Дурная кровь

Андрей Никонов, 2023

На площади перед мэрией Нижнего города убийца расстрелял несколько человек. Среди чудом выживших – Павел Веласкес, маг и потомок русских переселенцев, ввязавшийся в опасную игру с могущественной организацией «Сияние», криминальными семьями и Силами обороны острова. Полиция считает, что он случайная жертва, Павлу предстоит выяснить, связано ли это убийство с охотой на магов, кто за этим стоит и при чём тут призраки. А ещё – остаться в живых.

Глава 4. Отверженный

Пятый (последний) день Рождества

329 года от Разделения

Протекторат Ньюпорт, поместье Кавендиш

Сын Эла Кавендиша появился утром, вертолёт, зависнув над поместьем, сбросил кокон с тремя людьми, по пути на землю кокон раскрылся, словно гибрид парашюта и ковра-самолёта, и мягко приземлился на подъездной дорожке. Из него выбрались трое, два штаб-сержанта, они начали обход поместья, и Патрик Кавендиш, капитан Сил обороны Параизу.

Павел ждал его на крыльце.

— Идём, — Патрик увлёк Веласкеса за собой, прошёл в кабинет. — Это здесь случилось?

Вопрос был риторическим, Павел послал видео почти сразу, как закончил заниматься с наследством опекуна, но капитан и не ждал ответа, он обошёл комнату, разглядывая обстановку, потом уселся в кресло отца, кивнул на стул, стоящий напротив.

— Мы не ладили, — сказал он. — Ты и я. Глупо получилось, я ведь против тебя ничего не имею, отец всегда уделял нам внимание, и когда мы с Ниной были детьми, и после, а ты появился неожиданно, словно ниоткуда. Я много думал об этом и хочу извиниться.

— Да чего уж там, — Павел чуть покраснел, враждебности Патрик никогда не проявлял, некоторая холодность — да, в их общении присутствовала, но не более того. — Я понимаю, чужак в семье, да ещё эспер, не каждый с этим смирится.

— Нина смогла, и мама приняла тебя как родного, а я — нет, — Патрик смотрел прямо перед собой, не моргая, словно видел какую-то цель, — мы ведь знаем, что эта история про дальних родственников — полная чушь. Но мы должны её держаться, так хотел отец. Ладно, я не об этом хотел поговорить. Скажи, он не сказал тебе что-то перед смертью?

— Позавчера он сказал, что умрёт. Я думал, Эл пошутил, он отлично себя чувствовал, шутил и всё такое. А на следующий день я его нашёл здесь. Ты это имел в виду?

Патрик неожиданно замялся. Потом залез в карман, достал квадратный лист гибкого экрана, закатанного в пластик, повертел в руках.

— Есть кое-что, ты этого не знаешь. Семь лет назад, за год перед тем, как ты появился, Эл сильно болел. Очень сильно, он сгорал буквально на глазах, мы возили его в столицу, ты в курсе, какие у Службы контроля возможности, они даже магов подключали, чтобы те как-то его на ноги поставили, но ничего не получалось. Эл, — капитан усмехнулся, — уже завещание написал, разделил между нами дом в Ньюпорте, поместье, какие-то предприятия в Тампе, мы старались на это внимания не обращать, надеялись, что всё обойдётся. Особенно мама, они уже не жили вместе, но каждый день разговаривали, мне кажется, стали гораздо ближе, чем до того, как расстались. В общем, в тот день мы с отцом были одни в городском доме, к нему приехал мужчина, странный какой-то, я думал, что это врач. Они заперлись в кабинете, о чём-то разговаривали минут сорок. А потом вместе уехали. Помню, мне ещё от Эмили влетело, что я отпустил Эла неизвестно с кем.

Он снова замолчал, глядя в окно, Павел его не торопил.

— Эл приехал на следующий день, он был совсем плох, почти не разговаривал. Но потом внезапно пошёл на поправку, не так чтобы быстро, но с каждым днём ему становилось лучше. Через месяц он снова появился на работе, и словно ничего не произошло. На Рождество, вот такое же, как это, как раз на пятый день, мы разговорились, и он сказал, что получил кое-что взаймы, и за это должен будет заплатить. А потом дал мне конверт вот с этим листом. Погоди, чуть позже покажу, обязательно. Я вот что думаю, он заплатил тобой.

— В каком смысле? — удивился Павел.

— Ты — это его плата за несколько лет жизни. Твои родители, Павел, это сделали.

