Было… Не было… Рассказы о юности…

Андрей Николаевич Иванов

Вторая книга о приключениях Андрейки и его друзей. Они выросли, но все так же постоянно попадают в забавные ситуации.Приключения продолжаются…

Варёнка

Дождливый вечер резко оборвал хмурый ноябрьский день и теперь лениво переползал в промозглую моросящую ночь.

Димка остался ночевать у меня, чтобы не шлепать домой по лужам. Мои родители не против, его тоже.

Мы заперлись в моей комнате и слушаем музыку.

Из динамика старенькой радиолы «Урал» с тихим потрескиванием играет «Модерн Токинг».

Настольная лампа с красным абажуром стоит на тумбочке возле кровати. Тут же лежит книга «Двенадцать стульев». Я перечитываю ее второй раз подряд.

Я, как хозяин, уступил Димке свою кровать, а для себя на полу соорудил ложе из подушек от софы.

Димка водит пальцем по терморегулятору лампы, от этого свет становится то ярче, то тусклее.

На стуле лежат мои новые джинсы «Horse shoes», привезенные мамой из Болгарии.

— А давай из твоих джинсов варенку сделаем? — вдруг предлагает Димка

— Давай лучше из твоих? — делаю я встречное предложение.

— У меня не джинсы, — морщит нос мой друг, — у меня техасы. Фигня — фигней. Из них и варенка стрёмная получится. Давай из твоих?

— Не, чего-то неохота, — вяло отнекиваюсь я

— Зря! — Димка свешивается с кровати и смотрит на меня, — Мне Валёк рассказал, как это сделать, ничего сложного. Хлорка, уксус и кипяток.

— Не хочу, — меня уже клонит в сон, и поэтому я хочу, чтобы Димка отстал от меня со своей глупой идеей сварить мои новые джинсы.

— Давай, сварим! — не отстает он, — Штаны выйдут отпад! Таких ни у кого на поселке не будет!

— Таких и так ни у кого нет, — зевая отвечаю я, — Все, гаси свет!

Димка обижено бьет пальцем по терморегулятору, свет гаснет.

Пластинка заканчивается, иголка, похрюкивая, трется о бумажный круг. Вставать лень, я дотягиваюсь рукой до провода и выдергиваю вилку из розетки.

— Ты все же подумай, — доносится сквозь сон Димкин голос.

Утром нас будит папа. У него сегодня выходной, и он возится на кухне. Готовит легкий завтрак: хлеб с маслом, копченая колбаса, кофе.

Точнее, папа будит лишь меня. Димка накрывает голову подушкой и что-то невнятно бормочет.

— Пусть еще поспит, — решаю я и плетусь умываться.

Спать хочется так, что кажется спал бы стоя, если бы разрешили.

Брызгаю в лицо холодной водой, выдавливаю немного пасты «Поморин» на зубную щетку. Паста жидкая, пока несу щетку ко рту, она почти вся падает в раковину. Новую выдавливать лень, чищу зубы тем, что осталось.

Возвращаюсь в комнату, пытаюсь разбудить друга. Тот машет кулаками и матом говорит, куда мне надо пойти.

Это уже слишком! Резко стаскиваю его с кровати на пол.

Димка вскакивает, открывает глаза и растерянно озирается по сторонам. Долго разглядывает плакат с Арнольдом Шварценеггером, висящий на стене. Потом переводит взгляд на меня. Щурит глаза и морщит нос. Наконец, осознает кто он и где он.

— Запарил ты, — Димка натягивает носки, — Что нельзя было нормально разбудить?

— Так ведь будил! — оправдываюсь я.

— Значит, плохо будил!

Мы съедаем по два бутерброда, выпиваем кофе и идем в школу.

Димка сонный и неразговорчивый. По дороге он забегает домой, берет дипломат.

Я знаю, что там, в лучшем случае, одна общая тетрадка на все случаи жизни и ручка, которая скорей всего не пишет.

Так и есть: звенит звонок, первый урок алгебра — самостоятельная работа. Пишем в специальных тетрадках.

Димка пытается расписать свою ручку. Яростно трясет ее, откручивает колпачок, рассматривает стержень на свет, дует в него. Снова пытается писать. Ручка не пишет.

— А есть у кого нибудь запасная ручка? — растерянно спрашивает он.

