований в крае, в том числе и связанных с переходом его территории от одного государства к другому, что не могло не оказать влияния на взгляды авторов рассматриваемых трудов.
Несмотря на это, уже созданы и историографические обзоры. Некоторые из них заслуживают особого внимания. В хронологическом порядке прежде всего следует назвать анализ И.Г. Коломийца источников и литературы в написанном им первом капитальном труде (свыше 67 печатных листов) «Социально-экономические отношения и общественное движение в Закарпатье во второй половине XIX столетия» в двух томах. Историографическому анализу литературы и источников посвящены 129 страниц.[17]
Иван Гаврилович Коломиец, оказавшись политическим репрессированным, в годы Второй мировой войны попросился на фронт и был реабилитирован. Кандидат исторических наук — после демобилизации работал в Ужгородском историческом музее. В начале 1946 года был открыт Ужгородский университет, и Коломиец перешел туда на работу, где преподавал всеобщую историю нового времени. Одновременно в соавторстве в газете «Закарпатская Украина» опубликовал ряд острых полемических статей и нажил себе недругов. Те и подняли вопрос, что он в своей автобиографии не писал о вышеназванных сюжетах. Защищаясь, Коломиец ссылался на реабилитацию, которая давала ему на это право. Созданное этим вокруг него общественное мнение привело к смене им места работы. Он переехал в Томский университет, где и был написан его основной труд. Кроме того, в Томске он опубликовал «Очерки по истории Закарпатья» в двух частях. Первая вышла в 1953, а вторая — в 1959 году. При жизни Коломийца в словацком Прешове опубликована только первая часть «Очерков».
В этом обзоре автор всесторонне проанализировал и обобщил проработанный им объемный материал, почерпнутый из доступных в то время архивных источников, в том числе и из центральных хранилищ СССР, а также фактически имевшуюся к этому времени всю литературу по изучаемому периоду. Были использованы исследования, опубликованные во многих странах мира.
И.Г. Коломиец дал не только оценку эпохе подкарпатских «будителей», но и всесторонне рассмотрел позицию выходцев из Подкарпатья, ставших мадьяронами: Александра Бонкало, Антала Годинки, Гиадора Стрипского, а также показал истинное лицо Ореста Сабо. Он тщательно изучил все доступные ему труды по истории края, сохранившиеся в библиотеках и музеях России и Центральной Европы.
Коломиец проанализировал взгляды О. Сабо, который был в 1918 году, после победы буржуазно-демократической революции в Венгрии, министром по делам Руськой Краины (так тогда стали именовать Подкарпатье). Он подчеркивал, что Сабо пытался доказать отсутствие генетического единства русского и украинского народов, а закарпатские украинцы не имеют ничего общего с проживающими на востоке соплеменниками. Коломиец привел высказывания из книги Сабо, опубликованной в 1913 году. В ней Сабо утверждал: «Малорусский народ является наиболее древним славянским племенем с наиболее чистой славянской кровью и имя свое ведет от племени „Русь“, а потому малорус называет великоросса, который издревле смешан с кровью татарской и чудской, „москалем“ и всячески стремится отгородиться от него».
В разделе «Общая характеристика рутенов» Сабо приписывал им «приверженность к старине», пьянство и неспособность к культурному развитию, восхваляя вместе с тем их «богобойность». Он осуждал «схизматическое движение», выражавшее, как известно, протест против окатоличивания и ассимиляции закарпатского украинского населения, отмечал И.Г. Коломиец.[18]
Он всесторонне рассмотрел и писания профессора Будапештского и Братиславского университетов Антала Годинки. Тот опубликовал более 20 трудов по истории Закарпатья в целях оправдания и увековечения господства венгерских правящих кругов над закарпатскими славянами. Причем он пытался обосновать это «научно». В своей монографии «История Мукачевского греко-католического епископства» он «отрицал, — пишет Коломиец, — автохтонность славяно-русского населения в Закарпатье» и распространял тезис «о колонизации Закарпатья „угрорусами“ только после татаро-монгольского нашествия на Киевскую Русь, когда территория Закарпатья уже была завоевана венгерскими королями».