— Нет, — Веласкес облегчённо рассмеялся, — поверь, Падди, я знаю, кто мои родители. Мать меня бросила, отец не стал бы помогать, скорее, наоборот. И уж тем более не сделал бы это ради меня.

— Да? — Патрик внимательно посмотрел на Павла. — Полагаю, ты не можешь об этом говорить?

— Нет.

— Значит, я ошибался, и это кто-то другой. Держи, это тебе.

Лист, который Патрик протянул Павлу, был с таймером, который запустился, стоило ему взять экран в руки, обратный отсчёт показывал, что остались две минуты.

— Копировать бесполезно, — предупредил капитан, — я уже пробовал, сверху вероятностный поляризатор, он даже военные объективы засвечивает, каждый раз получаются новые изображения, и идентификационный датчик наверняка настроен на тебя. Ты там видишь что-нибудь?

Павел кивнул, глядя на фотографию. На ней была запечатлена женщина лет двадцати пяти, светловолосая, в серебристом бикини, она сидела на корме яхты, глядя прямо в объектив. Над фотографией женским округлым почерком было написано:

«Лично в руки Павлу Веласкесу в пятый день Рождества 329 года, без свидетелей, с восьми до десяти часов первой трети. Не вскрывать, не копировать — встроена система самоликвидации».

— И что там?

— Женщина. Молодая и красивая.

— Всё в этом мире сводится к молодым и красивым женщинам, — Патрик криво улыбнулся. — Посмотри на надпись, Эл был уверен, что не сможет отдать тебе сам эту штуку, значит, он также знал, когда его убьют. И ещё кто-то знал, что через какое-то время среди нас появится Павел Веласкес. Смешно, правда?

— Ничего смешного нет, — Павел бросил последний взгляд на фотографию, та ярко вспыхнула, экран почернел. — Вот и всё, пропала. У тебя нет больше никаких идей, кто мог это сделать? Убить дядю Эла?

— Нет, — Патрик покачал головой, — почти никаких зацепок. Только этот странный посетитель, его потом показывали в новостях, он покончил с собой, выбросился из окна. Но когда они с отцом разговаривали, я случайно услышал имя. Мне кажется, этот человек должен что-то знать, но сейчас мне до него не добраться. Джон Маккензи.

— Конечно же не добраться, он, наверное, помер давно, — Веласкес фыркнул, — это же тот учёный, который открыл эффект Маккензи лет сто назад, он вычислил режим работы портала, который так и не заработал, если ты не в курсе, о нём даже в школе иногда рассказывают.

— Жив и очень даже здоров, сейчас бригадный генерал Сил обороны. Только он из бункера не вылезает, с моим допуском я там даже через второй периметр не пройду, а тебя на километр к базе не подпустят, — Патрик поднялся, — отец хотел, чтобы его похоронили в океане, мама скоро прилетит, и тётя Тереза, и все остальные, так что надо всё организовать. Поможешь?

4 января 335 года от Разделения, среда

Двадцать часов сна — это не так много, если в сутках их тридцать. Взять треть от одних и треть от других, и останется ещё много времени для дел. Веласкес именно так и поступил, улёгся в формально уже чужую постель с наступлением последней трети и проспал до начала второй следующего дня. Он бы и дальше лежал с закрытыми глазами, дремал и думал о чём-нибудь приятном, например, что уже почти ничего не болит, а заживление идёт гораздо быстрее, чем он предполагал, но на коммуникаторе висели несколько сообщений, и два из них были из «Ньюс».

— Ну да, я же теперь центр внимания, — Павел лениво потянулся к очкам, нацепил их на нос, смахнул предложения из банка и отчёт из больницы, со своим здоровьем он как-нибудь разберётся сам. А потом рывком сел на кровати.

Первое сообщение было от отдела кадров «Ньюс», симпатичная девушка с чёлкой и ярко-красными губами зачитала приказ о разрыве контракта и о том, что «Ньюс» отказывается от любого сотрудничества с Павлом Веласкесом, дипломированным репортёром. За уже переданные материалы «Ньюс» выплачивал сто тысяч реалов. Павел прокрутил сообщение три раза, пытаясь вникнуть в смысл — вдруг он упустил какие-то детали, прочитал присланные документы и собрался уже было позвонить Тимми, но второе сообщение было как раз от маленького индуса.

«25:00, не звони».