Все молчат. Даже те, у кого есть запасная ручка. Знают, что как только окончится урок, Димка сразу же забудет о ручке и о том, что ее нужно вернуть.

— Есть у кого-нибудь запасная ручка? — повторяет Димка, — Что, ни у кого нет? Дайте, пожалуйста!

Катька — самая сердобольная в классе, тяжело вздыхает и достает из пенала белую пластмассовую ручку с колпачком, похожим на патрон. Протягивает ручку Димке. Улыбается.

— Спасибо, — безразлично говорит Димка и принимается быстро что-то писать в тетрадке.

Димка очень умный и очень ленивый. Мог бы быть круглым отличником, а не вылезает из троечников. Домашнее задание делает в школе на переменах перед уроками. Если успевает.

Через пятнадцать минут сдает выполненное задание, и принимается рисовать в своей универсальной тетрадке.

Я никак не могу решить задачу.

— Дай какой-нибудь учебник! — шепчет он мне в ухо.

Стараясь не отвлекаться от задачи, протягиваю ему дипломат, вижу, что он вытаскивает учебник литературы.

Успеваю все решить перед самым звонком, не уверен, что правильно. Сдаю тетрадь.

Димка выходит из класса.

Учебник лежит на парте. Я листаю его и вижу, что из Гоголя мой друг сделал вполне приличного Д’Артаньяна со шляпой на голове, а Льву Толстому нарисовал круглые очки и длинные волосы, отчего классик отечественной литературы стал одновременно похож на престарелого хиппи и на кота Базилио.

— Где моя ручка? — Катька нависает на до мной и уходить не собирается.

— Я откуда знаю, где твоя ручка? — возмущаюсь я, — Ты ее мне давала? Нет! Какие ко мне вопросы?

Катька чуть не плачет. Я наклоняюсь и вижу, что ручка лежит на полу под столом. Поднимаю и отдаю ее хныкающей Катьке.

За все восемь с половиной лет, что я ее знаю, Катька ни капли не изменилась. Чуть что, сразу ревет.

Катька вырывает ручку у меня из рук и, не поблагодарив уходит.

Словно это я брал у нее эту ручку, а потом не отдал.

Вот так и делай людям добро!

Следующий урок — литература. Димка раскрывает мой учебник и, улыбаясь, показывает пальцем сначала на Гоголя — д’Артаньяна, затем на хипповатого Толстого. Я делаю вид что мне смешно, а в душе клянусь при первом удобном случае изрисовать ему все учебники.

Галина Антоновна, наш учитель литературы, что-то рассказывает о Пушкине. Я читаю «Двенадцать стульев», Димка ерзает на стуле без дела.

— Какой следующий урок? — спрашивает он, толкая меня кулаком в бок.

— Биология, — отвечаю, не отрываясь от чтения.

Димка лезет в свой дипломат и к моему удивлению достает учебник биологии.

— Что нам задали? — снова толкает меня кулаком в бок.

Я не отвечаю, продолжаю читать. Димка толкает кулаком в спину сидящую перед ним Катьку.

— Что по биологии задали? — шепотом спрашивает он, когда Катька возмущенно тряхнув косичками поворачивается к нему.

Катька заглядывает в свой дневник, который аккуратно лежит на краю стола и сообщает Димке номера параграфов, заданных на дом.

Он открывает учебник и углубляется в чтение, смешно шевеля при этом губами.

Через десять минут Димка снова начинает ерзать на стуле, перебирать ногами и в конце концов поднимает руку:

— Можно выйти? — спрашивает он Галину Антоновну, а мне сообщает, — На перемене стакан сметаны в буфете съел, зря, наверно. Несвежая скорей всего, чего-то живот крутит.

— Выходи уж! — разрешает учительница, и Димка под смешки одноклассников пулей вылетает из класса.

На парте лежит раскрытый учебник биологии. Такой шанс упускать нельзя.

В течении нескольких минут я пририсовываю скелету электрогитару и прическу как у Валерия Леонтьева, а из человекообразной обезьяны делаю вполне приличного эсесовца со шмайсером в одной руке и гранатой в другой. На руке у обезьяны красуется повязка со свастикой, на голове — каска с рогами.

Спешно ищу фотографию какого-нибудь ученого, чтобы сделать из него фюрера. Нет ничего проще этого. Надо просто нарисовать косую челку и под носом маленькие усики.

Не успеваю. Димка возвращается. Я показываю ему свои художества и смеюсь. Но моему другу почему-то не смешно.

