Дьявол по мелочам

Андрей Мухлынин

Виктор никогда не сомневался, что люди не меняются. Они вырастают, становятся умнее или глупее, меняют маски, но суть остается той же. Однако теперь, когда он больше не один, верить в это становится всё сложнее. Кто-то распространяет в городе "Акцессию" – свитки, дающие своим владельцам частичку дьявольских сил. Кто-то открывает портал в иной мир. Кто-то выпускает на волю древнее зло. Кто-то хочет, чтобы всё покатилось в тартарары. Сможет ли Виктор остановить это? Не слишком ли рано он изменился? Сумеет ли он найти союзников среди врагов? Ад объявил сезон охоты на Виктора Теслу.

Глава 3

Скрипнула тяжёлая дверь подъезда, и комок густой бурой шерсти — не больше футбольного мяча — дремавший в тёмном углу, встрепенулся.

— Здоров, Хозяин, — махнул рукой я. — Нинель дома?

Домовой фыркнул и отвернулся.

— Ходит и ходит, — совсем как сварливая консьержка проворчал он. — Ходит и ходит… Знаю, чего ходит! Зна-аю! Вот принесёт девка человечиша в подоле, я вам!..

— Я по делу.

— Знаем мы ваши дела! Только попробуй обидеть!

— Да она сама кого хочешь обидит, — буркнул я себе под нос.

Второй такой же комок выкатился из-за приоткрытой подвальной двери. Домовиха прикрикнула на своего старика, а затем… выглядело это так, будто один шерстяной комок дал затрещину другому шерстяному комку — странно и неуклюже.

Воспользовавшись начавшейся перебранкой, я стал потихоньку пробираться к лестнице. Заметив это, домовиха строго приказала:

— Ранетого положь! Никуда он не деется, а у меня там полы помыты!

Повисший на моём плече мужчина приподнял голову и еле слышно застонал. Демонстративно поморщившись, я усадил его к стене и, попросив домовых присмотреть, рванул наверх. Они в целом неплохие ребята, хотя и привыкли настаивать на своём с натиском взбесившегося асфальтоукладчика. Они никогда не будут причинять неудобства без веской на то причины. «Веские причины», правда, варьируются от немного странных до совершенно идиотских. Например, домовой может обидеться на невовремя приготовленный ужин, неправильно сложенную одежду или даже подметённый в его любимом месте пол. И всё же с ним всегда можно договориться, поставив в какой-нибудь укромный угол миску молока с парой ложек мёда. Довольный дух будет служить верой и правдой, незаметно подсказывая и помогая. Говорят, какой бы ветхой ни была постройка, поселившийся там домашний дух способен превратить её в настоящий дом.

Или жестоко убить жильцов, разорвав их на части и протащив ещё дёргающиеся кровавые ошмётки в старый дымоход.

Всякое бывает.

Поднявшись на второй этаж, я вошёл в нужную квартиру. Двери не запирались, ведь Хозяева служили лучшими замками — при них ни одна посторонняя тварь не пересечёт порога. По крайней мере, целиком.

А если и пересечёт, то обнаружит нечто пострашнее разъярённых домашних духов — Нинель.

У этой женщины скверный характер, и на первый взгляд она может показаться взбалмошной и безрассудной, однако достаточно увидеть, как содержится её дом, чтобы понять, насколько это впечатление обманчиво. Идеальный порядок в окружении, мыслях и действиях помогли ей без малого тридцать лет выживать в непрекращающемся кошмаре. Нинель — обменыш, ребёнок, унесённый нечистью на Обратную сторону и выросший там. Большую часть сознательной жизни она провела в семье домового, где приучилась к порядку во всём. Правда, это же придало ей некоторой жестокости, граничащей порой с садизмом.

Меня насторожила царившая в квартире тишина. Если бы Нинель куда-то ушла, мне бы об этом сказали. Если бы она куда-то уходила, мы бы с ней встретились. Если бы у неё возникли какие-то проблемы, то это быстро стало бы проблемами самих проблем. Что-то здесь было не так. Я неслышно проскользнул через коридор и юркнул во вторую комнату слева.

Не прошло и секунды, как кто-то с силой ударил меня под правое колено, а затем несколькими отработанными движениями развернул и повалил на пол.

Женщина двигалась в разы быстрее, чем можно было уследить. Усевшись мне на живот, она прижала моё горло локтем и, почти вплотную приблизив лицо, процедила сквозь зубы:

— Ты где шарахался, четырёхглазый? Теряешь форму. Будь на моём месте кто другой, твоя оторванная башка уже валялась бы в углу.