И дальше шёл адрес в Верхнем городе. Павел проверил его на карте, район был закрыт белым пятном, улицы изображались схематично, с номерами домов и без подробностей вроде имён хозяев недвижимости, значит, там жили люди, которые не желали, чтобы в их личную жизнь вмешивались посторонние.

Не то чтобы Веласкес был расстроен, сто тысяч — эти деньги он хорошо бы если за два года там заработал, но такое отношение компании, которая несколькими днями ранее пыталась его к себе заманить, было странным. Тем не менее напрашиваться маг не собирался, если подумать, помимо «Сегунда-Ньюс» на Параизу достаточно других медиакорпораций, которые с руками оторвут талантливого парня за двойную оплату. А с учётом того, что произошло, можно просить вообще сколько вздумается.

С этими мыслями Веласкес пошёл на кухню, где стоял старый кофейный автомат, а поскольку кровать практически в этой же кухне и находилась, сделать надо было всего несколько шагов. Он нажал кнопку, дождался сигнала, вытащил чашку из автомата, отхлебнул и вылил кофе в раковину. Если раньше автомат делал просто плохой кофе, то в этот раз получилось нечто совсем противное.

— Лю надо этой гадостью напоить, чтобы понял, как нам, людям, живётся, — сказал парень сам себе, а потом вспомнил, что фамилия убитой девушки как раз так же и звучала, и помрачнел. — Нет, надо развеяться. И узнать, что за непонятные дела творятся.

Анджей Смолски появился на пороге своего любимого бара в двух кварталах от «Фундо Политико» через четверть часа после того, как Павел послал ему сообщение. Точнее говоря, попросил бармена сделать это. Репортёр вкатился в полупустое помещение и плюхнулся на стул возле стойки.

— Где? — требовательно спросил он. — Где мой приз?

Бармен показал глазами на столик в углу, где сидел Веласкес.

— Ну ты и жук, — Анджей ничуть не расстроился, он сел на диван напротив Павла, сложил руки на животе. — Учти, это будет стоить тебе в два раза дороже.

— Рад тебя видеть, Анджей, — Веласкес махнул рукой официанту, тот подкатил тележку и начал выставлять бутылочки персикового бренди «Ликуид Мирикл» на стол. — Не думал, что ты продешевишь, и взял втройне.

Смолски неторопливо вылил содержимое одной из двенадцати бутылочек в стакан, потом добавил туда же вторую и третью.

— Двенадцать английских унций, — сказал он, — это плевок, а не порция, не знаю, что они о себе возомнили, выпуская пойло для карликов. Погоди, сейчас я выпью, а потом поговорим.

Веласкес терпеливо ждал, когда репортёр втянет в себя сто пятьдесят реалов.

— Ладно, — Смолски блаженно улыбнулся, — выкладывай, что у тебя за дело.

Услышав, что Веласкеса выгнали из «Ньюс», он нахмурился.

— Что-то тут нечисто, парень. Если ты не залез в политику. Ты ведь не залез? Погоди, есть у меня один старый приятель, с которым мы ловим рыбу в Рио-Флор, он мне кое-чего должен.

Пока Анджей разговаривал со старым приятелем, Павел успел съесть порцию вафель с клубничным сиропом и выпить две чашки нормального кофе, здесь, в баре, его варил человек, а не автомат. Заказал омлет, но его отобрал Смолски, он одновременно жевал и говорил. Разговор с невидимым собеседником плавно перешёл от рыбной ловли к какой-то девице в Тампе, которая, по-видимому, спала с ними обоими, а потом к жене и детям. И наконец, было упомянуто имя Веласкеса. Смолски выслушал своего приятеля, отключился, внимательно посмотрел на Павла.

— Ты в чёрном списке, дружок.

— И что это значит?

— Это значит, что тебя не возьмёт ни одна самая паршивая газетёнка, даже та, где шлюхи показывают свои рекламные ролики. Если ты купил бренди на последние, я отдам тебе деньги.

— Нет, не нужно.

— Да, я слышал, ты обзавёлся яхтой с капитаном-китайцем и вертолётом с двумя стюардессами-близняшками, — Анджей добил омлет и принялся за кофе, ему принесли литровую кружку, туда пошла ещё одна порция бренди. — Ты всегда умел падать на четыре лапы, Веласкес, такой у тебя талант. Но в этот раз явно что-то пошло не так, не знаю, что ты сделал, точнее, и приятель мой не знает, теперь ты экскомьюникадо. По-простому — отверженный. Пока метку не снимут, о работе забудь. Нет, в забегаловке вроде этой тебе всегда будут рады всучить швабру и тряпку, но если решишь заняться чем-то более серьёзным, могут быть проблемы, по крайней мере на территории протекторатов — точно.