— Запарил! — он вырывает учебник из моих рук и прячет его в дипломат.

После уроков, не спеша, идем домой. У Димкиного дома останавливаемся.

— Ну, что не надумал варенку сделать? — спрашивает Димка.

— Слушай! — я начинаю злится, — Отстань от меня со своей варенкой! Купи себе джинсы и вари их сколько тебе влезет!

— Да ладно, все, больше не буду приставать! — примирительно говорит Димка, — Просто интересно попробовать. Вон Валёк говорит — ничего сложного.

— А чего же твой Валёк свои джинсы не сварит? — язвительно спрашиваю я, памятуя, что Димкин сосед десятиклассник Витек щеголяет в новеньких «левайсах» и, судя по всему, варить их не собирается.

— Он говорит, что продать их хочет, — Димка громко чихает, — Все, я пошел домой, а то уже, наверно простыл. Я вечером к тебе зайду, ладно?

— Заходи, — я продолжаю свой путь домой в одиночестве. Размышляю по дороге о том, на чем бы потренироваться в изготовлении варенки.

Возле двора стоит машина, значит, папа куда то ездил. Может на Украину за колбасой и вкусными тортами «Прага»?

Хорошо если так.

— Па! — кричу прямо с порога, — Ты куда ездил?

— На шахту, за спецовкой.

На стуле стопка одежды: белые рубашка, кальсоны, темно серые штаны и куртка.

— Все не было времени получить, — папа берет штаны в руки и рассматривает, — Вот материал, сносу не будет! Куда там твоим джинсам.

— Постой! Постой! — я беру в руки куртку. Действительно, материал отдалено напоминает джинсу. Ведь и сами джинсы ни что иное, как спецовка американских рабочих и ковбоев.

А что если на этой спецовке и потренироваться?

— Па, а у тебя есть ещё куртка и штаны?

— Есть, — папа удивлённо смотрит на меня, — Зачем тебе?

— Хочу попробовать варенку сделать, — честно признаюсь я, — Дашь? А я тебе потом верну. На шахте ни у кого не будет такой спецовки!

— Ну, бери эту, — папа усмехается, — посмотрим, что у тебя получится.

— Спасибо, па!

Я бегу к Димке, ведь только он знает, как надо правильно делать варенку.

Димка слушает меня без особого энтузиазма, но соглашается на эксперимент.

— Лучше бы, конечно, твои джинсы сварить, — ворчит он.

Варку решаем проводить у Димки завтра, пока его родители на работе.

Школу, соответственно решаем прогулять.

Утром делаю вид, что иду в школу, выхожу из дома и направляюсь к другу.

Штаны и куртку принес ещё вчера.

Димка открывает дверь и жестом приглашает идти за ним на кухню.

На плите огромная кастрюля, в такой мой дедушка варит кашу поросятам.

Вода в кастрюле бурлит сотней водоворотов. Душно.

— Надо робу подготовить! — поучает Димка.

Вяжем узлами рукава и штанины. Там, где не получается завязать узел, скручиваем материю и перевязываем толстыми нитками. Дедушка такими прошивает обувь.

Высыпаем в кастрюлю три пакета хлорки, от испарений становится трудно дышать.

— Мало, наверно, — Димка чешет затылок и морщит нос. Идёт в ванную и приносит какой-то флакон.

— Это «Белизна» — жидкая хлорка, — поясняет он и выливает весь флакон в кастрюлю, — Валёк сказал, что хлорки жалеть не надо.

Меня терзают смутные сомнения в правильности наших действий, и я очень рад, что в эксперименте не участвуют мои джинсы.

Димка продолжает колдовать над кастрюлей: льет туда уксус из бутылки, потом сыплет соль.

— Зачем соль? — спрашиваю я и, высунув голову в форточку делаю несколько глотков свежего туманного воздуха.

— Точно не знаю, — отвечает мой друг, перемешивая воду в кастрюле большими деревянными щипцами, — Думаю, что не помешает.

Мы опускаем одежду в кипящую воду, умудряемся при этом ошпарить себе руки. Ругаемся по-взрослому — матом. Выходим на балкон — отдышаться. Снова идёт мелкий противный дождь.

— Надо всё время перемешивать, — Димка ныряет в хлористый туман, полностью заполнивший кухню.