Я принюхался.

— Это что, духи? Ждала?

Нинель фыркнула и отпустила меня.

— Больно много чести.

— Брось. И вовсе не шарахался, а… был занят конспирацией, — проговорил я, потирая шею. — Кстати, информация подтвердилась.

— Да?

— Там действительно был призрак, знавший моё имя. Очень странный призрак. Похож на демона, хотя после них призраков никогда не остаётся. Но не это важно. Он сказал, что кто-то идёт за мной.

— Хотел предупредить?

— Скорее, припугнуть. Намекнул, что помимо него есть и другие. Я собирался затаиться на некоторое время, но…

— Но алчность, как всегда, победила, — мрачно закончила Нинель. — Как же иначе.

— Типа того. Ты и сама могла бы, кстати, заглянуть, если так беспокоилась.

Женщина прошлась по комнате; прошуршали её широкие джинсы, звякнули пуговицы на накладных карманах. Она подняла слетевшую резинку и наскоро собрала растрепавшиеся тёмные волосы в короткий хвост.

— На Обратной стороне стало неспокойно, — сказала наконец Нинель. — Тоже стараюсь не высовываться без причин.

— Правда? — посмотрев на неё снизу вверх, я встал и потянулся. — А раньше тут был, типа, санаторий, да?

— Появились люди… и не только, которые могут создавать дополнительные части тела. Думаю, тебе это знакомо.

Я вздрогнул. Мне это заклинание было более чем знакомо — свитки акцессии, позволяющие своим обладателям присоединять, а точнее, выращивать в собственном теле демонические органы. Об этих свитках известно немногое, причём всё больше их минусы. Создатель свитков — обезумевший маг Калиостро — не успел закончить заклинание акцессии, поэтому оно состоит из сплошных недостатков. Это и ограниченное время действия, и довольно высокие требования к уровню магии носителя, и ещё много-много всего. Что, впрочем, не мешало свиткам пользоваться популярностью в определённых кругах. Лишь одна их особенность считается скорее достоинством — неповторимость каждого свитка. Текст заклинания прижигается к коже, буквально сливаясь с ней, и единственный способ забрать после этого свиток — убить прежнего носителя. Быть может, существует и какой-то другой способ, но при всей популярности за детальное изучение акцессии брались единицы, и удивляться здесь нечему. На самом деле, чтобы зажечь свет, вам не нужно знать о природе электричества. Вам нет дела до того, как сильно нагревается нить лампы или как электроны движутся в полупроводнике, создавая свечение. Набирая ванну, вы не задумываетесь, как отливался чугун, и не повторяете про себя законы сообщающихся сосудов. И вам, скорее всего, плевать на то, каким образом съеденное пирожное превратится в калории. То же самое и в магии — нас не волнует, как действуют те или иные заклинания. Главное, что они вообще действуют, а по какому принципу это происходит — дело десятое.

Один из таких свитков — «Акцессия Алаэ» принадлежит мне. И мне же было прекрасно известно, в каком мире можно их достать.

— Значит, они и впрямь уже пришли, — задумчиво проговорил я. — Из самого Ада.

— Ад? — Нинель усмехнулась. — Ад тут ни при чём. Эти парни местные — я проследила за ними. Обычные обменыши. Наглые и злобные, как все, кого украли черти. Днём их можно найти в одной дыре. Даже могу сказать, где… только, знаешь, я благотворительностью не занимаюсь.

— И чего ты хочешь взамен?

— Ну, я должна подумать.

— Договорились.

Нинель несколько раз моргнула, глядя на меня и пытаясь сообразить, в чём только что просчиталась. Затем она скрестила руки на груди и решительно заявила:

— Я не участвую в твоих аферах.

На моём лице расползлась довольная ухмылка.

— Разумеется, нет. Но внизу есть раненый, за которым нужно присмотреть.

— Раненый?

— Да. И это… Скажи, ты знаешь, как найти чьего-нибудь Проводника?

— Если бы это было так легко, то на Обратную сторону уже экскурсии водили.

— И нет другого способа выйти отсюда?

Она покачала головой.

— Если только у тебя есть ещё пара богов в долгу.

Это могло бы решить проблему. В прошлом году мне довелось оказать небольшую услугу богу смерти, оплатой тогда стала свобода Нинель. Как любой обменыш, она целиком и полностью принадлежала той нечисти, что её похитила, а Смерть, как оказалось, в любой своей разновидности — влиятельная особа.

Однако сейчас у меня не было такой роскоши, как исполнение любого желания. Нужно было что-то придумывать самому.