«Все произведения А. Годинки были пронизаны… враждебной своему народу идеей, смысл которой сводился к бездоказательному утверждению об отсутствии всякой общности между закарпатскими русинами и русским народом», — писал Коломиец. Национальное угнетение, преследование языка и культуры закарпатских украинцев Годинка оправдывал «приобщением» их «к высокой западной цивилизации».[19]
В историографическом обзоре И. Коломиец подверг критике и взгляды Александра Бонкало и Гиадора Стрипского. Первый — профессор Печского и Будапештского университетов, а второй — чиновник, редактор, сотрудник Будапештского национального музея, в годы Второй мировой войны был одним из активных деятелей в Закарпатье, а Бонкало стал первым председателем созданного там «Подкарпатского общества наук». Оба они (Стрипский и Бонкало) выступали как против русского, так и украинского языков. Они были сторонниками «живого языка», то есть создания «угроруського литературного» языка (на базе закарпатских диалектов) как обособленного, самостоятельного языка отдельной народности, нации, выпестованной на свято-стефанской идее верности венгерскому государству, восхваляя его как gens fidelissima — вернейшее племя — за участие на стороне венгров в войне против Габсбургов под руководством Ференца II Ракоци.
Но чего не могли отрицать и вышеназванные мадьяроны — это близости закарпатских говоров с малорусским (т. е. украинским) языком.
В 1995 году вышел в свет второй том «Очерков истории Закарпатья (1918–1945)», содержащий обширный историографический обзор,[20] включающий из украинских изданий множество журнальных статей, научно-популярных брошюр и исследований, в которых сюжеты закарпатской истории только затрагиваются. Автор рассматриваемого параграфа на эту тему опубликовал монографию,[21] послужившую основой названной части обзора. Он издавал и другие историографические обзоры, в том числе в соавторстве с М.В. Трояном. В них отмечены как публикации документов по отдельным проблемам, так и капитальное шеститомное издание[22] с отдельными подзаголовками по томам.
Уделено внимание коллективному труду, опубликованному в Киеве на украинском (1969) и русском (1982) языках в серии многотомного издания «История городов и сел Украинской ССР. Закарпатская область».[23]
Данилюк в своем обзоре перечислил научно-популярные брошюры, изданные на Украине (в основном в 20-е гг. ХХ в.), а также биографические изыскания — о деятелях коммунистического движения в Закарпатье. Там же названы статьи, публиковавшиеся в журналах и ученых записках Ужгородского государственного университета, по проблемам греко-католической церкви, социально-экономического движения, работа Б.И. Спивака[24] и других о революционном движении. Наравне с этой проблематикой разрабатывалась и нашла отражение в обзоре история коммунистической организации края, как обобщающие труды, так и многочисленные статьи.
В начале 90-х годов ХХ века пристальное внимание ученые Ужгорода уделяли вопросам истории Карпатской Украины, которые до того затрагивались только в критическом плане. Теперь же все диаметрально противоположно. Переводились, а если были изданы на Западе на украинском языке, то перепечатывались книги политэмигрантов из края волны 1939 и 1944–1945 годов. Они носили в основном характер воспоминаний, в которых отражено видение их авторами событий, участниками которых они были. Позицию их принимали на веру.
Одним из самых добросовестных авторов ряда частей второго тома «Очерков» является В.И. Илько. Но в обзоре больше всего не повезло ему. По его основному труду назван только автореферат докторской диссертации.[25]
В обзоре упомянут и сборник печатных трудов М. Болдижара,[26] как и его работы по проблемам греко-католической церкви. Там же содержится значительный перечень работ, посвященных партизанской борьбе, освобождению края советскими войсками и воссоединению его с УССР. Они носят в основном характер воспоминаний, за исключением исследований О.Д. Довганича.
Вторая часть историографического обзора посвящена зарубежным авторам, в основном чехословацким и венгерским. Этот краткий очерк написали три автора: И.М. Гранчак, В.П. Приходько и И.И. Поп. Он отразил всю эклектику взглядов тома. Создается впечатление, что авторы не читали куски друг друга или, не договорившись, сознательно оставили, как получилось.
В целом же самым большим недостатком второго тома «Очерков» является небрежное отношение к научному аппарату (искажение фамилий и названий трудов, путаница в сносках, пропуски строк и т. п.). Этого можно было избежать, если бы члены редколлегии внимательно прочитали хотя бы верстку. Это во-первых. А во-вторых, авторы частей стояли на разных позициях (или колебались) в оценке, в определении, кто такие славянские жители многонационального Закарпатья: русские, украинцы или русины, то есть особая нация.