Делаю последний большой глоток воздуха, закрываю глаза и отчаянно следую за другом.

Врезаюсь ему в спину, он в это время ковыряется щипцами в кастрюле.

Нецензурная брань даёт понять, что он снова ошпарился.

— Извини, — говорю я, и тут же меня начинает душить жуткий кашель. Мне кажется, что мои лёгкие выворачивает наизнанку.

Димка кроет меня матом и почему-то не кашляет.

Оба выбегаем на балкон.

— А сколько ещё варить? — спрашиваю моего всезнающего друга, перестав кашляет.

— Валёк говорил не меньше четырех часов, — Димка дует на покрасневшие пальцы правой руки.

Я смотрю на часы, мы варим от силы минут двадцать. Блин! В таком темпе через пару часов мы станем полными инвалидами.

— Давай не будем так часто перемешивать? — прошу я своего технического руководителя.

— Давай! — с азартом соглашается он и снова дует на пальцы.

Мы плотно закрываем дверь в кухню, идем в Димкину комнату. Валяемся на диване и слушаем музыку.

Через час наше терпение заканчивается.

— Может хватит? — робко спрашиваю я великого изготовителя варенок.

— Наверно, хватит, — соглашается мой друг, — Запарился ждать уже, пойдем посмотрим.

Из-под кухонной двери ползут струйки пара и запах, от которого сразу хочется выпрыгнуть в окно.

Набираем полные легкие воздуха и, ворвавшись в кухню быстро снимаем кастрюлю с плиты. Тащим ее в ванную. Снова обжигаем пальцы о горячие ручки. Хотя вскоре замечаю, что обжигаю пальцы только я. Хитрый Димка обмотал ручку вафельным полотенцем.

Переворачиваем кастрюлю и выливаем воду в ванну, следом шлепается варенка, обдав нас фонтаном горячих брызг.

Снова кашляю от запаха хлорки, Димка не кашляет, только ругается. И опять нецензурно.

Открываем холодную воду, чтобы быстрей остудить продукт нашего эксперимента. Но ткань остывает очень долго. Снова, обжигая пальцы развязываем узлы и рассматриваем, что же у нас вышло.

— Очень симпатично! — смеется Димка, — Будет твой отец на шахте самый модный!

Я радуюсь, что не позволил сварить свои джинсы.

Штаны стали серо-буро-покарябанного цвета, с грязными белыми разводами на коленях и на поясе. Куртка приобрела такую же неповторимую окраску. На всю спину растеклось большое пятно, своими очертаниями напоминающее Советский Союз, как его изображают на контурных картах мира. Рукава выглядят так, словно по ним водили белильной щеткой, измазанной в побелке.

— Не думаю, что папа захочет в этом ходить, — говорю я, разглаживая остывающую ткань.

Димка открывает все окна, чтобы к приходу родителей выветрился запах хлорки.

Папа долго рассматривает штаны, потом так же долго куртку.

— А что, нормально вышло, — наконец говорит он, — Завтра на работу одену. Все равно в шахте через полчаса все черным станет.

Вечером приходит Димка. Под мышкой он держит какой-то сверток.

— Тебя что родители из дома выгнали? — шучу я, кивая на сверток.

— Не, выгнать не выгнали, — морщит нос мой друг, — но весь мозг вынесли за тот бардак, что мы оставили.

— Мы же вроде бы все убрали! — сомневаясь в своих словах, говорю я.

— Я тоже так думал! — смеется Димка, — Да ладно, покричат и перестанут. Я сказал, что к тебе с ночевкой. Пустишь?

— Пущу, конечно! — с кислой миной отвечаю я, в предвкушении очередной ночевки на полу.

— Меня Валёк научил, как шмотки красить можно! — глаза у моего друга загораются, как два маленьких фонарика, — Я уже и краситель анилиновый купил. Две таблетки. Давай завтра, когда твои на работу уйдут, мои техасы покрасим? Валёк сказал, что от «левайсов» не отличишь! У тебя же есть большая кастрюля?

За окном дождливая осенняя ночь медленно, с садистским наслаждением душит ленивый ноябрьский вечер. В динамике старенькой радиолы «Урал» похрюкивает «Модерн Токинг».

Димка храпит на моей уютной кровати.

Я ворочаюсь на неудобном ложе из подушек от софы и думаю, как бы отмазаться от покраски старых Димкиных штанов на моей кухне, в моей кастрюле…