— Попрошу Хозяев присмотреть за ним, — сдалась Нинель. — Но учти, у твоего «раненого» не так много времени — дня три. Я постараюсь проследить, чтобы он ничего не слопал и не застрял здесь навсегда.

— Хорошо, — немного замявшись, я добавил: — Только пусть присматривают домовые. А ты проследи.

Она изогнула бровь и едва заметно усмехнулась, но не стала это комментировать.

* * *

Место, где, по словам Нинель, обосновались обладатели акцессии, действительно заслуживало звания дыры. Одноэтажная халупа из кирпича-сырца рассыпалась от времени и покрывавший её грязи. Железная крыша давно проржавела и прохудилась, а на стенах виднелись бурые пятна, слишком уж похожие на засохшую кровь. Кроме того, развалюха стояла на перекрёстке узкой дороги и железнодорожных путей, а где перекрёсток, там и черти.

Нехорошая, непредсказуемая компания.

— «Гриб и Тухляк», — повторил я, чтобы ничего не перепутать. — Это что, ментовской сериал из девяностых?

Плотно закрытая дверь подалась с трудом, выпустив наружу клубы едкого махорочного дыма. Внутри помещение было похоже на заплёванную «наливайку», где собираются те, кому уже всё равно что, где, и с кем пить. Пара тусклых ламп под потолком едва освещали несколько круглых пластиковых столов, заваленных окурками и пустыми бутылками. На одном из этих столов спало что-то бесформенное. Непонятное существо в фартуке — официант, как я понял, — оторвалось от вытирания рук об этот самый фартук и уставилось на меня.

— Мне нужны Тухляк или Гриб, — громко и отчётливо сказал я, садясь за ближайший к выходу стол.

Не прошло и секунды, как двое, неизвестно откуда взявшиеся, подсели рядом. Они были одеты не то в обноски, не то уже в лохмотья — признак обменянного. Голова одного из них была похожа на странно вытянувшуюся шляпку гриба, а от второго даже сквозь вонючий дым несло так, что глаза резало.

— Э-э! Любезный что-то забыл в нашей скромной обители, — развязно проговорил первый. — Или, может, он заблудился?

— А может, он хочет с нами чем-нибудь поделиться? — подхватил второй.

— Точно. Делиться — это правильно.

Я попытался придать лицу невозмутимое выражение, что не так-то просто, когда приходится бороться с рвотными позывами.

— Один рогатый болтал, что вы не простые ребята, и умеете всякие необычные штуки делать.

— Слышь, Тухляк, да мы знаменитости, — заржал тот, от которого смердило хуже, чем от помойки. Он потянул шею через стол и уперся в меня свирепым взглядом. — А любезный знает имя того, кто такое говорил?

— Предпочитаю не спрашивать имён. Меня интересует только свиток, и у кого его можно приобрести.

— С чего мы должны рассказывать такие вещи фраерку, от кого воняет смертным? — с вызовом бросил Тухляк.

То, как эти клоуны строили из себя блатных, раздражало. «А от твоего дружка воняет мёртвым», — подумал я, но вслух сказал:

— Какая разница, как от кого пахнет, если он хорошо платит.

Я вытянул перед собой руку. На ладони лежал довольно крупный, притягательно сверкающий слиток золота высшей пробы.

Гриб довольно ухмыльнулся и потянулся за слитком, но Тухляк вдруг цыкнул, и тот замер.

— Скажи, любезный, почему твоё золото… не пахнет?

Раскрытая иллюзия дрогнула и разом рассеялась. Мне оставалось только изобразить искреннее удивление.

— Клянусь, оно только что было здесь!

— Кинуть нас решил! — Гриб подскочил и стукнул кулаками по столу.

Перевернув руку ладонью вниз, я положил её на середину стола и прошептал:

— Effrego.

Стол с треском разлетелся на части. Один кусок ударил меня в грудь, едва не сбив с ног, но оно того стоило. Мои уже бывшие собеседники, не ожидавшие такого поворота, бросились в стороны, а я тем временем выскользнул наружу.

Позади, в махорочном чаду, прозвучало давно знакомое: «Акцессия Корде», — и мощный удар сорвал железные двери с петель. Следом за этим на улицу вылетел Гриб, в ярости источавший ещё большее зловоние. Его руки были объяты пламенем — второе, демоническое, сердце насыщало кровь энергией, придающей ударам силу бульдозера.

— Я тебя кровью харкать заставлю! — прорычал он.

В ответ я поднял брови и, понизив голос, проговорил, пародируя кинозлодея:

— Тогда я тебе… сердце… вырву.