После распада СССР, накануне написания «Очерков», та часть интеллигенции Закарпатья, которая свои взгляды обращала сначала на Прагу, а после выхода из состава ЧСР Словакии — на Будапешт, предпринимала все для выхода края из состава Украины. Не добившись успеха, они стали добиваться особого положения области в составе Украины. Сторонники их в Ужгороде образовали свое правительство. Основным политическим козырем в их руках был «русинизм», то есть попытка обосновать мысль, что якобы коренное местное славянское население не имеет ничего общего с восточнославянскими народами: русскими, украинцами и белорусами, а является четвертой восточнославянской нацией — «русинами», ориентирующимися на Запад. Киевское правительство Украины отреагировало назначением своей администрации в Ужгороде. Разочаровавшись, часть участников этого движения подались за рубеж, откуда продолжают пропаганду своих взглядов. Правительство их сторонников в Ужгороде заявило о своем роспуске.
Кстати, в «Очерках» почти повсеместно вместо «русский язык» и т. п. употребляется термин «российский язык» и т. д., хотя известно, что такого языка нет.
В конце обсуждаемого историографического обзора названа книга П.Р. Магочия, посвященная проблеме Подкарпатской Руси. Причем одному аспекту — формированию национального самосознания.[27] Названная книга вышла на английском языке в двух изданиях — в 1978 и 1979 году. Автор ее проживал в Канаде, но труд свой опубликовал в США и Англии на базе Кембриджского и Гарвардского университетов. Во втором томе «Очерков» работа его высоко оценена. «Наиболее выдающейся, — писали авторы обзора, — на наш взгляд, является монографическая работа американского ученого П.Р. Магочия, в которой он рассматривает процесс кристаллизации национального самосознания русинов за столетний период, с 1848 по 1949 г.». Как заметил читатель, и в этом случае авторы обзора допустили неточность (вместо 1948 дали год 1949-й). Похвальная оценка труда Магочия давалась для того, чтобы авторы могли написать следующее созвучное их взглядам предложение: Магочий «уделил большое внимание политическим процессам в крае в первой половине ХХ столетия. Он объективно оценил влияние и силу всех трех культурных и политических направлений: русофильского, русинского и украинофильского…»[28] Если бы авторы историографического обзора прочитали книгу до конца, то заметили бы, что Магочий, в послесловии к изданию ее на украинском языке, фактически отказался от своего основного вывода (о победе украинского направления над двумя другими), поскольку после падения коммунизма и распада СССР возникла новая ситуация. Русинизм вновь вышел на мировую арену. А ведь именно в этом утверждении Магочий, как и его сторонники, ошибся.
В концепцию авторов обзора вписывается и оценка вышеупомянутыми А. Бонкало и А. Годинкой правильным того факта, что «включение Закарпатья в состав Чехословакии нарушило процесс самобытного развития русинов».[29]
Авторы отдельных разделов и частей «Очерков» излагали в книге события каждый по своему разумению, и в результате получилась «сборная солянка» взглядов по названным проблемам. В самой Закарпатской области спор вокруг этих вопросов стих. Часть участников дискуссии отказалась от своих прежних взглядов. Другие подались за рубеж и там продолжают пропаганду своих убеждений.