— А на Свободных территориях?

— Там всем плевать, есть у тебя метки или нет, или ты вообще беглый преступник. Пока ты не нагадил Силам обороны или местным полицейским, бояться нечего. Вот помню, был у меня случай, подрался я с одним парнем, у которого брат работал в полиции…

Веласкес, который эту историю слышал много раз, без слов пододвинул к себе половину оставшихся бутылочек.

— Ладно, ладно, в следующий раз расскажу.

— Так кто раздаёт эти метки?

— Мне откуда знать, — Анджей высосал остатки кофе, торопливо рассовал бутылочки с бренди по карманам, чтобы у Веласкеса не было соблазна их оставить себе, тяжело поднялся, — рад был тебя видеть, Павел. Когда всё образуется, и я тебе понадоблюсь, зови, у «Мирикал Брюэрс» есть отличный фрамбуаз.

Маг подождал, пока Смолски уйдёт, открыл базу вакантных мест в Нижнем городе и выслал в несколько мест заявку о работе, просто чтобы проверить. Ответы пришли практически мгновенно: компании, которым он написал, в данный момент не искали работников и не собирались этого делать в ближайшее время.

— Значит, не судьба, — подытожил поиски Павел. — Стану фермером.

Для того чтобы попасть в Верхний город, ему пришлось воспользоваться временным пропуском, полученным в больнице, даже с ним мага пускать не хотели, промариновали на въезде минут десять.

— Постарайтесь вернуться до полуночи, — полицейский, оформлявший допуск, разблокировал на коммуникаторе экстренный канал, — жители столицы не любят, когда по улицам разъезжают по ночам.

— И давно это у них? — Павел приложил браслет к считывателю, получил ответ от центра данных Службы контроля. — Что будет, когда ваш капитан станет и нашим капитаном?

— Лучше тебе оказаться в это время в другом месте, — посоветовал ему второй патрульный. — Капитан Гомеш вас, колдунов, терпеть не может. Уж не знаем, что делать, мэр-то говорит, что вы такие же граждане, и, если что, можете подать жалобу судье.

— Не собираюсь я это делать, — успокоил их Веласкес. — У вас своя работа, у меня своя, мы же с вами не большие начальники, чтобы гадить друг другу.

— Верно, — патрульный вернул комм, — и всё равно, не задерживайся, у нас в два часа первой трети другая смена заступает, там сержант — та ещё сволочь, у неё с магами проблемы личного характера. Понимаю, что дело молодое, уж как-нибудь в шесть часов уложись.

— Постараюсь, — пообещал Павел.

По указанному в сообщении адресу в глубине небольшого участка, засаженного деревьями, стоял двухэтажный особняк с панорамными окнами, подъезд к нему закрывали высокий кованый забор и такие же ворота, впрочем, они открылись, стоило мотоциклу остановиться перед камерами. От ворот до центрального входа шла подъездная дорога, возле дома стояли две машины — синий кабриолет и чёрный микроавтобус. Охрану видно не было, правда, возникло чувство, что кто-то смотрит на Павла через прицел, но оно почти сразу пропало, стоило ему подняться по ступеням.

Дверь распахнулась, Веласкес прошёл в огромный холл, выложенный разноцветным мрамором. Широкая лестница, устланная ковром, вела на второй этаж. На нижних ступенях стояла глава пятого канала «Ньюс» Мишель Ортега. Она была одета в розовый пенюар, который почти ничего не скрывал.

— Я думал, это засранец Коллинз решил извиниться, — вместо приветствия сказал ей Павел.

Мишель не двинулась с места.

— В этом доме, — сказала она, — я принимаю мужчин, в которых заинтересована, так что Коллинза ты тут не увидишь.

— Это его проблемы. Может быть, сначала выпьем, — предложил Веласкес, — ты, конечно, привлекательная и чертовски сексуальная, но мы должны хотя бы поближе узнать друг друга, прежде чем пойдём наверх. Или мы сразу наверх? Да?

Женщина ему подмигнула и не торопясь начала подниматься по лестнице, стройный зад покачивался из стороны в сторону, сильные икры слегка напрягались, когда вес тела переносился с одной ноги на другую, узкую спину она держала прямо, на одной линии с изящной шеей. Павел немного приотстал, чтобы полюбоваться роскошной фигурой бывшей начальницы, и, когда зашёл в отделанную розовым и золотым спальню, Мишель стояла у окна.