Этой цели служит и историографический обзор И.И. Попа.[30] Прежде всего нужно сказать о заглавии. За основу названия края почему-то принято официальное наименование периода чехословацкого правления, после чего его название несколько раз менялось. К тому же обзор посвящен не столько истории русинов, сколько Закарпатью в целом, причем, как правило, истории Средневековья и нового времени, в меньшей степени новейшему периоду. Относительно последнего позитивной оценки удостоены лишь те чешские историки, которые громче осуждали политику руководства СССР за его позицию в последний год войны в Европе, да отчасти словацкие. Среди венгерских историков И.И. Поп выделил А. Годинку, известного мадьярона, отстаивавшего «обособленность развития русинов» от восточных славян, их языка и культуры под венгерским и словацким влиянием. Автор обзора назвал его видным венгерским ученым «русинского происхождения».[31]
Не повезло украинским ученым, не разделяющим точки зрения И. Попа, как пишет он сам о себе, «русинского историка».[32] На Украине историки в большинстве своем, утверждает Поп, «остаются в состоянии закомплексованности марксистскими идеями. Поэтому не могут понять иную, кроме марксистской, методологию и не могут воспринять концепции ученых других стран».[33] В качестве примера он привел историю Закарпатья в двух томах (с древнейших времен до 1945 г.). Она вышла под редакцией И.М. Гранчака.[34]
И.И. Поп воспринял историографические обзоры И.Г. Коломийца и Д. Данилюка сугубо критически. Между тем высказывания его о трудах Коломийца наводят на мысль, что он их в руках не держал. Иначе он не напутал бы о времени и месте их издания. Д. Данилюк издал несколько историографических работ, но написал и книгу по истории Закарпатья в биографиях и портретах.[35] Она позволила Попу написать о ее авторе, что тот «демонстрирует понимание историографии как суммы биобиблиографических данных об отдельных историках и исторических деятелях». При этом он считает их лишенными научной объективности, «ибо написаны они с позиции украинского национального неоромантизма». Затем переходит к рассуждению о позиции украинских историков вообще. Вроде: «Украинские авторы не признают самобытности русинов, а поэтому не вносят ничего нового в понимание сути их истории».[36] И тут продолжил восхваление Магочия, работы которого, по мнению Попа, резко контрастируют с подобными «трудами», хотя речь (судя по сноске) идет по сути о справочном материале — издаваемых им раз в десятилетие дополнениях к аннотируемой библиографии. В полемике Попа с противниками его взглядов по проблеме «русинизма», затронувшей все узловые пробемы новейшей истории Закарпатья, на первом месте — закономерность и законность включения его в состав Украины. Ведь это было мечтой большинства населения края, и оно свое волеизъявление выразило не только в ноябре 1944, а и в январе 1919 года, но тогда не посчитались с ним. Иван Иванович все эти факты оспаривает. В полемике больше всего досталось киевскому литературоведу О. Мишаничу, прешовскому историку И. Ванату и американскому — В. Маркушу (Маркусю), прибегавшим, по мнению Попа, «к крайне агрессивным формам».[37] Да и Поп в ходе полемики смаковал и повторял высказывания некоторых зарубежных историков: «агрессия СССР», «аннексия Закарпатья» и т. д. В то же время он привел в своем обзоре основные публикации против собственных взглядов и «русинизма» вообще.
Среди них упомянул и об издании в Киеве (в 2002 г.) критики Мишанича на «Энциклопедию Подкарпатской Руси».[38] Это сборник материалов, в котором И.И. Поп выступал в качестве ответственного редактора, составителя и автора отдельных частей. На эту энциклопедию написал рецензию и Б.Й. Желицки.[39] Он выступил в защиту сторонников «русинизма» по политическим соображениям, поддерживая инициативу венгерских историков прошлого о якобы существовании особой народности или нации русинов, над которой господствовать венгры имеют историческое право. Прежде всего нужно заметить, что рецензент выдал Попа за автора всего труда. В нашей же практике это не принято. Нет смысла и места во введении разбирать неточности, которыми изобилуют труд, а за ним и рецензия, но необходимо остановиться на кредо автора последней, согласно которому самыми большими друзьями закарпатских русинов были венгры (речь идет о хортистских правителях). Далее он пишет, что в марте 1939 года группа политиков (имеется в виду Карпатской Украины) оказалась вынужденной покинуть пределы края, «который снова вошел в состав Венгрии», «но уже под новым названием — Подкарпатская Воеводина (Ka’rpa’taljai Vajdasa’g) с правом самоуправления». Что ни предложение — то противоречие правде. Никакой автономии, данной венгерским правительством хортистов русинам, не было. После захвата края военным путем был установлен оккупационный режим и край был отдан на разграбление армии, проводившей зачистку. Затем последовала диктатура регента Хорти и назначенных им сменявших друг друга регентских комиссаров. Это правление сопровождалось произволом жандармерии, арестами, расстрелами, интернированием, тюрьмами, концлагерями, вылившимися в течение пятилетней оккупации в физическое уничтожение пятой части населения края.
Кощунственно звучит следующее предложение: «Как ни странно, но именно эти годы, как подчеркивается в энциклопедии, и стали наиболее плодородным периодом для русинского национального развития».[40] Есть в рецензии Желицкого еще один момент, который можно бы не упоминать, но, поскольку он упорно повторяет его и после того, как об этом между нами уже шла речь, нужно сказать: в марте 1939 года состоялся не ХIХ, а ХVIII съезд ВКП(б), на котором с докладом выступал И.В. Сталин и сравнивал Карпатскую Украину с козявкой, а не с комаром, как утверждает Желицки.[41]
В историографическом обзоре среди иностранных авторов фигурирует и книга английского ученого Макартни, в которой содержится часть, посвященная Подкарпатской Руси периода 1919–1937 годов. Будучи сторонником венгерских хортистов, он употребляет не официальное название края того времени в составе Чехословакии — Подкарпатская Русь, а, «якобы для краткости», «Рутения». Он затрагивает ряд вопросов, в том числе останавливается на «верховинской акции» Эгана еще при венгерской власти, призванной помочь «горцам», жившим в условиях полуголодного существования. Приводит статистические данные венгерской 1910 и чехословацкой 1930 года переписей населения, сравнивает их и др.[42]
В самом конце XX столетия опубликован сборник статей, посвященных событиям в Закарпатье под властью Венгрии в 1938–1944 годах. Редакторами были Василий Маркусь и Василий Худанич.[43] В сборник включены статьи по истории, экономическому положению, культурной жизни, истории греко-католической и православной церквей в крае. Состав авторов — от местных историков, литераторов, языковедов до эмигрантов в США, Венгрии, в числе которых и монах ордена Св. Василия, долгие десятилетия проживавший в Риме.
Добротностью выделяются исторический очерк В. Худанича, совместная статья П. Чучки и В. Маркуся о положении в области культуры в Закарпатье накануне и в годы Второй мировой войны и ряд других публикаций.
В 2003 году вышла книга В.В. Марьиной, посвященная политике Бенеша и Сталина в отношении Закарпатской Украины в годы Второй мировой войны. По сюжету она перекликается с вышедшим в Будапеште на венгерском языке в 1998 году исследованием Б.Й. Желицкого.[44]
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Цивилизация или варварство: Закарпатье (1918-1945 г.г.) предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
4
Лелекач Н.Н. Про принадлежність Закарпаття до Київської Русі в Х—IХ ст. // Наукові записки Ужгородського державного університету. Ужгород, 1949. Т. 2. С. 25–39.
7
Пушкаш А.И. Национальный вопрос в Закарпатье накануне Второй мировой войны // Национальный вопрос в Восточной Европе. Прошлое и настоящее. М., 1995. С. 176–177.
9
ÚMKL. KЬÜM. Bé.o. IV. 178. 13.1. — Расшифровка названий архивов дана в списке условных сокращений.
17
Коломиец И.Г. Социально-экономические отношения и общественное движение во второй половине XIX столетия. Томск, 1961. Т. 1. 404 с; 1962. Т. 2. 678 с.
25
Илько В.И. Аграрные отношения в Закарпатье в эпоху империализма 1900–1944. Львов, 1984. Он еще в 1973 г. опубликовал во Львове книгу: Закарпатське село на початку ХХ ст. (1900–1919), а в 1981 г. депонировал в ИНИОН АН СССР рукопись монографии: Социально-экономические отношения в закарпатском селе в 1919–1938 гг. Ужгород, 1981.
27
Магочій Павел Роберт. Формування національної самосвідомості: Підкарпатська Русь (1848–1948). Ужгород, 1994. Перевод с английского.
30
Поп И.И. Историография истории русин и Подкарпатской Руси // Славяноведение. М., 2003. № 1. С. 57–72.
34
Нариси історії Закарпаття / Ред. Гранчак І.М. і др. Ужгород, 1993, 1994. Т. 1–2. Членом редколлегии второго тома был и И.И. Поп.
37
Мишанич О. «Карпаторусинство», його джерела й еволюція у ХХ ст. Івано-Франківськ, 1992, 1999.; Мишанич О. Політичне русинство і що за ним. Ужгород, 1993; «Карпаторусинство»: історія і сучасність / Ред. Мишанич О. Київ, 1994; Мишанич О. «Энциклопедия Подкарпатской Руси» і що за нею? Київ, 2002; Бача Ю. Політичне русинство — політична провокація. Пряшів, 1996.; Ванат І. До питання про так звану українізацію русинів Пряшівщини. Пряшів, 1993; Маркусь В. Політична і державно-правова еволюція українського Закарпаття. Київ, 1993.