В спальне кроме них был и третий человек, смуглый старик, одетый в тёмно-синий костюм и белоснежную рубашку, сидел в кресле в затенённом углу, положив руки на трость с набалдашником из обточенного синего камня.

Павел усмехнулся, в спектакль с полураздетой начальницей он с самого начала не очень-то верил.

— Повертела задницей перед камерами? — спросил старик. Голос у него был скрипучий и неприятный. — Теперь иди отсюда, а мы с молодым человеком побеседуем. Давай, Веласкес, бери стул, садись ко мне поближе, уважь старика, мне, знаешь ли, трудно говорить громко.

Он показал глазами на табуретку с розовым мягким верхом.

Веласкес подтащил табуретку к креслу, уселся напротив. Мишель исчезла за небольшой дверцей, ведущей куда-то в глубину покоев.

— Мне сто семнадцать лет, — старик вздохнул, — возраст, парень, это такая неприятная штука, когда не знаешь, сколько осталось до встречи с Создателем, но точно знаешь, что немного. Ты веришь в Бога или в того, который всё это создал?

— Да, — ответил Павел. — Надо было постараться, чтобы выдумать людей, природа, она бы не смогла.

Старик рассмеялся.

— Ты ведь меня узнал?

— Конечно, сеньор Ортега, — Веласкес кивнул. — Когда я устраивался в «Ньюс», то просмотрел сведения о всех начальниках и уж самого главного не мог не заметить.

— Умный мальчик. Не стараешься произвести впечатление, Фрида была права насчёт тебя, — Игнасио Ортега говорил очень тихо, но Павел прекрасно его слышал, увеличив чувствительность слуховых нервов. Может быть, на треть, большего он пока не мог, но этого было достаточно. — Мы с мисс Каплан были хорошими друзьями, знаешь ли, одно время я даже подумывал, не жениться ли мне на ней, но её родители были против. Старые дураки, мы были бы отличной парой. Но это дела прошлые. А сегодня мне позвонил один молодой человек, мы с ним по старой памяти иногда ездим рыбачить на Саус-Лейк, и спросил про тебя.

— Экскомьюникадо. Он так сказал, точнее, вы ему сказали. Только я не понимаю, что произошло.

— Иногда так бывает, что кем-то начинают интересоваться слишком серьёзные люди. Семьи, департамент безопасности или Силы обороны, метка — она ставится не навсегда, она означает, что с тобой есть проблемы, в которые никто не захочет влезать, и когда эти проблемы исчезнут, ты снова будешь желанным гостем, работником и так далее, если останешься жив.

— Мной заинтересовался кто-то из Семей? — осторожно спросил Павел.

— Нет, — Игнасио пожевал губами, на самом деле чувствовал он себя лучше, чем выглядел, это маг мог определить безошибочно, — тобой, сынок, заинтересовались Служба контроля и Бюро. Особенно Служба контроля, это ведь такая полиция для магов, не так ли? Я был против того, чтобы ты у нас работал. Знаешь, почему я не люблю колдунов?

— Нет.

— У меня была сводная сестра, хорошая девочка, ненамного моложе меня, — видно было, что воспоминания Ортеге не очень приятны, — и она влюбилась в мага, точнее говоря, это я их познакомил. У них всё было хорошо, родилась дочка, они купили отличный дом на побережье. Мы ведь из простой семьи, для нас собственный дом был роскошью, показателем успеха. А потом этот маг попал в аварию, ехал на мотоцикле, и ему почти оторвало кисть. Догадываешься, что было потом?

— Он уронил браслет, а потом надел снова, — предположил Веласкес. — И никому не сказал.

— Именно так и было. Когда всё уже случилось, нашли запись с камеры, этот паршивец натянул безделушку, словно ничего не произошло. Несколько месяцев он был нормальным человеком, а потом буквально за день съехал с катушек. Не буду рассказывать тебе, что он сделал с сестрой, не хочу это вспоминать. Он сделал это только потому, что она улыбнулась соседу, просто улыбнулась, ничего больше, — Игнасио на секунду замолчал, — Я был готов рвать эту мразь голыми руками, а потом — вообще всех эсперов, так вас тогда называли, но не успел, ребята из Сил обороны размозжили ему череп. Тварь даже помучиться не успела, умер слишком быстро и легко.

Конец ознакомительного фрагмента.